Не искушай меня без нужды
«НЕ ИСКУШАЙ МЕНЯ БЕЗ НУЖДЫ…»*
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Евгений БАРАТЫНСКИЙ
В тысячелетней истории России никогда не было абсолютной свободы и всеобщего счастья, но времена неубитых надежд иногда были. У наших отцов и дедов и у нас самих времена (периоды) свободы и надежд надо рассматривать как скупой подарок Клио. Впереди у каждого поколения — своё «прекрасное далёко» и свой молочно-кисельный берег обетованный, «временные успехи и трудности под руководством мудрого и непогрешимого вождя на пути последнего падения на дно глубокого колодца…
Известный романс Михаила Глинки «Не искушай меня без нужды» на слова поэта Евгения Баратынского является как бы прелюдией к двухсотлетней давности нравоучительной религиозно-философской оратории-мистерии, осуждающий великие соблазны, обманы и ловушки мира. Стихотворение было написано в 1821 году и называлось «Разуверение».
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей:
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь,
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
Стихотворение Евгения Баратынского отражает болезненный и неизбывный процесс внутренней перестройки человека. Давно известно, что ум с сердцем не в ладу, что логические решения подчас противоречат влечениям и желаниям и «…что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой» (Ф.М. Достоевский) Ведь «жизнь сердца» — это страхи, пристрастия, оценки, установки ценности. И эти бесконечные тревожные ожидания и опасения за себя и своих ближних. «Мир тревожен, и тем живёт». (В.В.Розанов)
Человек — существо двойственное: с одной стороны, он есть то, что он есть; с другой — он имеет о себе самом завышенные представления, которые лишь только отчасти совпадают с его истинной сущностью. Его нравственное состояние, его несовершенство — прежнее, пещерное, доисторическое — косно и безотрадно, зато его нынешние энергетические возможности и мощности в переделке (преобразования) мира огромны, почти беспредельны. И это очевидное несоответствие его могущества и порочности — чревато большой Бедой, всемирной катастрофой, ибо энергетика разрушения в человеке активном значительно превышает энергетику созидания. Здесь в антропологической агогике, кроме воспитания «нежных чувств» необходим механизм укорота разрушительных страстей и больных желаний и надёжная защита от бесконечных искушений и сомнительных соблазнов юных принцев — будущих политиков и управленцев. ( Борис Бим-Бад)
Навязчивые идеи и непомерные желания, безумство чувств, накал страстей и мощность темперамента воспитуемых и обучаемых сегодня можно контролировать, изменять и регулировать не только одним воспитанием, моральным и уголовным кодексом.
Укротить больные амбиции и манию величия, определить оптимальную потребность индивида в количестве и силе ощущений, найти способы и формы реализации излишней психической энергии «безымянной массы» на пользу общего дела в эпоху постгуманизма — дело новое и трудное. (1)
Нелегко купировать пещерные инстинкты, ещё трудней перенаправить энергию разрушения ребёнка на созидание и преобразование мира к лучшему. Увы, это вам не укрощение огня и даже не создание искусственного интеллекта, это почти неразрешимая вселенская проблема на уровне судеб Мироздания. Но человек и создан для того, чтобы успешно решать неразрешимое и преодолевать непреодолимое, пожизненно совершенствоваться, достигая высочайшей доблести и достоинств.
«Не искушай меня без нужды» — вопль молодого просвещённого человека, преждевременно уставшего от непродуктивного преодоления всех ловушек мира и всего того, что может нарушить установленный порядок. Это отказ идти дальше, рисковать и не поддаваться импульсивным непреодолимым влечениям, отказ сознательно страдать и сознательно красиво погибать. «Мы отказываемся идти дальше, мы хотим отдыхать». (Лао-цзы), «Душа покоя просит» (А.С.Пушкин). Последний выплеск всесокрушающей воли, подавляющей все тривиальные наслаждения и плотские соблазны. Увы, однозначная победа выгоды (и «железной логики») вопреки чувству альтруизма весьма опасна. Двадцатый век, с его морями крови, ясно показал, к чему ведёт воспитание «нового человека» — к всеобщему безумию, к политической шизофрении и гибели мира.
Человек двойственен — он свободен и не свободен одновременно, управлять психикой и мозгом весьма трудно, ибо они в ноосфере Земли являются высшей формой преобразования материи в энергию. (Владимир Вернадский) Человек — не просто рабочий каменоломни и не поставщик благородной, жирной глины для горшечника, а энергичный помощник Творца Вселенной, живой мыслитель (думатель), созидатель (делатель) и строитель (зодчий). Его разум и энергия — запал всемирного Уничтожения и всемирного Созидания:
…Отложена тайная Книга —
Красивый, седой господин
Сжимает гранитную глыбу
И мнёт её как пластилин. (2)
Человек двойственен — он всесилен и бессилен одновременно, страдания закаляют его волю, даруют ему третье дыхание, понуждают его изыскивать дополнительные энергетические резервы, но могут отнимать у него последние силы, жизненную энергию.
Для русского «интеллигентного» человека характерен синдром накопленной усталости от всех пережитых им искушений, соблазнов, ощущений и страданий, войн и революций. Страдание — это кнут к действию, оно причина отрицательных ощущений и причина невроза цивилизованного человека. Кнут страдания всесилен, он сильнее пряника радости. (Артур Шопенгауэр). И молодость, и старость одинаково утверждаются через страдания, критику и отрицание порядка существующего положения вещей. У молодых, как правило, нарастает недовольство этим миром. Оно побуждает человека всё больше концентрировать силы по переделке мира за счёт мобилизации внутренних резервов: продолжай ощущать (страдать) и действовать!
По мере неравной борьбы индивида с искушениями (соблазнами греха), заветная мечта всегда обгоняет реальность. Человек всё чаще обманывается в своих ожиданиях, должное всегда превосходит сущее, идеал — грубая и косная реальность, а в итоге — горький осадок разочарования отрицателен и даже разрушителен, чем в период очарования сладостью искушения.
По мере старения нарастает недовольство собой: убывают физические, психические и духовные силы, увеличивается роль такой негативной формы самоутверждения, как зависть и ревность. Действовать напористо и энергично становится всё трудней, от неприятных ощущений никак не освободиться, в итоге (в реальности) нет сил, чтобы бороться с искушениями, иллюзиями и обманами, но ещё есть силы быть с миром (социумом) несогласным.
Моральный и душевный слом человека происходит постепенно и порой незаметно для него, ибо жизнь гнёт индивида постепенно, но зато верно. Сначала копится внутренняя усталость, бессилие и безнадёжность. Былая агрессия и волевая решимость выдыхается, сменяется равнодушием («пофигизмом»), нигилизмом и смирением. Всё меньше сил противостоять обстоятельствам, препятствия вселяют тревогу и тоску, их хочется избежать. Продолжать действовать и трудиться становится бессмысленным. Ещё бы! Тысяча лет трудов и лишений — и всё насмарку!
Страшная тоска иногда наваливается и душит, порождает необъяснимую панику, тревожно-депрессивный синдром. Жизнь ещё продолжается, а судьба человека уже кончилась, завершилась жизненная программа, а с ней и отпущенные на неё силы. Дальше — клиника: эта накопленная в душе усталость нарастает, невозможность переделать косную реальность и сделать сказку былью усугубляет это несогласие, портит личную жизнь, заставляет страдать. Возникают отрицательные эмоции, возникает разлад с самим собой, человек собою недоволен — мораль и самолюбие (инстинкт жизни) требуют от него, чтобы субъект жил в согласии со своей личностью и своими потребностями, но поделать ничего не может, ибо самое нехорошее и скверное уже случилось в прошлом. Это мешает жить и приводит к истощению нервной системы и психическим болезням. Многие «страдающие и мучимые совестью великие мужи от науки и искусства — часто умы параноидного склада.
Иссякли силы, и слабым стал человек, утратил все свои желанья, ослабела воля, твёрдости характера не хватает, лень одолела: зачем страдать, зачем трудиться? Лежать на диване и ничего не делать — это здорово, отрадно, хорошо! Зачем тратить попусту силы на карьеру, сомнительную славу и успех? Человеку ведь немного надо — поесть, выпить и сладко, безмятежно в тепле поспать после сытого обеда, а после ужина перед сном пофилософствовать о жизни после жизни. Когда силы кончились, тогда кончается многое в жизни человека, в том числе и любовь и всё, что с ней связано. Увы, сила не в правде, брат! А сила в самой Силе (Энергии). Есть она во мне, значит я — сильный, а нет её, значит я — слабый. Так, с утратой внутренней преобразующей энергетики вчерашние деловые и энергичные Штольцы превращаются в сегодняшних Обломовых и выпадают в жмых на маслобойне жизни. Сколько духовных сил и жизненной энергии человеку отмеряно, столько и отмерено — больше не прибавится. Бесполезно плакать, сетовать и молиться. Беспощаден жизни шум трескучий. От него не спрятаться, не скрыться, не уйти, его легче уничтожить, а ещё легче убить себя, покончить с безнадёжностью. И тянется (у самых решительных субъектов) рука к тротилу и самодельной бомбе или к смертельной дозе наркотика. А нерешительные индивиды умирают тихо от лютого мороза, полного истощения и голода. Одни смиренно уступают место сильным и активным субъектам, другие, уходя из жизни, напоследок бунтуют доступными им способами. И те и другие ощущают себя инородными (лишними) телами в большом социуме. И снова, снова (в который раз?) в очередных сумерках очередной эпохи возникают «люди сумерек и смуты», биологический мусор и шлак умирающей империи. (3)
Так вышло, что в России в каждом из последних трёх веков имелась своя особая проблема так называемых «живых податных людей», «нетей» и «мертвых душ», а заодно с ними, позднее, уже в XX веке-людоеде, возникла проблема педагогически запущенных, «утраченных» молодых поколений (поколений X, Y, Z и т.д.)
В допетровской России, весьма проблемными и нежелательными для властей были люди «бунташные» — беглые, крепостные крестьяне и «работные, гулящие люди», искавшие себе волю и свободу на краю московской суровой ойкумены и за её пределами. Вообще, проблема «лишних людей» на огромных ещё не совсем освоенных жизненных пространствах, на первый взгляд воспринимается как проблема надуманная. Давно считается, что рабов в империи, как и денег, никогда не бывает много, что трудовые резервы, как и Стабилизационный фонд, в стране должны быть обязательно.
В Российской империи (весь XVIII век) «лишними людьми» стали представители захиревших знатных родов и неслужилого дворянства, их внебрачные дети — бастарды и дети бастардов — вольнодумцы, социальные мечтатели и прожектёры, масоны и вольтерьянцы, культуртрегеры и просветители, т.н. «отцы и матери, дедушки и бабушки русской революции».
Лишние люди той поры — это не особая социальная группа и даже не прослойка между господствующей элитой и безымянной массой крепостных душ, это, скорее всего, «производственный брак» русской социальной культуры, «излишек» особо энергетически заряженных людей, способных (но не желающих) преобразовывать косную материю в энергетику ноосферы. Прообразом таких «лишних людей», «чувствующих в себе силы огромные», и заодно страдающих от отсутствия в душе высоких смыслов стали для нас литературные герои Пушкина и Лермонтова — Евгений Онегин и Григорий Печорин, два великосветских баловня и бездельника, разочарованные в традиционных ценностях и самой светской жизни. Это такие как они породили на свет в своих дворянских гнёздах множество внебрачных детей от девушек-крестьянок, от молодых вдов-дворянок, незамужних и замужних великосветских красавиц.
Одним словом, это они стали на русской маслобойне жизни «отцами», так называемой «русской разночинно-демократической интеллигенции», породившей в свою очередь поколение революционеров-шестидесятников и революционеров-террористов, идейных бомбометателей, цареубийц.
Разночинцы (русские интеллигенты) — внебрачные дети дворянского усадебного быта и культуры, порождение дворянского романтизма, носителей возвышенных идей и низменных страстей в тенетах крепостного права. Первым об этом не побоялся сказать вслух поэт и владелец двух десятков крепостных А.С. Пушкин: «Все мои внебрачные дети — вы****ки». Это было сказано им при полном закате романтизма в русской поэзии, когда «чистая лирика» уступила место гражданской лирике и беллетристике, когда обнажилась вся неприглядная изнанка общественной и личной жизни «отцов и детей», видных («родовитых») бастардов и незавидных байстрюков мелкопоместного разлива.
Поколение с детства избалованных, «преждевременно уставших» и рано разочарованных в земных соблазнах молодых людей, особо не обременённых проблемой выживания на косном биологическом уровне. Как правило, у таких «усталых бездельников и умников» претензий к миру много, а усилий со своей стороны сделать мир хоть немного лучше – никаких, хроническое разочарование во всём и лень пресыщенного эгоиста барчука. С чего бы это? Материально он вполне обеспечен. Он здоров и молод, полон сил и образован, а цели в жизни у него нет.
«..И верно было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал этого назначения. Моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу или рассудку» (М.Ю. Лермонтов).
После смерти Пушкина и Лермонтова, российскую образованную публику стали волновать не только жизненные ценности, но и смысл жизни смысл истории, — «веяние» эпохи способствовало зарождению социальных и политических идей. Острое осознание несовершенства мира, некрасовское «враждебное слово отрицания» органично соединилась с тоской по «несказанному идеалу» и мечтой о любви «восходящей», любви, преображающей человека и мир, рождая у одних бастардов-разночинцев чувство нигилизма и пассивного протеста, у других — желание преобразить несовершенный мир согласно Идеалу. У третьих, преждевременно уставших и постаревших внутренне — уйти от косного и трескучего житейского шума куда-нибудь подальше: «В мир томлений, умилений и молитв / Радость чуя, не хочу я, ваших битв».
Разночинцы-бастарды первыми услышали крик поэта-помещика Некрасова о том, что в этом мире, кроме всего прочего, «есть тюрьмы и больницы, чердаки и подвалы», что «в эту самую минуту, когда мы с вами дышим, есть люди, которые задыхаются». (Константин Бальмонт) Русская дворянская литература второй половины XIX века — литература разночинцев, ставших «лишними людьми» в родной отчизне. Среди них было много лириков и прозаиков, беллетристов и публицистов, сочинителей исторических романов и бытописателей, людей разного склада и характера, юных стариков и вечно юных душой старцев.
Одни лирики развивали социальные, гражданственные мотивы. Например, Семён Яковлевич Надсон (1862—1887), поэт страдания и гражданской тоски, лауреат Пушкинской премии. Другие, как например, Владимир Бенедиктов довёл до крайности художественные принципы романтической лирики. Надсон сгустил до предела пафос и стиль гражданственной лирики некрасовского образца:
Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,
Кто б ты ни был, не падай душой.
Пусть неправда и зло полновластно царят
Над омытой слезами землёй,
Пусть разбит и поруган святой идеал
И струится невинная кровь, —
Верь: настанет пора — и погибнет Ваал,
И вернётся на землю любовь!..
Прошло всего четверть века со дня гибели Михаила Лермонтова, и вдруг как-то само собой обнаружилось, что поэты-разночинцы типа Надсона, Бенедиктова, Плещеева и Мятлева слишком нравоучительны, чересчур прямолинейны, их образы лишены объёма и глубины, а многие стихи просто-напросто подражательны. Но именно они, эти небесталанные разночинцы-бастарды в свою очередь породили целую плеяду нигилистов и революционеров-демократов. Дворянская усадьба, русское чиновничество, крепостное право и железный век сделали своё дело. Не декабристы разбудили Герцена, а промышленная революция в Западной Европе, модернизация Большого Запада.
История «лишних людей» («отцов и детей») — это история вырождения социума («человейника») на почве стремления к сильным ощущениям, искушениям и соблазнам (как правило, всегда греховным), которое и заменяют человеку счастье. В результате, русский человек на рандеву, человек подполья и человек урбанизированный элементарно перестал рефлексировать, осознавать себя и жить высокими смыслами, перестал меняться вовсе, стал константой — никакой эволюции к совершенству, никого смягчения нравов и стремления к благородству.
В XIX веке термин «разночинцы» употреблялся как синоним термина интеллигенция. Сначала она возникла по преимуществу из более культурной части дворянства, позже из поповского сословия, из мелких чиновников, из купцов и мещан а, после отмены крепостного права, из крестьян. Это и есть так называемая разночинная интеллигенция, объединённая исключительно высокими идеями и притом идеями социального характера. (Н. Бердяев)
Разночинная интеллигенция в основном — это незаконнорожденные, внебрачные дети дворян, дети нежелательные, «нежданные», «случайные плоды греховной страсти», как замужних женщин, так и незамужних родных и двоюродных сестёр («тургеневских девушек») из разорившихся «дворянских гнёзд». Эти бастарды и байстрючки, рожденные вне брака, в инцесте или в усадебном гареме, ещё при рождении лишались всех прав, которыми обладали по наследству дети законнорожденные. Ни социальный, ни правовой, ни политический статус для детей-бастардов никак не был установлен. Незаконнорожденные дети не имели прав наследования имущества и титула, им был заказан путь в высшее общество и зачастую они были вынуждены добиваться лучшей доли собственными силами, трудами и талантами. И совсем неслучайно, что среди разночинцев и бастардов, рождённых Психеями и Наядами пушкинской эпохи, во второй половине XIX и в начале XX века оказалось так много людей одарённых, но психофизически надорванных и душевно не совсем здоровых. Почти у каждого второго русского интеллигента-разночинца и народника трагическая судьба и неимоверно трудная и короткая жизнь. Разночинец как человеческий тип — это свойство характера и особая жизненная философия больной души и тревожной совести. Этот это фактор был отмечен вначале прошлого века доктором Чеховым: ум определённо связан с безумием. Именно дворянские Психеи и Цирцеи породили в свою очередь когорты нигилистов-богоборцев и революционных демократов, представителей «человечной интеллигенции», властителей дум — левых публицистов, писателей и философов Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Шелгунова и крайне правых лидеров консервативных и националистических направлений — Каткова, Аксакова, Данилевского…
Стихотворение поэта Евгения Баратынского «Не искушай меня без нужды» — вполне могло стать, но, увы, почему-то не стало неплохим стихотворным предисловием или же эпилогом к статье Н. Г. Чернышевского «Русский человек на rendez-vous».
Давно считается, что в этой известной нам ещё со школьной скамьи статье Н.Г.Чернышевского в иносказательной форме отображен антагонизм между дворянской и разночинно-демократической интеллигенцией. Пафос статьи в утверждении мысли о размежевании сил, происходящем в ходе исторического процесса: на смену «людям сороковых годов» приходило поколение революционеров-шестидесятников, возглавивших народно-освободительное движение. По большому счёту разночинная интеллигенция есть прямое порождение русского потомственного и служилого дворянства, с его двойной моралью и своей двойной половой нравственностью. Жизнь в любом обществе для молодого человека всегда полна искушений и соблазнов, иллюзий и пустых надежд, трагических ошибок и заблуждений, потерь и утрат. Юноша, искушаемый успехом и угрожаемый гибелью, в экстремальной ситуации являет без остатка свою сущность, обнажает моральные устои своего «Я» и выставляет ценники на своих приобретённых ценностях.
Сказать, что русский человек на rendez-vous"за 170 лет мало (или во многом) изменился, может только специалист по социальной антропологии, но только не социальный психолог и невропатолог. Есть огромная разница между молодым бедным человеком из провинции и молодым повесой из столицы, между сыном рабочего-грузчика и сыном номенклатурного работника или профессора. Но есть у них и общие черты — склонность тех и других к безмятежной радости бытия относительно комфортной безопасной жизни. Молодые люди из любого сословия одинаково боятся жизненных трудностей и рисков с ними связанных. В России, где после Красной Смуты в октябре 1917 года были отменены все сословия, русский человек заметно преобразился в своей психологии и мотивации. И в целевой направленности тоже. «Разочарованных в жизни» молодых людей в Российской империи в XIX веке всегда хватало при любом царствовании и правящем режиме. При Ленине и Сталине, при Хрущёве и Ельцине в XX веке всегда находились разочарованные ходом вещей молодые люди, желавших кардинальных перемен к лучшему. Нигилисты, «пофигисты» левые либералы и демократы, революционные романтики и политические авантюристы в нашей стране никогда не иссякали: как в Смуту 90-х и нулевых годов, так и в наше время, в период столкновения Большого Запада (блока НАТО) с евразийской цивилизацией, с Русским миром, в ходе проведения Специальной военной операции (СВО). И это вполне объяснимо — Россия всегда оставалась равновеликой совокупному Западу геополитической величиной и совершенно самостоятельной исторической личностью с собственным поиском универсального смысла бытия. (Наталья Нарочницкая)
Социально-политические активные энтузиасты второй половины XX и начала XXI веков — это прямые и отдалённые потомки тех выходцев из дворянских гнёзд, изнеженных мимоз усадебных теплиц и пансионатов, образы которых были ярко освещены дворянской русской литературой. Это дети, внуки и правнуки тех бастардов, пасынков и падчериц, приёмышей и воспитанниц, первых русских анархистов, безвольных либералов и утопистов, вырожденцев, гениотов и дегенератов, революционных демократов, левых и правых эсеров, большевиков и меньшевиков, насильников, грабителей (экспроприаторов) и узурпаторов, которые превратили в прах вековые труды великой нации.
Для них Россия — это безграничная власть только для себя и для своего криминального окружения, свобода только для себя, непогрешимых и неподсудных, сытость только для себя, для своих властительных «правильных пацанов и крутых пацанок» (Эдуард Лимонов)
Сегодня даже самый энергичный и социально активный человек — это всего лишь обычный тривиальный борец за личную власть на местном, столичном или имперском уровне, но только не вождь и не национальный герой и не лидер своего народа.
Сегодня русский человек на рандеву — не совсем русский этнически, это потомок постсоветского люда, помесь националиста с девушкой без национальности, грамотной комсомолки с неграмотным продотрядовцем, помесь честолюбивого, знатного чекиста и «тургеневской девушки» из бывшего Института благородных девиц.
Человек живет в будущем и для будущего. Модус будущего — проект, постоянно на нас воздействующий в реальности планируемой нами истории. (Александр Зиновьев) Наши мысли, желания, заблуждения, искушения и оценки не могут уничтожить наших прирождённых свойств, но могут существенно изменить и усложнить нам жизнь… Люди античного мира подчиняли будущее заповедям прошлого, тогда как мы отводим будущему первое место через созидательное усилие волевого акта и повелительный императив: «Fiat!» — «Да будет!». Народ погибает, если исчезает его вера в будущее. Защищая своё государство, мы защищаем наше завтра, а не наше вчера.
Сегодня русский человек на рандеву с всемогущим Финансовым Интернационалом абсолютно лишний, и как субъект истории навсегда вымаран из приходно-расходного всемирного гроссбуха.
Лишний человек — он всюду лишний, как в мире внешнем, так и в мире внутреннем, в мире верхнем и в мире нижнем. Удивительное дело — душа жива, но непрерывно умирает. Страна есть, а родины уже нет, душа просит покоя и забвенья, и в то же время непрерывно стремится (уезжает) вверх по тоннелю к ослепительному свету… Кумиров нет, и жертвенник разбит, но желание быть совершенным в душе остаётся.
Даже тогда, когда из сонма великих мужей, властителей и философов в качестве идеала приходит на ум только Марк Аврелий (121-180), один-единственный в мире властитель, достигший высочайшей доблести, достоинств и совершенства, который в «Размышлениях» («К самому себе») признавался: «Я носил в своей душе образ свободного государства, в котором всё управляется на основе одинаковых для всех законов и равного для всех права». Сердечность и незлобие, скромность и мужественность, благосклонность и терпимость к чужому мнению, трудолюбие и воздержание от роскоши, дурных дел и дурных помыслов, существенно отличало и продолжает отличать его от всех «земных божеств» (правителей) прошлого и настоящего. Душа Марка Аврелия не знала разочарований, ибо ощущала истинную цену всем земным искушениям. «Не сердись и не ропщи — в этом признак силы, крепости нервов и храбрости. Как печаль, так и гнев — признаки слабости. И то и другое ранит нас и предаёт в руки врага. Знай, что душа свободная от страстей, представляет собой настоящую крепость». — так говорил мудрый император-философ, такой завет он нам оставил, самонадеянным невеждам и тщеславным гордецам. (4) И не эта ли мысль Марка Аврелия ( была повторена поэтом Евгением Баратынским в стихотворении «Не искушай меня без нужды»? Душа обязательно должна неустанно трудиться и непрерывно развиваться на своих тернистых путях-дорогах — если душа жаждет «движения к свету будущего века», то она его обязательно получит, не по своему капризному хотению-велению, а по Высшей воле Того, кто наверху, Того Кто Может Всё!
Наша жизнь, помимо нашего желания, всегда связана с будущим. «Жить — это делать», без отдыха и срока. «Делать» всегда значит «осуществлять будущее». Человек всегда нечто более, чем он есть в данный момент. Будущее есть нечто наступающее, настающее и непреклонное. Народ погибает, если исчезает его вера в будущее. Время бытия осознаётся только человеком. Настоящее прошлое и будущее нигде не существуют, кроме наших душ. Даже фантазируя о прошлом при чтении исторических рассказов, были и былины, ребёнок обращает прошлое в перспективу, в будущее, «прекрасное далеко». Искушение несбыточными и сказочными посулами (обещаниями) счастливой райской жизни, искушение яркими иллюзиями и сладкими мечтами о высоком и нездешнем мире, и с вечными вопросами: «Что дальше будет?» — «Неужели всё напрасно?» — «Зачем человеку дана память?»
Ох, эта человеческая память — штука загадочная и грустная, особенно память о Будущем, которое всегда очень тяжело и мучительно вспоминать. Не всё плохое, что было в нашем прошлом, нам хочется вспоминать, но и не следует при этом придумывать себе всё хорошее, что якобы было в прошлом. Тяжело вспоминать о том, что ещё только будет, но в будущем уже давным-давно сбылось. Особенно тогда, когда печальные итоги уже очевидны. Тяжко знать, что будет в жизни после жизни, помнить то, что было и что будет.
Тяжело и безотрадно видеть очередную гибель Третьего Рима и гордиться прошлым величием Советской империи. Трудно знать, что не будет больше величия страны, где по каждому из нас давно звонит свой особый, специальный колокол. Трудно представить себе страну без Тайной канцелярии и Лубянки, с её рыцарями-меченосцами и заплечных дел мастерами. Трудно представить страну, в которой все 130 миллионов жителей — все «лишние люди», иждивенцы и биологический балласт для властительных наместников всемогущего Фининтерна. Трудно будет вспоминать о Хабаровске, как столице независимой Приморской республики, политически и экономически ориентированной на Китай и Японию. Трудно представить особой экономической зоной Западносибирскую республику вместе с промышленным Уралом. Ещё труднее станет помнить Архангельск — столицу будущей Северо-Западной Российской Республики. Ту самую Северную Русь, которая возьмёт под свою державную руку Воркуту, Мурманск, Новгород Великий, Петрозаводск, Псков и Санкт-Петербург по заветам демона революции, «повелевавшего стихиями» вождя Красной армии Льва Троцкого. (5)
Всё случится и пройдёт через очередную смуту и кровавую мясорубку на маслобойне жизни Северной Евразии, через ещё один период ещё большей бедности и развала, через вырождение и распад личности. Всё, что будет, уже давно сбылось и обнулилось, обесценилось, превратилось в прах и разочарование. А посему не искушай меня без нужды, не вводи меня в очередной обман, тоску и грех… Я смертельно устал от искушений, лжи, обещаний и обмана, от иллюзий и заблуждений.
Авторские примечания, источники.
*«Не искушай меня без ну;жды» ( «Разуверение») — известный романс М.И. Глинки на стихотворение Евгения Баратынского, написанный композитором около 1825 года.
1.Б.М. Бим-Бад. Психология и педагогика: просто о сложном. Популярные очерки и этюды. — Москва-Воронеж. Издательство НПО «МОДЭК», 2010, СС. 107-109 — «Как пожизненно совершенствуются люди, которые достигли высочайшей доблести и достоинств?»
2.Апостолов А.Г. За Храмовой стеной. Книга Памяти. — М.: МГО Союза писателей России, 2013, с. 57.
3.Анатолий Апостолов. Люди сумерек и смуты. О творчестве Михаила Зуева. // Литературный альманах «Полдень». Выпуск 18,2019, СС.304-310
4.Марк Аврелий. К себе самому. / Пер. В. Б. Черниговского. М.: Алетейа, Новый Акрополь, 1998. Здесь император-философ говорит о безразличии к смерти, важности лишь настоящего момента, противоречиях между Судьбой и свободой воли. Марк Аврелий считал, что, несмотря на невзгоды, человек всегда может сделать свою жизнь лучше, а все проблемы преходящи и временны.
5. Сегодня мало кто из любознательных читателей знает, что популярность Льва Троцкого в 20-е годы среди безымянных пролетарских масс была не меньше популярности Ленина, а иногда и больше. Это отразилось в плакатном искусстве и в монументальной живописи тех лет. Так, на XIV Венецианской биеннале 19 июля 1924 года, в советской павильоне, был представлен большой холст пролетарского художника Ю. Анненкова. На нём большевик №2 Лев Троцкий изображён в образе вождя мировой революции и «повелителя мировых стихий». (Искусствознание, 2022, №4,с. 259)
22.05.2023. День пророка Исаии.