Цифры

Леонид с детства был модником, но спасти мать не смог.
Со второго класса Леня мечтал стать летчиком или даже космонавтом, как Юрий Гагарин и Герман Титов. Что может быть прекраснее, чем летать на серебристых со звездами на крыльях самолетах выше птиц и облаков? Смотреть на зеленые поля и темно-синие реки?
А еще можно каждое утро пролетать над родной деревней и приветствовать родных, близких, друзей детства и учителей взмахом треугольных крыльев.
Но в шестом классе случилось беда: мать пошла на дневную дойку, и пошел дождь. С градом. Сильный ливень. Капли летели с небес крупные, с куриное яйцо. И холодные, как мороженое Пломбир. Леонид выбежал на крыльцо.
- Где мать? – перед крыльцом стояла стена воды.
- В поле, - пыхнул отец самокруткой, - скоро придет.
- Надо ей зонтик отнести, - рванулся Леня.
- Не надо. Вымокнешь, - отец положил крепкую руку на плечо сыну.
Мать скоро пришла. Промокла до нитки. Свеженадоенное молоко пришлось отдать поросятам, потому что дождевая вода разбавила его наполовину.
Вытерлась насухо, переоделась в теплое. Улыбалась и шутила. Но на утро следующего дня уже не встала.
- Тридцать девять и пять, - сказал отец, стряхивая градусник.
- Это плохо? -  спросил Леня.
- Да, - отце пыхнул самокруткой, и побежал в правление колхоза, перепрыгивая вчерашние лужи.
Председатель выделил машину ГАЗ. Мать, завернутую в одеяла, отвезли в районную больницу. Отец вернулся под вечер, мрачный, как вчерашние серые тучи.
- Пока живем без матери, дети, - отец погладил по голове Леню и старшего Мишку. Схватил ведро и побежал в поле доить недоенную в обед Буренку.
Мать болела долго. Казалось прошла целая вечность, дети привыкли к недосоленной и переслащенной каше, к яичнице на обед и ужин каждый день. Отец не баловал детей разнообразием рациона. Леня понял, что без матери очень тяжело жить. На отца свалились все женские обязанности: готовка и стирка. С работы его не отпускали.
- А если мама не вернется? – Леня спросил на пятый день отца.
- Тогда заведём новую мамку, - отец достал пачку Беломора.
- Ты плохой! – Леня сжал кулаки, - нам не нужна другая мать!
- Шучу, - улыбнулся отец и закурил, - вернётся. Завтра поеду в райцентр навещу. Вы тоже напишите матери какие-нибудь открытки. Ей будет приятно.
Леня побежал в дом и написал свое самое первое и самое большое в жизни письмо. На трех страницах мелким подчерком. В нем он рассказал все, что происходит в деревне, в доме, в деревне, в душе. На полях тетрадных листков в клеточку Леня нарисовал цветочки и доктора в белой шапочке с крестом на лбу.
- Я обещаю тебе, что стану доктором. И буду лечить тебя от всех болезней. Твой сын Леонид, - так закончил послание матери в больницу сын Леонид.
Мать вернулась из больницы, пролежав там почти три недели. Это было долго. Мучительно и тревожно. Одиноко и страшно. Мать похудела, кожа обтянула скулы на подбородке, появились темные круги под глазами. Но одновременно она как бы постройнела и помолодела. Странно это.
«Может, это и есть новая мамка? Как обещал отец?» - подумал Леня, но промолчал. Мать быстро набрала прежние килограммы, и сомнения растаяли сами собой. Это была прежняя, своя и единственная мама.
Леня с того года принялся за учебу. Узнал, какие экзамены при поступлении в Медицинский Институт. Какие проходные баллы. Подналег н Химию и Биологию. Обогнал по оценкам старшего брата Мишку. Наверное, тогда же он стал модником. Всегда носил чистую и выглаженную рубашку, жирно гуталинил сапоги или ботинки. Долго мыл руки с мылом, чистил зубы. Смело выдавливал болезненные прыщики, замазывая их цинковой мазью или прижигая соком чистотела.
Родители немного удивлялись: в кого это сын? Но ничего плохого в чистоплотности и хорошей успеваемости не было. Потому просто радовались за младшего сына, ставили его в пример старшему. Хотя обычно в других семьях бывало наоборот. Мишка, понятное дело, ревновал, злился, но ничего поделать не мог. Тоже налег на учебу, потянулся за младшим братом. По окончании школы поступил в Московский Институт Инженеров Сельского Хозяйства. Уехал на постоянное место жительство в московское общежитие, и стал недосягаем для критики.
Поступить в медицинский институт в советское время, может было и попроще, чем сейчас, но тоже сложно. Блат, протекционизм, громаднейший конкурс и престижность профессии не давали возможности Лене расслабиться. Деревенские родители не могли похвастаться влиятельными знакомыми, большими доходами и положением в обществе. Поэтому он учился, не жалея себя. Только хорошие знания могли ему помочь достигнуть своей мечты.
В Московский Медицинский Институт Леонид провалился. На вступительных экзаменах крестьянских детей косили не по-детски. Будущих светил советской медицины было видно сразу по фирменным джинсам, темным очкам и гордому взгляду поверх голов. Первый раз в жизни он встретился с непостижимой для юноши несправедливостью. Он точно знал, что готов бороться с любыми абитуриентами. Нечестные оценки говорили о другом. Но Леня был бы не Леонидом, если бы не предусмотрел запасной вариант на случай провала в Москве.
Вступительные экзамены в Смоленском Медицинском Институте проходили в августе, на месяц позже московских. Туда он и поступил, забрав документы из Москвы. Смоленск, конечно, не Москва, но тоже большой и древний город. По старшинству лет, так даже намного важнее. Здесь проходил путь из «Варяг в Греки» через Днепр, здесь в девятом веке проезжал Рюрик – основатель Древнего Русского Государства. Здесь стоял основательный Кремль из красного кирпича. Все завоеватели Руси спотыкались о Смоленск – поляки, шведы, французы, немцы.
Леня решил, что можно покорять мир и через Смоленск. Веселые студенческие годы пролетели быстро. С песнями, влюбленностями и стройотрядами. Диплом был получен красный, и самые лестные предложения по распределению. Леня подал документы в аспирантуру – для достижения цели надо двигать науку. Предстояло раскрыть тайну человеческого бессмертия или хотя бы долголетия. Лет, этак до 150-ти.
Поступил. Начал исследования. Но незаметно развалился Советский Союз. Зарплаты и научно-исследовательские проекты закрыли. Однажды утром Леня проснулся, а денег нет, научных перспектив нет.
Распив пару бутылок конька на родной кафедре, Леня уехал в родную Калининскую область, ставшую к тому времени снова Тверской, в районную больницу города Торжок. Чтобы жить поближе к матери. Чтобы спасать. Наукой можно заниматься и самостоятельно в Торжке, так тогда он думал.
Родители были еще бодрые. Матери тогда исполнилось только пятьдесят.  Держали большое хозяйство – корову, свиней, курей и овец. Но старость приближалась. Леня видел морщины на лице матери, и силы были уже не те. Но оставалась улыбка и доброе сердце, ласковые руки, которые обнимали и теребили волосы сына при встрече.
Очень быстро Леонид стал заметной фигурой в Торжковских медицинских кругах. Столь глубокого, мотивированного и энергичного доктора здесь давно не было. Начав с рядового кардиолога, уже через три года стал заведующим кардиологическим отделением. Главврач больницы заметил Леню, поддерживал и помогал. В том числе жильем. Леониду выделили двухкомнатную квартиру на окраине Торжка в новом панельном доме.
Вслед за квартирой пришла большая любовь. Как-то у Лени заболели зубы. Он, как настоящий врач, страшно боялся зубной боли. И еле дошел до стоматологического кабинета. Но как увидел стоматолога – стройную молодую брюнеточку с голубыми глазами, про боль забыл. Растекся по стоматологическому креслу. Смотрел на близкое и уже почти родное лицо. Казалось, вытяни губы и поцелуя не избежать.
- Все готово, - улыбнулась девушка белоснежными ровными зубами, нарушая правило, что сапожник должен быть без сапог.
- Уже? – уходить не хотелось, - посмотрите еще. Может там какой-нибудь кариес завалялся?
- Я уже посмотрела, - ответил ангел в белом халате, - у вас красивые и здоровые зубы. Приходите через год.
- А раньше нельзя?
- Раньше не нужно. Регулярно чистите зубы, и все будет хорошо.
- Теперь вряд ли, - ноги не слушались Леню и не уносили из кабинета стоматологии, - вы замужем? Есть жених?
- Ах, вот вы о чем? Нет, не замужем. Жениха, пожалуй, нет.
- Тогда я вас сегодня провожаю домой. Хорошо?
- Я согласна, - опустила красивые ресницы стоматолог.
- Как вас зовут?
- Люба…
Любовь, Любушка, Любавушка, Люба, - целый день перебирал имя Леня. Если и есть замечательные женские имена, то лучше не придумаешь. Еле дотерпел до конца рабочего дня. Поводил. Поговорили. Через месяц Леня представил девушку родителям, как невесту. По осени сыграли свадьбу.
За месяц до свадьбы мать сломала ногу. Позвонил отец:
- Леня, спасай!
Леня примчался на больничном УАЗике с красными крестами. Оказалось, что мать пошла к коровам. Прилетел шершень, и загонял скотину. Буренка дернулась, мать неловко схватилась за цепь. Цепь соскользнула, затянулась на бедре. Корова протащила мать по полю несколько метров: открытый перелом бедра, два ребра и ключица.
- Мам, все будет хорошо, - Леня сделал укол обезболивающего, ужас из глаз матери потихоньку спрятался куда-то вглубь.
Он отвез мать в травматологию. Попросил знакомого хирурга присутствовать. Тот посмотрел с ухмылкой.
- Не доверяешь?
- Нет, тут другое. Я думал, что самое больное и опасное место у человека – это сердце. Потому пошел в кардиологи. А выходит, жизнь намного сложнее.
- Человек – хрупкое создание, - согласился хирург и пригласил Леню в кабинет, - только будешь сидеть тихо.
Леня сидел на кушетке тихо. Смотрел, как собирали мать, как накладывали гипс, как похрустывали кости и связки, когда их соединяли в правильное положение. Надо было учиться на хирурга, чтобы сейчас спасать мать. Так нечестно, подумал Леня.
Гипс к свадьбе не сняли.  Мать сидела в белых бинтах, почти как невеста. Молчала. Люба ей не нравилась. Совсем. Леня видел это и не понимал почему. Она же видит, как молодые любят друг друга. Как им хорошо рядом. Скоро пойдут внуки. Надо радоваться. Наверное, это из-за гипса, - решил тогда Леня. Но оказалось по-другому.
- Она тебя бросит, - сказала мать через месяц после свадьбы, когда Леня заехал навестить мать на часок, - я знаю.
- Откуда? Почему ты так решила? – Леня смотрел на мать и не узнавал ее. Всегда ласковая и спокойная, а теперь какие-то непонятные слова. Откуда появились такие злые глаза?
- Ты с ней не будешь счастлив.
- Почему?
- С ней сюда, в мой дом, не приезжай, - мать встала и ушла в поле к коровам.
Леня приехал в городскую квартиру к Любе и все рассказал. Молодая жена расстроилась. Не ожидала такого поворота событий. Ей казалось, что теперь у нее будет вдвое больше родных людей. Оказалось, стало больше недругов. И за что?
- Ревность материнская, - сказал районный психолог, к которому по страшному секрету обратился Леня, - ты слишком хорош для любой женщины. В глазах матери – ты идеальный мужчина. А девушки вокруг тебя простые смертные, с недостатками.
- Но у Любы нет недостатков. Ты ее видел?
- Как же. Видел. Она слишком красива.
- Это недостаток?
- Еще какой! Красивая, значит, на нее будут мужики кидаться. Может, она тебя и не разлюбит, но ты будешь сгорать от ревности. Будешь несчастлив. Понимаешь?
- Я не ревнивый.
- Это пока. Или дай бог, если не так. В общем, не бери в голову. Со временем, наладится. А может и не наладится. Психология – наука молодая, тайные движения души не подвластны человеческому разуму. Ты обращайся, если что.
Прошел год. Второй. Не наладилось. Леня ездил к родителям в одиночку. Новый год встречал с женой и коллегами-докторами. В родную деревню заезжал на 1 января. Так и жили.
Потом у Лени с Любой родился Дмитрий.
- Мать просит привезти внука, - сообщил Леня жене после очередной поездки к матери.
- Только вместе со мной, - грустно выдохнула Люба, - мы в комплекте. Я и Дима.
- Не упрямься, - Леня взял супругу за руку.
- По-твоему, это я упрямлюсь?
- Нет, конечно. Не ты.
- Либо ОНА объяснит, за что меня ненавидит, - в глазах Любы Леня увидел печаль и твёрдую уверенность в своей правоте, - либо внука не увидит. Вот так.
Леня загрустил, понимая, что попадает в очередное безвыходное положение. Ушел в спальню. Лег на кровать. Долго думал. Каждая по отдельности, что Люба, что мать - были идеальными женщинами. Обе хозяйственные, красавицы, любили Леню, хорошо готовили, работящие. И в постели с Любой было настолько хорошо, что представлять на ее месте другую женщину не хотелось.
Кто виноват? Конечно, мать. Что можно сделать? Поговорить с отцом. Он уже говорил. Отец разводит руками, мол, сам не понимаю и не узнаю ее. Говорил, убеждал, приводил доводы. Не хочет слышать, и все. Извини, сын. Не в моих силах.
К утешительным выводам Леня не пришел. Возможно, нужно еще время.
Леня погрузился в работу. Только здесь, в больнице, чувствовал себя на своем законном месте, которое никто не оспаривал. Никто ему не говорил, что он занимает не своим делом, или делает он это плохо. Хотя в последнее время все чаще вспоминал мечту стать летчиком: улететь бы сейчас в дальние страны!  Туда, где лазурное море и горячий белый песок. Взять с собой Любу и Димку. Хорошо!
Всего на свете не объять, - утешал себя Леня. Доктор-кардиолог тоже хорошо. Вот подкопим деньжат, Димка подрастет – обязательно махнем на моря. Туда, где Индийский океан сливается с Атлантическим. Красота!
От пляжных мечтаний Леню отвлек вызов в приемное отделение. Сердечный приступ.
Леня взял карту. Узнал старого знакомого. Павел Петрович. Два года назад был инфаркт. Лечился. Мужику всего сорок девять, но не бережет себя – лишний вес, курит.
- Здравствуй, Павел Петрович, - Леня одел фонендоскоп, - чего не бережешь себя? Что случилось?
- Грудь сдавило, сил нет, - прошипел Павел Петрович.
- Выпивал?
- Так, Троица, святое дело, - сквозь одышку сообщил больной, - но я не много. Так для порядка.
- Понятно. В операционную его. Срочно!
Почему люди себя не берегут? Ведь был же звоночек Павлу Петровичу. Мог бы соблюдать диету, умерить физические нагрузки. Нет, русский мужик так не может. Гулять, так гулять. Работать, так работать. А третьего шанса, у тебя, Павел Петрович, может не быть.
- Полгода, - пришла откуда-то мысль, - полгода осталось тебе жизни, мой дорогой.
И дело тут даже не в операции. Дело в том, что люди в возрасте под пятьдесят не меняются. Курить бросить практически нереально. Даже под страхом смерти. Отказаться от лишней рюмки, тоже не по-божески. Люди не поймут.
- Ты, больной что ли? – засмеют.
- Наливай, я докажу, - из последних сил подскочит такой Павел Петрович.
А ночью или на утро он здесь. На операционном столе.
- Доктор, когда мне можно? – самый популярный вопрос при выписке.
- Что?
- Того?
- Выпивать, в смысле?
- Ага.
- Никогда, - отвечал в последнее время Леня, и прослыл злыднем среди пациентов.
Как же это, на Покрова и не опустить стаканчик? Не по-христиански. Говорил же Господь: пейте вино, кровь мою. А доктор что говорит? Нельзя? А зачем теперь жить? Вон, и князь Владимир крестил Русь, а мог бы принять мусульманство. Выбор свой сделал православный святой только потому, что мусульманам пить нельзя.
Подобных случаев в практике Леонида накапливалось слишком много. Еще не старые мужики, женщины реже, но встречались, совсем себя не берегли. Как привыкли истязать свой организм в двадцатилетнем возрасте, так после сорока уже останавливались. Пополняли ряды свежих холмиков на Торжковском кладбище.
Вторая операция у Павла Петровича прошла успешно. Через три недели выписался. А через полгода он помер. Тогда и вспомнил Леонид свое предсказание на шесть месяцев. Решил проверить открывшийся дар предсказателя на новых пациентах.
- Год, - откуда в мозгу всплывала цифра при виде нового больного.
- Пять месяцев, - спускалась подсказка свыше Лёне при виде худющего старичка.
- Семь лет, - услышал и даже удивился Леонид, встретив свою учительницу, которой только что отметили девяностолетний юбилей.
Леонид завел блокнот, где справа записывал Имя и Фамилию, слева – число отпущенных человеку лет или месяцев. Предсказания удивительным образом сбывались. Без исключений.
Сначала Леонид думал, что его предсказания касаются только больных и стариков. Но потом он столкнулся в подъезде с пацаненком лет шести.
- Три месяца, - кто-то тихонько шепнул ему на ухо.
Леня удивился. Но записал. Через три месяца узнал от Любы, что соседского мальчика с третьего этажа сбил самосвал ЗИЛ. Водитель разгружал песок, и не заметил ребенка на велосипеде.
Затем Леонид приметил, что никогда не появлялись цифры более 9 лет. Он видел человека, и цифра от одного месяца до 9 лет приходила или не приходила вовсе.
- Значит, человек будет жить дольше девяти лет, - сделал вывод Леня.
- Ты чего на меня так смотришь? – спросила Люба, увидев внимательный взгляд супруга, осматривающего ее с головы до кончиков волос.
- Ищу цифру, не шевелись.
- Какую цифру?
Леонид рассказ любимой про открывшийся дар.
- На Диме не видишь ничего? – спросила Люба.
- Нет.
- На себе в отражении?
- То же нет.
- Вот, и славненько, - Люба поцеловала Леонида в губы, - значит, мы будет жить долго и счастливо. Пойдем пить чай, я тортик купила.
Во время очередной поездки к родителям, глядя на мать и отца ничего не заметил. Цифры из тумана не проявились, на ушко никто ничего не шептал. Леня с облегчением вздохнул.
- Привози свою Любу, - сказала мать в этот раз, - хватит уже жить, как чужие люди.
- Правда? – удивился смирившийся с неизбежным Леонид.
- Считай, что прошла испытательный срок твоя Люба.
Леонид окрыленный прилетел домой. С порога рассказал радостную новость жене. Та немного удивилась переменам. В следующие выходные поехали к родителям. Устроили праздник, шашлыки, салатики, коньяк. Леня с отцом на радостях выпили лишнего и быстро перешли к песням про «Казака удалого» да про «Виновата ли я». Мать тихонько посматривала на внука, глаза ее медленно оттаивали. Люба сидела немного напряженно. Но ее можно было понять.
Когда Димке исполнилось семь лет, на дне рождения, который отмечали в деревне у родителей, Леня подошел к матери и услышал цифру:
- Девять лет, - сообщил равнодушный голос изнутри.
Леонид замолчал. Присел в сторонке. Думал, не ошибся ли он. Подошел еще раз.
- Девять лет…
Конечно, Леонид попытался себя утешить, матери сейчас шестьдесят. Шестьдесят девять лет, это почти семьдесят – маловато для женщины, но вполне взрослый возраст. Что поделаешь, если на роду так записано?
Но размышления про возраст матери не давали ему покоя. Почему он решил, что ничего нельзя изменить? Во всех прочих случаях он ничего не делал, хотя знал примерную дату смерти. А сейчас, когда дело коснулось матери, надо действовать! Надо взять мать под руки, отвезти на обследование, найти причину. Если ей отпущено еще девять лет, то болезнь еще в самом начале. Надо предотвратить беду! Знание – сила!
Это хорошо, что он наделен таким даром. Леонид теперь спасет мать. Если не терять времени, все получится.
На следующий день, Леня прилетел к матери:
- Поедем на обследование.
- Зачем?
- В твоем возрасте надо следить за здоровьем. Там ничего страшного: сдашь анализы, проверим сосуды, послушаем сердце. Собирайся.
- Не поеду, - заупрямилась мать, - что случилось, сын? Объясни.
Леонид совсем не ожидал сопротивления. Присел за стол, расправил скатерть. Не хотел он говорить матери про цифры и свой дар. Не поверит. И вообще любому человеку лучше не знать даты своей смерти. Зачем напрасно расстраивать родного человека?
- Ты себя правда хорошо чувствуешь? – спросил.
- Хорошо, - ответила мать.
- Сердце не колет? В животе ничего необычного нет?
- Нет. Отстань от меня. Мне коров доить пора.
- Кстати, про коров. Может, уже пора заканчивать со скотиной? Тяжело же это. Оставь курей да кроликов. Корова – тяжело.
- Корова – моя кормилица, - мать недобро оглянулась на пороге, - но я подумаю. Возможно, ты и прав.
По осени корову сдали в колхозное стадо. Мать поплакала над утратой.
- Теперь буду отдыхать. Жить, как королевна, - тихо улыбнулась мать.
- А я, как царевич, - отец подсел к жене и обнял, положил перед собой на стол вырученные за Буренку деньги. Маловато, конечно. Коровы в последнее время сильно подешевели. Не в цене нынче товар. Не то, что в прошлое советское время. Да, чего уж там. Проживем, как-нибудь. Дети выросли, а много ли надо нам, старикам.
Почти год уговаривал Леонид мать лечь на обследование. В конце концов она сдалась. Леня ликовал. Должно получиться. Мать легла в его кардиологическое отделение. В отдельную палату. Леонид позаботился.
Провел по всем врачам больницы. Матери сделали все исследования и проверили анализы, которые только предполагала Торжсковская медицина. Ничего не нашли. Леонид даже расстроился. Что теперь делать?
Ничего не показали кардиограммы и рентгеновские снимки, анализы крови, мочи и кала. Все показатели в пределах нормы для женщины ее возраста – сказали все как один коллеги-доктора.
- Восемь лет, - услышал Леонид, когда отвозил мать домой.
- Сынок, ты вроде не рад? – мама положила руку на ладонь сына, - неужели ты хотел, чтобы у меня нашли рак или еще что похуже?
- Нет, мам. Конечно, нет.
- Тогда почему ты грустный?
«Сказать или не сказать?» - терзался Леня. Ведь тогда станет намного проще. Можно даже уговорить мать съездить в Москву. Показаться светилам. Попробовать новомодную диагностику. Если не поможет, можно попробовать народную медицину. Есть еще старцы, бабки. Леонид готов пойти на все ради долголетия матери, но…
Леня не решился рассказать матери. Успокоил себя, что еще есть время. Восемь лет. Можно что-то придумать.
- Давай договоримся, что через год повторим исследование.
- Хорошо, сынок, если тебе так важно. Я не против. Кормят у вас сносно. Хотя и не сытно. Но я потерплю.
- Вот и славненько, - согласился Леонид.
Через год исследования повторили. И опять ничего особенного не нашли. Попить витамины. Придерживаться диеты. Поменьше сладкого, жирного и жареного. Все анализы в пределах нормы. Леонид снова схватился за голову. Время шло. А он ничего не делал.
Его все чаще посещали минуты отчаяния, когда понимал – ничего он не может. Не в его силах. Все предсказания про пациентов и знакомых сбылись. Всегда десяточка.
В очередной раз по приезду к родителям, мама и папа вышли его встречать на крыльцо.
- Девять лет, - услышал он цифру, обняв родителей.
- Не может быть! – вскрикнул обрадованный Леонид, и посмотрел на мать.
- Семь лет, - услышал новую цифру.
- Девять лет, - повторился сигнал при взгляде на отца.
Леонид рубанул воздух в сердцах.
- Блин! Так нельзя! – крикнул кому-то вверх, и уехал в город, даже не зайдя в родительский дом.
Отец с матерью, ничего не понимая, но видя странное поведение их Лёнечки, поехали в город сами. Пришли в стоматологию к Любе. Вызвали ее на разговор.
- Не томи, Люба, - чуть не падая на колени, прорыдала мать, - скажи правду, что случилось? Что с Лёней?
- Не понимаю я вас, - пожала плечами Люба, - что вы имеете в виду? У нас все хорошо.
Невестка усадила свекровь и свекра на кушетку в приемной. Отец сбивчиво рассказал свои наблюдения, что с сыном происходит что-то странное. Леонид разговаривает с кем-то невидимым. В дом не заходит. Настаивает на обследованиях и безумно-бесполезных лечениях.
- Дочка, в чем дело? – отец сложил руки лодочкой перед собой, - помоги!
- Он вам ничего не говорил? – Люба стояла перед кушеткой и переводила взгляд с отца на мать, и обратно.
- Нет. Ничего. Что происходит?
- Я, наверное, не могу рассказать. Лучше, пускай сам.
- Но он ничего не говорит. Мы с ума сойдем скоро. Помоги! – чуть не кричала мать.
- Хорошо. Он слышит цифры, - выдохнула Люба.
- Ой, кто это у нас здесь? – услышали они радостный голос Леонида сзади, - решил зайти в обед к жене, а родители тоже здесь. Почему ко мне не зашли?
- Не успели, - буркнул отец, и отвел глаза.
- Почему такие грустные? – Леня увидел расплаканное лицо матери, остальные тоже не сверкали весельем на лицах.
- Леня, какие ты слышишь цифры? – шмыгнула носом мать.
- Сказала? – Леонид сурово покосился на Любу. Та кивнула. Опустила глаза. А с Лёни как камень с души упал. Полегчало. Сейчас он все расскажет. Дальше будет проще. Может быть.
- Да, - ответила жена.
- Да, я слышу цифры, - Леня хлопнул в ладони, улыбнулся, - и они всегда сбываются. Я решил, что это знак и надо действовать. Но как я мог вам сказать, мам, что тебе по моим предсказаниям осталось жить семь лет?
- А мне? – спросил отец.
- Девять, - ответил Леонид.
Отец улыбнулся. Значит, еще поживем. Хотя, без жены не хотелось. Привык. Сросся. Посчитал на пальцах, семьдесят пять получилось. Для мужика нормально. Мать поймала отца на довольной ухмылке. Так, значит? Дома поговорим.
- Мне не хотелось говорить. Не всегда хорошо знать дату своей смерти.
- Надо либо все сказать, либо довериться судьбе и молчать, - мать встала, жестом позвала отца, - пойдем, долгожитель, домой.
- Мам, возможно, ты и права. Поедем в Москву на обследование? Я могу устроить?
- Нет, - отрезала мать, - мне некогда. Осталось всего семь лет, а столько всего надо успеть. Кур покормить, кроликам сена на зиму накосить…
- Мам, я серьезно, - Леонид догнал мать на выходе из больницы, - поехали. Прошу тебя.
- Давай так договоримся, сын, - мать положила ладонь на плечо Леониду, - если я себя плохо почувствую, я тебе сообщу. Согласна на обследования раз в два года. В Москву, Лондон или Париж лечиться не поеду, да и денег таких у нас отродясь не водилось.
- А вдруг, московские врачи лучше увидят?
- Лучше меня никто меня не поймет. Всё. Закончим на этом. Приезжайте на выходные с внуком. Пирогов с капустой и яйцами напеку.
Леонид проводил взглядом родителей. Глупее, чем сейчас он себя не чувствовал уже давно. Со студенческих времен, когда помог другу на экзамене списать математику, но его поймали и выгнали обоих.
- Не печалься, - сказала Люба, - так будет лучше. Правда всегда лучше любой выдумки. Даже во благо.
- Сомневаюсь.
Приехав домой, отец с матерью много говорили о новом знании. Делились впечатлениями и ощущениями.
- У меня сегодня понос. Ой, не доживу до срока, - шутил отец, - помру раньше. Как будешь без меня? И предсказание не сбудется.
- Иди с глаз, окаянный, -  отмахивалась мать, - как представлю, что будешь жить без меня цельных два года, зубы сводит. Небось, к соседке Верке побежишь?
- Ага, если силов хватит. Обязательно.
- Кобелина!
- Ревнивица!
- Я к тебе с того света приду, и мужскую силу отберу!
- Так это ты? А то я думаю, стоит почему-то слабовато. Я думал, что возраст. Эх, ведьма!
- Дошутишься, дед! Отравлю!
Оба потом смеялись, обнимались и шли в огород или во двор заниматься хозяйскими делами, которых в деревне во все времена очень-очень много.
По весне, через два года, отец вдруг разболелся. Простудился или продуло. Поднялась температура. Вызвонили Леонида. Тот быстро приехал, посмотрел на горячечного отца. Послушал легкие, измерил температуру.
- Семь лет, - холодная цифра подтвердила старое предсказание.
Даже интересно, если не лечить отца и оставить как есть, проживет ли он еще семь лет? – промелькнула паршивая мысль у Лени.
- Я его забираю, мам, - сообщил сын, - скорее всего воспаление легких.  Надо проколоть антибиотики. Там видно будет. В больнице лучше. И я буду рядом.
- Хорошо, сын. Делай, как надо. Ты у нас умный, - сказала мать, собирая вещи – полотенце, смену белья, зубную щетку, - цифры не поменялись?
- Нет. Все в норме.
- А у меня?
- И у тебя тоже. Переживаешь?
- Нет. Я привыкла.
Отец пролежал в больнице долго, почти месяц. Болезнь не отступала. Леонид приходил к отцу каждый день. Проверял цифру, она не менялась. Это успокаивало. Отец, наконец, с трудом выздоровел, но появилась одышка. И вообще полностью уже не восстановился. Мать на фоне отца светилась здоровьем и энергией.
Каждые два года Леонид укладывал мать в больницу на обследование. Никаких патологий не выявлял и отвозил домой, отмечая год за годом обратный отсчет.
- Пять лет…
- Четыре года…
- Три года…
- Два года.
Не может быть, думал Леонид. Симптомов катастрофического ухудшения здоровья матери не было. Она по-прежнему с утра до вечера ковырялась в огороде, разводила кур и гусей, снабжая домашней вкуснятиной городских сыновей.
 -  Несчастный случай, - пронеслась догадка у Леонида, - мать собьёт машина или на голову упадет кирпич.
Ночью поделился соображениями с Любой. Та согласилась, что похоже на правду. Но что делать?
Леонид заскочил перед работой к родителям. Быстро рассказал. Попросил себя беречь, через дорогу не перегодить, дома и большие деревья обходить подальше. Не спешить во время еды, чтобы не подавиться. И так далее.
- Я уже думала об этом, - сообщила мать, - не хотела тебя расстраивать.
- Почему?
- Потому что ты больше меня переживаешь за мое здоровье. А я на белом свете пожила, детей вырастила. Чего уж там.  Иногда думаю, что лучше умереть прямо сейчас, чем ждать. Ожидание хуже смерти, ей богу.
- Я об этом и говорил.
- Говорил-то говорил, а что толку? Никакого проку нет от твоего дара. Одни мучения. Уж лучше бы и не знать.
- Я не хотел говорить.
- Не извиняйся, я тебя не упрекаю.
Шаркающей походкой, с палкой в руках на крыльцо вышел отец.
- Как ты? – спросил Леонид.
- Норма, сын. Одно печалит, если мамка помрет, не донесу я один ее. Сил не хватит. Слабый совсем стал. Как мне еще два года жить после нее?
Леонид рассмеялся, мать подхватила. Отец раскашлялся.
- Надо забыть все это, – сказала как-то Люба.
- Я бы с удовольствием, - согласился Леонид, - я уже и уши затыкаю, когда встречаюсь с больными, но цифры лезут сквозь беруши и наушники. Выплывают откуда-то изнутри.
Очередному выписанному больному разрешил пить и курить, сколько влезет:
- Доктор, когда можно кушать водочку? – спросил тот.
- 9 месяцев, - прозвучало в мозгу, когда Леонид посмотрел на человека поверх очков.
- Да, хоть завтра.
- Правда?
- Правда в том, что вы не знаете, когда умрете. И это хорошо. Потому что пока вы живы, смерти еще нет. Когда умрете, земные страдания закончатся. Вот, если я скажу, что жить вам осталось всего 9 месяцев, вы поверите?
- Не хотелось бы, - замялся пациент, - рассчитывал на побольше.
- И правильно сделаете. Ни от меня. Ни от вас этот срок не зависит.
- Так уже лучше, - попятился из кабинета временно выздоровевший.
- Так что пейте, курите, сколько влезет. Наша медицина постарается вас еще и еще раз спасти. Мы это будем делать всегда и везде. А попадете на небеса, передавайте тамошней канцелярии привет.
- Хорошо, доктор, - дверь в кабинет захлопнулась с наружной стороны.

Мать умерла в саду в положенный срок. Не болела и не кашляла. До последнего дня была в памяти и бодрая. Пошла в огород. Накопала полведра картошки. На краю грядок поскользнулась, ноги разъехались, она сильно ударилась пятой точкой. Смерть наступила почти мгновенно. Патологоанатом сказал, что оторвался тромб.
Отец увидел в окно, что мать сидит на краю огорода. Сперва не обратил внимания. Ну, сидит и сидит. Полчаса сидит. Сорок минут.
- Галя! – покричал он с крыльца. Жена не отозвалась.
Кое-как доковылял. Его Галя сидела с прямой спиной, оперевшись на ведро с картошкой. Смотрела прямо перед собой холодными голубыми глазами. Как живая. Только лицо было бледноватым.
Потрогал. Еле теплая.
Вызвал Леонида. Сын приехал. Приехала скорая.
- Значит вот как, - сказал на похоронах отец.

Через два года умер отец. Он долго и тяжело болел. Почти не ходил. Просил сына и бога отпустить его к Гале. Но никто его не отпускал раньше срока. Иосиф Петрович Нерпов прожил отведённые ему два года без жены. И умер. В гробу улыбался. Видимо, радовался, что закончился этот нелепый путь в ожидании неминуемого конца.

Сразу после смерти отца, дар Леонида пропал. Цифры исчезли. Теперь доктор Нерпов заходил в реанимацию, и не слышал ровным счетом ничего.
Он точно знал, что не хочет знать дату своей смерти. Даже приблизительно. Зачем? Надо жить, как будто впереди у тебя вечность.
Еще хорошо бы вернуться в детство и пойти в летное училище. Чтобы пролетать над родной деревней и приветственно махать треугольным крылом родным и близким.
А модником Леонид остался. Работает кардиологом. Но мать спасти не смог.

22.05.2023