Ахматова и Маяковский...
Два АНТИ-пода..,- АНТИ-пуда...
Но факт остаётся ФАКТИЩЕМ !!
НапоМИНАлка более для самого автора:
Информ сбор, РАЗУМеетя из инета
по крОхе-грАмма-стрОчЪкам и абзацам
не для изданий или самиздатов,
а так,- как автор ЧУВСТВует себя БОЛЪее поэтом,
то Информ-Сбор для заготовки к поэмам
о Серебрянном веке РУсской поэзии !!
За ФИО* со звёздочками,- ещё автор доработает !!
Ведь информ надо давать полно-цЕнное !!!
ПризнаЮсь и признАюсь,-
кое-что выхвАтываю от рассказов устно и при чтЕнии
моей любИмейшей ЖЕНщины-учительницы !!
Половина моих произведений,- из-за её филологичности !
ШххххххххххххххххххШ
Маяк-Маяковский любил стихи Ахматовой
и издевался не над ними, а над своими сантиментами,
с которыми не мог совладать...
АЖ: ЛУЧшее в луч шее определение этого явления !!
Когда Маяк жил ещё один и Лиля Брик приходила
к нему в гости, он встречал её словами:
" Я пришла к поэту в гости
Ровно в полдень. Воскресенье."
В то время \1920-е/ Маяк читал Ахматову каждый день.
Любимыми стихами Маяковского были также:
"Сколько просьб у любимой всегда...",
"Все как прежде, в окна столовой
бьется мелкий, метельный снег...",
"Перо задело о верх экипажа..." ("Прогулка"),
"У меня есть улыбка одна...",
"Я с тобой не стану пить вино,
потому что ты мальчишка озорной..."
Ощущение глубинной созвучности силы
..интимного переживания..,
близость судеб поэтов,
выявляющих в любви духовный потенциал личности,
определило одно из признаний Ахматовой
к своему и ОБЩЕМУ АНТИ-поду !!
По впечатлениям ближних к Ахматовой,-
в беседе с ним,- Ахматова на его слова о близости
к Маяковскому, в смысле "раскрепощения стиха",
заметила как-то кому-то:
"Не в этом сходство, а совсем в другом:
в одиночестве и "несчастной любви."
Как просто по ЖЕНски.
Хотя, конечно, этой фразой ощущение взаимосвязанности
не исчерпывалось, а лишь углублялось.
Как показывают архивные материалы,
фрагменты из незавершенной прозы, записи к "Поэме без героя",
Маяковский всю жизнь сопутствовал Ахматовой,
присутствуя в мире её творческого сознания,
она как бы невольно "примеряла" его судьбу к своей !
Незадолго до своего почивАния в мир иной,-
Анна Андреевна Ахматова
приезжала в Музей Маяковского в Гендриков переулок.
Исследователь творчества Маяковского,
в те годы сотрудник Музея, Н.В. Реформатская вспоминает:
"Разговор перешел на тему о смерти Маяковского
и трагически сложившихся в последние месяцы событиях
его личной и общественной жизни, о его конфликте с "рапповцами",
травле "Бани", "непризнанности" поэта...
Помню как Анна Андреевна проронила по этому поводу:
"Да, ему это было невыносимо" и добавила:
"мужчины этого перенести не могут, даже такой, как Маяковский,
а может быть особенно такой как Маяковский !"
В планах книг, оставленных Ахматовой, дважды упомянута "Нора",
так близкие называли последнюю любовь Маяковского,-
Веронику Витольдовну Полонскую.
Полонская была ближайшей подругой Нины Антоновны Ольшевской,
в квартире которой в Москве подолгу жила Ахматова...
Всё в мире поэтов и поэтес взаимосвязано !!
В плане неосуществленной книги "Пестрые лошадки",
в главе "Современники", Ахматова записывает:
"О. Мандельштам. Б. Пастернак.
Отречение от Блока.
Шенгели. Нора Полонская.
Нина Ольшевская.
Н. Я. Мандельштам.
Вяч. Иванов и А. Белый..."
Каждому из них будет посвящена отдельная главка.
Первые три готовы или полуготовы
(I. Смертный путь. II. Разгадка тайны. III.
Как у меня не было романа с Блоком. IV.
Неуслышанный голос. V. Невинная жертва.
VI. И все-таки победительница.
VII. Нищенка подруга").
И хотя глава о Полонской не была написана,
направление мысли Ахматовой определёно
в ее пояснении - "невинная жертва"...
Сохранившиеся в памяти современников факты
личной жизни Ахматовой и Маяковского,
записи и помЕты Ахматовой,
и наконец, её стихотворение "Маяковский в 1913 году",
посвящённое в первой публикации Нине Ольшевской,
свидетельствуют об определенной тональности отношений,
о взаимном интересе друг к другу.
По свидетельству Руфи Зерновой*, Маяковский подарил Ахматовой
портрет Велимира Хлебникова..,- своей работы !!
Ничего УДИВИТЬельного,- ведь Маяк всё-же художник !!
Ныне хранящийся в Музее Ахматовой в Фонтанном Доме.
В 1940-м широко отмечалось 10-летие со дня смерти Маяковского.
В материальном СССР самоубийц могли чтить как святых...
Маяк ещё был в фавОре 1-го красного поэта СССР
и его славили как "самого лучшего, талантливейшего поэта !"
Стихотворение ААА,- "Маяковский в 1913 году"*
несло в себе определённый полемический заряд на то поколение,
не говоря запрАвку и затрАвку для критиков и исследователей
мировой и РУСской Поэзии !!
Здесь и возвращение к году знакомства,
совпавшему с расцветом поэзии "Серебряного века",
и ощущение канунов до полноты нЕких канОнов:
"А по набережной легендарной
приближался не календарный,
настоящий двадцатый век"...",
и время действия "Поэмы без героя",
среди персонажей которой угадывается и Маяковский...
Почему угАдывается..?? Да потомУ...
Уже в январе 1962-м в отрывках "Балетного либретто",
писавшегося по мотивам "Поэмы без героя",
Ахматова создает объемную сцену маскарада,
символическую и насыщенную конкретными реалиями эпохи,
обретающими характер знаковой эмблематИчности.
Здесь и "Маскарад", поставленный Мейерхольдом,
на генеральной репетиции которого она была с Б.В. Анрепом
"И я рада или не рада,
что иду с тобой с "Маскарада"...,
и маскарад в "Бродячей собаке", чем-то напоминающий бал
у Воланда в "Мастере и Маргарите", и театр масок:
"... на этом маскараде были "все". Отказа никто не прислал.
И не написавший ещё ни одного любовного стихотворения,
но уже знаменитый Осип Мандельштам за "Пепел на левом плече"
и приехавшая из Москвы на свой "Нездешний вечер"
и всё на свете перепутавшая..,- Марина Цветаева !!
АЖ: ..А кто так сказал о МариночЪке Цветаевой ??!!!
Тень Врубеля.. Кто сказал ??!!,-
"..от него все демоны XX века, первый он сам..."
Неужели так могла вмемуАрить о нём ААА - Ахматова ??!!
Таинственный, деревенский Клюев, и заставивший звучать
по своему весь XX век великий Стравинский,
и демонический Доктор Дапертутто*,
и погружённый уже 5 лет в безнадежную скуку Блок
(трагический тенор эпохи), и пришедший, как в "Собаку",
Велимир I. И Фауст - Вячеслав Иванов,
и прибежавший своей танцующей походкой и с рукописью
под-мышкой,- Андрей Белый, и сказочная Тамара Карсавина.
И я не поручусь, что там в углу не поблескивают очки
В.В. Розанова и не клубится борода Распутина,
в глубине залы, сцены, ада (не знаю чего) временами
гремит не то горное эхо, не то голос Шаляпина.
Там же иногда пролетает не то царскосельский лебедь,
не то Анна Павлова, а уж добриковский Маяковский
наверное курит у камина... но в глубине "мертвых зеркал",
которые оживают и начинают светиться каким-то
подозрительно мутным блеском, и в их глубине одноногий
старик-шарманщик (так наряжена Судьба)
показывает всем собравшимся их будущее - их конец.
Последний танец Нижинского, уход Мейерхольда.
Нет только того, кто непременно должен быть, и не только быть,
но и стоять на площадке и встречать гостей... А еще:
"Мы выпить должны за того,
Кого еще с нами нет..."
В этом отрывке, сохранившемся среди бумаг Ахматовой,
и впервые опубликованном Г. Струве*,
среди гостей назван "добриковский Маяковский".
На протяжении всей жизни Ахматова резко отрицательно
относилась к бриковскому окружению Маяковского,
являющемуся для нее своего рода символом
всеразрушающей безнравственности.
Для неё чрезвычайно важно выделить его из эстетически чуждого,
как ей представлялось, контекста
и подчеркнуть причастность к искусству "серебряного" века,
к плеяде ярких индивидуальностей поэзии 10-х годов,
связанных общими истоками, с миром поэзии Анненского*,
которого Ахматова почитала учителем.
Об этой причастности поколения к Анненскому она говорила:
"Вот сейчас вы увидите, какой это поэт...
Какой огромный. Удивительно, ведь все поэты из него вышли:
и Осип, и Пастернак, и я, и даже Маяковский."
В наши дни нового прочтения русской литературы XX век
наметилась тенденция противопоставления Ахматовой
и Маяковского, при внеисторическом толковании
некоторых его резко полемических оценок,
направленных против камерной, "салонной" лирики,
представительницей которой объявлялась Ахматова.
Однако истоки этой тенденции восходят к началу 20-х годов,
связаны с определенными социально-историческими
и литературными рядами, в частности, сколь ни парадоксально,
с блистательной статьей К.И. Чуковского,
положившей начало традиции противопоставления,
которая в условиях политизации искусства привела
к вульгарно-социологическим оценкам...
Впервые имена Ахматовой и Маяковского были заявлены
рядом в лекции Чуковского
"Две России. Ахматова и Маяковский,
прочитанной в Петрограде и Москве
и вызвавшей Мега-Интересище !!
Статья Чуковского, с эффектной концепцией
противопоставления Ахматовой Маяковскому
как уходящей дворянской культуры культуре
нового революционного времени,
обнаруживала прекрасное чувство поэзии,
убежденность ее автора в том, что когда-нибудь
в будущем два этих сильных голосА сольются
в потоке новой поэзии.
Однако так случилось, что из диалектики мысли
автора статьи, из его неоднозначных суждений
последующая критика восприняла
лишь крайности противопоставлений.
Уже в 1923 году в книге Б. Эйхенбаума возникает
оксюморон "не то "блудница" с бурными страстями,
не то нищая монахиня".
Определение это, очевидно, отсюда перешло
более двух десятилетий спустя в печально
известный ждановский доклад:
"полу-монахиня, полу-блудница".