Как и многие из нас, я начинал со стихов. Первые стихи в «Пионерскую искру», которая выходила в Ташкенте, я отправил в классе пятом. И получил очень вежливый отказ. Меня это не остановило, и я продолжал писать. По-моему, в классе десятом даже сочинил целую поэму о любви. Язык был русский. Это к тому, что я учился в национальной школе, в кишлаке. Учителя русского языка приезжали к нам из города, на многие тысячи иранцев, узбеков и таджиков одна единственная женщина-соседка была русская.
До того, как стал студентом факультета русской филологии университета, я понял, что ворону соловьем не запеть. И в старших классах полюбил сочинения на вольные темы.
Первый свой рассказ (назывался он «Спасательный круг») написал первокурсником и сразу с умным видом прочитал его в литературном клубе университета «Илхом» (Вдохновение). Читаю и понимаю, что озвучиваю такое занудство...
После этого лет сорок не думал о литературном творчестве, не говоря о поэзии (Не считаю «поэзией» дружеские эпиграммы по случаю).
Я учился: работал в различных СМИ, перепробовал все жанры, даже фельетоны писал. Лет двадцать назад начал пробовать себя в жанре эссе. Что мои колонки главного редактора – это эссе, мне сказали другие.
Пять лет назад полностью переключился на жанр эссе и короткие политические памфлеты. Вошел во вкус. Постепенно начали получаться короткие рассказы. А когда грянула пандемия, я нашел смысл жизни именно в литературе. Но поэтом так и не стал. Стихи у меня пишутся не по вдохновению, или как «дар сверху»: я их пишу так же, как и статьи или эссе. Есть тема, информповод, которые диктуют форму. Да, я иногда выдаю нечто рифмованно-ритмичное, но понимаю, что мне все же лучше писать прозу. Не потому, что ее писать легче. А потому, что за годы я набрался какого-то опыта, были учителя, которые учили работать с информацией, владеть словом. Были учителя, которые мне прямым текстом говорили: «Что за хрень ты принес?», но не говорили: в чем, где «хрень». И я не обижался, а искал и находил. Они хотели, чтобы я сам нашел решение. Так мне помогали вырастить в себе внутреннего редактора. Я им благодарен за эту науку.
У меня и сейчас нет цели стать поэтом, выдавать на-гора рифмованные километры, или стать великим писателем-прозаиком с многотомным багажом повестей и романов. Мои друзья, профессиональные писатели, меня журят иногда за то, что пишу слишком коротко, нет подробных описаний местности, характеров и прочего. Я говорю им: зачем тратить триста тридцать три слова, если это можно сказать тремя?
Может я когда-нибудь научусь? Молодой еще.