В прежние годы, когда спутниковые системы связи были далеко не на всех судах, а об интернете ещё и не слыхивали, общение моряков с родными осуществлялось в основном посредством радиограмм. С учётом того, что оплата осуществлялась пословно, предлоги и союзы, как правило, сокращались и текст получался сухим и официальным. Примерно так: «Юля меня всё хорошо следуем Бильбао дома конце июня целую Вася». Конечно, хотелось чего-то большего. Этим большим была возможность связаться с домом по телефону.
Распространение радиоволн – наука очень уж мудрёная, если не сказать тёмная. Особенно это касается диапазона коротких волн, которые то несутся на тысячи километров, не замечая никаких препятствий, то словно растворяются где-то в эфире, не давая ни малейшей возможности связаться с нужной радиостанцией.
Время от времени, когда условия прохождения радиоволн были благоприятные и появлялась возможность, радист организовывал сеансы связи для членов экипажа. Выглядело это примерно так. Сначала нужно было связаться с береговым радиоцентром, дождаться своей очереди и продиктовать оператору нужные номера телефонов на берегу. После соединения радист передавал телефонную трубку тому члену экипажа, чей номер ответил и начинался разговор.
Тут надо учитывать, что разговор по проводному или сотовому телефону это не то же самое, что разговор в диапазоне коротких волн, которые распространяются причудливым образом, отражаясь то от ионосферы, то от поверхности земли, преодолевая таким образом расстояния в сотни и тысячи миль. Голоса искажались, слышался треск атмосферных и прочих помех, наблюдалось так называемое замирание сигнала. Нередко вообще было трудно что-либо толком разобрать или, когда, например, моряк хорошо слышал, что ему говорят с берега, а его было почти не слышно.
Обстановка во время разговора для моряка была непривычная. Во-первых, вокруг были какие-то неведомые пульты приёмников и передатчиков, находящихся в радиорубке. Во-вторых, говорить приходилось не только в присутствии радиста, находящегося рядом, но и несколько смущало осознание того, что разговор слышат совершенно посторонние люди - радисты, ожидающие своей очереди в эфире, операторы на береговом радиоцентре итд. Это необычность обстановки, умноженная на волнительное ожидание того, что вот-вот моряк услышит голос родного человека, некоторых вводила в ступор. И, когда наконец, соединение с абонентом происходило, человек молчал, как рыба. Либо, наоборот, и моряк, и абонент на берегу принимались одновременно говорить и, естественно, никто никого не слышал.
Кроме того, помимо человеческого голоса динамик извергал трески, шумы, какие то кваканья – одним словом, то, что называется помехами. Понятное дело, что у радистов ухо было более привычно к такого рода какофонии и они ещё как-то умудрялись разобрать, что говорил абонент на другом конце линии связи. Однако не привыкшей ко всему этому человек часто не мог вообще ничего расслышать и понять. В этом случае радист иногда выступал своего рода переводчиком с русского на русский и подсказывал, что только что сказал абонент, с которым разговаривал моряк.
На одном судне мне довелось поработать вместе с механиком с запоминающемся именем Феликс. Это был человек удивительно добрый и позитивный. При этом, он имел удивительную особенность. Обычный человек произносит звуки, выдыхая при этом воздух. Феликс же говорил на вдохе. При этом он ещё немного заикался. Помню, что, когда он впервые заговорил со мной, я даже испугался – складывалось впечатление, что он задыхается и вот-вот свалится без чувств. Потом постепенно я привык к этой своеобразной манере разговора, тем более, что Феликс был человек немногословный, да и по работе я с ним никак не пересекался.
В первый раз, когда Феликс попросил меня организовать телефонный разговор с женой я как-то даже не подумал о его своеобразной технике звукоизвлечения. Когда же связь была налажена, и он начал пытаться говорить, а его супруга (её звали, кажется Елена) – чего-то расслышать – стало понятно, что разговор не получится. Феликса и во время обычного разговора было сложно понять, а, когда его тихая и не очень внятная речь сопровождалась многочисленными помехами – разобрать что-либо вообще не представлялось возможным. Ну а, поскольку он говорил одновременно с Еленой, то и её он слышать он не мог. Дело кончилось тем, что я предложил свою помощь. Взял трубку и повторил то, что он пытался донести до супруги - что у него всё нормально, что он здоров и с нетерпением ждёт возвращения домой. Она в свою очередь через меня передала ему наилучшие пожелания и тысячу воздушных поцелуев.
Где-то через неделю, когда я снова давал возможность жаждущим позвонить домой, Феликс попросил включить и его номер. Отказать было нельзя, да и как сказать человеку, что с его дикцией едва ли опять получится нормально поговорить. Но судьба распорядилась иначе. Когда подходила наша очередь на переговоры, Феликсу зачем-то надо было срочно спуститься в машину. Уходя, он попросил меня всё-таки заказать разговор с домом. При этом, на всякий случай сказал, что, если к моменту соединения он ещё не освободится, чтобы я сам передал Елене, что у него всё в порядке и рассказал о дальнейших планах на рейс.
Так и получилось. Когда дали соединение телефонным номером Феликса он всё ещё был в машинном отделении. Мне пришлось говорить с его супругой, с который мы даже не были знакомы. Сначала она расстроилась или скорее испугалась, когда услышала голос незнакомого мужчины с теплохода, где работал её муж. Мне пришлось её успокоить, сообщив, что ничего страшного у нас не произошло, просто в машине идут какие-то работы и её супруг там задействован. Потом я рассказал ей, как у него дела, сообщил (правда он меня об этом не просил), что следующий порт захода у нас Монтевидео и, что там продаются неплохие дублёнки. Лена дала понять, что была бы рада, если бы Феликс сделал ей такой подарок. Потом она рассказала мне об успехах дочери в школе, о здоровье своей мамы.
Когда Феликс наконец добрался до радиорубки, разговор уже был закончен. Я кратко рассказал о том, что услышал. Он порадовался успехам дочери. Правда моя идея поведать Елене о том, что в прошлом рейсе я купил жене хорошую дублёнку в Уругвае, судя по выражению лица Феликса, ему не очень понравилась – вероятно у него были в планах несколько иные покупки.
История со звонками Феликса на этом не закончилась. В следующий раз, когда он опять попробовал поговорить по телефону с женой, всё повторилось снова. Он пытался что-то сказать, но от волнения то задыхался, то заикался. В итоге опять мне пришлось брать трубку и выступать в роли посредника. Тогда обмен новостями шёл уже более интенсивно. В конце концов Феликс пришёл к выводу, что так оно получается даже лучше и периодически просил меня позвонить его жене, чтобы сообщить, что у него все в полном порядке, передать привет дочке и узнать, как у них дела. После разговора за ужином или за чашкой кофе я пересказывал ему, что и как у него дома, как дела у тёщи, какой урожай она собрала на своём участке. Передавал приветы от каких-то знакомых. От меня он узнал, что дочь стала заниматься музыкой и что жена очень хочет в отпуск поехать с ним в Крым. Помню, что даже давал ей какие-то советы по поводу того, где там лучше остановиться и что надо непременно посетить.
К концу рейса я уже был почти членом семьи. Знал имена всех родственников Феликса и Елены. Знал, что его тёща выращивает у себя на даче. И ещё многое другое.
После возвращения в Питер, и Феликс, и я сразу же ушли в отпуск. Ну а после него уже оказались на разных судах и больше никогда не пересекались. А его жену Лену, голос, который стал уже почти родным, я так никогда и не видел.