Георгий
конец июля 1941 г.
Окруженцев становилось всё меньше.
А сколько их было – поди, посчитай!
Кто-то честно пал в неравном бою.
Были и перевёртыши потянувшиеся «до своих куреней», растворившиеся в темноте, что называется «не попрощавшись».
Были, израненные тяжко, не пожелавшие стать обузой и со спрятанной гранатой в рукаве шинели ждали на носилках своей минуты, своего избавления. И докатившееся эхо взрыва было как резюме запёкшимися губами: «неподсуден»!
Были и нетерпимые, гордые. Не перенёсшие позора отступления и стыда грядущего плена, «застёгнутые на все пуговицы», в орденах и медалях принимали свой главный парад последним гулким аккордом оркестра свидетельствуя: контракт с жизнью – расторгнут!
И были оставшиеся…
Те, кому ещё предстояло УМЕРЕТЬ или ПОБЕДИТЬ.
Те, кто молясь, а, кто-то матерясь: от отчаянии - ВЕРУЯ, от безысходности НАДЕЯСЬ, от безнадёжности ЛЮБЯ, шли в очередной прорыв.
«А в прорыв иттить – надоть разведку вершить» шутил Георгий и дошутился: неделимую парочку послали в разведку, не было «ясной картины» в отношении немцев у командира группы. Визуально они были везде, но где-то больше, где-то меньше. Где?
Только вышли ещё до рассвета, как сразу нарвались на группу мотоциклистов 5-7 машин, стоявшей цепью друг за другом. Немцы, собравшись вкруг о чем-то говорили. Неожиданно, трое отделись от своих «камрадов» и двинулись прямо на несчастливых разведчиков. Их разделяло 25 – 30 метров.
Благо рядом вытянулось неширокое, но, как оказалось глубокое болото. Трясина обрела новых земноводных, а разведчики надежду на жизнь. Они стояли не то, что по горло, а по самое темечко, в остро пахнущей жиже.
За шесть часов мучительного соседства с фашистами чего только не пришло в голову друзьями. В один момент Лёня запсиховал и решил атаковать гадов прямо из-болота. Не смотря на трагизм ситуации, Гера «горячим бульканьем» отверг самоубийственное предложение: «Пока ты передёрнешь свою «пукалку», они своими «машинками» из нас решето сделают!»
Немцы меж тем, суетились приезжали-уезжали, отдавались команды – это было навроде полевого штаба. Что-то готовилось. И, вдруг, враз, чужеземное воинство собрало манатки и, осквернив первозданную чистоту болота прескверным выхлопом моторов, не проинформировав «разведку», куда-то отбыли.
Покинув новую среду обитания Гера понял, что не может идти – страшной судорогой свело ноги. Под стоны и всхлипы товарища Лёня «погрузил» бойца на закорки, а оружие повесил себе на шею. Так и двинулись неудачники «до дому, до хаты», но тут, от природы спокойный и тихий, даже интеллигентный напарник, а ныне наездник начал… материться такими рыбацкими загибами, что Леонид Антонович, тоже не пальцем деланный в этом контексте, сбросив седока на старый муравейник, впал в необъяснимо экстатическое состояние сродни безумству давясь от смеха и закрываясь рукавом шинели – немцы где-то близко! Если коротко Гера сказал: «Ты понимаешь… за два дня до начала этой… войны… к нам в цитадель… на склад… привезли несколько сотен… новеньких… в смазке… пистолетов-пулемётов Шпагина… Комиссар… прям концерт из этого сотворил… показывал… рассказывал… и запер на складе… а через день … немцы разнесли …его бомбами. Если бы автоматы были у нас… разве мы сидели бы в этом… болоте!»
По прибытии, после малоинформативного доклада, командир всё-таки изменил направление прорыва. Из-за этих «ванн» Георгий занемог, мучил сильный кашель. А тут пошли вперёд немцы - плотным миномётным огнём зажали остатки полка на огромном колхозном поле. Леня с Герой и их группа в 12 человек лежали в канаве и, отстреливалась от начинающих додавливать фрицев. Мины взрывались всё ближе и ближе, пока одна из них не рванула буквально в пяти шагах.
Гера вскрикнул и вскинул голову – осколок рассёк ему веко. Но он успел выстрелить и увидеть, как… пуля выскочила из ствола и упала перед ним на бруствер. Леня бросился накладывать повязку на залитый кровью глаз, а Георгий, не веря оставшемуся зрячему, дотянулся и взял ещё теплую пулю. Тему закрыл Криволап: «Посмотри, у тебя осколком подчистую срезало ствол винтовки. Скорее всего, этим же осколком и тебя…».
А прилети он на миллиметр ниже?
Пока бойцы перетирали случившееся, раздался страшный грохот: по непаханому полю мчалась полуторка, в кузове которой перекатывались какие-то бочки и елозили туда-сюда ящики. Все с замиранием сердца следили за бесшабашной игрой со смертью. Машина петляла среди высоких сполохов огня и дыма пока одна мина всё-таки не накрыла её. Взрывом разнесло и металл, и дерево.
Тело шофёра вынесло через лобовое стекло и, совершив двойное сальто-мортале оно, с приличной высоты шлёпнулось болото. Красноармейцы вытащили его, чтобы предать земле, а не грязи.
Но!
Шофёр оказался живой и, что называется - ни одной царапины. Однако, в буквальном смысле, немного «ошарашенный», притом сильно косил левым глазом и заикался. «Так это с гражданки, – объяснил герой, - на свадьбе с тестем подрался…».
Все радовались за него: хлопали по плечам, в рубашке мол, родился паря и смерть не страшна, раз такое преодолел!
Немного оклемавшись, уникум попросил винтовку и лёг в цепь. Первой же миной ему раскроило горло и он погиб.
Линия фронта была уже рядом, слышна была канонада, но, как назло путь к спасению был перекрыт речкой. Да что там речкой, - речушкой! «Метров сорок не более, прикидывал Георгий и ёрничал - ширина Волги в километрах исчисляется, так там вааще…».
Лёня не мог больше молчать и огорошил: «Гера, я того… плавать не умею!» Тяжкие раздумья Георгия прервал офицер на коне, который прокричал, что здесь недалеко есть мост, по нему можно будет перейти на тот берег, но на мосту стоит немецкий танк. Нужны добровольцы!».
Из короткого овражка, где прятались красноармейцы, ожидающие хоть какого-то приказа, вылезло почти всё отделение, - они собрались следовать за конником, но мина звезданула прямо в овраг, из которого последним выходил Криволап. Как назло, началась немецкая атака.
Возникла паника. Пулемёты косили людей, Трещали автоматы, Тяжело ухали миномёты. Солдаты бросались в воду, пытаясь перейти вброд или переплыть речушку, ведь наши были рядом. Они и спасли. Накрыли немцев артиллерией, помогая выходу наших бойцов. На какое-то время бой стих. Видимых ран на теле Криволапа Гера не нашёл, но уже знал, как правильно провести эвакуацию.
Ещё несколько часов назад Георгий наблюдал за тем, как два наших офицера на утлом куласике переплывали туда-сюда речушку, проводя рекогносцировку и надеясь нащупать брод. Кулас спрятали в камышах и даже поставили часового, который, куда-то исчез с началом обстрела берега реки. Леонид был без сознания и страшно тяжёлый, во всяком случае Георгия, когда он тащил старшину, под ним вообще не было видно.
Утлая лодочка еле вместила обоих. Причём посреди реки Лёнчик пришел в себя и попытался повернуться на бок и чуть не перевернул «дредноут». Хорошо, что отключился опять. На берегу Гера положил Криволапа рядом с двумя тяжелораненными воинами, заметив среди спасшихся, или пришедшего от наших, санинструктора.
Больно и страшно было смотреть, как вокруг погибали, тонули бойцы. Гера - рядовой Георгий Васильевич Полевой, переправил на «наш» берег четверых солдат, пока его самого не накрыла речная волна от взрыва снаряда. Спасительница лодка утонула. Когда Гера выбрался, берег был пуст и никого из раненых уже не было. Значит, спаслись сами и вынесли Лёню, решил спасатель поневоле… Солдат и представить себе не мог, что за несколько суток на разных участках фронта из окружения вышло около одиннадцати тысяч человек.