Друзья, всегда интересно посмотреть на себя, на своё творчество со стороны. А если сделать это профессиональными глазами литературоведа, то испытываешь искреннюю радость. Вот ею-то с вами и делюсь!
«А до любви всего лишь — небо»
Поэт с псевдонимом Харитон Максимович по гороскопу Водолей. Все знают про незаурядность, непредсказуемость и неординарное мышление этого знака Зодиака. Прикольное для нашего времени имя Харитон в сочетании с отчеством, которое выглядит несколько по-великосветски в бесцеремонном интернет-общении (а может, это фамилия такая - МаксимОвич?). В любом случае, внимание читателя гарантированно выхватит этот позывной из потока пробегающих по экрану знаков. Остановит и, как минимум, не разочаруется. А тех, кто знает толк в умении работать со Словом, порадует. Стихи, сотворённые под этим псевдонимом, соответствуют строгим канонам высокой поэзии, но при этом разрушают многие стереотипы.
Начнём с очевидного. Например, аллитерация, популярный троп, дающий поэту возможность показать своё мастерство в игре со звуками, свою неповторимую музыкальность. (Помните из А. Вознесенского: «Аве, Оза. Ночь или жильё, псы ли воют, слизывая слёзы...» Повторры звуков Л, С, З). У Харитона Максимовича аллитерация — это зачастую игра со значениями слов, подчёркивание контраста или дополнительности их смыслов:
Любви моей кардио-гамма —
с одной стороны, «кардиограмма», входящая в ассоциативный ряд: «борьба с болезнью, лечение, тревога за сердце»; с другой стороны, «гамма» — музыка, стройность, гармония. И оба эти понятия органично сосуществуют в любви. Как оно всегда и бывает в жизни.
На ковре-sammer-лёте —
образ ковра-самолёта сам по себе приглашает в волшебство. Но тут ещё сразу понятно, в какое конкретно. Конечно, в лето, и, конечно, в среду международного общения, туда, где всё the best, inclusive, exclusive. Все смыслы — «три в одном».
Пес Симизм -
здесь интересно то, что обыгрывается не звучание слова «пессимизм», а его написание. Современному, компьютерному вечно спешащему мышлению недосуг морочиться с буквой «ё», оно её чаще всего игнорирует.
Тихотворение...шёпотом… —
стихотворение, озвученное под окном любимой. Главное, чтобы никто, кроме неё, не проснулся!
Светят два человечка - вечной любви свечность —
здесь всё понятно без объяснений.
Чувствуете, какое удовольствие получает ваше правое полушарие от совмещения пазлов? Но поэт идёт дальше и доводит противоречие смыслов до крайности.
Тут на днях один упрямый ребёнок заявил мне, что красивое словосочетание «нега снега» — это бессмыслица и нелепость. Ведь нега — это что-то тёплое, ласковое, нежное, а снег холодный и мокрый. Вместо возражений прочитали вместе стихотворение «Земля под негой снега». Привожу фрагмент.
Земля под негой снега –
в берлоге медвежонок
со снами о малине
и лапою во рту.
Под белоснежной негой,
с причмоками, спросонок,
не замечая зиму,
сосёт свою мечту.
Зима под негой снега,
как солнечный цыплёнок,
растёт во сне и зреет
под снега скорлупой.
Под снежнобелой негой
ворочается сонно,
торопится скорее
проклюнуться весной.
Земля под негой снега
заснула, как младенец,
и зимним сном укрылась
и птицею летит.
Под синим снегом неба
её кружится пенье.
Распахнутые крылья –
открыта дверь в зенит.
Спорить не пришлось. Медвежонок так заразительно сосал свою лапу, а вся эта компания вместе с зимой-цыплёнком и землёй-младенцем оказалась настолько обаятельной, что сразу стало ясно: нега снега и для одной, отдельно взятой, берлоги, равно как и в масштабах всей земли — это надёжная защита, благо и любовь.
На примере приведённого фрагмента рассмотрим особенности поэтики Харитона. Попробуем выхватить из стремительного потока метафор какой-нибудь образ. Например, 8-стишие про зиму и землю.
Зима, как цыпленок под скорлупой яйца, развивается, чтобы перейти в качественно новое состояние — весну. Просто готовый пример для второго закона диалектики! И пример этот вылеплен красочно, как дымковская игрушка. Скорлупа здесь не белая, а снежная, цыплёнок не жёлтый, а солнечный. У него свой характер - он «ворочается сонно», и «тороится скорее проклюнуться весной». Такой мимишный мини-спектакль пронёсся перед нашими глазами всего за один катрен. А на подходе уже следующий - микро-опера про землю, спящую, как младенец, но в то же время вполне реальное космическое тело, планету, скованную зимним сном и летящую по своей орбите. Птицей летит и поёт — настолько этот полёт доставляет ей удовольствие. Но вполне возможно, что в рамках сюжета - это всего лишь чудесные сны земли-младенца. Такова ткань произведений Харитона, многослойно насыщенных саморазвивающимися метафорическими образами, При этом литоты (преуменьшения) создают позитивную эмоциональную окраску. Земля, Солнце, Зима, Медвежонок — равновелики. Они чудесные малыши, главная задача которых расти и развиваться под заботливым взглядом поэта.
Олицетворение, в сочетании с литотой — излюбленный приём Харитона. Через него поэт передаёт читателю мощный заряд своей любви и нежности к миру.
Весну взять на поводок –
гулять, не жалея ног.
Дышать, не жалея сил.
И зелень вдыхать, и синь...
...Рвётся весна с поводка,
спущу её паводком.
Поглажу весну рукой –
пускай в мир бежит рекой.
До неба весенний лай!
Навстречу, как эхо, май.
Город всегда бежит.
То ленивой трусцой сытого льва,
то зайцем от пикирующего коршуна,
то страусом, с гордо поднятой головой.
Он не останавливается ни на миг
и не слышит криков: постой!
Прыгну в небо,
руку крепко
протяну руке-лучу.
Дёрну сильно –
в небе синем
солнцем мир озолочу!
Небо босоного –
и душа дорогой
перед ним лежит.
Убежит от мамы,
солнышко в кармане,
а вдогонку – жизнь!
Облака подмышкой.
Озорной мальчишка
нитку-горизонт
намотал клубочком –
ветру в коготочки,
пусть играет кот.
Едва родившись в стихе, олицетворение превращается в метафорический образ, живущий своей жизнью. Вот, к примеру, одно из самых пронзительных стихотворений Харитона. Поэт сравнивает старый, покинутый дом со слепым, забытым стариком, а двор при нём — с такой же старой дворнягой. Оба образных ряда развиваются самостоятельно. Они живут в разных измерениях: во времени — дом с двором, в пространстве - старик с собакой. Но их истории движутся не параллельно, а одной слитной сущностью, просвечивая одна сквозь другую. Имя этой сущности — обречённость. Движение — к тихому, незаметному, покорному концу.
Заложенное свежим кирпичом,
на дом одно окно – и то слепое...
Путь палочкой обстукивает дом.
Идут по миру, неразлучны, двое:
седобородый дом и поводырь –
дворняга-двор на стёртых серых лапах,
подушечки затоптаны до дыр.
Идут на мира звук, на мира запах.
Навстречу дует ветерок минут,
так мама гладит сыну крышу-темя.
А город ждёт, пока века минут,
и убежит отпущенное время,
и скроет с глаз ближайший поворот
и дом, что шёл, куда не смотрит око,
и старый двор, что хвостиком бредёт
и лижет слёзы дома с водостока…
Вот эти слёзы с водостока способны довести до слёз любого, кто не понаслышке знает, что значит покинуть отчий дом не по своей воле; у кого сжимается сердце при виде разрушенного дома, незаконченной стройки, стаи одичавших собак или оголодавших кошек; у того, кто хотя бы раз видел, как бредет по обочине на трясущихся от слабости ногах одинокий дед... Включаются заложенные в нас божественным провидением базовые основы милосердия, сострадания, желания защитить, благодаря которым мы, человечество, как вид, еще не вымерли, хотя могли бы, если вспомнить жестокости, творимые на протяжении всей истории. Как поэт, Харитон Максимович пропускает через своё сердце проблемы нашего времени, размышляет над ними честно и непредвзято, какими сложными или болезненными они ни были. И всё же его творчество ни в коей мере нельзя назвать трагическим или мрачным. Оно основано на уверенности в разумности человека, на неафишируемой вере в божественную целесообразность всего сущего. Его творчество наполнено светом и радостью жизни. Харитон часто обращается к теме детства, которое служит для него неиссякаемым источником новых сил и одним из главных критериев правды. Но его стихи не детские, вернее, написаны не для детей. Они обращены к ребёнку, скрытому в душе каждого взрослого, как к камертону, которым проверяется истинность или ложность жизненных ценностей, жизненного пути.
Из цикла хайку «Время»
15.
Вприпрыжку бежит
со счастьем в обнимку
детское время.
Поэтическая Вселенная Харитона антропоцентрична. Вслед за античным философом Протагором он мог бы воскликнуть: человек есть мера всех вещей! Но его Вселенная — это не механизм, тупо вращающийся вокруг него. Она — его комфортное обиталище, любовно обжитая квартира, «В четырёх стенах Вселенной бесконечна наша жизнь...». А соседями по дому зачастую оказываются и Солнце, и звёзды, и любые обитатели космического пространства. Вот как выглядит гроза в его космогонии.
А соседи сверху, на небе,
спозаранку двигали мебель.
Уронили. Разбили стекло.
Что-то, видимо, там потекло.
Отсырели совсем облака —
тучи чёрные нам с потолка
хмурят брови, нависли... Хлынул
щедрый добрососедский ливень!
Одна из самых любимых тем творчества Харитона — любовь. В этом он не отличается оригинальностью от собратьев. Поэт по-детски незыблемо верит в то, что любовь спасёт мир.
Из цикла хайку «Время»
10.
Рядом с любимой
время лежит котёнком.
Глажу обоих.
Так видит поэт время любви в жизни людей. И, в противоположность обычной поэтической практике, которая возвела на пьедестал несчастную любовь и пестует свои страдания, Харитон не написал ни одного стихотворения о неразделённой, потерянной, непрошенной любви. Ни одного! У него одна из тех редких натур, цельность и сила которых просто-таки обрекают его на успех и взаимность. Его лирический герой брутален, как Фандорин, верен, как Штирлиц, темпераментен, как персонаж Шекспира.
Когда по-настоящему ждёшь —
время ковыляет с капканом на ноге.
Когда по-настоящему ждёшь —
терпение вытекает кровью из вены.
Когда по-настоящему ждёшь —
мысли ходят по кругу в тюремном дворе,
минутная стрелка кружит внутри глаз,
в голове бьётся сердце,
взгляд вставлен в оконную раму,
а телефон в руку,
и на экране ладони — линия жизни...
А когда дождёшься — не наконец, а на начало —
родные шаги в подъезде фанфарами,
сердце выскакивает навстречу,
дверь радостно хлопает в ладоши,
глаза касаются глаз,
души обнимаются,
и так тепло, что в наши края
слетаются зимовать птицы!
Здесь я вынуждена слегка шокировать приверженцев «чистого искусства», поскольку ещё раз вспомню о гороскопе, а именно об одном из неповторимых свойств Водолея — логике. Его левое полушарие работает круглосуточно, подвергая анализу самые непредсказуемые всплески страстей и порывы вдохновения. Даже в безбрежном море любви Водолей найдёт тайный уголок для осмысления и «научной обработки данных». Но как чудесно преломляется это свойство в любовной лирике Харитона! Вот фрагмент такой «систематизации» художественных образов. Объект — супружеская пара. Среда обитания — реальный мир. Метод исследования — стихосложение.
Присмотрись и увидь
главное –
мы как рыбы в любви
плаваем.
Мы как птицы в любви,
с крыльями –
небо нам на двоих
синее.
Мы в любви выше гор
каменных
и светлей лепестков
пламени.
Родниковой воды
чище мы –
в шляпу мир подадим
нищему.
Сыплем счастье на всех
пригоршней,
как джек-пот, звенит смех –
выигрыш!
Космос нам до колен,
плещется.
Звёзды бьются в волне –
лещики.
Солнце рыжим котом
ластится.
Время – в небо-гнездо
ласточкой...
Вот это называется: проверить алгеброй гармонию! Системно и последовательно подобранный образный ряд выстраивается наподобие спиральной лестницы в небо, которую поэт выкладывает из метафор, эпитетов, гипербол — всех имеющихся в его распоряжении тропов, из совершенно разных, удалённых друг от друга по всем уголкам мироздания частиц, отчего стихотворение обретает вселенский масштаб. Вселенная вся целиком и сразу всегда живёт в воображении поэта. Поэта-демиурга и одновременно робинзона этого объёмного мира.
Один из шедевров Харитона, который по ёмкости можно назвать маленькой поэмой, - стихотворение «Метель». Технически произведение состоит из 15 катренов, скреплённых вариантами рефрена первой строки: «Метель метёт седой метлой…», «Метель метёт белым-бело...», «Метель метёт, метёт, метёт...» и т.д. Рефрен усложняет-расцвечивает ритмический рисунок и подчёркивает внутреннюю музыкальность, полифонию произведения. Но главная магия и тайна не в этом. Стихотворение как бы рождается на наших глазах подобием замедленного Большого Взрыва — во все стороны и сразу. Метафоры обгоняют одна другую: «метель метёт большой метлой, из мира выметает сор», и сразу же «щекочет землю бородой», потом, собравшись испечь хлеб, сеет с неба муку, и — мгновенно, без предупреждения, слитно, как в старинных свитках, вклинивается другая тема: «тесто на дрожжах из слов растёт над формою стиха». Затем, после перебивки (говоря по-киношному) появляются новые персонажи: мотыльки, которые «стучатся пальчиком в стекло», мальчишка, прижавшийся губами к оконному стеклу - «безусый сом», и опять переброс в параллельную реальность - «застыла времени река, и нового стиха строка рыбёшкою вмерзает в лёд»…Следом выныривает из потока олицетворение дня (как единицы времени) и мгновения из него: в берлоге дня миг-медведь. И тут вспыхивает поразительной силы метафора - «руно вычёсывая книг, метель метёт, метёт, метёт...». Золотое руно книг! Как точно сказано! Мы его именно «вычёсываем», по крупицам собирая в разном возрасте разную мудрость. Но, между тем, Большой Взрыв расширяет свои границы, вплетаются новые темы. Вот уже струи молока в руках мамы превратились в нити пряжи,
«что спрячут куколкою в шкаф,
и бабочкой оттуда шарф – вспорхнёт под самый потолок!
И в приоткрытое окно со мной – на шее – улетит...
От детства и до старости –
одно мгновение, одно...»
.Даже в моём грубом пересказе фрагменты стройной полифонии стихотворения пленяют своей отточенностью и совершенством. Но главное опять не в этом. А в том, что произведение являет собой точную модель бесконечно прекрасного, вечно обновляющегося мира. Мира, постоянно дающего повод для познания, творчества, совершенствования, любви. Это портрет самой нашей реальности во всех её четырёх измерениях. И это портрет развивающейся души человека. И это автопортрет художника, как его видит поэт Харитон Максимович.
«Метель по-новому метёт,
метель нам стелет чистый лист –
точи, точи карандаши,
и всеми буквами души
ты на него стихом ложись!»
И напоследок хочется ещё раз подчеркнуть бережное, ответственное отношение поэта к слову, а ,следовательно, и к своей профессии в целом.
На языке поэта
Когда к словам с любовью –
они ответят тем же.
И на листе-ладони
буквальна слова нежность.
К словам с любовью если,
они, как солнце, светят.
Не выбросишь из песни
ты слов таких на ветер.
Когда полюбишь слово,
его любовь взаимна.
Звездой сияет новой,
зовёт тебя по имени.
И небо твоё в звёздах,
и солнце не заходит!
Пусть мир тобою создан
на миг, а не на годы.
Но каждый в мире этом
за хвостик счастье словит.
На языке поэта –
мир любящего словом!
На мой взгляд, это одно из самых беспафосных кредо поэта, известных на сегодняшний день. Одно из самых чистых, искренних и трогательных.
Наталия Стеблюк,
апрель, 2023 г.
картинка – художник Ксения Черномор.