Печерский Александр Аронович (1909-1990) - руководитель единственного успешного восстания в лагере смерти в годы Второй мировой войны.
14 октября 1943 года узники подняли восстание в концентрационном лагере Собибор.
В июне 1941 года Александр Аронович Печерский был мобилизован в армию и аттестован как техник-интендант 2-го ранга. В октябре 1941 года в боях под Вязьмой он попал в окружение и плен.
В июне 1941 года оказался на фронте и Яков Иосифович Джугашвили, командир батареи
14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии. В июне 1941 года
в боях под Витебском он попал в окружение и плен.
Александр Аронович, оказавшись в концентрационном лагере смерти, в октябре 1943 года организовывает восстание узников и совершает побег, тем самым спасаясь от неминуемой смерти и помогая при этом спасти жизни другим восставшим.
Яков Иосифович в апреле 1943 года бросается на проволочное заграждение концентрационного лагеря с электрическим током высокого напряжения, тем самым
закончив свою жизнь самоубийством.
Можно как угодно объяснять поведение этих, казалось бы таких разных советских военнослужащих... таких разных и в то же время так похожих: оба в расцвете лет,
оба красивые, образованные, достойные, оставившие дома свои семьи; оба, неся
в душе ответственность за себя, своих родных и близких, свою страну, ни в коем
случае не предатели... Но...всё дело в том, что Печерский попадает в плен в
о к т я б р е 1941 года, а Джугашвили в и ю н е того же года.
Быть может, в этом сокрыта причина таких разных подходов к решению распорядиться своей жизнью в условиях нахождения во вражеском концентрационном лагере? И судя
по всему, всё дело здесь именно в этих трёх месяцах разницы попадания во
вражеский плен.
Шифрограмма командующего Ленинградским фронтом Жукова N4976 (28.09.1941):
"Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны
и по возвращению из плена они сами будут расстреляны".
Эта шифрограмма увидела свет после Приказа Ставки Верховного Командования Красной Армии "Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия"
за N270 от 16 августа 1941 года, подписанного председателем Государственного Комитета Обороны И.В.Сталиным, заместителем председателя В.М.Молотовым, маршалами С.М.Буденным, К.Е.Ворошиловым, С.К.Тимошенко, Б.М.Шапошниковым и генералом армии Г.К.Жуковым. Приказ в то время не был опубликован в печати и был зачитан
только в армии.
То есть, Александр Аронович, прежде чем попасть в плен, уже знал о существовании
вышеназванного приказа со всеми вытекающими из него разъяснениями и распоряжениями.
Тогда как Яков Иосифович не мог ничего знать, потому как попал в плен раньше,
чем был издан этот пресловутый приказ.
Надо полагать, что оба воина, оказавшись в плену, не могли не думать и не
беспокоиться о том, как это прискорбное обстоятельство, свалившееся на них,
скажется на их дальнейшей судьбе, а главное, на судьбе их родных и близких людей. Разумеется, ни один и ни другой ни в коем случае не были предателями и даже не допускали такой мысли, но тем не менее хотели жить и надеялись непременно
вернуться в строй, чтобы и дальше нести ответственность за свои семьи, до победного конца сражаясь с врагом.
Конечно же, они надеялись, что Родина не оставит их в беде и каким-то образом
поможет своим сынам, поможет оставшимся в тылу семьям, их родным и близким.
Однако у Печерского поводов для беспокойства было куда больше.
Во-первых, он знал о существовании приказа N270; во-вторых, его родной
Ростов-на-Дону, где остались все родные и близкие ему люди, уже в ноябре
1941 года оказался оккупированным врагом. Что это могло означать для жителей
города, а тем более для людей еврейского происхождения, Александр Аронович очень хорошо себе представлял. И конечно же, беспокойство за родных людей не могло
не мучить его. И неизвестно, какая судьба ждала бы их, если бы не помощь свыше.
В октябре 1941 года под Вязьмой Печерский попал в плен.
- И тогда мы получили похоронку на папу, - вспоминала его дочь Элла Александровна, будучи уже взрослой.
А он в это время боролся за жизнь: пытался бежать, но был схвачен и отправлен в штрафной лагерь в Борисове. Затем был перемещён в так называемый Лесной лагерь
под Минском, где снова намеревался бежать. Но тут выяснилось, что он еврей, и
был направлен в лагерь СС, из которого в сентябре 1943 года путь Александра
Ароновича пролёг в лагерь смерти Собибор.
Но как бы там ни было, родственники "погибшего" красноармейца успели благополучно эвакуироваться из Ростова до прихода в город немцев. О чём сам Печерский, конечно
же, ничего не знал.
Несколько иная картина вырисовывается в случае с Яковом Иосифовичем Джугашвили.
Он не был евреем. И неминуемая смерть перед ним не маячила. Наоборот, его жизнь скорее была оберегаема врагами, ведь к ним в силки угодила, что называется, довольно крупная добыча. Шутка ли сказать: сын самого Иосифа Сталина!
И за судьбу своей семьи он мог бы, кажется, не опасаться. Мог рассчитывать на
помощь жене и детям красноармейца Джугашвили со стороны партии и правительства
родной страны, защищая которую боец оказался в плену. Но то, что его немедленно запишут в предатели, поставив крест на всей его жизни и тем более на его семье...
Яков вряд ли мог предположить.
Почему же тогда он отказался от дальнейшей борьбы за свою жизнь, решившись на самоубийство? Два года спустя после пленения... Два года выдерживал и вдруг?..
Судя по всему, Якову Иосифовичу немцы наверняка услужливо сообщили о существовании сталинского приказа N270, объявлявшего всех военнопленных предателями Родины.
Возможно, об этом ему даже сообщили ещё тогда, в конце 1941 года. Но Яков, скорее всего, воспринимал такое известие как вражескую пропаганду, направленную на то,
чтобы склонить к сотрудничеству сына самого Сталина. Тем более, что многочисленные листовки с призывами следовать примеру Якова, где на фотографиях он красовался в окружении немецких военных, были распространены в огромных количествах.
Возможно даже военнопленному Джугашвили сообщили и о том, что его жена Юлия
Мельцер арестована, что она находится в тюрьме и что произошло это по приказу его родного отца... Но Яков знал о коварстве врагов и отказывался во всё это верить.
Да, он оказался в плену. Но не по доброй воле, и он не трус и не предатель... нет,
ни минуты не предатель. И готов это доказать всею своей жизнью, всею своей
дальнейшей жизнью - честно сражаясь, честно работая, всецело отдавая себя победе
и торжеству отцовских идеалов, своей великой Родине...
Зато, в свою очередь, отец Якова и "отец народов" Советского Союза сразу же поверил, что его родной сын предатель, что он гнилое отродье, перебежчик, польстившийся на посулы врага... Отец никогда не верил ни в своего сына, ни в свой народ; он верил
лишь в то, что страх способен управлять людьми, что они по природе своей
потенциальные трусы и предатели... Тот, кто лишен человеческого достоинства,
непременно отказывается верить в то, что оно может наличествовать в других людях.
"Жди меня и я вернусь..." Отец отобрал у Якова возможность жить этим, верить в
это...зная, что жена его не у детской кровати не спит, а слезу вытирает на
арестанских нарах. И когда пленный узник концлагеря окончательно уверовал, что
никто нигде его не ждёт, что он всем приносит только несчастья своим существованием
и что предпочтительнее для всех будет не жизнь, а смерть его...
Самоубийство есть предательство. Предательство себя и Бога. Однако люди, предавшие
Отца своего, Творца и Создателя, почитают за доблесть лишить себя жизни, отказываясь от человеческого достоинства, от преодоления козней лукавого... И родной отец Якова, родное правительство родной страны полагали, что любой воин, оказавшийся в плену,
есть потенциальный предатель и ничего, кроме смерти не заслуживает...
Но разве это так?
Начало Великой Отечественной войны застало Дмитрия Михайловича Карбышева в штабе
3-й армии города Гродно. Ему были предложены и транспорт и личная охрана для
возвращения в Москву. Однако он отказался и предпочёл отступать вместе с частями Красной Армии.
Попав в окружение и попытавшись выбраться из него, Карбышев был тяжело контужен
в бою близ Днепра в Могилевской области и в бессознательном состоянии оказался в немецком плену.
С этого момента начались его трёхлетние скитания по фашистским концлагерям.
Сначала был распределительный лагерь в польском Острове Мазовецком, затем в
польском Замостье. Весной 1942 года Дмитрия Михайловича перевели в офицерский концлагерь городка Хаммельбург (Бавария), где заключённых из числа советских военнопленных офицеров и генералов всеми способами склоняли к сотрудничеству с нацистской Германией.
На Карбышева ещё в 1940 году гиммлеровское управление собрало целое досье, как на ценного специалиста. И теперь, когда он оказался в плену, гестаповское командование прилагало все усилия, чтобы привлечь на свою сторону русского военного инженера.
Его даже вывозили в Берлин для встречи с Гейнцем Раубенгеймером, известным
немецким профессором и знатоком фортификационной инженерии. В обмен на
сотрудничество Карбышеву предлагались исключительные условия для работы и
проживания на территории Германии.
Но ответ Дмитрия Михайловича был неизменно исчерпывающим: "Я солдат и остаюсь
верен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной".
После чего Карбышева отправляют в концлагерь Флоссенбург, знаменитый своими
поистине бесчеловечными условиями в отношении заключенных. Шестимесячное
пребывание в аду Флоссенбурга сменилось переводом в Нюрнбергскую гестаповскую
тюрьму. Затем последовали лагеря Освенцим, Заксенхаузен, Маутхаузен.
В австрийском Маутхаузене Дмитрий Михайлович мученически и героически погиб,
будучи облит на морозе водой, превратившей его в заледеневшую глыбу.
В 1946 году Дмитрию Михайловичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. А 23 февраля 1948 года открыты памятник и мемориальная доска на том месте,
где изуверски был замучен генерал-лейтенант Карбышев.