Болезнь противная, но зато спасительная. Иронич

Виктор Сургаев
Фельдшер,  Семён  Горбунов,  добросовестно  отслужив  три  года  срочной  службы  в  Красной  Армии  под  г.  Фрунзе,  видимо,  из-за  постоянного  ношения  кирзовых  сапог  в  несусветную  жару,  привёз  после  демобилизации  «подарок»: сложнейшую,  и  трудноизлечимую,  к  тому  же,  очень  заразную  болезнь  ногтей  на  ногах, - о н и х о м и к о з.  И  Семён  отлично  понимал: «одарили»  его  в  бане,  ввиду  скверно  стираемых  общих  портянок.

На  гражданке,  всей  душой  возненавидев  свои  обезображенные  ногти,  «покорившиеся»  проклятому  грибку,  целых  три  года  безуспешно  лечился  Семён  всяческими  средствами.  Он  побывал,  как  медработник,  у  умнейших  киевских,  одесских  «светил» - дерматологов.  Дважды  лежал  в  стационаре,  но  толку – никакого.

Наконец,  один  хохол,  сам  он  военный  фельдшер,  хотя  и  по  ветеринарии,  вполне  серьёзно  предложил  Семёну    метод  мол,  пускай  и  садистский,  но  зато,  якобы,  и  вправду  р а д и к а л ь н ы й.  А  для  этого  нужно  просто буквально  «с  корнем»  удалить,  в с е  десять  страшно  обезображенных  проклятым  грибком  ногтевых  пластинок  на  его  ногах, -  и  он  через  месяц  забудет  о  болезни  на  веки  вечные!

Конечно,  после  операции  ходить  он  в о о б щ е  не  сможет  до  тех  пор,  пока  постепенно,  и  п о л н о с т ь ю  не  отрастут  у ж е   з д о р о в ы е,  не  поражённые  ужасно  прилипчивой  заразой,  ногти.  Поговорив  с  женой  и  родителями,  он  дал  согласие  «вручить  себя  в  его  умелые руки», … и           заранее  вручил  половину  суммы  аванса  за  дорогое  лечение,  назначенное  велением  судьбы  на  выходной  день,  в  воскресенье.

И,  видимо,  тоже  по  воле  того  же  рока,  операция  пришлась,  к  великому  сожалению  обоих,  на … 22  июня  1941  года.  Ну,  надо  же  ведь,  насколько  странно  планида  распорядилась  его  болезнью?!  Ибо,  как  всем  известно,  началась  страшная  война  с  германцами,  и  не  до  лечения  им стало,  которое  пришлось  отложить  до  лучших  времён,  потому  что  его,  Семёна-медика,  призвали  в  первую  очередь.
 
Их  часть  тоже  отступала,  а  под  Могилёвом  попала  в  окружение,  многие  угодили  в  плен,  но  их  уже  не  полному  взводу  повезло,  им  удалось  пробиться,  и  даже  присоединиться,  и  войти  в  состав  местного  партизанского  отряда,  где  Семёну  ещё  и  не  хилый  фарт  вышел!  В  каком  это  смысле?  А  в  прямом.  Видно,  опять  она,  фортуна  решила…

Потому  что  начальником  штаба  отряда  оказался … подполковник  Фёдор  Кузьмич  Корнейчук,  уважаемый  и  любимый  им  отец  его  жены,    досточтимый  тесть,  с  которым  они  жили  «душа  в  душу»!  «Папа»  с  ходу  нашёл  ему  самое  нужное  в  отряде  место - в  их  лазарете,  который  состоял  всего  из  двух  медиков,  и  началась  полная  тревог,  и  волнений  тяжёлая  партизанская  жизнь.  В  отряде  Семён  сошёлся  с  начальником  разведки,  молодым  лейтенантом,   Григорием  Хромовым.

И  однажды,  разоткровенничавшись,  он  стал  упрашивать  Гришу,  хотя   бы  раз  взять  его  с  собой  на  задание.  Мол,  медик-то  вдруг,  да,  пригодится?  Но  тесть  стал  отговаривать  зятя  зазря  рисковать,  однако  на  операцию  взятия  фашистского  «языка»  неожиданно  потребовался  медработник,  и  начштаба  уступил,  тщательно  проинструктировав.  И  на  ушкО  Семёну,  - зятю  же  ведь,  Фёдор  Кузьмич  шепнул,  чтоб  был  осторожнее,  не  лез  в  пекло,  и  любой  ценой  вернулся,  так  как  отряд,  похоже…дезавуирован,  ввиду  чего  им  нужен  «язык»,  и  отряд  уже  завтра  меняет  дислокацию!

И  вдруг,  подумав  с  минутку,  доверительно  добавил.  Мол,  он  не  хочет  накликать  беду,  но  разведка – дело  опасное,  и  случиться  может  всякое.  И  пусть  запомнит  одно: если  он,  не  дай  Бог,  попадётся  в  плен – гестапо  сумеют  заставить  указать  место  расположения  отряда.  Поэтому  он  и  предупреждает: если  не  вернётся  к  обеду,  -  к  вечеру  отряда  здесь  уже  не  будет,  и  чтоб  потом  не  обижался.  А  где  их  найти – он  шепнул  ему...

И  кто  «накАркал»  неудачу - неизвестно,  только  их  партизанскую  диверсионную  группу  ждала  немецкая  засада. В  скоротечной  перестрелке  погибли  все,  кроме  Семёна,  взятого  в  плен  живым  и  здоровым. Из-за  не  человеческих  побоев  и  пыток,  коими  пытались  выведать  у  партизана  медика  точное  место  дислокации  отряда»,  он  даже  откровенно  пожалел  о  том,  что  и  его  не  убили  со  всеми,  до  такой  степени  больно  били  его…

Вот,  как  судьба  «играет  человеком»!  Напросившись  на  операцию  взятия  немецкого  «языка»,  через  пару  часов … Семён  сам  превратился  в  такого  же  «языка»,  только  русского… Пока  он  выдержал  молча,  и  не  выдал  место  отряда,  поэтому  в  пыточную  вызвали  более  умелого  спеца  из  фашистского  лазарета,  умеющего  языки  «развязывать»,  быстренько  делая  всех  врагов  рейха  предельно  «разговорчивыми».

Для  чего  и  пришёл  «врач»  в  белом  халате,  со  специальным  набором  всяких  инструментов,  чтобы  выудить  тайну.  А  ещё  с  помощью  взятых  им  препаратов, - ни  в  коем  случае  не  дать  пленному  скончаться  от  болевого  шока!  Видать,  уже  до  умопомрачения  «достал»  гитлеровцев    надоевший  местный  партизанский  отряд,  и  оттого  и  поступило  указание:срочно  уничтожить  его  любыми  способами.  И  приготовившийся  к  смерти   Семён  истово  молился,  не  имея  права  стать  предателем,  и  погубить  ещё  и  своего  уважаемого  тестя,  начальника  штаба,  Фёдора  Кузьмича…

Однако  если  бы  Семён  только  знал,  какой  сюрприз  приготовила  ему  судьбина… Ведь  случись  оное  во  время  сегодняшнее, - он  точно  мог   быть  вписанным  в  список  рекордов  Гиннеса!  Да-да,  ибо  только  лишь  мельком,  но  зато  с  тихим  ужасом  глянув  на  вошедшего  гестаповского  изверга  рода  человеческого,  Семён,  на  секунду  обезумев  от  изумления,  вдруг  признал  в  нём … того  хохла,  своего  платного  лекаря,  ветеринара!

Ну,  наглеца,  военного  фельдшера,  Богдана  Тарасовича,  который   полгода  назад  взялся  вылечить  его  от  грибка  и  не  вернул,  скотина  он  такой,  немалые  денежки  Семёна,  отданные  хапуге  в  виде  аванса!  Он, хитрющий  украинец,  воспользовавшись  начавшейся  войной,  ведь  так  и  не  вернул  их  ни  жене,  ни  родителям  Семёна!  И  этот  моральный  урод,  а  ныне  фашистский  прихвостень,  «уберёт»  его  с  дороги  с  превеликим  удовольствием!  Прикончит,  как  партизана  на  законном  фашистском  основании,  а  ещё  и  как  «путающегося  у  него  под  ногами…надоедливого  заимодавца!»   А  для  чего  предателю  родины  ещё  один  свидетель?  Да,  его  спроста  прирежет  этот  изменник,  видимо,  затаившийся  бандеровец…
 
Короче  говоря,  влип  он  окончательно… А  бесстрастный  с  виду  «коновал»,  из-за  разноцветного,  всего  в  кровоподтёках,  лица,  вначале  и  не  узнал  бедного  Семёна.  Но  когда  заметил  у  лежащего  на  полу  пленного  босые  ноги  с  противными,  обезображенными  онихомикозом  ногтями,  в  его  голове,  видимо,  что-то,  всё-таки,  щёлкнуло,  и  мучитель  вгляделся  в  лицо  Семёна.  И  вдруг  удивлённо,  однако  вовсе  и  не  с  злой  улыбкой,  а  добродушно,  поздоровался  с  ним,  с  пленным  партизаном…

И  ещё  он,  оглянувшись  вокруг,  пока  были  одни,  неожиданно,  и  даже  извиняясь,  рассказал.  Что  его  тоже  на  другой  день  мобилизовали.  И  не  до  авансов  стало,  сам  понимать  должен.  Но  если  они  останутся  живыми,  то  после  войны  он  или  вылечит  Семёна,  или  же  аванс  вернёт  всенепременно!  Попав  в  плен,  он  схитрил,  и,  как  опытный  военный  фельдшер,  лично  изъявил  желание  добросовестно  служить  вермахту.  А  после  улучшить  момент  и  сбежать  к  местным  партизанам,  дабы  там  оказывать  Родине  помощь. Но  его  вовремя  остановил  человек … от  них,  от  партизан...
 
И  приказал  «служить»  здесь  и  помогать  по  разным  их  требованиям.  Вот  и  сегодня  его  нашёл  связной,  поручив  помочь  выжить  Семёну  Горбунову  любыми  способами,  и  именно  сейчас!  Л ю б ы м и!  А  вскоре  они  что-нибудь  придумают,  как  совсем  вытащить  его  отсюда. Ведь  того предателя,  который  подставил  разведчиков  сегодня - выявили,  он  наказан,  но  отряд  уже  утром  переехал  на  новое  место.  Может  быть, у  него,  у   Семёна,  есть  какие  либо  задумки  и  предложения  по  создавшейся  ситуации?

И  тут  в  голову  обрадованного  Семёна  рок,  или  ангел-хранитель,  прислали  поистине  сумасшедшую  идею… воспользоваться  своей  заразной  болезнью,  и  попытаться  сделать  сразу  два  полезных  для  себя  дела!  А  почему  не  воспользоваться  «подарком»  судьбы?!  И  Семён  изложил  план  спасения  пока  что  лишь  себя.  Партизанский  отряд,  который  фашисты  хотят  ликвидировать  как  можно  скорее,  сегодня  утром  перевели  в  иное  место.  Верно?  А  сейчас  время  три  часа  дня,  значит,  пора  действовать!
   
Поэтому  Богдану  Тарасовичу  нужно  поспешить  с  пытками  его,  Семёна,  чтобы  он…«раскололся»  от  невыносимой  боли,  и  указал  точное  местонахождение  отряда  на  фашистской  карте!  У  эсэсовцев  всё  готово,  они  срочно  окружат  территорию  отряда,  может,  разбомбят, … но  когда  войдут  в  расположение,  поймут,  что  ушли  партизаны  сегодня!  Зато  его, Семёна,  под  пытками   указавшего  расположение  отряда,  (тем  более,  что  партизан  там  уже  нет!),  за  столь  нужную  заслугу,  может  быть,  пока  и  не  расстреляют,  и  ненавидимый  им  грибок …  глядишь,  и  спасёт  его жизнь?!  Как  он  на  это?

Ведь  Семёну  и  вправду  до  такой  степени  надоел  онихомикоз,  что  ему  уже  и  ходить  трудно  стало,  поэтому  он  готов  выдержать ужасную  операцию,  только  бы,  наконец,  избавиться  от  этой  многолетней  заразы,  измучившей  его  до  кондиции!  Кстати,  и  для  Богдана  Тарасовича  польза  большая  будет,  ибо  немцы  поймут  главное: благодаря  умелым  и  нечеловеческим  пыткам,  применённым  «профи  своего  дела»  ветеринарным  фельдшером,  ведь  он,   именно  он,  бандеровец,  заставил  упорного  партизана  «заговорить»?!!
 
Конечно,  срочно  уехавший  на  время  лучший  гестаповский  специалист  по  пыткам  будет  завидовать  ему,  доморощенному  умельцу  по  пыткам,  хохлу  и  предателю  своей  родины,  фельдшеру  ветеринару,  сумевшему  настолько  жутким
способом  «развязать  язык»  настырному  партизану!  Но  это  уже - детали.  Самое  основное,  по  приказу  командования  отряда, - он  должен  спасти  жизнь  Семёну!  А  страшную  пытку  настоящего  живодёра,  фельдшера  ветеринара  бандеровца,  которая  и  приведёт  к  показу  партизаном  на  карте  точного  местоположения  партизанского  отряда -  чётко  зафиксируют  присутствующие  на  пытке  гестаповцы,  и  немедленно  доложат  о  всех  нюансах  своему  начальству!
 
И  задуманное  медиками  опасное  для  их  жизням  «представление»  началось… Пленённый  русский  «язык»,  прочно  привязанный  по  рукам  и  ногам  к  топчану,  крикнув  «Смерть  фашистским  оккупантам!  Я  ничего  тебе  не  скажу,  хоть  на  куски  режь!»,  закрыл  глаза,  крепко  стиснул  все  восемь   ещё  оставшихся  во  рту  зубов,  не  выбитых  сегодня  утром,  и  приготовился  терпеть… И  «изверг»  в  белом  халате  у  всех  на  виду  стал  не  спеша  вонзать  шприц  с  острой  иглой  под  каждый  ноготь,  к  тому  же,  с  мстительной  ухмылкой  на  тупой  роже,  вводил  туда  ещё  и  какой-то   раствор.  Ну,  да,  чтобы  проклятому  коммунисту  ещё  больнее  было!

А  на  истязуемого  и  смотреть-то  стало  страшно,  особенно  слушая    его  скверные,  русские  отборные  маты  вперемешку  с  нечеловеческими  воплями!  И  по  количеству  десятка  пытаемых  пальцев  на  ногах,  он  все  десять  раз  проорал  до  такой  степени  истошно  и  душераздирающе,  что  даже  видавшим  виды  эсэсовцам  стало  не  комфортно.  Им  показалось,  что в  их  жилах  кровь  «заледенела»,  отчего  они,  и  все  вместе,  аж  закурили...

Само  собой  разумеется,  присутствующие  не  были  медиками,  а   обыкновенными  эсэсовцами,  поэтому  они  никак  и  не  могли  догадаться,  что  таким  образом  «зверь-медик»,  ветеринарный  фельдшер,  как  уж  он  смог,  пытался  введением  в  каждый  палец  раствора  новокаина, … лучше  о б е з б о л и т ь  их...
 
Однако,  потом,  уже  после  завершения  всей  операции  удаления  его  ногтевых  пластинок,  Семён  честно  спросил.  Мол,  почему  новокаин  Богдана … почти  не  обезболил?  Ведь  поэтому-то  он  и  вправду  отчаянно  кричал  во  всю  силу  от  прямо-таки  дичайшей  боли?!  Однако  в  мозгу  стучало: лучше  уж  выдержи,  перетерпи  как-то,  иначе  в з д ё р н у т,  и  все  дела!  К  тому  же,  он  со  страхом  ждал  самого  ужасного: что  ведь  через  минуту  его,  мученика,  ожидает  ещё  и  самая  болезненная,  поистине  иезуитская,  пытка… Да-да.  Инквизиторское,  почти  без  анестезии,  ввиду  плохого  качества  новокаина,  вырывание  всех  десяти  ногтевых  пластинок,  но  деться  от  этого бедному  Семёну  было  некуда…  Кроме,  как  лишь  только  стиснув  оставшиеся  целыми  после  побоев  восьми  зубов,  т е р п е т ь… 

После  окончания  первой  процедуры  введения  шприцем  с  большой  иглой  некоего  раствора  под  ногти,  Богдан  Тарасович  попросил  стоящего  рядом  гитлеровца,  говорящего  по-русски,  спросить  пока  что  временно  тихо  стонущего  пленного,  готов  ли  он  уже  указать  место  дислокации  отряда?  Мол,  если  он  будет  и  далее  «помалкивать»,  то  ему  придётся  перейти  к  ещё  более  изощрённому,  и  весьма  жестокому,  и  неимоверно  болезненному,  этапу  отрывания  ногтей,  как  говорится, … "с  корнем"?!
   
И  когда  бестолковый,  и  рыдающий  партизан  вдруг  один  хрен  отрицательно  помотал  головой,  обалдевший  эсэсовец  заметил,  до  чего  ехидно,  и  злобно  ухмыльнулся  чему-то  мучитель-хохол,  ветеринарный  фельдшер,  предавший  свою  родину,  и  процедивший  сквозь  зубы,  «ну,  тогда  держись,  коммуняка!».  И  с  хищной  улыбкой  потерев  свои  ладони  друг  о  друга,  и  от  упоения  аж  высунув  кончик  языка,  этот  садист  нарочито  медленно,  сладострастно,  и  методично,… стал  сдирать  ногти…  И  начал  истязание,  конечно  же,  с  пальца  наиболее  крупного,  считая,  что  он  для  русского  «москаля»  будет… самым
 болезненным!  А  далее  всё  шло  по  порядку…
   
Отрывая  ногтевую  пластинку  с  первого  пальца  левой  ноги  без  анестезии,  нЕлюдь,  к  тому  же,  отдирал  специально  как  можно … м е д л е н н е е!  Спрашивается,  для  чего  и  почему?  А  чтобы  этим  ноу  хау, безжалостный человеконенавистник  и  мучитель  с  иезуитской  улыбкой  на  бесстрастной  физиономии,  хотел  ещё  больше … у с и л и т ь   д л и т е л ь н о с т ь  ощущения  пленником  боли!  И  именно  поэтому  страдальческий,  громогласный,  и  неистовый  вопль  истязуемого  партизана  был  слышен  даже  и  на  улице,  хотя  окна  были  и  двойные,  и  вообще  без  форточек!

И  крик  его  аж  до  полусмерти  напугал  стайку  сидящих,  и  о  чём-то  мирно  «беседующих»,  чирикающих  воробьёв  на  клёне,  за  окном,  отчего  оные  птички,  страшно  испугавшись,  все  стремглав  упорхнули  подальше,  куда  глаза  глядят  от  настолько  жуткого  звука  убиваемого  кем-то  живого  существа!  И  такой  поистине  звериный,  непохожий  на человеческий  крик,  «глас  одиноко  вопиющего  в  пустыне»,  безудержно  длился  всё  время  удаления  бандеровским  монстром,  и  живодёром, абсолютно  каждого  из  десятка  ногтей  бедного  страдальца  Семёна…

После  удалённой  последней  ногтевой  пластинки,  высокомерно  и  криво  улыбнувшийся  «заплечных  дел  мастер»  сказал  стоящему  рядом,  и  отчего-то  с  бледным  лицом,  гестаповскому  офицеру,  что,  по  его  мнению,  «клиент  созрел»,  и  его  можно  спросить: мол,  ну,  а  сейчас-то  согласен  ли  он  уже   указать  место  отряда  на  карте?!!  Или  ему  с  ног  на  ногти  рук  перейти?!  Но  на  этот  раз  Семён,  весь  в  слезах,  попросту  несколько  раз  судорожно  и  утвердительно  кивнул  головой,  и  указательным  перстом  освобождённой  руки  ткнул  в  расположение  отряда  на  карте,  вежливо  поднесённой  ему  гестаповским  офицером…

Сияющий  штандартенфюрер  в  порыве  благодарности  пожал  руку  «умелому  мастеру  Богдану»,  и  спросил,  есть  ли  у  него  какие  просьбы?  И  тут  Богдан   Тарасович  приступил  к  главному  звену  их  операции,  и  быстро,  и  чётко,  педантично,  как  любят  немцы,  произнёс.  Мол,  если  вот  этот  понравившийся  лично ему  своим  упорством  партизан,  теперь  однозначно  ставший  для  всех  русских  п р е д а т е л е м,  правильно  указал  место  отряда,  то  нельзя  ли  оказать  ему  снисхождение,  оставив  пока  в  живых?
 
И  если  да,  то  пусть  пару  недель  полежит  на  нарах,  потому  что  ходить  без  ногтей  он  просто  вообще  не  с м о ж е т.  Пока  не  отрастут  ногти  новые.   А  потом  командование  сами  решат,  что  с  ним  делать  дальше.  Ведь,  оказывается,  он  тоже  военный  фельдшер,  и  заправлял  в  отряде  медициной.  Но  все  партизаны-предатели,  «продавшие»  своих  товарищей, - подлежат  немедленному  расстрелу!  Возможно,  что  его  и  здесь  будут  искать,  чтобы  всенепременно  казнить  как  изменника…».

Недолго думая,  офицер  эсэсовец  ответил.  «Хорошо.  Пускай  он  пока  у  вас  в  лазарете  где-то  в  сторонке  полежит.  То,  что  он  стойко  держался – делает  ему  честь.  Сейчас  главное - операция  ликвидации  их отряда,  возможно,  с  применением  авиации!  Но  сейчас  вначале  нужно  проверить,  п р а в и л ь н о  ли  пленный  медик  указал  место  дислокации?  Остальное  решим  после  завершения  операции!».

Санитары  отнесли  Семёна, положив  на  кровать  в  конце  коридора,  а  ночью  дежурный  медик  Богдан  Тарасович  улучшил  момент,  и  быстро  рассказал  о  проведённой  фашистами  операции.  С  самолёта  на  указанном  Семёном  месте  отряд  обнаружили  и  немедленно  послали  туда  разведку,  ещё  и  на  всякий  случай  оцепив  всё  вокруг.  Войдя  же  на  территорию,  фашисты  сразу поняли, -  партизаны  съехали  совсем  недавно,  сегодня. Но,  что  самое  главное,  и  это  признал  сам  штандартенфюрер, - пленный  военный  фельдшер  и  в  действительности  не  обманул  их  с  картой.

И  ещё  он  понял: у  рядового  медика-партизана  выпытывать,  в  какое  новое  место  направился  отряд – бессмысленно.  Не  велика  шишка,  чтобы  с  ним  делиться  подобной  информацией.  Но  всё-таки  он  вызвал  Богдана,  приказав  строго  расспросить.  Мол,  а  вдруг  он,  фельдшер  же,  что-то  знает  об  их  планах  на  подобный  случай?  А  когда  сможет  ходить – они  подумают,  где  его  использовать.  Пока  пусть  побудет  в  лазарете.  Сам  же  Семён  на  вопрос  Богдана,  знает  ли  он,  куда  ушёл  отряд,  ответил,  что  это  ему  неизвестно.
   
Хотя  он  лукавил.  Тесть  тогда  намекнул,  где,  примерно,  они  могут  обосноваться,  но  на  всякий  случай  Семён  поберечься  решил… Ведь,  кто  знает?!  А  тесть,  начштаба,  конечно,  переживал  за  единственного  зятя,  но  корил  себя: зачем  он  его  отпустил?!  Какой  из  него  разведчик?  Он  знал,  Семёна  пытают.  И  что  он  долго  не  выдержит,  и  наверняка  покажет  место  отряда… Гестапо  и  не  у  таких  «героев»  языки  «развязывает»...

Просто  он  пожалел  его,  шепнув  о  с е к р е т е,  о  дне  ухода  их отряда,  о  чём  говорить  не  имел  никакого  права.  Но  об  отряде  многое  стало  известно  предателю,  и  решение  переехать  завтра  нужно  отменить. И  сейчас  подполковнику  Фёдору  Кузьмичу  надо  спешить,  и  любыми  способами  убедить  «не  кадрового  военного»,  командира  отряда,  Петра  Ивановича,  умотать  отсюда  не  з а в т р а  утром,  а  прямо  сегодня,  потому  что  факт  гибели  разведчиков  в  засаде – тому  лучшее  подтверждение!

Командира  отряда  начштаба  убедил,  уход - дело  привычное,  сборы  недолгие,  они  рушить  ничего  не  стали,  ведь  когда-то  всё  может  и  пригодиться,  и  до  обеда  отряд  выехал. До  нового  места  добираться  не  столь  и  далеко,  но  опасно,  и  мысли  Фёдора  Кузьмича,  то  и  дело  возвращались  к  зятю,  Семёну.  Детишек  у  него  двое,  жаль  внуков-кровиночек.  Так-то  он  уже  приказал  передать  их  агенту  «Богдану»  помочь  Сёме  всем,  чем  может,  что  исполнительный  Богдан  Тарасович  и  исполнил  в  наилучшем  виде,  ибо  он  жив!
   
Целый  месяц,  и,  слава  Богу,  без  осложнений,  да,  ещё  благодаря  заботам  Богдана  Тарасовича,  отрастали  новые  ногти  Семёна.  Пока  что зачисленный  в  штат  лазарета,  он,  как  медицинский  работник  среднего  звена,  военный  фельдшер,  оказывал  посильную  помощь,  и  всё  это  время  ожидал  весточки  от  Фёдора  Кузьмича.  И  сегодня,  наконец,  получил  её  с  инструкцией  постепенно  «внедряться»  в  чужую  шкуру,  слушая,  собирая   сведения  о  продвижении  немецких  частей,  и  передавая  всё  Богдану.

И  ещё  тесть  попросил  Семёна,  чтоб  через  него  сообщил  о  себе,  как  ему  лучше  быть.  В  отряд  ли  помочь  перебраться,  или  же  он  будет  «работать»  под  руководством  своего  «лечащего  врача»,  кому  он  должен  отдать  вторую  половину  платы  за  отлично  проведённую  операцию,  и  полное  излечение  от  ужасного  грибка,  ибо  «уговор - дороже  денег»!  Это,  мол,  шутка,  но,  тем  не  менее,  когда-нибудь  рассчитаться  ему  придётся.

И  он  советовал  бы  вернуться  в  отряд,  так  как  у  них  ещё  до  сих  пор  нет  врача,  и  парочка  опытных  медиков  в  отряде  им  однозначно  не  повредит.  И  отнюдь  не  дурак  по  природе  Семён  прекрасно  понял  явный  и  человечный  намёк  не  столько  начальника  штаба  партизанского  отряда,  сколько  чадолюбивого  деда,  заботящегося  о  своём  потомстве…  И  он  через  «Богдана»  дал  согласие  вернуться  туда,  где  он  для  Родины,  как  профи  военный  фельдшер,  принесёт  пользы  гораздо  больше,  чем  в  партизанской  разведке.  Конечно,  если  им  нужно, - то  он  останется  здесь.
 
А  в  ночь  перед  тем,  как  его  отведут  в  отряд,  Семён,  лёжа  на  больничной  койке  в  лазарете,  думал  о  превратностях  данной  каждому  человеку  судьбы.  Он  прекрасно  понимал,  что  надоевший,  словно  горькая  редька,  заразный  грибок  онихомикоз,  дан  ему  с в ы ш е  в  н а к а з а н и е    и   з а с л у ж е н н о е   им  и с п ы т а н и е.  И  он  должен  т е р п е л и в о  сносить  болезнь  за  сотворённые  им  грехи  и  беззакония.  А  выздоровев -  славить  Господа,  и  не  творить  подобное,  живя  затем  по  ЕГО  заповедям.
   
Ведь  после  полного  излечения,  избавившись  от  надоевшей  хвори,   обычно  происходит  в р а з у м л е н и е  человека.  Конечно,  если  у  этого    товарища  с  головой  всё  в  порядке.  И  тогда  у  него  должно  наступить  п о н и м а н и е  сути  его  болезни.  Да-да!  Ну,  по  какой  такой  причине  он  столько  долго  страдал?  Лично  ему  казалось,  что  заболел  он,  вроде  бы,  «ни  за  что?».  Но  за  месяц  хорошенько  обдумав  детали,  он  понял,  что  был  совершенно  неправ…

Оказывается,  ох,  как  было  за  «что»  "вразумить"  его  этой  ножной  болезнью,  противной  и  надоедливой!  К  тому  же,  в  действительности-то по  своей  жизни  он  и  впрямь …  был  не  такой  уж  сильно  хороший,  и  отнюдь  не  весь  «белый,  и  пушистый»?!  Вон,  ведь  с  какими  и  вправду  немалыми  грехами  жил  он,  Сёмка  бессовестный!  И  ему  теперь  их  все  нужно  осознать,  и  осудить,  и  покаяться,  а  затем - обязательно  избавиться!  И  в  дальнейшей  жизни  постараться  не  творить  грехов,  чтоб  не  произошло  рецидива  хвори  как  ушедшей,  или  присоединения  болезни, … ещё  и  новой!   
   
Ведь  три  года  неизлечимый  гриб  онихомикоз  буквально  изводил  его,  мучил  и  зимой,  и  летом,  а  знаменитые  светила  помочь-то  ему  так  и  не  смогли?!!  А  почему?  Потому  что  до  войны  он  не  додумался  найти  время  задуматься  и  поискать  истинную  причину  неизлечимости … в  себе  самом!  А  она  скрывалась  в  творимых  им  н е п р а в и л ь н о с т я х  в  его    греховной  жизни,  но  перечислять  свои  грехи,  которые  он  сам  осудил,  и  стыдится,  и  раскаялся  в  них – Семён  сейчас  попросту  не  желает.  И  вот  какой  интересный  парадокс  судьбы  он  выявил  из  своей  болезни  ногтей.
 
Именно  лишь  когда  он  по  велению  рока  попал  на  фашистский   и  жуткий  пыточный  стол, – только  на  нём  Семён  и  вылечился,… но  за  свои   прошлые  грехи  претерпев  невыносимо  болезненные  телесные  мучения,  вдобавок  ещё  и  заплатив  потерей  на  неделю  своего  голоса  из-за  чересчур  натужных,  громких  воплей… Но  в  душе  Семён  немножко  рад,  что  он  и  другим,  видевшим  его  страдания  врагам,  тоже  принёс  некоторую  пользу!  Он  этим  своим  стоицизмом,  твёрдостью  русского  духа,  видать,  напугал  эсэсовцев,  наблюдавших  кровавое  и  жестокосердное  издевательство  «брата  над   братом»,  и  от  смятения  все  трое  вынуждены  были… аж  враз  закурить,  и  подумать,  вполне  возможно,  вот  о  чём.

Этот  предавший  общую  Родину  славянин  украинец  иезуитскими,  изощрёнными  пытками,  вызвавшими,  по-видимому,  нестерпимые  боли,  всё-таки  сумел  с д е л а т ь… таким  же,  как  он  сам,  предателем  и  русского  партизана!  И  тоже  ведь  славянина,  по  сути  дела,  «брата»  своего, … заставив  выдать  дислокацию  родного  партизанского  отряда!
   
Но  сам  Семён  предполагал  другое.  Скорее  всего,  совсем  не  зря  и  новокаин  оказался  п л о х о г о  качества!  Ведь  если  бы  он  обезболивал  лучше,  то  и  пытаемый  Семён  тогда  бы  не  настолько  эмоционально   отреагировал  бы  поистине  оглушительными  криками,  чем  насмерть  перепугал,  и  разогнал  бедненьких  воробушков,  мирно  сидящих  на клёне!  И  совсем  не  зря  есть  замечательнейшее  русское  выражение,  что  и  впрямь  «судьба  играет  человеком!».  А  вот  и  резюме.

Видимо,  чересчур  уж  весомыми  и  весьма  серьёзными  были  прегрешения  Семёна  Горбунова,  коли  безжалостная,  но  справедливая  судьба  даже  на  пыточный  стол  загнала  грешника  ради  кардинального  излечения  от  столь  неприятной  болезни!  Да-да!  Чтобы  грешник  Семён  Горбунов  надолго  запомнил  содеянное  им… И  чтобы  ни  в  коем  случае  не  забыл  о  странностях  жизни,  в  частности,  о  "парадоксе  судьбы".  Ведь  данная  ему  ею  противная  болезнь,  тем  не  менее,... спасла  ему  саму  жизнь?!!  А  разве  не  так  произошло?

И  лишь философские  размышления  Семёна,  целыми  сутками  вынужденного  лежать  на  койке  в  немецком  лазарете,  подвигли  его  на  серьёзные  размышления  о  своей  жизни  безо  всяких  прикрас.  Чтобы  Семён  осознал  свои  ошибки  и  более  не  повторял  их.  И  дабы  снова  не  быть  ему  направленным  судьбой-провидением  на  такой  же  пыточный  стол,  в  лапы  такого  же  лекаря  «коновала  Богдана  бандеровца»,  для  излечения  каких-либо  возникших  хворей … из-за  возможных  новых  его  согрешений  в  практической  жизни…