Елена едва стояла на ногах, проклиная все и вся за то, что не взяла такси, а поехала на метро. Совсем забыла, что такое час пик в Москве. Накануне возвращаясь из Сокольников, она сломала каблучок. Расстроилась до слез, утром необходимо было ехать в штаб, закрыть командировку.
- Не расстраивайся, что-нибудь придумаем, - успокаивал Ефим.
Битком набитый троллейбус медленно полз от остановки до остановки в толчее машин - Что можно придумать? В домашних тапочках ехать? Все магазины уже закрыты. Мастерские тоже.
- Запомни, если есть вход, значит есть и выход! Безвыходных положений не бывает! И он придумал – забрался на антресоли и нашел сапоги своей жены.
- Одевай!
- Ты что с ума сошел! Я чужие вещи никогда не носила. А что хозяйка скажет.
- Главное, чтобы подошли по размеру! Они уже сто лет валяются на антресолях.
Размерчик подошел, но колодка оказалась очень неудобная, да плюс ко всему весь день на ногах провела и вот теперь, едва передвигаясь, она ползет по заснеженному скверу. Все ее обгоняют. Вот и эта, полная маленькая интеллигентная женщина, медленно прошла мимо и оглянулась, замедлила шаг и еще раз оглянулась, дошла до арки дома и остановилась. «Это его жена приехала. Она идет домой, к себе домой! А я? Куда мне идти?» Елена торопливо свернула в аллею, быстро вошла в подъезд незнакомого дома. Сердце стучало, к горлу подкатил комок, в глазах потемнело, дрожащей рукой ухватилась за перила лестницы, чтобы не упасть. «Что же я делаю? Что? И зачем?»
Хлопнула входная дверь, в подъезд вошел мужчина. Поднялся по ступеням к лифту, оглянулся на женщину.
- Простите, Вам плохо? Вам помочь?
- Нет, нет! Благодарю. Я жду супруга, он сейчас спуститься.
Мужчина вошел в лифт и уехал. Елена тяжело вздохнула, выпрямилась и медленно вышла из подъезда. На улице крупными хлопьями шел снег. Белое покрывало укутало землю, спрятало грязь и распутицу. Идти по мягкому снегу было еще труднее. Высокие тонкие каблучки проваливались, подошва скользила.
«Вот сейчас приду, соберу свои вещи и поеду на вокзал, а он пусть разбирается со своей супругой. Только надо поблагодарить ее за эти хреновы сапоги! В тапочках пойду, но больше их не обую. Пойду к коменданту, пусть устраивает в комнату отдыха, до утра перекантуюсь. А утром на рынке валенки куплю и поеду домой в валенках! Так мне дурочке и надо! Любви она захотела! Ага! Держи карман шире! Любовь-морковь! Ася-сяй!»
Запала хватило до входной двери. Остановилась. Прислушалась. За дверью была тишина. Трясущейся рукой нажала на звонок. Через мгновенье дверь распахнулась.
- Наконец-то! Я уже не знал куда бежать и где искать мою пропажу! Чего стоишь на пороге? Входи! Раздевайся, мой ручки и за стол.
- Ты один?
- Один. А ты кого ищешь?
- Ой, у меня так болят ножки от этих сапог! А ты мои сносил в мастерскую! А я думала, что придется в тапочках завтра ехать домой!
- Как в песне. «По морозу босиком к милому ходила!»
- А на улице такой снег идет! Пушистый, пушистый!
- И наверно, белый!
Она говорила и говорила всякую чепуху – про снег, про сапоги, про электричку, толкотню в транспорте. По её скороговорке он вдруг понял, что она чем-то очень взволнована. «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли!» - почему-то всплыла в памяти «талейрановская» фраза.
- Лен, а ты все дела в штабе завершила?
- Да. И даже командировочный отметила завтрашним днем. Так что я свободна! До завтра! А завтра в поезд и домой!
- Соскучилась за кем-то?
- За сыновьями! Я сегодня звонила старшому. Ждут! Старый Новый год будем встречать все вместе!
- Счастливые! А я думаю после твоего отъезда поехать к сестрице, в Воронеж.
И вновь стучат колеса по стыкам рельсов, и вновь мелькают за темными окнами незнакомые полустанки, и здоровый мужской храп, доносящийся через тонкую купейную перегородку. Чуть позванивают бутылки на столе и выбивает дробь чайная ложечка в пустом стакане. Уснули соседи по купе, а вот к Елене сон не идет. Мысли вразброд. Кружат и кружат, как снежинки за стеклом, кружат и никак не могут опуститься на землю. «Счастливые… К сестрице, в Воронеж…» Надо, надо было позвать его с собой. Тарелку супа не налила бы, или ложки не нашла? Как же он теперь, один… Один? Но у него есть где-то жена, сын.
- Ты спишь? Нет, не спишь! Вон реснички дрожат. Открывай глазки, пора вставать. Мы уже далеко уехали.
Елена послушно открыла глаза и тут же зажмурилась – ослепил яркий солнечный луч.
- Не закрывай, не закрывай глазки! Видишь солнышко какое яркое, улыбается тебе!
- Ах ты, солнышко мое маленькое! Ты кто, Синеглазка?
- Я не Синеглазка! – нахмурилась девочка.
- А кто ты?
- Я Анюта! А ты что не знаешь?
- Но мы с тобой вчера не познакомились? Ты не захотела со мной разговаривать!
- Это было вчера. А сегодня я согласная.
- Это для меня большая честь.
- Хм! Ты что, офицер что ли?
- Почему офицер?
- Это офицеры и солдаты честь отдают. А мы, женщины не должны так говорить. Ты что не знаешь?
- Теперь буду знать!
- Разбудила-таки егоза! Я же тебя просила не будить тетю! – в купе вошла пожилая женщина.
- Это ты меня утром просила, а сейчас уже день ясный! Вон солнце во всю ивановскую светит!
- Действительно, бабушка! Солнце светит, а я все сплю да сплю! Пора просыпаться. Спасибо тебе, Синеглазка, что разбудила соню!
- Я же тебе говорю, я не Синеглазка, я Анюта! Ты что не слышишь или забыла?
- Поняла. Прости, я больше не буду!
Через полчаса они сидели за столиком, и бабушка с внучкой пытались заставить ее съесть огромный бутерброд. Напрасно Елена объясняла, что ее завтрак всегда состоит из кружки крепкого кофе и кусочка сыра, но они все же настояли на своем. Девочка старательно уложила на огромный ломоть батона сыр, колбасу и, явно подражая бабушке, приказала:
- Ешь! Иначе не вырастишь и будешь маленькая и слабенькая. А кому нужна хилая баба! Никому! Мужик любит жену сильную и здоровую, а брат сестру – богатую. Жуй, жуй!
В коридоре раздались детские голоса и в купе заглянул рыжий веснушчатый мальчуган. Увидев его, девочка обернулась к бабушке:
- Ба, можно я поиграю?
- Можно. Только никуда не уходить!
- А к Ване в купе поиграть можно?
- Если его мама разрешит, тогда можно.
- Какая она у вас послушная, - удивилась Лена.
- Всяко бывает. Но мы живем с ней очень дружно. Она у меня одна осталась.
- Пирожки, свежие пирожки! - По проходу катила коляску молоденькая девушка. - Дамы, берите свеженькие пирожки! Горяченькие, только со сковороды.
- А с чем они у вас?
- С картошечкой и с яблочками! Ой, бабушка, а мы с вами в прошлый раз ехали! А где ваша девочка? Как вы съездили? Что врачи сказали?
- Спасибо, деточка! Все у нас нормально. Прошли всех врачей. Аннушка в соседнем купе с мальчиком играют.
- Вот видите, все хорошо! Я вам говорила! А почему мне не позвонили? Или телефон потеряли?
- Да нет, детонька! Телефон не потеряла, а не позвонила, чтобы лишний раз не беспокоить. Да мне и в больнице, пока Анюту обследовали, дали место. А потом я санитаркой прирабатывала. Весь день с ней была и еще приплачивали.
- Я так рада, что вас встретила вновь! Сейчас проеду с тележкой туда-сюда и к вам приду. Вы же в этом купе едите.
- Вы идите, идите, работайте! Освободитесь, приходите, мы вас чаем угостим. Свеженьким. Анюта обрадуется. Она вас часто вспоминает.
- Я гляжу вы здесь друзьями-знакомцами обрастаете, -удивилась Елена.
- Мы в Москву с этой бригадой ехали и вот, видите, обратно тоже повезло. Хорошие люди, отзывчивые.
Поезд стучал колёсами, за окном мелькали заснеженные пейзажи, а в купе было тепло и уютно. Бабушка достала очки, пакетик с пряжей, спицы и принялась вязать.
- Туда ехали я Анютке носочки связала, а сейчас довязываю свитерок. Домой приедем – теплая обновка будет.
Едва проехали Тоцкое как попали в метель. За окном улеглись сумерки. Бабушка, укладывая внучку спать, опустила плотную штору на окно. Девочка уснула, едва коснулась головой подушки.
- Вот и день, слава Богу, благополучно прошел. Слазь, деточка! Пойдем повечеряем и чайку попьем.
Елена спустилась с верхней полки, куда перебралась, чтобы не мешать пожилой женщине с ребенком.
- Ты на ночь-то ложись внизу. Я все равно с ней лягу. Спит она беспокойно, боюсь упадет или проснется, а меня нет. Перепугается. Да и подсадить кого ни то могут проводницы. Чего в потемках блукать, сон тревожить! Вот ночь переспим, а там и домом запахнет. Что-то проводники забегали по вагону? Случилось что или станция какая? Выглянь в окошко.
Состав дернулся и остановился. Елена приподняла темную штору. За окном было все белым-бело. Снег залепил окно так, что просвета видно не было.
- Кажется мы в метель попали. Ничего не видно, сплошняком снег окно залепил.
- Чувствуется родные оренбургские степи встречают. Январь - месяц метелей и буранов.
Они пили чай, и бабушка рассказывала, как однажды в детстве они с отцом оказались в степи во время метели. Кое-как добрались до каких-то хлипких зарослей и случайно, среди зарослей нашли стог сена.
- Или кто забыл, или припас до весны. Батько в копушке с подветренной стороны выдергнул сена, сделал такой навес, распряг лошадей и туда поставил, накрыл их тряпьем, что в санях было. Потом проделал нору рядом. Долго копался, все расширял приминал сенцо, а только после этого меня туда запустил и затем сам влез. Кругом ветер воет, снег кружит, я даже испугалась сперва, а потом пообвыкла, пригрелась и заснула. Проснулась утром, выползла из норы, а саней наших нет. Вместо них огромный сугроб. И ветра нет, метель утихла ночью. Все вокруг белое-белое, аж глаза слезятся, так под солнцем снег сияет. Батько нагреб снега в котелок, разжег костер, подогрел водички и напоил коней. Потом и мы с ним горячего кипятку попили. К обеду домой приехали, а матушка как увидела нас живых и здоровых, так и заплакала. Я, говорит, всю ночь перед иконами простояла, все молила Бога чтобы вам дорогу до дому открыл. Много раз я в метель попадала, а вот тот случай никак забыть не могу до сих пор.
Поезд судорожно дернулся и медленно-медленно поехал.
- Ишь как едет, будто дорогу щупает. Ничего. Тише едешь, дольше будешь.
- Дальше, - поправила Елена.
- Дальше вряд ли, а вот дольше – это точно! Давай-ка, дочка, спать устраиваться. Я сегодня что-то очень приустала. День длинный был.
- А вам не помешает, если я немного почитаю.
- Да читай, милая, читай. Я сейчас до подушки дотянусь и все дела. Если храпеть буду, ты толкни меня в бок. Не стесняйся.
Каждый раз отправляясь в дорогу Елена брала с собой увесистый том Стендаля «Красное и черное», но прочитав как господин де Реналь, переходит улицу и исчезает из глаз путешественника, она либо отвлекалась на что-то более интересное, чем описание домиков с островерхими крышами, либо засыпала. Ее повзрослевшие дети подшучивали над этой «упорной борьбой в изучении творчества господина Стендаля». Но видимо ее увлечение литературой не настолько высоко развито, как у Пушкина и Плещеева. Это обстоятельство особо не огорчало, и привычки путешествовать со столь объемным томом не изменило.
И в этот раз она, как любимое снотворное, открыла том, пробежала глазами уже знакомый текст и собиралась даже перевернуть страницу, но в это время дверь купе тихо открылась, вошла проводница.
- Не спите еще? Не холодно в купе? Я принесла всем дополнительно одеяла. Если что – накройтесь.
- А что случилось? Почему так медленно идет поезд?
- Буран на улице такой, что ничего не видно. Сейчас дотянем до узловой и будем ждать, когда бригады прибудут. Это же Оренбуржье! Здесь зимой такие сюрпризы бывают, в книгах не опишешь!
- А до узловой далеко еще? – проснулась бабушка.
- Нет! По составу передали через час будем на месте.
- На станции все же веселее.
Проводница ушла. Бабушка осторожно, чтобы не разбудить девочку, поднялась, пригладила волосы, выглянула в окошко.
- Все белым-бело. Да, попали в плен к Снежной королеве! А ты так и не вздремнула? Мне сон приснился. Хороший сон! Все обойдется, доберемся! Ну опоздаем, малость. Да не на морозе, в тепле сидим. Вот ты дале как добираться будешь? А может кто приедет за тобой?
- Да что вы? Не дай Бог в дорогу в такое время. У нас там степи казахстанские. Сколько лет живем, не было еще года, чтобы с кем несчастья не случалось. Единственная надежда, если в какой-либо части необходимость возникнет встречать высокое начальство. Или поезд ходит. Тогда на нем и доберусь.
- Будем надеяться на лучшее. Ты мне свой адресок оставь, а я тебе свой. Надоедать не буду, а вот узнать, как ты добралась, позволь. Душа болеть будет.
Они обменялись адресами, Елена принесла кипяток
- Дома-то тебя кто ждет?
- Сыночки. Их два у меня. Старшой уже женат, ему легче, а вот маленький сейчас волнуется.
- Встречать не бросятся?
- Нет! Я им приказала дома ждать.
- Да… Ждать да догонять хуже всего. У тебя одна дорога, а у них мысли в раскоряку.
- А вы, насколько я поняла, возили девочку на медицинские обследования. Что-то серьезное?
- Слава Богу, нет. Перепугала она меня немного. Заикаться стала, когда расстроиться или расплачется. Я к нашим врачам обратилась. Они ее и так, и эдак обследовали, нашли столько болячек! Ой! Я как услыхала, перепугалась! Чуть сама заикой не стала! Потом мне одна медсестричка и говорит: «Требуйте направление на обследование и везите ее в Москву. Здесь вам никто правды не скажет, потому как сами ничего не знают.» Ну, я и поехала. Прошли мы все обследование, врачи сказали, что ничего плохого нет. Все в соответствии с возрастным развитием.
- А ее родители?
- Погибли они. В автокатастрофе. А ты, я гляжу, одна живешь, без мужа? Вдова или разведенка?
- Вдова.
- А тот, что на вокзале – родственник?
- Нет. Знакомый…
- Неплохой мужчина. И заботливый, и внимательный. Чего замуж-то не идешь?
- У него жена есть.
- Вон как! И давно вы так втроем маетесь?
- Давно… Я надеялась, что недавно, а вот приехала к нему и убедилась, что давно… двадцать с лишним лет… Давно…- Елена произнесла вслух эту цифру и в страхе оглянулась – не слышал ли кто.
24.05.23г. г. Москва