Закрыть открытку

Антон Лосевский1
Знаешь, когда годами пишешь в стол, невольно теряешь ориентиры и игнорируешь тенденции, пока те сами не проявят себя вполне наглядно и колко. Притом что стол все-таки виртуален и установлен посреди открытого пространства, куда может сунуть нос любой случайный прохожий или праздный забулдыга. Конечно, если писать достаточно скучно и бесталанно, то не стоит беспокоиться за вероятность вызвать резонанс и пустую суету вокруг. Но не так-то все просто: кем бы мы были, если бы не привлекали совсем никакого внимания, хотя бы и со стороны специального бдительного бота, что прочесывает текстуру и сканирует сервера на предмет наличия вольнодумства и прочего хулиганства. Так за списком прочтений почти всегда можно приметить цифровой хвост или след, указывающий на присмотр.

Заглянешь встречно в профиль притворного читателя: ну ясен пень, собственных творений там нет и в помине, кабинет чист и пуст, пускай не затух еще камин и тлеет в пепельнице сигара, симулируя недавнее плодотворное присутствие: ловкая имитация, вызывающая даже сдержанное уважение. И вместе с тем прогресс неудержим: и вот бот наконец заговорил, то есть накатал рецензию, своего рода анонимную открытку из злободневной действительности, которую мы и приводим ниже без купюр:

«Ваше последнее (надеюсь) сочинение всецело свидетельствует о степени упадка (временного) отечественной литературы, с какой стороны ни взгляни. С бессмертной классикой и сравнивать смехотворно: совершенно не тот размах, психологизм, разработка характеров, диалогов, острота поднятых проблем, да и к чему перечислять критерии – вообще все. Буквы вроде те же, но как ими, черт побери, можно так бездарно распоряжаться? С известной нам популярной современной прозой также сопоставить не представляется возможным: ну где же тот же мат-перемат, какое-нибудь закрученное убийство, секс-фекс-пекс или хотя бы захудало-любовная линия? Нет ни юношеской наивности и непосредственности, ни старческой мудрости и назидательности. Ничего: полная тьма, помноженная на бессодержательность! И вот такое я, профессиональный литературный пристав, вынужден по роду службы читать и анализировать… За что мне это наказание?!

Возьмем базу – банальную сюжетную канву. Если начинается все мало-мальски логично, как бы автобиография с вкраплениями житейских наблюдений, то дальше пошла откровенно беспросветная белиберда: сборник баек про неких друзей, но есть ли, спрашивается, эти самые друзья, хотя бы мизерные подтверждения их существования? Угадываемый за повествованием спесивый характер самого автора, порождает обоснованные сомнения…

Наверное, центральный вопрос всего произведения: кто такая Вера, к которой периодически обращается рассказчик и как будто бы даже видит? Но сильной разгадки ждать давно не приходится, да и может ли тут быть какая приличная развязка? Скорее всего, опять выйдет что-нибудь размытое и надуманное, как и почти все у данного писца. Допустим, это просто вера (как состояние ложной надежды, религиозной ли или шизофренической), но это вовсе и не важно, поскольку никому, то есть буквально никому, все это на самом деле и не интересно. Автор словно бы задался целью написать в высшей степени не нужную книгу и – стоит отдать должное – хотя бы с подобной скромной художественной задачей справляется на ура. Бывали, случались и прежде схожие художники, что малевали всякие кубики и круги на воде, выдавая свою мазню за нечто мистическое и недоступное быдлу. Однако пролетели стремительные десятилетия, и время расставило все по местам: забыты, и поделом! Вы и убили-с! нет здесь ни малейшей загадки.

Поэтому я, как вынужденный читатель, без волнения жду окончания данной безыдейной вещицы, обреченной кануть в Лету без следа. Уверен, народятся еще настоящие писатели – талантливые, породистые, ищущие – в общем, не такие как вот этот. И все песчаные Персии, зыбкие дисперсии, вензеля, кренделя и прочие словоблудства стыдливо скроются во тьме минувшего. Грядут светлые дни конкретики и прикладных знаний, а потому, считаю, чистое издевательство выдавать искушенному гурману столь склизкую сырую рыбу»

Первая реакция вполне естественна и рефлекторна – обидеться и оскорбиться, нагрубить в ответ, но, вспоминая заведомо провокационную сущность рецензента, остываешь, не успевая толком и закипеть. Литератор, как известно, существо ранимое, однако цепкое и живучее. Действительно, писать – не мешки ворочать, и некоторая мера ответственности несомненно необходима. К тому же следует признать проницательную точность ряда наблюдений и заключений, хотя с чем-то оставляю за собой право принципиально не согласиться и опровергнуть. Ведь всегда куда как проще критиковать, не созидая ничего взамен, а объекту критики убедить себя в тщетности всех усилий, чтобы с облегчением пополнить широкие ряды не пишущих – именно такого эффекта они и добиваются, чтоб помалкивали и не высовывались. Сама возможность сочинять – та скромная свобода на пяточке возможностей, и никакому уязвленному в чувствах боту это не изменить. Например, «Л» – лишь Л, почему бы нет? Случайно подуманная литера вдруг становится фрагментом полотна и ломает прошивку повествования. Тем временем время с некоторых пор больше не идет, а уходит, только поэтому по-прежнему находится что сказать, как бы мало в том не оставалось смысла. А невозможность прийти хоть с кем-нибудь к единому мнению по основным вопросам, в конечном счете, и создает индивидуальность и исключительность каждого мнения.
 
Воистину, можно бесконечно долго продолжать всевозможные игры слов, снов, снова повторяться, словно находя нечто новое, но следует помнить, Вера, что всему свое время приходит: пора уже выдать разочаровывающую концовку. Так что в любом случае мы вынуждены будем вскоре попрощаться навсегда и раскрыть нашу тайну, пускай и не будоражащую высокие сознания и не слишком захватывающую, а все же как будто существующую.