В 1991 году Битов был одним из создателей неформального объединения «БаГаЖъ» (Битов, Ахмадулина, Алешковский, Жванецкий). Одни разваливали страну, другие объединялись, отправляясь в капиталистическое будущее со станции Социализм. К багажу присматриваюсь.
1929 – 2022 Алешковский Юз
1933 – 2020 Жванецкий Михаил Михайлович
1937 – 2010 Ахмадулина Белла Ахатовна
1937 – 2018 Битов Андрей Георгиевич
Юз первым обозначился в календаре, последним ушёл во Флориде, на 93-м году жизни. Что общего у Андрея и Юза, хочется уяснить. Заглядываю в хронику долгожителя.
Четыре года, с 1950-го по 1953, Алешковский провел в лагере. Как он сам говорил попал: «С корабля на бал». Служил на флоте, схулиганил, угнал машину секретаря обкома, чтобы успеть на поезд. Тогда еще не знал, что поезд должен был везти его на корейскую войну. В итоге спасительный лагерь вместо корейской войны и путь в писатели.
В 1979 году, после публикации стихов в альманахе «Метрополь», эмигрировал. Сначала Австрия, потом Штаты.
Однажды в интервью признался, что совершенно не обучаем английскому языку, в то время как жена владеет им безукоризненно. Предложил супруге: «Давай я сяду в тюрьму на полгода и выйду оттуда Джозефом Конрадом». «Она, естественно, этому моему идиотскому плану воспротивилась, и я остался без языка», — пояснял писатель.
Довлатов на ум приходит. С 1962 по 1965 отслужил в охране, исправительная колония. Эмигрировал на год раньше Алешковского. Месяца не дожил до 49, английского не освоив. Срок жизни охранника оказался чуть ли не вдвое короче, чем у отсидевшего.
Каждому своё.
Мне – Довлатов, Алешковского не читал. А биография его примечательна. Отбыл за пределы родины, смытый очередной волной изгнания неугодных. Одна из первых волн поднятых советской властью – «Философский пароход» 1922 года. Гонят думающих и пишущих в шею. Не всех, только позволяющих себе дерзости и остающихся самими собой до конца. Юз, он такой.
Ахмадулина – апрельская ровесница Андрея (10.04.1937), очень любопытная дама. А Юнна Мориц, не вошедшая в "Багаж", всего лишь на 6 дней старше Битова (2.06.1937).
Юнна Пинхусовна живёт, здравствует и весьма активно проявляет себя на сцене современности. Белла покинула мир живых на 8 лет раньше Андрея. Скорее всего, наследственность здесь не при чём. Во многих отношениях дама свободная, чему свидетели её первые мужья, но эта тема далеко в стороне от того, чем сейчас занимаю время (занимая у прошлого); разве что, в следующем году… или в следующей жизни.
Битов любил придумывать памятники. Чижику-Пыжику на Фонтанке в Петербурге. Памятник Салу хотел установить в Киеве с надписью «от благодарных москалей!». Памятник Хаджи-Мурату под Тулой. В Михайловском памятник зайцу, который перебежал в 1825 году дорогу Пушкину. Пушкин, повернув коней обратно, избежал участия в восстании декабристов. Отмечая нынешнюю даты, воображаю, что ставлю памятник Битову… нет, только готовлю под памятник место: поляна на краю леса, невидимые валуны в траве с высеченными словами и числами на них…
Сегодня, 27.05.2023, Битову исполнилось бы 86, надо бы о нём, но отвлекает окружение автора. Событийная ткань времени притягивает не менее литературы. Реальное и воображаемое, лица и даты – в одном потоке.
Скольжу по отмелям, по поверхности, как водомерка.
Да, каждому своё.
Кстати, о своём. Попалась под руку запись, десятый год ей доходит. Битов присутствовал в вагоне метро книгой в руках. Штрих на памятнике личного пользования. Почему бы и нет. Андрей Георгиевич ценил моменты жизни, оставляющие следы в словах… из потока перемещаюсь на рельсы строк… в память…
06.12.2013
Еду в метро из Кузьминок в Центр. Состав вышел из тоннеля, сижу спиной к солнцу, висящему низко над горизонтом, смотрю то в книгу, то за окно вагона. Тяжёлые, тёмные снизу облака. Здания автомобильного завода залиты солнечным светом. Видно далеко, вся сцена под облачным потолком наполнена светом, в голове у меня звучат слова книги, которую читаю, и слова книги, которая никогда не будет написана.
В той, что раскрыта у меня в руках: "Правда, есть ещё несколько неполноценных читателей, для которых я свет в окошке. Убогие, неполноценные, но я им нужен, и слава Богу, с ними ещё не знаком". Битов – автор интереснейший.
Правда заключается в том, что я и есть тот самый неполноценный читатель, и книги для меня – свет в окошке.
Отчётливо помню, как вхожу в вестибюль метро ("ВДНХ") лет тридцать назад: иду и слушаю музыку; не плеер, их тогда ещё не было, слушаю то, что в голове, словно сам играю на органе, или на фортепьяно. Отчасти вспоминаю – эхо пластинок и лент – отчасти воображаю, то есть сочиняю, в дороге, во сне, в полусне.
Много воды утекло, перестал слышать музыку, стал лучше слышать слова. Чтение, напрягая зрение и память, уживается с залами ожидания, поездами, дальними странами. Музыка слов радует душу, затихает, забывается; теряются образы, идеи, ассоциации; потом снова находятся, возвращаются, как новые. Иногда кажется, нового вовсе нет. Теряешь, находишь, снова теряешь. Память не держит на поверхности то, чему нет повседневного применения.
Как уйти от потерь? – Писать.
Чувство благодарности к тем, чьи мысли и слова живут во мне, уходя и возвращаясь, вот что заставляет писать, не обращая внимание на целесообразность и пользу. Какая разница, есть в этом прок или нет?
Писать, как жить – вот чего хочется; жить, сочиняя завтрашний день, переставляя в минувшем времени времена года, людей и события. Потому что жизнь уходит в беспамятство, ничего не остаётся от прошлого, а написанное сохраняется и возобновляется в повторах. Семена слов каждый раз падают на новую почву. Сказанное однажды живёт своей жизнью, исчезая в беспамятстве и возвращаясь ростками нового, и это похоже на то, что дети идут дальше нас. Если повезёт.