Глава 2. Огонь на реке.
Спустя три недели на рейсовом пазике я возвращался в поселок при руднике. За окном кончался апрель. Грунтовая дорога то поднималась в гору, то зигзагом терялась среди покрытых густым лесом сопок. Главный врач оказался не только добрым лекарем, но и сердечным другом на все время лечения. Я поделился с ним о Владимире Ивановиче, и на другой день он уже проводил меня к телефону в своем кабинете. Как я рад был услышать голос своего товарища, и почти каждый день мы с ним говорили и вспоминали былые дни. Он действительно уже проживал в краевом доме инвалидов по причине полного отказа правой ноги, и мы с ним при последнем разговоре условились о встрече, как только я определюсь со своим дальнейшим пребыванием. Каково же было мое удивление, когда в последний день перед выпиской в палату ввалился бородатый здоровяк и сжал меня в своих объятиях:
- Это за батю! – и выложил на мою кровать плотно набитые рюкзак с мешком.
Он был полярником, и уезжал на полгода с вахтой, но по возвращению собирался забрать отца, и свести его в небольшой домик в пригороде. На прощание оставил мне номер телефона и пачку рублевок. Доктор на своем москвиче проводил меня до автовокзала, и сейчас автобус нес меня в направлении той точки на карте, где почти месяц назад, как мне казалось, случилась непредвиденная трагедия.
Найти лодку и переправиться на правый берег не составило большого труда. Вот только грузы за плечами и в руках были не так своевременны для моего ослабленного организма. Я даже не успел еще заглянуть вовнутрь, знал лишь, что там полдюжины сухпайков, да всякая одежда. Старую мне выдали постиранной и даже обновленной – к теплой куртке прилагались слегка поношенные унты и шапка, по доброй воле лечащего врача. Я приближался к территории своего зимовья с тем недобрым предчувствием, что Альфа сгинула, ожидая меня, а все мои вещи разграбили залетные.
Остатки сгоревшего зимовья пребывали на своем месте, как и сарай у кромки леса. Две непонятного вида фигуры метнулись от него к лесу, и легкий треск кустов сопроводил движение первых моих встречных на родных берегах. Все мои вещи были целы! Они лежали точно так, как будто я только вчера покинул свое убежище. Лишь у входа, на оленьей шкуре красовалось серое грязное пятно – вполне очевидное для меня собачье лежбище. Потрогал рукою – оно было еще теплым, и, выдохнув из себя комок радостных чувств, повалился рядом на пол. Значит, Альфа где – то рядом! Но почему испугалась и убежала? Смутная догадка осенила мое ликующее сознание – она встретила старого друга и увела его подальше от моих глаз. Ну, раз так, то буду готовить ей угощение! Развязал мешок, достал булку хлеба и банку тушёнки, извлек из саней алюминиевую чашку, сложил в нее еду и вышел наружу.
Протоптанная тропа уводила в лес, и я поставил чашку на ней в пяти шагах от сарая. Мое ружье и патроны были упакованы и припрятаны на самом дне саней, и сделал это перед тем, как отправиться в поселок. Первым делом извлек оружие и приставил у двери. Топор и набор ножей разложил тоже у входа – нужно все проверить и почистить, я приучил себя к этому с первых дней пребывания в тайге и считал непреложным законом. Руки тряслись от волнения вновь держать в руках столь родные для меня предметы. Даже приставил к лицу приклад и втянул в себя до боли родные запахи смазки и пороха. За таким времяпровождением не заметил появления гостей. В трех шагах от меня стояла Альфа, а чуть сзади - ее образовавшийся спутник. Мы смотрели друг на друга, не в силах выразить свои нахлынувшие чувства, но Альфа смотрела не на меня, а на мои руки, вернее на ружье. Я осторожно положил его на землю, встал, и сделал шаг вперед. Альфа попятилась назад, а ее друг издал несвойственный собачьему сословию рык.
- Альфа, это я, я вернулся, - выдавило мое сознание из себя столь важное заявление, и я опустился на колени. Альфа подползла, уткнулась носом в ладони и завиляла хвостом. Я гладил по голове свою верную спутницу, а над соснами во все стороны разносилось вселенское всепрощение – мое, что покинул надолго верного пса, и ее, что отыскала себе лучшую замену.
К полудню разыгрался ветер. Под его напорами макушки сосен сбрасывали на берег остатки прошлогодних шишек, и я зачарованно наблюдал за этим сезонным обновлением окружающего леса. Все меняется в этом мире, вот и Альфа нашла себе лучшую среду обитания, и уже не виделись мне причины обвинять ее в чем -то, да и как я мог! С утра отправлюсь вниз по реке, страница бытия в этом, столь дорогом мне, месте закрылась навсегда, еще бы духи этого берега не оставили путника и указали новое направление в неизвестность. А что будет так, что отправлюсь подальше от этих мест – сомнений не оставалось. К вечеру разобрал сарай, и все, почти подсохшие, доски сносил на пепелище. Всякую прочую и ненужную утварь также побросал на место старого зимовья – получился ворох ненужного в этих местах барахла, вполне поддающегося силе огня. На берегу поставил палатку, а нагруженные сани укрыл брезентом – на случай надвигающейся непогоды.
Лодку убрал из воды и перевернул вверх дном, не хотелось завтра вычерпывать из нее дождевую воду. Огонь взялся сразу, сухой лапник потрескивал и разбрасывал вокруг себя колючие искорки, а первые капли дождя уже отметились на ближайших валунах, и вынудили меня забраться вовнутрь палатки. Доктору обещал поберечься хотя бы месяц, до первых теплых летних дней, а там уж знал как править недуг в своем теле. В палатке было тепло, даже жарко. Свет от костра заполнял все близлежащее окружение, а в нескольких метрах поодаль мне чудились две пары глаз с огоньками внутри – как светлячки у воды, запечатленные в детской памяти… Так хотелось подняться, вылезти из палатки и позвать к себе собаку, но другое чувство боролось со мною - Альфа за месяц отвыкла от хозяина и встретила старого друга, и теперь они наверняка ожидают потомство. А что бы я с малыми поделал, когда у самого нет ни места обитания, ни сил. А их тайга прокормит, не пропадут. Языки огня озарили стоящие полукругом сосны, а косой дождь вступил в противостояние с неожиданной стихией. Кто победит в этой схватке – узнаю завтра, а теперь спать, предстоит трудный день на реке. Вот если бы еще не поднялась вода, как случилось однажды, да теплое Солнце согрело остывающий воздух!