Обход окончен, теперь надо заполнять истории болезни. Мне нравится моя работа, люблю разговаривать с больными, «ломать голову» над диагнозом, лечением. Но «писанину», как и все врачи, не люблю. Однако, надо. Как говорил наш профессор: «Вы истории болезни заполняете не для себя, а для прокурора».
В нашей ординаторской настоящий «интернационал»: Гертруда - немка, Бронислава—полька, Лариса—украинка, Анна, т.е. я—русская. Часто в ординаторскую «забегает» муж Гертруды Олег Борисович, наш рентгенолог, он еврей. Никакой «межнациональной розни», живём дружно. Так получилось, что у меня двое больных с фамилией Столетний и оба «тяжелые». Первый - молодой красивый мужчина страдает идиопатическим миокардитом Абрамова—Фидлера. Причина возникновения этого грозного заболевания и лечение его практически неизвестны . Несмотря на все наши усилия, болезнь у него прогрессирует: сердце увеличилось до угрожающих размеров, нарастает сердечная недостаточность.
Второй больной, тоже Столетний, поступил с подозрением на пневмонию. Но всё оказалось гораздо хуже: запущенный рак лёгких с метастазами. Мои мысли прерывает телефонный звонок: «Анна Фёдоровна, Вас Столетний зовёт». Это Ада, дежурная медсестра. Но, ведь я только что была у него. Зайду попозже. Положила трубку, но стало как- то тревожно. Нет, всё же пойду, посмотрю. Хорошо, что пошла, успела…
Василий Васильевич, так звали больного, до самого конца не верил в серьёзность своей болезни, всё балагурил. Ещё вчера уговаривал меня принять в подарок домашнее вино. « Сам делал, Анна Фёдоровна, очень вкусное». Я, конечно, отказалась, в нашей клинике «подарки» от больных брать было не принято. Сегодня на обходе попросил: «Посидите со мной, пожалуйста». Посидела, поговорили, но, ведь, у меня обход, другие больные. Ушла. А теперь вот уходит он, уходит из жизни навсегда и ничего нельзя изменить.
Никогда не верьте тем, кто говорит, будто врачи привыкают к смерти. Это неправда. Я помню почти всех своих умерших больных. И каждый забирал часть моей собственной жизни. Вспомнилась 25—летняя больная туберкулёзом. Запущенная болезнь. Запущенная жизнь: алкоголизм, наркотики. Умирала долго, мучительно, не отпускала меня: «Побудьте со мной, пожалуйста». Она сидела в постели с закрытыми глазами (лежать уже не могла, задыхалась, дышала кислородной смесью), но стоило мне пошевелиться («кажется, задремала, пойду»), она открывала глаза и хватала мою руку: «Не уходите, мне страшно». И вдруг в полузабытье с восторгом произнесла: «Белые аисты, белые аисты». Это были её последние слова. Лицо стало спокойным, вернее, каким — то умиротворённым.
Нельзя, чтоб человек был одинок в момент своей кончины. Недавно посмотрела видеокассету «Беседа о болезни и смерти» Митрополита Суражского Антония. Он рассказал, как во время войны он, тогда ещё врач—хирург, всю ночь сидел у постели умирающего от ран молодого бойца.
- Я усну, а Вы уйдёте? - с тревогой спрашивал мальчик.
- Нет, сначала ты мне будешь рассказывать о себе, своей жизни. Потом ты устанешь, закроешь глаза. Я стану рассказывать тебе. Мой голос будет становиться всё тише, т.к. ты устанешь слушать, и только будешь сжимать мою руку. Когда у тебя не будет сил сжимать мою руку, я стану сжимать твою, чтоб ты чувствовал: я рядом. И так до конца. Не бойся. Так он и сидел, пока рука, которую он держал, не похолодела.
Никогда не надо смиряться со смертью. Если есть хоть один шанс из ста, за жизнь надо бороться. И, тем более, никогда не расставаться добровольно с этим великим Даром Создателя. Это страшный грех.