Пусть прилетит корабль
Глава 7. Ночь у хищников
Как и гигантский металлический резервуар, закопанный у подножия Рубежа, скошенный набок переход решительно отрицал прямые линии. Туннель отчаянно вился, поднимался, поворачивал, опускался, плутал совершенно скандальным образом и опять поднимался. Тженейр стала замечать признаки основательного беспокойства у раскачивающегося при ходьбе Байтамчика и мягко, исключительно тактично забрала у него корзинку с Жалвейнчиком и кошечкой. Разумный зверь не сопротивлялся, продолжая идти вперед.
Успев немного вздремнуть после хорошего обеда, малыш мог откровенно наслаждаться путешествием. Лицо сестренки тоже обрадовало ребенка и Жалвейнчик принялся громко лопотать, с важностью научного докладчика рассуждая о чем-то неизгладимо важном. Прислушиваясь к речи малютки, Лукреция поднялась со дна корзинки, обнюхала ухо Жалвейнчика, щекоча его усами. Расхохотавшись, малыш обнял кошечку, повалил и в свою очередь стал тщательно обнюхивать уши Лукреции. Кошечка не смеялась.
Захромав, Байтамчик согнулся, задрожал, странно сплющился, уменьшаясь в размерах. Отрастив плоскую широкую лапищу, зверь чертил новой конечностью вогнутую стену перехода, только так еще сохраняя способность ходить, держать равновесие.
- Понимаю. Байтамчик, ты просто чуть-чуть устал, - подбодрила спутника Тженейр, погладив по меху.
Живо отдернув руку, девочка взглянула на ладонь. Густая, мягкая шерсть зверя сделалась неузнаваемо жесткой, колкой, холодной и как будто билась мелкими электрическими разрядами.
- Байтам там, - невпопад ответил разумный зверь.
- Папочка вылечит тебя, Байтамчик, - с честной убежденностью в голосе произнесла Тженейр, и малыш в корзинке воодушевленно запищал, словно подтверждая слова сестренки.
- Байтам рад, - пробасил зверь.
- Байтамчик молодец, - твердо сказал девочка. - Байтамчик спас нас с Жалвейнчиком и Лукрецией от наводнения, показал ход из убежища, которые не нашли мамочка с папочкой. Теперь Байтамчик устал и плохо себя чувствует.
- Байтам болен, - трясясь, подтвердил зверь.
На плавно извивающемся полу появились отсветы. Туннель, уже кажущийся нескончаемым, влился в относительно небольшую комнатушку. Крылатый птархэм первым выпорхнул из извилистого перехода, подскочил вверх и торжествующе вспыхнул, борясь с довольно интенсивным синеватым сиянием.
Аккуратно поставив корзинку с бесценным грузом, девочка огляделась.
Вытянутая в длину металлическая пещера имела удивительно неправильные формы. Углов, вообще прямых линий здесь принципиально не было, но на этом сходство с громаднейшим резервуаром под семейной усадьбой и надоевшим переходом заканчивалось.
То донельзя сужаясь, то свободно растворяясь в стороны, комнатушка оставляла в середине извилистый ажурный простенок, выполненный в виде элегантного переплетения распустившихся цветочных бутонов. Пол, вогнутый от стен к центру, покрывал густой слой искусно изготовленных завитков, напоминающих траву, склонившуюся под напором ветра. Потолок, образованный соединением множества куполов, украшенных чудесными витыми загогулинами, испускал неприятный мертвенный свет, явно относящийся к биолюминесценции.
Родители пока не разрешали Тженейр подниматься на Рубеж, однако из рассказов Джайгирчика она знала о существовании специальных командных пунктов с футуристическими приборами, которые управляли ходом «Корабля» по небу и контролировали спрятанные в теле гор механизмы, важные для Пристанища. Девочка задумалась. Если туннель, поднимающийся из объемистой емкости, зарытой под усадьбой семьи атженай, в самом деле закончился где-то глубоко внутри Рубежа, где-то очень далеко от дома, о воинственных лабрисах можно было даже не беспокоиться. Разумный зверь обдурил врагов, старающихся сломать папочкино заклинание на люке убежища.
Восемь, а может дюжина лап, вцепившихся в стену и пол, с великим трудом удерживали колотящееся в лихорадке тело Байтамчика. Противодействуя недугу, разумный зверь все-таки оплывал, терял форму, становясь большим комом шерсти. Байтамчик сделал для них с Жалвейнчиком и Лукрецией так много! Тженейр казалось крайне грубым беспокоить заболевшего друга вопросами, но его помощь сейчас все-таки требовалась.
- Выход где-то близко, Байтамчик? - смущенно спросила девочка.
- Байтам знает, - ответил зверь.
- Чуть-чуть присмотри за детьми, Байтамчик, - совершенно сконфузившись, попросила Тженейр.
- Байтам смотрит, - с готовностью откликнулся зверь.
Разыскивая приборы и собственно командный пункт, девочка быстро обежала каждый причудливый закоулок искусственной пещеры. Вступив в узкую, низкую, ничего не обещающую нишу, Тженейр прошла, вернее пролезла в кособокую арку, наполовину перекрытую изогнутой, блестящей металлической пластиной с острыми зазубринами, торчащими по нижней части. Вновь открытое помещение хорошо освещалось блекло-голубой жидкостью, протекающей по специальному желобку. Сильно, одуряюще крепко пахло травой, свежими овощами, мокрой почвой.
Ощутив опасность, девочка попятилась. Слушая спокойное, однообразное журчание, она не решалась оторваться от арки. Выплескиваясь слева от входа, излучающее свет вещество точным, красивым полукругом обводило помещение вдоль стены и, не задерживаясь, проваливалось под пол справа у арки. Стена, скрытая за блекло-голубым сиянием, была стеклянной, отделяя статуи крупных, высоких, до нелепости пузатых землян, удобно сидящих рядком на пушистом облаке с поджатыми под себя ногами.
Она подбиралась по чуть-чуть, делая по-настоящему микроскопические шажочки. Приблизившись на цыпочках, Тженейр переступила через желоб со светящейся жидкостью и приложила ладошки к щеке, загораживая глаза от навязчивого сияния. Скульптура изображала вовсе не землянина, а гуманоидное существо с маленькой головой, невыразительным нечеловеческим лицом, крупным туловищем и растущим из плеч веером тонких щупалец. «Облако» оказалось трепещущей, подрагивающей шевелящейся массой, похожей на желе. Другие изваяния как будто следовали за течением светящегося ручейка, огибая помещение по точной дуге за прозрачной преградой. Немного различаясь габаритами, объемом животов и индивидуальными особенностями строения тел, все скульптуры сидели в абсолютно одинаковых позах, расслаблено опустив кончики щупалец на прижатые, словно вросшие в живую колеблющуюся субстанцию колени.
Воздух завибрировал, заставляя Тженейр встрепенуться. Тревога девочки усилилась, как будто сгущаясь и даже овеществляясь. Показалось Тженейр или нет, изогнутая пластина медленно, бесшумно сдвинулась вниз, собираясь надежно запечатать вход. Тишину порвал слабый шепчущий клекот. Теперь напряжение ясно ощущалось в мерном журчании жидкости и даже в безмятежных, в безжизненных скульптурах, прячущихся за стеклом.
Ближайшая статуя пошевелилась, повернула к девочке голову с безглазым лицом, лишенным носа, щек, рта и напоминающим плохо пропеченный блин. Разноголосый стук множества оживших сердец разрушил фальшивую негу. Они крепко спали, а сейчас проснулись. Опасность стала очевидной. Взвизгнув, Тженейр бросилась в арку и, рискуя угодить под металлические зубья опускающейся пластины, сделала нырок.
- Байтамчик, это Спящие! - закричала девочка, мчась под защиту разумного зверя.
- Байтам там, - пробасил зверь.
Подбежав, она крепко схватила Байтамчика за лапу. Присутствие лабрисов на планете изменяло, отравляло, убивало жизнь. Чуть-чуть приоткрыв путь в прежде неизвестные закоулки, где дремали хозяева, Тженейр и разумный зверь нарушили неписанный договор, разбудили, обидели Спящих. Получается, Пристанище перестало быть мирной планетой, защищающей семью атженай от разных врагов.
- Мамочки, мамочки больше нет! - расплакавшись, закричала Тженейр, нещадно терзая мех дружелюбного существа.
- Байтам знает, - ответил зверь, за один миг свернулся в меховой шар и…
Байтамчик исчез.
Богатырь расправился со всеми врагами. Для верности еще раз обыскав неприятельский лагерь, Джайгир взобрался на вышку и, внимательно осмотрев пустынное ущелье, понял, что славная идея устроить камнепад обречена на провал. Высоко вверху торчали одинокие глыбы, забывшие скатиться в озеро, но более чем внушительные размеры осколков скал не могли сравниться с воистину космическими, с баснословными габаритами вражеского звездолета. Нет-нет, вряд ли удастся подтолкнуть зависший над жадной водяной бездной корабль искусственно организованной лавиной.
Спустившись с вышки, Джайгир оглядел тело наблюдателя, так непохожего на закованных в латы кирасиров. Одетый в черный комбинезон с массой кармашков, человек больше напоминал, например, какого-нибудь заштатного руководителя. На поясном ремне у него висел кожаный футляр, из которого торчал угол невзрачной полосатой коробочки.
Выведенная на базальте арка очень и очень смущала Джайгира. Нет-нет, звездолет никогда и ни за что не сумел бы протиснуться сквозь этот неизвестный семье атженай портал. Корабль, ясно, спустился к Рубежу из космоса. Зато оружие, части машин, необходимые припасы противник перенес по фантастическому переходу, соединяющую планету с родиной врагов. Хмурясь, богатырь трогал пальцами переносицу, и никак не мог сложить в уме громаднейший корабль, шайку омерзительных колдунов, лагерь, неприятельское войско, черный комбинезон дозорного, массу грузов, которые взяли с собой на Пристанище лабрисы. Убывающий день подгонял великана принять решение.
Вражеский звездолет лежал на боку, под острым углом погрузившись в холодное высокогорное озеро. Одна створка ворот стала навесом, зато другая удачно легла на плиты берега, сделавшись вполне удобным, вполне надежным пандусом. Настолько толстого металла Джайгир в своей жизни прежде не видел. Сжимая в руке меч, великан сделал целых три шага прежде, чем оказался за внутренней линией, где сомкнулись бы прочно запертые ворота. Шлюзовая камера была простой, грубой, обремененной тяжелыми механизмами. За следующими, распахнутыми аналогичным образом створками открывался выгибающийся слабой дугой коридор, освещенный сияющими росчерками тонких линий. Здесь ощущался художественный вкус, особенный дизайн. Правая часть перехода вздымалась высоко-высоко вверх, левая стремилась вниз до мига, когда поворот коридора окончательно закрывал дальнейший обзор.
Джайгир ожидал от летательного аппарата чего-то иного. При падении в озеро корабль повредил корпус, но не настолько, чтобы по отсекам растеклась вода. Главное, засады здесь не было. Богатырь убрал меч, перестав настороженно озираться. Нет-нет, сам звездолет лабрисами не охранялся. Возложив устройство лагеря на немногочисленную группу бойцов, противник отправил ратные отряды на преодоление Рубежа, убийство мамы и захват усадьбы семьи атженай. Для отдельного дозора в раненом корабле у противника, похоже, не нашлось воинов.
- Вместе! Нет-нет! Никогда! Тоже дело! Еще бы! - отвечая своим мыслям, встряхнулся великан.
Семья не сдастся даже после гибели Дижийен. Семья атженай оказывает мощное сопротивление лабрисам. Семья победит. Для войны с семьей атженай врагу потребуется все коварство и все силы; будет важна каждая боевая единица, включая тех, кто разбирается в древней магии, умеет сооружать военные лагеря и разбирается в управлении чудесным невероятным кораблем.
Экипаж поврежденного звездолета сняли ради того, чтобы поднять давным-давно запрятанный под лесной поляной корабль, только богатырь об этом не подозревал. Стоя на краю металлической пропасти, Джайгир замечал распахнутые двери отсеков и толстенные ворота, вероятно, ведущие на линии других переходов и соединяющих ярусы громаднейшей сложнейшей машины. План, новый план уничтожения корабля противника складывался у богатыря необычайно медленно, трудно, тяжко, неохотно. Слишком велик и многосложен оказался звездолет, раньше представляющийся великану чем-то вроде колоссальной кастрюли особенной формы, внутри заполненной войсками, оружием, припасами и играющим электрическими разрядами маховиком, обеспечивающим полет тяжеленного судна в безвоздушном пространстве.
К кораблю Джайгир вернулся, держа в руках знатную охапку разбитых деревянных ящиков. Сумерки сгущались, незаметно обращаясь в ночь. Богатырь давно согрелся, а теперь и одежда на нем высохла. Раз за разом повторяя маршрут от лагеря к звездолету, великан накопил солидный запас топлива, завершив походы переноской широкого и на изумление легкого металлического листа, оторванного от шатра в неприятельском лагере.
Полагаясь на угол наклона вражеского судна, богатырь аккуратно уложил лист у кромки внутренних ворот, развел на нем огонь. Пламя загудело, с наслаждением настоящего хищника пожирая топливо. Сначала устремившись наружу, дым наткнулся на противодействие воздуха, ощутил тягу, заполз обратно в нутро звездолета и стал подниматься по коридору, почти совершенно не мешая Джайгиру подбрасывать новые деревяшки.
По мере исполнения плана, простейшая, примитивная, детская идея все меньше нравилась великану, который изобрел для уничтожения колоссального, фантастического судна лишь камнепад и поджог. Створка ворот, грубые механизмы, шлюзовая камера остались абсолютно равнодушными к огню. От жара декоративные панели на стенах перехода покоробились, немного потекли, съехали, однако не загорелись.
Идея совершенно разонравилась Джайгиру. Действительно стараясь никогда не унывать, не останавливаться, богатырь признавал, что отступать теперь было поздно. Дождавшись, пока на языках пламени оказалось все принесенное из неприятельского лагеря топливо, Джайгир обернул руки нарочно заготовленной тряпкой, крякнул и рывком поднял разогретый металлический лист, решительно обрушивая костер в пропасть. План великана не выглядел безупречным, однако крошечная надежда на то, что в одном из оказавшихся внизу отсеков найдутся огнеопасные материалы, все-таки могла и сработать.
Они продолжали уходить от Рубежа, петляя по когда-то и кем-то проложенным в лесу тропинкам. День стремительно прогорал. Оборачиваясь вокруг Пристанища, «Корабль» продолжал спускаться к линии горизонта так быстро, как если бы само светило сейчас торопилось устроиться на ночлег в надежном месте, куда не сумеют добраться самые злобные и самые умные хищники планеты.
Даже учитывая страшное полуобморочное состояние Атженая, никто не усомнился в том, что он знает, куда направляется и придерживается строгого курса. Шагая впереди, Ольхон Атженай спал с открытыми глазами и механически переставлял ноги, удерживая на руках младенца, кое-как завернутого в грязную, рваную, окровавленную куртку.
Совсем крошечная девочка не жаловалась на неудобства, не просила есть и только водила поднятыми ручонками, таращась в темнеющее небо Пристанища живыми, любопытными, широко распахнутыми голубыми глазами. Взгляды, изредка брошенные ребенком на спутников, были откровенно пронзающими и чрезвычайно смутили Марселену. Личико малышки разгладилось, приобрело выражение серьезной озабоченности. Рийеис показалось, будто младенец пальчиками подает лично ей какие-то знаки, в которых угадывались знания из наиболее секретных разделов древних магических искусств, пока неизученных девушкой. Чем увереннее сгущалась ночь вокруг путешественников, тем понятнее становилось, что на удивление крупные глазенки маленькой девочки таят искорки собственного внутреннего света.
Поздний вечер упрямо перекрашивал окружающие тропинку темно-зеленые стены леса в драматический черный цвет. Ночь приближалась. По сросшимся ветвям деревьев тихо ползло гибкое длинное тело. Какой-то самоуверенный хищник дико заблажил в зарослях неподалеку, а другой, не менее наглый, в точности повторил вопль собрата, готовящегося отправиться в долгую, молчаливую, безжалостную охоту.
Не выдержав, Рийеис тронула отца за плечо. Атженай резко остановился, отчего младенец качнулся вперед и скатился бы с куртки, если бы сама крошечная девочка, вовремя и самым неестественным образом не извернулась, крепко ухватившись за грязную ткань миниатюрными пальчиками.
- Чересчур опасно двигаться. Пора искать защищенное место для ночлега, - сказала Рийеис. - Ночлег… Место… Место для ночлега.
Девушка растерялась. Отец слушал дочь, наверняка не понимая произнесенных слов. Ей пришлось еще трижды повторить последнюю фразу, прежде чем на лице Атженая мелькнула далекая тень осознания. Семья находится в лесу, в стороне от дома, огорода, поля, каменистого острова. Вечер уверенно заканчивается. Ночь и хищники уже твердо заявили о себе и частица, этот скромный остаток семьи атженай мог с минуты на минуту подвергнуться нападению зубастых кровожадных тварей.
- Место для ночлега, отец, - снова произнесла Рийеис, тщательно выговаривая слова.
- «Корабль» очень быстро заходит, милые мои. Куда бы мы не направлялись, мы не успеваем дойти до наступления темноты, - поддержала молодую девушку Марселена.
- Правильно. Здесь. Мы. Пропадем, - с совершенно ледяным лицом признал Атженай.
- Нарубим веток, устроим хижину? - предложила Рийеис.
- Кажется, лучше уже сейчас взобраться на крепкую ветку дерева, - сказала Марселена.
- Заготовим колья для обороны, отец? - спросила девушка.
- Взгляните за колючий куст, мои милые, - попросила Маргарита. - Между корнями пространство. Без сомнений, всем хватит места, чтобы спрятаться.
- Какие заклинания создадут защиту на целую ночь, отец?
Атженай не отвечал обеим. Сначала просто недоумевая, Рийеис рассердилась до такой степени, что щеки и уши у нее покраснели, а лиловой прядке хорошенько досталось от зубов.
- Ольхон Атженай, куда запропала ваша гениальная смекалка, ваша хозяйская предприимчивость, ваша решительность истинного воина? - мягко, ненастойчиво проговорила Марселена.
- Отец! - сердито воскликнула девушка.
Он встрепенулся так, будто действительно спал и только сейчас проснулся. Сунув ребенка Рийеис, Атженай бегом добежал до разветвления дорог, ненадолго пропал из виду. Гигантскими прыжками мчась в обратную сторону, он пролетел мимо дочери, чуть не сшиб Марселену с ног и исчез в черной чащобе.
- Идем! - раздалось из леса.
Опытнейшая нянька Рийеис, которой в жизни немало пришлось повозиться с младшим братом и сестрой, несла маленькую девочку, словно хрупкую хрустальную святыню неведомого, глубоко чуждого ее душе культа. Держа кроху на вытянутых руках, Рийеис откровенно опасалась посмотреть в искрящиеся глазки ребенка.
Стоя на коленях перед застывшим на перекрестке угрюмым менгиром, Атженай Ольхон низко кланялся базальтовой глыбе и что-то быстро бормотал, гладя ладонями по шероховатой поверхности камня. Подножие мегалита окружала желтая светящаяся полоска, которая то начинала мигать, делаясь нестрогой пунктирной линией, то опять вспыхивала в полную силу, исключительно четко опоясывая основание менгира. Тяжко вздохнув, древний камень приподнялся, потянулся к ускользающему «Кораблю» и грузно осел в почву, напоследок испустив звук, похожий на болезненный стон старца. Желтая полоска погасла.
- Спящие, Дижийен.., - начал Атженай и осекся, не развивая фразу.
Вообразив, что он увлекся делом и забылся, привычно позвав оставшуюся в холодной пещере жену, Маргарита не сдержала слез. Рийеис подумалось другое. Собираясь сообщить какой-то существенный факт о вечных хозяевах Пристанища, отец впервые произнес дорогое имя вслух, когда Дижийен не стало, и не сумел продолжить говорить.
Ломаясь, деревья громко захрустели. Из черного леса на поворот тропы вывалилась гибкая тварь. Почувствовав людей, животное одним прыжком набрало скорость. Хищник не бежал, а скользил по воздуху. Только когти иногда коротко поскрипывали, находя уверенную опору для стремительного, подвижного тела.
Металлический лист достиг дна поставленного вертикально коридора и загрохотал, ошалело прыгая в теснине. Разделяясь на свирепые клочья и вновь объединяясь в костры, пламя падало в стальную пропасть. Освещение перехода погасло, предоставляя лоскутам огня выхватывать из тьмы отдельные части неприятельского корабля. Искры буйно жалили щеки Джайгира, подпаливали волосы. Дым, жар выедали глаза, но богатырь упрямо смотрел вниз, дождавшись не радостных сполохов зарождающегося пожара, а серии коротких железных щелчков. План не удался. Отсеки звездолета закрывались, разделяя могучий корабль на сектора, где тихо и бесславно погибали костры.
Со дна коридора поднимался едкий пар, дышать в котором было просто невозможно. Отчаянно кашляя, Джайгир выскочил на базальтовый берег, укутанный ночной темнотой. День погас. Вечер иссяк. Потратив столько времени и сил, он не сумел победить! Вражеский звездолет остался неуязвим. Даже расставшись с командой, корабль успешно защищался. Упоенный удачнейшим исходом первой своей настоящей битвы, Джайгир получил достойный ответ. Техника, машины, спрятанные внутри гигантского судна механизмы, работа которых была просто недоступна пониманию великана, с легкостью выиграла сражение.
Грозно лязгнул металл. Повторив звук несколько раз, створки ворот сомкнулись. Неуязвимый, громадный, надменный звездолет лабрисов стал еще и недоступен, как голые пики Рубежа или черное, беззвездное небо Пристанища.
Вытянув из наплечных ножен мечи, Джайгир бросился к корабельному корпусу, замахнулся. Вопль серьезной обиды и уязвленной гордости, похожий на звериное рычание, вырвался из горла богатыря. Щадя отточенную магией остроту оружия, Джайгир заорал и зло пнул звездолет, вряд ли надеясь стронуть махину с места. С таким же успехом можно было мечтать перевернуть горы щелчком пальцев!
Прежние героические заслуги, полученные при гениально выполненном захвате лагеря противника, полностью забылись. Боль в стопе отрезвила, заставила мысль великана зашевелиться вновь. Элементарный дикарский прием не сработал. Что с того? Рядовой проигрыш, вовсе не повод для детской истерики. День и вечер прошли, но ночь принесет новую победу. Следующая атака на корабль станет удачной. Отшлифованными до идеала движениями спрятав мечи, Джайгир опять окинул взглядом скалы, надеясь даже во тьме обнаружить разлом, удачно отделяющий тяжелый утес от основной массы величественного Рубежа.
Мама подсказала бы ответ трудной задачи. Находчивый Вомийбор придумал бы. Хитроумная Тженейр, конечно же, нашла бы способ. Умелая Рийеис опрокинула бы звездолет в озеро с помощью особенного магического заклинания. Для отца задание уничтожить корабль врагов вообще не представило бы никаких сложностей! Из всей семьи атженай один Джайгир торчал у массивного корпуса неприятельского звездолета, бессмысленно мялся, истязал воображение и горестно стенал от бессилия.
Пока он разжигал костры в брюхе циклопического железного зверя и танцевал на краю коридора-пропасти, в права вступила настоящая ночь. По лесу уже вовсю разгуливали хищники, однако здесь, у высокогорного озера, среди тяжелых базальтовых глыб после ухода блистающего «Корабля» вообще ничего не изменилось. В меланхоличной темноте, абсолютно лишенной обитателей, раздавался лишь слабый плеск волн, четко отмеренные резиновые скрипы и легкое посвистывание.
Богатырь прислушался, напряг зрение. Нет-нет, он не ошибся. Под спокойно, величаво колышущейся поверхностью озера угадывались передвижения массивных тел. Затаив дыхание, Джайгир таращился в ночь. Основательно снизившийся уровень воды заставлял великана вытягивать шею и наклонять голову, инстинктивно растопыривая руки. Со стороны богатырь выглядел крайне нелепо, напоминая большого, совершенно растерявшегося зверя, выбирающего между вкусным плодом и бегством от собственных страхов.
В спешке создав кривого птархэма с парой разновеликих крылышек под выпирающим брюшком, Джайгир изумленно понял, что в безумно ледяной воде все-таки существует активная жизнь, явно выходящая за рамки тупых несъедобных рыбин и склизких растений. За исключением склонного к походам Вомийбора, семью атженай не особенно занимали исследования и путешествия по планете. Наверняка, богатырь был первым землянином в долгой-долгой истории озера, которому случилось оказаться на базальтовом берегу ночью.
Встреча с каким-нибудь земноводным животным вряд ли сулила доброе открытие. Кроме отзывчивого, дружелюбного Байтама, неласковые, эгоистичные и часто опасные звери Пристанища ни в малейшей степени не выказывали готовности приручиться, разделив жилье с семьей атженай. Внезапно открывшаяся истина была жутковатой. Представив, какой подвергался опасности, переходя к островку с пунктом контроля по затопленному мосту, Джайгир свирепо оскалился и потер пальцем переносицу. Руки великана просили мечи.
Посвистывание сменилось таким же слабеньким, вкрадчивым скрежетом, всхлипыванием и чавканьем. Неопознаваемые, бесформенные, слабо мерцающие в свете птархэма массы то подплывали вплотную к берегу и телесам гигантского звездолета, то вновь отходили от береговых мегалитов, устремляясь к центру озера. По корпусу вражеского корабля скользила извивающая, запутывающаяся в колечки волосатая змея, чуть потолще крепкого торса Джайгира. Вытягиваясь из воды, выводок совсем тонких гибких хоботков ощупывал, осваивал обшивку звездолета, осторожно трогая металл раструбами, напоминающими застывшие в язвительной улыбке человеческие губы.
- Никогда… - прошептал богатырь.
Всхлипывали хоботки, отражающие довольно вялые, конвульсивные нападения волосатой змеи. Чавкали раструбы, ловко подхватывая взбирающиеся по гигантскому кольцу точки. Великан мог сразиться с боевым кораблем, горой, шайкой колдунов, но откровенно спасовал перед ордой, вылезающей из воды. Твари… похоже, твари пожирали друг друга. Никогда. Никогда прежде, даже в прыжках над безднами и схватках с опаснейшими крупными хищниками Пристанища, Джайгир не чувствовал смерть: так рядом, так близко, так особенно реально. Никогда не унывая, не останавливаясь, не отступая, он встретил свой страх. Глупая, тупейшая смерть без битвы, без смысла, без славы по-настоящему испугала богатыря. Попятившись, великан отступил в сторону неприятельского лагеря, говоря себе о том, что больше никогда, никогда и никогда не осмелится приблизиться к кромке берега высокогорного озера.
Уродливый птархэм порхал над дьявольской ордой. На базальтовых плитах неистово копошилась объемистая плотная масса, состоящая из великого множества мелких разнообразных существ. В этой ошеломляющей куче мелькали войны и сцены обыкновенного быта, вспыхивали погони и эпизоды мимолетных ухаживаний; случались пиршества, трагедии, соития, уходы. Все здесь ползло, прыгало, свертывалось, билось, лезло, металось, разворачивалось, отступалось, толкалось. Щелкали клешни, капала едкая слюна, вились липкие нити, кусали зубы, проливался яд, били жала, шлепали щупальца, выстреливал желудочный сок. Кипучая суетливая волна, неостановимая как сама природа нахлынула на древние плиты, в бессчетный раз шлифуя собой неподатливый вечный базальт.
Сон был ярким, как «Корабль» и ускользающим, словно речная рыбешка. Проснувшись посредине долгой-долгой ночи от исступленных скачек, диких воплей и зубовного скрежета, Вомийбор не смог заснуть, беспокойно ворочаясь в добром меховом плену разумного зверя. Кто-то внизу сейчас расстался с жизнью, став добычей и едой. У папы, Марселены и Рийеис нет находчивого и мудрого Байтама! Судьба оставленной в семейном убежище Тженейр и находящегося на вершинах Рубежа Джайгира вообще туманна. Однако, не дотянутся ли кровожадные хищники и до его собственного, пушистого и доброжелательного убежища?
Вомийбор пригрелся. Шевелиться было откровенно лень. Головная боль исчезла. Голод как будто отступил… хотя поесть, в принципе, хотелось бы. Медленно проявляясь в отдохнувшей памяти, сон растревожил мальчика даже больше, чем кровавый ночной мир Пристанища. Ему привиделась маленькая, совершенно незнакомая, изумительно серьезная девочка с пронзительными голубыми глазами, которая твердо, жестко, с предельной обстоятельностью приказывала… приказывала… Сколько Вомийбор не старался, он не мог вспомнить, что именно должен, обязан был предпринять, но чувствовал особенную важность дела.
Дышалось очень легко. Сообразительность Байтама не ведала границ, пожалуй, превосходя даже изумительную людскую смекалку. Разумный зверь не только поднял Вомийбора на недосягаемую для опаснейших животных высоту, крепко схватился за ветку и окружил мальчика самим собой. Сворачиваясь в удобный меховой кокон, Байтам умудрился оставить неширокое окошко над головой Вомийбора для поступления свежего воздуха.
Старясь понапрасну не беспокоить доброжелательного Байтама, мальчик расправил плечи и, потянувшись, выглянул наружу. Со стороны это, наверное, смотрелось достаточно анекдотически. На самой высокой ветке старого кряжистого дерева висел крупный меховой шар, из которого высовывалась голова любопытного Вомийбора.
Небо Пристанища не славилось ни звездами, ни естественными спутниками, ни космическими станциями, созданными прежними хозяевами планеты. Сиятельный «Корабль» давно завалился за горизонт, прихватив последнюю, прощальную полоску света. Человеческие глаза на ночной стороне Пристанища были удручающе бесполезны. Различить какие-либо черные силуэты в абсолютной черноте подлеска или на фоне черного неба мальчик не мог. Вомийбор ориентировался на звуки, дополняя услышанное собственными выдумками.
Переступая мягкими лапами, неведомое существо тихо прошлось у подножия дерева, приютившего их с Байтамом. Скрипящая коготками бестия прошмыгнула мимо носа мальчика, испугавшись габаритов живого пушистого шара и того отпора, которая эта редкостная добыча, уж наверняка, сумела бы оказать при нападении. Тяжелый, горестно похрапывающий хищник надолго затаился под спутанными кронами, тщательно изучил разумного зверя на ветке и бесшумно сгинул во мраке, соблазнившись другой, более привычной пищей. Юркая тварь совершила беспримерную попытку вскарабкаться по стволу к Байтаму, свалилась вниз и умчалась, обиженно скуля.
Меховой шар закачался. Невидимые в темноте крылья проскользнули мимо Байтама, вернулись и, застопорившись над приклеившимся к ветке зверем, стали гонять воздух ритмичными движениями. Байтам резко дернулся. Вомийбор заметил лишь когтистую лапу, царапающую мрак и услышал жалобный писк раненой темноты. Воздух успокоился. В последний раз качнувшись, пушистый шар замер. Мальчик чувствовал, как втягивается, самым странным образом рассасывается в теле разумного зверя мгновенно выращенное и удачно примененное оружие.
- Байтам спит, - сообщил зверь. Казалось, говорил сам мех вокруг Вомийбора.
- Спокойной ночи, Байтам, - пожелал мальчик.
Оставив разумного зверя в покое, мрак не отбежал далеко, пряча ненависть и ненасытность, клыки и когти во мраке. Тьма грозила жесткой расправой. Вомийбор не осмеливался создать крылатого птархэма, чтобы увидеть и узнать. Он впервые заночевал вне дома, да еще и вступив на совершенно неизвестные территории планеты. Вертя чуть-чуть выглядывающей наружу головой, любознательный мальчик откликался на беготню, скрип лесных деревьев, крики пойманных жертв, топот лап, треск оборванных ветвей, шум неудавшихся погонь, скрежет перепончатых крыльев, шорох в кронах, все-таки не создавая испускающего свет птархэма. Распалившееся воображение Вомийбора рисовало удивительнейших существ, однако реальных знаний о Пристанище, увы, у мальчика не прибавлялось. Ночь, застигшая путников в охотничьих угодьях страшных хищников, обещала затянуться.
Голубоглазая девочка из сна, строгий приказ и дело особенной исключительности опять привели в смятение ум Вомийбора. Сон. Приказ. Девочка. Дело. Приказ. Девочка. Сон… Дело… Девочка… Приказ… Сон, приказ, девочка, важное дело закружились и перепутались. Забытый сон так и не дался, не поднялся из памяти мальчика, пока его не сморило. Окунувшись в мягкий теплый мех друга, Вомийбор заснул незаметно для себя, вдруг снова оказавшись перед незнакомой строгой девочкой, которая предельно точно знала, что и для чего ему нужно предпринять.
Байтам висел на ветке дерева в непроглядном мраке. Планета была подвешена в абсолютной беззвездной тьме. На этой стороне Пристанища, целиком и полностью утонувшей в густой ночи, уцелел всего лишь один источник света. Вырастая над вычерненным лесом через идеально точно отмеренные промежутки времени, яркий оранжевый крест рисовал дугу, остывал где-то в черных космических далях и возникал опять, пролетая по траурному занавесу беззвездного черного неба.
Марселена закричала. Плотнее укутав малютку в грязную изорванную куртку, Рийеис обняла живой трепещущий кулек. Прижавшись спиной к мегалиту, Атженай встретил черную тварь, сжав кулаки. Уже распахнув вонючую зубастую пасть, уже приноравливаясь, как сподручнее перекусить добычу движением острейших резцов, хищник встал, на всем ходу наткнувшись на невидимое препятствие. Вытянутая морда твари сплющилась в тупейшем удивлении, а усы сделали взмахи, будто нарочно копируя движения птархэма, прилежно освещающего место схватки. Только шлепки длинного хвоста помогли существу удержаться на лапах.
Когти злобного создания вспороли тропу. Вспыхнула желтая линия, опоясывающая подножие базальтового мегалита. Продолговатая, сильно растянутая в ширину голова хищника безуспешно боднула незримую стену костяным выростом на лбу, формой напоминающий плотно согнутый в суставах безобразно огромнейший человеческий палец. Разжав поднятые к лицу кулаки, Атженай быстро произнес, проговорил заклинание. Отступив на пару шагов, чудище разогналось и опять ударило по невидимому препятствию, надеясь добраться до людей. Весь угрюмый базальтовый менгир замерцал неясным внутренним светом и погас, уняв свечение линии у основания.
- Дурень! Чересчур много о себе мнишь! - с необъяснимой радостью заорала Рийеис.
Заметив, что раззадоренная девушка слишком активно трясет кулек с младенцем, Марселена отняла у нее ребенка, нежно прижимая к себе. Малютка не плакала и просто не шевелилась. Торопливо отогнув край ткани, Маргарита увидела в свертке озабоченно нахмуренный лобик, золотистые щечки, плотно сжатые губки, серьезные крошечные глазки. От прямого, как будто оценивающего взгляда ребенка ей сделалось не по себе. По спине Марселены пробежали мурашки. Младенец не просил ни пищи, ни заботы, ни внимания, ни защиты, и только внимательно, испытующе всматривался в окружающих, с легкостью выворачивая каждого наизнанку.
Оттолкнувшись от мегалита напряженной спиной, Атженай сделал шаг вперед. Пуская слюни, существо с разинутой пастью бросилось к маленькому золотокожему человечку и… покатилось от камня, оставляя на дороге полосы вспаханной почвы. Деревья затрепетали, когда могучее тело завалилось под корни.
Поднимаясь для новой атаки, ночной хищник уже не выглядел удивленным или озабоченным внезапным отпором. Добыча была сложней, чем казалось, переходя в разряд изысканных лакомств. Имея быстрый практический ум, хваткую память и опыт неудавшихся охот, этот стремительный, подвижный, удачливый зверь до сих пор не ведал откровенных поражений даже в схватках с равными противниками, но сегодняшний бой требовал особенных решений. По меньше мере вдвое выше низкорослого Атженая и во много раз массивнее всех землян разом, чудовище не умело осознать, каким образом сопротивляется найденная добыча.
Обычные разбег и сбивающий удар, предшествующие страшному пиру клыков, здесь не проходили. Это было приятно, поиграть перед едой. Прыгая, отступая, угрожая, опять наскакивая и вновь отходя до контратаки маленького золотокожего человечка, зверь не на шутку распалил аппетит. Только уловки и броски ночной твари, отточенные в бесчисленных схватках, угадывались. Раскрывая незамысловатые тактические приемы хищника, Атженай всегда оказывался перед зверем, загораживая спутников. От нетерпения и обиды хищника залихорадило. Злость заставляла его действовать наглее и глупее. Изворотливый ум прирожденного охотника заплыл тупейшей жадностью. Вкусно пахнущая добыча, выказывающие слабость движения жертв и производимые едой звуки гипнотизировали зверюгу, заставляя раз за разом биться о незримую защиту. Нападения начали копировать ранние атаки и отличались лишь длиной разбегов.
Сев, Атженай поджал под себя ноги и устало опустил плечи. Щит, сотканный из энергий, хранимых древним мегалитом, теперь не требовал его внимания. Найдя место для относительно безопасного ночлега и решив насущную проблему охраны от ночных животных Пристанища, Атженай словно сдулся, погрузился в беспамятство, в бесконечное горе, полностью утратив связь с враждебной реальностью. Размерено взмахивая крыльями, птархэм завис над менгиром, отбивая у тьмы камень, землян, суетливое чудище, часть перекрестка троп. Черное, лишенное звезд небо и черный лес Пристанища подступались к людям со всех сторон, делая круг света крошечной беззащитной планеткой, барахтающейся в бесконечном омуте Вселенной.
Нетерпеливо рыча и подвывая от вожделения, хищник колотил костяным выростом по пустому пространству, не состоянии пробить магическую защиту. Кроя некрасивые рожицы, Рийеис погрозила твари пальцем и опустилась рядом с отцом, явно собираясь вздремнуть. Отодвигаясь как можно дальше от места, где безуспешно колотилось ночное чудовище, Марселена тоже устроилась у подножия камня. Опасаясь вновь утонуть в голубых глазках малютки, она не хотела бы видеть и морду свирепого зверя, каждый удар которого мог сокрушить армированную бетонную стену.
Моральные силы хищника наконец-то иссякли. Ум успешного охотника ожил, призывая на помощь богатый опыт. Если редкая, лакомая добыча не поддается сразу, нужно набраться терпения и подождать, не оставляя попыток завладеть жертвой. Огромный зверь сделался активным стражем, своей суетой отгоняя любых других профессионалов ночной охоты. Иногда на свет птархэма забредали отвратительные, ловкие, изощренные убийцы, однако все чудища скрывались во мраке, признавая физическую силу и данное природой право усатому черному хищнику с костью на черепе, торчащей как скрюченный человеческий палец.
Оторвав клок от одежды, Маргарита подтянула свисающий к тропе лист, смочила приятно пахнущим растительным соком тряпку и, развернув ребенка, принялась с аккуратной настойчивостью обтирать малышку. Девочка заулыбалась, обрадовано пискнула и вроде как помогала Марселене, подставляя ее заботам то плечико, то бочок, то пяточку.
В молчании, коротких промежутках сна и нездоровом мучительном оцепенении миновала добрая половина ночи землян. В мыслях о тех, кого сейчас не было с ними, Рийеис жевала лиловую прядку и искала виноватых, а Маргариту совершенно съедали тревоги о будущем семьи. За целую ночь им удалось прикорнуть лишь понемногу, урывками. После процедуры, малютка на руках Марселены, кажется, спокойно и мирно спала. Один Атженай вообще не смежил век, оставаясь недвижимым, тихим и непонятным, как холодный базальтовый монолит за спинами людей.
Голода зверь не испытывал. Только неутолимую жажду крови. Избранная добыча была слишком близка, сладка и необычна, чтобы искать какую-то иную пищу, пока не наступил рассвет. Разгон по изрытой тропе. Удар. Скрежет когтей, возвращение к деревьям, обступающим перекресток дорог. Снова топот после длительной паузы. Удар, скрежет когтей, топот, новая пауза. Удар. Скрежет когтей. Топот, удар, скрежет, возвращение к деревьям, пауза. Он все делал верно. Взрослый, дерзкий хищник был убежден в своей правоте. Тяжелая или легкая, охота чудища всегда заканчивалась пиршеством.
Из всей семьи атженай, ночь Тженейр выдалась самой спокойной и почти… почти чуть-чуть обыкновенной. Здесь было абсолютно тихо и тепло, как в усадьбе. Только вместо понятных, усиленных папочкиными и мамочкиными магическими заклинаниями стен родного дома девочку окружали металлические, причудливо изогнутые и переплетенные поверхности.
Бесследное исчезновение разумного зверя в такой сложный, в такой опасный момент произвело на Тженейр тяжелейший эффект. Что-то случилось. Храбрый и честный Байтамчик не мог сбежать от страха перед существами, прячущимися рядом, буквально в соседней комнате! Пусть даже эти создания и были самими легендарными Спящими, безраздельно владеющими Пристанищем.
Сначала она растерялась. Ноги не слушались Тженейр. Ум просто отказывался решать загадку внезапно покинувшего ее Байтамчика. Девочка отошла как можно дальше от входа в помещение с таящимися за прозрачной преградой страшными идолами, покормила Жалвейнчика и Лукрецию, переодела брата. Запрещая себе думать об обидах Спящих, она долго перебирала захваченные разумным зверем вещи, вообще не представляя, как одна отправится по металлическим закоулкам с бесценной корзинкой и всем этим необходимым в дороге грузом.
Разговаривая, играя с Жалвейнчиком и кошечкой, Тженейр часто оглядывалась на опустившуюся пластину, перед которой, как безмолвный часовой, порхал птархэм. Спящие не рвались в соседнее помещение. Речь девочки и восторги малютки становились тише, а Лукреция делалась вялой. Все трое заснули так быстро, так крепко, как умеют засыпать только совсем маленькие, совсем измученные событиями и тяготами, совсем-совсем уставшие дети.
Тженейр приснилась мамочка. Говорливая, шумная, ловкая, изумительно молодая, ростом не выше дочери, Дижийен бежала рядом с Тженейр, чуть-чуть трогая ее плечо своими красивейшими густыми кудрями. Извилистая тропа вела к нагромождению черных мегалитов, величиной с Рубеж. Черные дома выглядели угрюмо и недружелюбно, однако Дижийен и Тженейр стремились к тяжелой железной арке изо всех девчоночьих сил. Хохот, болтовня, веселые подпрыгивания заставляли хищников Пристанища глубже забиваться в норы, а громадный «Корабль», напротив, снизился к ним и специальными, особенно меткими лучами подсказывал верный путь.
Девочка твердо знала, что спит, и просыпаться не хотела. Мамочка, делая редкие вдохи, много говорила, между шутками и потешным писком пряча важные фразы. Тженейр внимательно слушала юную Дижийен, не перебивала и старалась запомнить каждое слово, отлично понимая, насколько важны наставления мамочки, торопливо и легко отдающей дочери свои знания о магии, о жизни, о любви, о приютившей семью планете.
Случайно обернувшись на пройденную дорогу, девочка увидела папочку. Покрытый пылью Атженай Ольхон молча несся за ними, по пятам преследуемый громадными черными собаками. Ухоженная шерсть псов мерцала злыми искрами в свете «Корабля», выделяясь какой-то особенной, противоестественной чернотой даже на фоне камней черных мегалитических построек. Зубастые пасти, размером с ворота усадьбы, готовились цапнуть добычу, но все-таки не поспевали за холодным, собранным и чуть-чуть всклокоченным Атженаем.
- Соберитесь! Орден лабрисов здесь! Голова змея, проглатывающего собственный хвост, наступает! - отрывисто выкрикивал он на бегу. - Не попробуем, не узнаем! Правильно, нет проблем! Идем! Пусть прилетит корабль!
Не послушав папочку, Дижийен остановилась. По инерции сделав еще несколько прыжков вперед, Тженейр вернулась к мамочке. Атженай и ужасные черные собаки замерли поодаль, всем видом выражая немедленную готовность схватиться в кровавой драке.
Сначала Дижийен доросла до возраста Рийеис, за следующие секунды повзрослела, как Марселена и, наконец, стала собой.
- Лучше Пристанища не существует планеты, - медленно сказала мамочка. - А еще, Тженейр, мы ищем и ожидаем от Пристанища то, что у нашей семьи давно есть.
Положив ладони на плечи дочери, мамочка притянула ее к себе и наклонилась, совершенно заслоняя лицо душистыми кудрями. Почувствовав слезу Дижийен на щеке, Тженейр вздрогнула, чуть-чуть качнула корзинку с братиком и Лукрецией, однако не проснулась.
- Сегодня ты увидела Спящих, а Спящие увидели тебя. Лучше и быть не может, Тженейр, - спокойно продолжила мамочка. - Семья останется на Пристанище, когда Атженай выполнит предназначенное, и лабрисы забудут дорогу на планету Спящих. Спящие не разрешат врагам победить, ведь они давно уже все решили. А еще, Спящие не умеют забывать. Помни и ты о Спящих. Стань мной, Тженейр, помогая крошечной сестренке взрослеть. Лучше тебя, дочка, никто не справится.
Мысли девочки вдруг испугались и разбрелись. Запрыгнув обратно в вышину, «Корабль» важно поплыл по небу. Атженай замахал руками, прогоняя грозных противников, будто недотепистых болотных ящериц. Рыча и почесываясь, черные псы покинули тропу, шумно вваливаясь в темно-зеленый лес. Черные бока зданий мегалитического города сделались мутным стеклом, за которым прятались странные, жутковатые, ни живые и не мертвые создания, которые, оказывается, стояли за семью и не умели забывать.
Было тепло, но неуютно. Домашней кровати не хватало. Тело не на шутку затекло. Правая рука, удерживающая корзинку, отнялась и Тженейр пришлось насильно снимать ее с края, взяв холодное запястье неуклюжими пальцами левой руки. Важно, как королевская особа на приеме надув щеки, Люциус Орфей Габриэлл тихо спал. Немного наклонившись вперед, Атженай стоял над детьми, держа сцепленные ладони у груди и напряженно смотрел куда-то в глубину помещения. Распластавшись на покрытой густым мехом тумбочке, Лукреция отчаянно зевнула, хвастаясь острыми клыками.
- Доброе утро, папочка, - улыбнулась девочка.
Тженейр окончательно проснулась. Стряхнув последние капли дремы, девочка поняла, что Атженая, конечно, с ними нет, а кошечка лежит на шерстистом клубке, часть которого вытягивалась мягким ковром, удачно накрывая корзинку с ребенком и укутывая ее собственные ноги.
- Байтамчик, ты вернулся, - прошептала Тженейр.
- Байтам там, - деловито сообщил разумный зверь.
Потешно пританцовывая, на лоб братика выбрался усатый паучок, показывая спинку, украшенную разноцветными крапинками. Долгая, опаснейшая ночь Пристанища близилась к концу, оставляя в памяти девочки смальту нестройных, смятенных сновидений. Услышав голоса, в корзинке заворочался, замычал, захныкал Жалвейнчик.
За все время Атженай не пошевелился и, уставившись в одну точку, даже ни разу не моргнул. Настал момент, когда Рийеис и Маргарита поняли, что натурально свихнутся, если пытка продлится до самого утра, когда «Корабль» твердо прогонит ночное зверье в норы. Зажав уши ладонями, девушка все равно слышала атаки не собирающегося отступать чудовища. Удар. Скрежет когтей. Топот. Удар, скрежет когтей, топот. Удар. Скрежет когтей. Топот. Однажды начавшись, штурм крепости продолжался, продолжался и продолжался.
- Дурень… Дурень… - застонала Рийеис, жуя лиловый пучок волос.
- Без сомнений, милая моя, - неуверенно подхватила Марселена.
- Отец, так можно с ума сойти, - призналась девушка.
- Мы в безопасности, - тихо произнес Атженай Ольхон.
Голоса землян привлекли внимание зверя. Хищник наклонил голову, шумно принюхался, покручивая усами и отправился на исходную для очередного разбега. Когда чудище, подождав, устремилось к мегалиту, Рийеис прикрыла уши, чтобы не слышать костяного стука.
- Бездельник, - зарычала девушка.
- Нет проблем. Он уйдет до рассвета, - пообещал Атженай.
- Очень интересное дело, - вздохнула Маргарита, удобнее перехватывая завернутого в куртку ребенка. - Если Тженейр покинет убежище очень ранним утром, им с Жалвейном придется бежать без оглядки, и лишь тогда…
- Покинет зачем, Марселена? - раздраженно перебила Рийеис, потирая затекшие колени.
- Милая моя, враги захватили дом, где находится единственный вход в убежище. Лабрисы не какие-то ночные животные, они не уйдут с рассветом. Заклинание не устоит. Крышка люка будет взломана. Как вам объяснить… Тженейр очень умная девочка, она сообразит, что нужно улизнуть из убежища, ставшего ловушкой… Враги напали очень неожиданно. Все у нас наперекосяк, милые мои. Рано или поздно, лабрисы доберутся до детей.
- Пусть добираются. Спящие открыли Тженейр и Жалвейну другой, долгий путь наружу, - сказал Атженай.
Тревожные мысли Маргариты получили свежее топливо. Все замолчали, слушая удары, скрежет когтей, топот упорного хищника. Удар. Скрежет когтей. Топот. Удар, скрежет когтей, топот разбегающегося зверя как будто стали золотым эталоном минут для Пристанища.
- Милые мои… милые мои, разве мы очень доверяем… Владыкам… Спящим? - осторожно спросила Марселена.
Отрицая, Рийеис покачала головой.
- Вообще ни разу. Нет ничего проще, - смахнув с губ лиловую прядку, сказала девушка.
- Без сомнений, Рийеис, - согласилась Маргарита.
- Не попробуем, не узнаем, - произнес Атженай.
- Значит, как раньше? Всегда и во всем надеемся на Спящих? Пусть прилетит корабль и сразу все наладится? - сердясь, выговорила девушка.
- Пусть прилетит корабль, - вяло повторил за дочерью Атженай Ольхон.
- Почему лабрисы вообще гоняются за нами, отец? Мы с Джайгиром, Тженейр и бездельником Вомийбором не прятали в усадьбе тех, кого лабрисы разыскивают по всему космосу. Зачем однажды был сожжен ваш город в земной тайге, жестоко убиты ваши соотечественники и… казнены вы с мамой? Твои рассказы о непримиримых космических врагах и добродушных изгнанниках скупы на подробности, отец. В сказки о праведниках я вообще ни разу не верю. Младенческие игры. Может, Пристанище все-таки принадлежит ордену змея? Может, лабрисам есть, за что мстить семье, Спящим и твоим союзникам с чужих планет?
Слушая дочь, Атженай вздрагивал так, будто получал удары.
- Милая… Дижийен… Милая моя… вовсе не так… Без сомнений, - расстроенно пролепетала Марселена.
- Мама все делала! - выкрикнула Рийеис, вскакивая. - Мама! А он только ждал корабль, отбивая поклоны тем, кого нет! Спящие давно сдохли, сегодня сдохнем и мы!
- Милая, перестань, ты очень пугаешь нас, - попросила Марселена, качая малютку на руках.
Костяной вырост ночного зверя опять грохнул по невидимой броне. Затопав, черное чудовище развернулось и мотнув хвостом, выскочило из круга света.
- Мама погибла из-за него! Трус! Предатель! Лабрисы лучше! Трус! Никогда ему не прощу! - заорала девушка, потрясая кулаками.
- Правильно бьешь, Рийеис… Правильно. Семья страдает из-за меня… только из-за меня, - со странной интонацией в голосе выговорил Атженай.
Увидев глаза отца, наполненные слезами, она прыгнула за пределы магической защиты, оказавшись на границе светового круга. Добивающееся именно такой реакции от загнанной, запуганной добычи в неприступном убежище, чудище мгновенно бросилось к девушке. Маргарита накрыла собой куртку с малюткой. Встревоженный происходящим, Атженай Ольхон успел лишь подняться, когда тяжеловесный хищник оказался рядом с Рийеис.
Протаранить жертву на бешеной скорости не удалось. Клыки, намеревающиеся разодрать податливую плоть убитой страшным ударом добычи, взрыхлили и без того перепаханную почву лесной дороги. Неизвестно, какими органами чувств ночной хищник пользовался, отыскивая избранную жертву. Так или иначе, девушка ускользнула от внимания зверя и, зацепившись за ветку, хладнокровно раскачивалась, пока сбитая с толка черная тварь ошеломленно суетилась внизу.
Чудовище остановилось, подняло голову, помахивая шикарными усами. Упав на голову хищника, Рийеис энергично взмахнула объятыми пламенем руками и пошла по спине кровожадной твари. Лапы зверя задрожали, словно могучий хищник не выдерживал веса юной девушки. Раздался громкий костяной хруст, теперь сопровождающий каждый шаг Рийеис. Ночная тварь присела, упала, воткнув в почву клыки. Силясь удержать в себе горячую жизнь, огромная зверюга взмахнула хвостом, цапнула зубами воздух и издав удивленное мычание, вдруг обмякла. Язык хищника вывалился из пасти. В затылке зверя зияла дыра, размером с корзинку для овощей.
Не в состоянии вынести сцену ужасающе неравной схватки, Марселена спрятала лицо за ладонями. Однозначно решенный в пользу ночного чудища, исход быстротечного боя показался ей настоящим чудом.
- Дурень много о себе думал, - просто сообщила девушка, вернувшись к базальтовой глыбе. Огонь нехотя угасал, играя на запястьях как браслеты и прячась между ее пальцев.
- Рийеис, пусть Дижийен во всем была права. Без поддержки Спящих все равно не обойтись. Семья справится, если в нужное время выберет правильную дорогу. Здесь мы гости. Но лабрисам на Пристанище делать нечего. Спящие заранее обо всем знают, планируют из прошлого далеко в будущее, - сбивчиво пробормотал Атженай.
Кусая непокорную лиловую прядь, дочь не удостоила отца ответом.
Беззвучно свалившись из ночи на перекресток троп, грандиозные крылья выпустили когти, схватили тушу мертвого зверя и, на миг показав свету птархэма свой ужасающий крючковатый клюв, со сверхъестественной легкостью утащили добычу в беспробудную черноту.