Наутро Горький в сталинской шинели и одинокий Ленин на скамье, беседующий с невидимкой
Почему я написал это
Может быть потому, что когда писал предыдущие статьи о том, как жил и работал в 1961 г., вспомнил, что тогда однажды убрали все, напоминающее о Сталине.
Может быть потому, что на сайте прочитал хорошо иллюстрированную статью о русских художниках и вспомнил, как тогда любил рисовать.
В общем, потому что вспомнил.
Сталинские плакаты
1961 г. В то время я любил рисовать. Акварелью, гуашью, тушью, карандашами. Рисовал на бумаге, а бумагу нужного размера, например А1, приобрести было нелегко.
Прошел XXII съезд КПСС и все, что напоминало о Сталине, стали убирать с глаз долой. Многое быстро убирали – за одну ночь.
Проснулись утром и увидели.
Улица Сталина стала Школьной. Вместо памятника Сталину у Дворца Культуры появился памятник Горькому, почему-то в сталинской шинели. В парке на скамейке, где рядышком сидели и беседовали Сталин и Ленин, в гордом одиночестве остался Ленин, беседующий с невидимкой. Еще не были готовы сносить Ленина. И таких памятников, на которых остался сидеть одинокий Ленин, в окрестных городах и поселках осталось немало. И так далее.
После 2014 г. украинские нацисты снесли и скамейки с Лениным.
И в нашем цеху стали чистить. Плакатов сталинского времени в кладовках оказалось немало. Были эти плакаты изготовлены на больших листах очень хорошей бумаги. Задняя сторона плакатов была чистой, белой и гладкой. В самый раз для рисования.
Когда плакаты собрали для уничтожения, я попросил отдать их мне.
Это вызвало вопросы. Мол, не собираешься ли ты их использовать как-то не так, как время требует. Пришлось объяснять, что меня плакаты интересуют только как бумага, подходящая для рисования. Посомневались, все же поверили и я эти плакаты получил. Много потом сделал на их оборотной стороне разных рисунков.
Как я относился к этим событиям
Никак не относился. Сталин для меня оставался таким же, каким я его представлял до XX и XXII съездов КПСС.
Сложно сказать, почему так.
Может быть потому, что еще не читал ложь Солженицына – Суворова – Яковлева и других. Хотя уже давно был знаком с «секретным» доклада Хрущева ХХ съезду КПСС, как сейчас знаю, тоже лживым. Передавали по радио из-за бугра. А я, грешен, частенько слушал такие передачи. Не знаю почему, но пагубного влияния эти передачи на меня не оказали.
Может быть потому, что в семье было вполне хорошее отношение к Сталину.
В 1937 г. моего дядю, брата отца, репрессировали. Он был, безусловно, невиновным и попал как щепка после рубки леса, потому что арестовали его большого начальника.
По рассказам дяди его не пытали, а он не подписывал ничего против себя. Направили его в Магаданскую область. Лагерная жизнь и работа там была трудной. Доходило до цинги. Спасало его покровительство какого-то уголовного авторитета.
Семью и родственников дяди не преследовали, хотя все сестры и брат работали на государственной службе разными начальниками.
Бабушка писала письма Сталину с просьбой разобраться в деле сына. Случилось так, что разобрались и реабилитировали в начале 1939 г. Помогли ли бабушкины письма, или просто дядя оказался в числе тех, кого реабилитировал Берия, неизвестно, но дядя вернулся домой и вполне благополучно прожил до 93 лет.
В моей жизни ничего плохого, что было бы связано со Сталиным, не происходило. Напротив, было только хорошее. Например, мой отец, который тогда работал начальником цеха, стал лауреатом Сталинской премии.
Вот, что я, ученик третьего класса средней школы, чувствовал в марте 1953 г. в день похорон Сталина.
Март 53-го
Как март тот сегодня далек,
Другие у жизни рисунки...
…По-волчьи тоскует гудок,
И слезы роняют сосульки.
Влетают в слезящийся снег
Собака и дети гурьбою.
Внезапно закончился бег-
Мать путь преградила собою.
Дрожащей рукою она,
Срывает с ошейника розу.
А роза красна и черна,
В себе затаила угрозу.
И дети не знают о ней.
Они в ожидании крика.
А мать розу сжала сильней,
Ушла неожиданно тихо.
В безмолвии дети стоят -
Не справится с трудным вопросом.
Откуда им знать, что таят
Любезных соседей доносы.
Ведь веру свою и любовь
К Нему облекли, как умели,
И траурный бант – ночь и кровь
Собаке на шею надели…
И оттепель начала путь
С аккорда бравурного марша…
Но сдвинулись мы лишь чуть-чуть,
Дорога трудна, видно, наша.
Наверное, кто-то из читателей спросит – как я отношусь к Сталину сейчас?
Коротко ответить на этот вопрос сложно. Все же попытаюсь.
В меру своих знаний о том времени, когда нашей страной руководил Сталин, думаю, что он действовал в соответствии с объективными обстоятельствами так, чтобы и самому не стать жертвой политической борьбы, и не допустить, чтобы жертвой внешних и внутренних врагов стала наша страна. Считаю, что ему это удалось.