Актерские мемуары. Лепко, Золотухин, Рецептер

Евгений Потто
Почему так мало известных актерских мемуаров? Некогда утверждали, что недостаточно пишут и особо неохотно раскрывают посторонним людям свои тонкие ранимые души. Знатоки и много читающие говорили: чушь! актер готов раздеться на площади, лишь бы о нем узнали, сообщили в прессе... а мало пишут, потому что это не порхание по вдохновению, а рутинная работа... да и не известно еще, что получится, 80% обнародованных мемуаров плохие... даже от классики скулы сводит - Книппер, Леонидов, Тарасова, Ливанов, Гиацинтова, Кедров, да и сами основатели МХТ Немирович и Станиславский такого накуролесили, черт голову сломит...

Решил перечитать недавно мемуары трех авторов, которые (мемуары) много лет назад почему-либо обратили мое внимание. Надеялся, что чтение их в уже зрелом возрасте откроет новые глубины, которые по молодости и неопытности не разглядел.

Читаю я без лирики и патетики, по-редакторски, отмечая в первую очередь недостатки мысли и текста, несоответствие с действительностью, нравственные натяжки и т. п.

Виктория Лепко.
Мыслей нет, творческими мучениями не заморачивается (это характерно большинству актеров школы "Кабачка 13 стульев"). Во главе повествования две с половиной повторяющиеся темы. Выдающегося деятеля во всех сферах жизни, искусства и творчества – отца (в реальности – актера Театра Сатиры не первого ряда, о котором никто ничего не может вспомнить). И встречи с известными мужчинами, которые предлагали ей интимную близость и по поводу которых она сейчас жалеет, что не вступила тогда с ними в таковую – в сером коридоре, на лестнице, в сквере. И еще по поводу, а чаще без повода цитирует свои стихи Все-таки в книге 550 стр., их надо чем-то заполнить.

Валерий Золотухин.
Самое знаменитое собрание – "На плахе Таганки" – перепевание в в десятый раз, что автором уже сказано и написано (и издано). Как и Лепко, актер особо не зацикливается на проблемах искусства и творчества. Воспринимает свое положение, театр, людей, тексты, как данность, как истину, расшифрованную ранее и сообщенную ему. Много места уделяет своей затее – открытию кооперативного кафе (которое будут посещать и актеры). Создается впечатление, что он придает ей некое революционно-подвижническое значение. Впрочем, среди первых кооператоров и новых русских таких было немало. И бесконечно напоминает о своей особой дружбе с Высоцким, что очень слабо подтверждается сведениями повествования. Информационных бомб и актерских разоблачений, о которых так много кричала пресса (уж не сам ли автор стоял во главе кампании – благо было у кого поучиться; рядом действовал и витийствовал мистификатор мирового уровня, Юрий Любимов) – я не обнаружил: все известное, смикшированное, автором не переосмысленное и не разъясненное читателю.

Владимир Рецептер.
На автора, актера знаменитого театра (БДТ), знавшего многое и многих, перед глазами которого прошли блестящие страницы русского театра, сохранившего, однако, все качества истинного советского человека, такое неизгладимое впечатление произвела в 1983 г. гастрольная поездка в Японию, что на ее фоне все другое в его повествовании померкло. Лишь попутно и обусловлено возникает театр, его обычные проблемы, какие-то случайные малоизвестные лица из городского театрального начальства, никто и ничто не разъясняется. Приводятся вроде бы к месту анекдоты в духе XVIII века, которые не для смеха, а для разъяснения сути. И нигде не цитирует своих стихов – а зря, в отличие от Лепко, они у него хорошие.