ВОЕНКОРЫ
1. Правнук
Моя жизнь несовершенна, ущербна, лишена гармонии.
Путана она, как путАна.
Зла.
Но я, все-таки, пишу стихи.
Не могу не писать.
Мне ни к чему брать псевдонимы для публикаций. Фамилия у меня знаковая - Гранитный.
Впрочем, это псевдоним моего прадедушки, Иннокентия Гранитного, по паспорту Пафнутьева.
Да, я, Михаил Гранитный - прямой законный потомок того самого Гранитного Иннокентия, лауреата Сталинской премии первой степени, потом Ленинской, потом Государственной, со всеми причитающимися: астрономическими тиражами, тремя экранизациями, отрывком в школьной хрестоматии, кремлевским пайком, машиной с шофером, квартирой в высотке на Котельнической и дачей в Переделкино.
Титан. Классик. Столп совкультуры.
Ныне его тексты, воспевающие строительство бесклассового общества в одной, отдельно взятой стране, борьбу лучшего с хорошим и воспитание нового человека, конечно, не могут быть восприняты всерьез. Никак не в состоянии выдержать они требований просветленных адептов новой либеральной эры. И крылатые буревестники пост-модернизма просто-напросто накакают на них с высоты своих сиятельных небес.
Кто в двадцать лет не коммунист, у того нет сердца, а кто в пятьдесят лет коммунист, у того нет ума.
Старый читатель Гранитного умер, не осилив катастроф эпохи.
А для немногой молодежи, все еще читающей книги, его монументальная эпопея (трилогия в четырех томах) пойдет по разряду "Фигня Эпическая".
Есть такой жанр, в отличие от просто фигни, фигни с прибамбасами, фигой в кармане и фиглями-миглями.
Однако, победителей не судят.
У всех нас навеки впечаталось в сознание его имя. Оно - часть речи, примета менталитета, пароль времени.
Великий писатель не обязан быть хорошим (как и хороший писатель не обязан быть великим).
Гранитный написал - извлек из себя, родилв муках - плохой, но великий роман. Стоящий особняком среди сонма хороших, но не великих.
В библиотеке:
- Дайте мне Гранитного!
И всем все понятно.
И принесут.
И есть одно слово, то ли им самим придуманное, то ли где-то услышанное, но впервые в литературе употребленное И.Гранитным и вошедшее в словари русского языка.
Свое слово словаре.
Это слово - вы улыбнетесь - "красноцветье".
Символ торжества Советской власти - союза рабочих и крестьян, полного преодоления антагонистических противоречий, отсутствия эксплуатации человека человеком и торжества колхозного изобилия.
Лишь мы, работники всемирной
Великой армии труда
Владеть Землей имеем право,
А паразиты - никогда!
Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма!
Низы не хотели, а верхи не могли.
За диктатуру пролетариата, могильщика буржуазии!
От каждого по способностям, каждому - по потребностям!
Являются ли эти формулы все еще крылатыми идиомами, каковыми они, несомненно, были для наших дедов?
Луч, дотянувшийся из "Города солнца" Томаза Компанеллы, "Утопии" Томаса Мора...
Из томов, написанных Томазо и Томасом.
Вековая мечта человечества, которая до сих пор не сбылась, никак не сумеет сбыться...
Но все продолжает манить.
Путь к городу Солнца, как выяснилось, ведет через гражданскую войну, Гулаг, тотальную цензуру, дефицит на магазинных полках и распад родной страны.
Нынешние юноши и девы, я думаю, даже слово коммунизм объяснить не смогут, а главное, не затруднятся.
А родетели их забыли.
Я помню.
Как наденешь галстук, береги его - он ведь с нашим знаменем цвета одного.
Под старою телегою рабочие лежат - через четыре года здась будет город-сад.
Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса!Конармейская тачанка, все четыре колеса!
И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди.
Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны.(а советская власть тогда - коммунизм минус электрификация всей страны.
Молочные реки, кисельные берега.
Симфония народа и власти.
Царствие Божие на Земле (правда, без Бога).
Слово "красноцветье" до сих пор употребляется в разговорах и на письме, как символ счастья, полноты жизни.
А герои гранитной прозы - беззаконные в глазах всей деревни любовники Прохор и Анфиса, старый Ромуальдыч - кладезь народной мудрости, председатель колхоза "Заветы Ильича" Артемий Деев (с деревяной ногой и в буденновке), ушлый
еврей Яшка Ривкин (он же политрук) - вообще вошли в анекдоты.
Инда взопрели озимые. Рассупонилось ясно солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился.
Мела поземка. Вставала заря. Председателя Артемия Деева вызвали на ковер в райком партии.
Яшка Ривкин мечтал съездить в Америку, чтобы там заявить гадам-буржуинам, акулам с Уолл-стрит что нахрен сперся нам ваши ящики печенья и бочка варенья.
Пришел Прохор к Анфисе на сеновал.
Она как раз сено ворошила.
Увидела его. Отставила грабли.
- Ты чего тут, Проша?
- Ну, того-этого...Того самого... Сама понимаешь...
- А-а-а-а-а! - сказала Анфиса.
Ань, пойдем на сеновал,
Почитаем Канта!
Вроде, все с собою взял.
Эх, забыл стакан-то!
Чего ж вам больше?
Частушка, байка, поговорка, анекдот, закличка, заплачка, молитва, псалом, гимн...
Это и есть бессмертие.
Единственное возможное, которое мне известно.
О, советские времена, великие и ужасные!
Ампир.
Вампир.
СССР.
Миру-мир.
Гони сувенир.
Гром лир:
Феликс Дзержинский - мой кумир!
Не спит конвоир.
В ГУМЕ - пломбир!
И дыр (другое), и пыр (прочее).
Все это казалось стальным (от фамилии Сталин), гранитным (от фамилии Гранитный).
Но рухнуло в одночасье.
Дыр бул щир.
Может быть, согласно воле провидения, нашему уму непостижимой, именно этот стал причиной крушения времени.
Тем самым камешком (гранитным), что дает начало лавине.
Спусковым крючком.
Трикстером с триггером.
Жизнь - текст.
Судьба - плохой, но великий писатель.
2. Прадед
Я, видимо, нечто передал внуку с генами - так называемый литературный талант, сути которого еще никто не определил.
Хотя имя Гранитного Михаила на скрижалях людской памяти пока не высечено, да и не знаю, будет ли когда.
Талантливый, но не черезчур. Не катастрофически. Не опасно, а ведь смертельная опасность - единственный истинный критерий искусства.
От него люди умирают.
Из-за него же, впрочем, люди живы остаются. Продолжают любить жизнь, вопреки ее сущности (как теперь говорят, сучности).
Жить захотел? Смерть не страшна? Воскрес из мертвых?
Значит, талантиво написано.
Значит, оно самое.
А остальное "творчество художественное"... Оно может быть. Может не быть. Особой разницы нет.
Как пример художеств внучка моего в интернетовских боях без правил приводят чаще всего одну строку:
Целую, время, твой сапог с подковой,
Поэту раскроивший лоб...
Дальше там:
И счастлив буду я, когда лопатою совковой
Страна зароет на кладбище гроб, - но это уже никто не цитирует.
Кому охота, накликаешь себе еще.
Писатель, как изестно, не может жить, не пися. Как кузнец - не куя.
Но нынче и не пишут.
Гавкаются в блогах, стебутся и троллят.
Срач разводят.
Тоже - слава.
Уважуха и респект.
Наше вам с кисточкой... Нет, с лайкочкой.
Меж тем, получить от Его Величества Времени по лбу сапогом должно быть лестно для всякого графомана. Удар может высечь ту самую искру таланта, искру божью.
Постебаться - еще ладно, если бесплатно.
Но умирать, до полной гибели всерьез за вышеприведенные строки никому в голову не придет.
Вот вам "объективка" на Гранитного М.П.:
Студент Литинститута имени Горького.
Третий год обучения.
Староста курса.
Блогер - около 100 000 подписчиков (средний показатель по больнице).
Официально оформленный, с выдачей на руки документа сотрудник Национального Лексического Комитета.
Информатор-осведомитель.
Агент влияния.
Охотник за словами (не без браконьерства).
Словесный акробат 5-го разряда (но должен со временем, как позвоночник усовершенствует в гибкости, и 6-й получить).
Лексический эквилибрист высшего, 6-го разряда.
Войтяжер-лошадист (и вояжер, и даже коммивояжер) русской словесности, прочно сидящий в седле. Седалище позволяет.
3. Прадед
Заодно уж опишу тут и внешность Миши.
Он, как они все сейчас, студиозусы, гаутамус игитур, племя младое, незнакомое: мне время тлеть, а вам цвести.
Бель ами с мускулатурой из фитнес-зала. Зожник. На руках и груди, и даже на черепе татуировки с какими-то драконами, гондонами, розами, стервозами...
Не знаю, что все сии "фэнтэзи по фене" значат, и знать не хочу.
Наголо (и нагло) обритый и оттого похожий на героя гражданской войны комдива Котовского.
Бренд и тренд со всеми аксессуарами, накрутками и прибамбасами - прости, великий и могучий.
Кабы не прическа под нуль, никто бы ныне, кроме нас, нафталинов и ботанов, комдива Котовского бы не поминал.
Нулек на ножках, околоноля - цитируя классику.
У Мишани вместо чекистской кожаной куртки и пыльного комиссарского шлема - униформа нового прекрасного мира: джинсы, футболка с невразумительным логотипом, кепка задом наперед, кроссы-сникерсы, сладкие, хоть облизывай. (А те шоколадки с орехами и карамелью бывают до того жестки, что хоть на ноги их надевай, век не сносятся).
Но рюкзак за его плечами походит на сложенные крылья.
Всегда как бы в полете...
Стоя перед трюмо, состроит глумливую рожу: надует щеки, высунет длиннющий свой язык.
Раздвоенный язык змея-искусителя.
Искуситель - от слова искусать. Кусачий змей.
Но и слово искусство от того же корня.
Искусанный искусством.
Взыскующий славы.
Я читал его сборник.
Концепт, конечно.
Бранное слово.
Ненавистное как массовому читателю, так и тонким ценителям, как журнальным критикам, так и самим стихотворцам.
Автор гарцует на горящем велосипеде и жонглирует бешеными хорьками.
Лошадь скочет, всадник дрочит.
Степ да степ - чечетка.
Стёб да стёб.
Игра слов, бесконечная, безответственная и даже кощунственная игра со словами и смыслами.
Но... Вот что любопытно.
Сам язык - чудище наше, что обло, озорно, огромно и стозевно - охотно играет с ним в его игры.
Благосклонно принимает всю эту его акробатику, эквилибристику, воздушную гимнастику.
Весь этот лексический цирк.
Фокусы-покусы.
Клоунаду.
О, восемь подброшенных в воздух тарелочек жонглера, как будто жирафа убежала, а пятна от нее остались!
Забавляется, старый черт Язык.
Ангел наш хранитель.
Умный зверь-зверина.
Палиндромы - зеркалки, языковые перевертыши.
Это фишка Мишки.
Каждую строчку читай туда-обратно.
Гений нег.
И. о. гения — и сияй негой!
Город Рим. Мир дорОг.
Мир течет. Рим.
Но Рем — умер он.
Я Ромул. У моря
Лежу я. Ужель —
Конец сценок?
Дарен ум, ему не рад.
Девовед.
Анна, лежа, желанна.
Тина мутит и туманит.
Весна в авансе
в лесу, у сёл.
И кущи, и щели, и лещи, и щуки
туда падут.
Луны нуль.
Бор густ. Сугроб.
Дар утра марту рад.
Лепет-то — оттепель.
Сон ос. И лад Дали.
Нот стон.
Да под сев зари — мира звездопад.
5.Правнук
Старик мой слаб телесно, но умом по-прежнему титан.
Вместо правого колена у него имплант из титана-победита.
И сам он - титан-победит.
Был в его историко-филологической берлоге на Котельнической.
Где поселялись под надзор, во время Отца народов и по его личным указаниям, выдающиеся представители творческой (она же гнилая, она же говно нации) интеллигенции - академики, акамедики (академики медицинских наук), акапедики (академики наук педагогических)...
Живописцы - живая пись. Пей за жисть, пейзажист!
Художники - одни худые, неприкормленные, а другие от слова худо.
Ваятель до воя тел.
Писатели - заслуженные пИсатели.
Прозаики - те, что про зайчиков.
Удавы в аду (палиндром).
А ныне проживают крутые яйца отечественного бизнеса и живые реликты вроде Иннокентия Гранитного.
Я - гость.
Впрочем, скорее - гвоздь.
Гость неудобный.
Коллега.
Виновный уж в том, что он не калека.
Он писатель.
Я - правнук писателя.
Была такая категория населения -родственники писателя.
Писжены, писбратья, пистещи, писзяти.
Писдочки.
Я - писссынок.
Писунок в просторечии.
Но не пасынок.
Залетела ворона в хоромы.
Ну, диван обшарпанный, ковер, молью траченый, столик на хромых львиных лапах, с пошорканной столешницей...
Треснутая лепнина на потолке, щербатый дубовый паркет, люстры с редкими уцелевшими хрустальными висюльками.
Излюбленное тиранами мира красное дерево. Почти уже неприличные на сегодняшний день слова: горка, трюмо, трельяж, консоль...
Но стоит в этих покоях прозвучать хорошему стихотворению, прозаическому абзацу из классики или просто одному настоящему слову - верьте, настанет преображение дивное. Это трудно описать.
Все засияет райскими огнями и звездами, засверкает водопадом, заструится хрустальным потоком.
Я сам был тому свидетелем не раз, но до сих пор изумляюсь и радуюсь, как малое дитя праздничному салюту над Москвой.
Особенно после смирновской, за которой я, так и быть, сбегал в гастроном на первом этаже.
Только в русском языке предложение может состоять из пяти глаголов: решили послать сбегать купить выпить.
Его студенты Кешей называют или Погонным мэтром (он полковник запаса).
Воевал на 2-м Белорусском. До Эльбы дошел. Синей границы двух миров.
Был главредом фронтовой дивизионки.
Главредом - главным редактором, а не главным вредом.
Если задачи широкого наступления требовали - сам в руки брал винтовку и шел в атаку.
А не хрен тебе моржовый.
Он у нас в Литинституте ведет курс военно-лексической подготовки.
Динозавр, конечно, но с апгрейдом.
Органист - из органов.
Как говорили в советское время, искусствовед в штатском.
Старый чекист, подписывающий чеки агентам.
Грушник с грушеобразной фигурой.
И, по совместительству, Асмодей.
Ибо так язык могут знать только черти.
Истово, отчаянно, адски, коленопреклоненно, смертельно...
Бессмертно...
Вельзевул черной магии русского слова.
Асмодей языкознания.
Воланд - ему с нами не воландаться.
Сам ас. Себе бес (палиндромы).
В русском языке выражения "Бог с ним" и "черт с ним" означают одно и то же.
Он - имя существительное.
Нарицательное и личное.
Одушевленное.
Всюду и везде склоняемое.
А я что же...
Я всего лишь глагол.
Беззащитен и гол.
Несовершенный - до совершенства далек.
Непределенный - никак не могу определиться.
Страдательное причастие, не действительное - все страдаю и действительности, действий в ней боюсь.
Но глаголю!
Зажигаю.
На дискотеках и в ночных клубах.
В фалафельных и кальянных.
Окаянных.
Глаголом жгу сердца людей.
6. Правнук
Зачем я пишу стихи?
Не "из денег", как отвечал на такие вопросы Пушкин. В наши дни на потиражные прожить мог бы разве что только он.
Мне ни рубля не накопили строчки.
Теперь и сам Маяк не заработал бы строчками на свежевымытую сорочку.
И Мандельштаму никто не разменяет его золотой:
Только мне бумажек не давайте, трехрублевок я не выношу!
И не славы ради.
А ради дара (палиндром).
Перевертыши мои! Зеркалки!
Я ученик, и не чуя
беду судеб,
несу сень,
янь дня,
дали и лад,
как Улисс - силу.
Но взывал славы звон.
Славы вальс
Летел...
И. о. гения - и сияй негой!
Ради мнения коллег?
Чтобы еще двадцать таких же служителей святого искусства, филолухов царя небесного, как ты, на заседании Литобъединения Москвы и Московской области (оно же Замкадье ближнее) высказались в том смысле, что мол...
Талантливо, хотя и не черезчур. Не зашквар (и прожарят тебя до шкварок).
Звезда первой величины, одиннадцатой степени.
Широкая известность в узких кругах.
Глубокая философия на мелких местах.
Стихи хорошие, открытия нет.
Полупоэт. Но есть надежда, что станет полным, наконец.
Новое открытие закрытой темы.
С одномоментным закрытием открытой темы.
Любовь к искусству без взаимности.
Многабукафф.
Перед прочтением сжечь.
Имею ли я право называться поэтом?
Для меня это вопрос жизни и смерти.
Хотя в самом вопросе уже содержится ответ.
Поэт не сомневается.
Он приходит в мир, как власть имущий.
Аффтар: Я тут какую-то ерунду накалякал...Посмотрите! Почитайте!
Читатель: Не посмотрю. Не почитаю. Пойди-ка накалякай что-нибудь хорошее! Вот тогда...
Сомневаешься в себе - значит не напрасно.
Талант не сомневается.
Знаю я их, этих избранных, Богом в макушку поцелованных, дар от него при рождении получивших - им в голову не приходит в себе сомневаться.
Что значит "я пишу, потому что мне так нравится?"
Писатель пишет, когда нравится и когда не нравится.
Обречен на это, как волк на вой.
Писатель пописывает, читатель почитывает.
Пописываю... (и покакиваю).
А как? Да, простым каком.
Слово "как", часто встречающееся в тексте, опытный редактор это знает - плохой признак.
Можешь не писать - не пиши.
Пиши, если не можешь не писать.
Или отползай в траншею.
7. Правнук.
Нам имя легион, бедным концептуалистам.
Спите, мо дорогие товарищи. Вы не бездарны, но вы обездаревши. Вылети ваша слюна, как влетела, прочь у народа из черного тела..
Остается - с моста в реку, или бежать в библиотеку.
Собрания его сочинений в темно-красных коленкорвых переплетах там стоят на полках под грифом: хранится вечно.
Все сто томов его партийных книжек.
Взял том на дом.
А он когда-то взял дом - за том.
Вслед мне библиотекарши шептали:
- Правнук... правнук...
Пра-пра-внучка. Вну-вну-прачка.
Внук, но не прав.
Читал весь день его тексты - не роман-эпопею, а газетную публицистику.
Тут тебе и акулы с Уолл-стрит, и их подпевалы, пираты пера.
Американские марионетки.
Воинствующие молодчики.
Кровососущие паразиты.
Заокеанские осьминоги.
Прихостни крупного капитала.
Банды буржуазных наемников...
И:
Антисоветская вакханалия.
Бездоказательные обвинения Запада.
Грубо заштопанная фальшивка.
Убогая стряпня.
Идеологическая, так ее, диверсия...
Корчась в бессильной злобе...
Скаля зубастые пасти...
Плюясь ядом...
В антисоветской истерии...
В реваншистском угаре...
Бряцая оружием...
Ничего в этом мире не меняется, однако.
Я знаю, отчего распался СССР.
Отчего коммунистический проект рухнул.
Оттого, что слова затерлись.
Замызгались.
Истончились.
Слова перестали звучать на земле, отзываясь в небесах.
Перестали жечь сердца людей.
Нужны были новые слова.
Но их никто здесь не нашел.
Нашлись они - там.
Какой-нибудь отвязанный Сева Новгородский под шум глушилок воспринимался лучше, чем наша тяжеловесная пропаганда массового поражения. Не потому, что Сева изрекал святую истинную серемяжную правду. А потому что он говорил человеческим языком.
Корявым, дурацким, уличным, правдивым, свободным...
Как твой приятель, кореш, коллега, собутыльник...
Вопросы языказнания, это, если цитировать Джугашвилли, понятие классовое.
Как ширина брюк.
Как длина мужских причесок.
Стиль стиляг.
У народа с советской властью возникли непреодолимые стилистические разногласия.
7. Прозаик.
Бой был жестоким. А потом мы пили водку ледяную. И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую...
В тот вечер мы в моих державно-ампирных аппартаментах с видом на Кремль мы пили водку уже не чистую, как слеза, а разбавленную томатным соком.
Кровавую.
Припомнили старые обиды.
Убиенных Скрипалей припомнили - он подпил и ерничал: да живы они, живы, двойные агенты, профессиональные перебежчики, успокойся! Кот умер и хомячки маленькие сгинули, вот их жалко. А мазать ручку двери химикатом массового поражения "Новичок"- это вообще оперетта. Водевиль из жизни отставных шпионов...
И сбитый Боинг... Вообще-то, согласен, еще неизвестно, кем сбитый. Фальсифицировать нынче можно все, что угодно.
И вежливых людей, отпускников на танках вспоминали, он ими восхищался...
Он:
- Акулы пера! Говнометы! Вылили на нас цистерну грязи. Заплевали, обосрали... Да сколько ж можно сносить! По сусалам их! По сопатке! Чтобы в чувство пришли!
...А теперь что же? Крым отдать, Донбасс сдать? Людей своих бросить? Своих людей, которые нам поверили, нас позвали? Оставить их Киеву на сьедение? Да это ж предательство! Это бл**ство. Позор на весь мир! Нет. Тогда уж лучше атомный апокалипсис.
- Мы, конечно, сразу в рай, а они - в ядерную пыль? - уточнил я.
Он усмехнулся горько.
При слове "Буча" весь переменился в лице.
- Не верю! Постановочный фэйк. И даже не по Станиславскому. Да, погибли они, в этой Буче, может быть, из-за нас. Но а ля гер ком а ля гер. Сам стреляй, а то убьют. Наши стреляли, и в наших стреляли. А вот разложить труппы аккуратно, продуманно, симметрично по сторонам улицы - нет. Не наш стиль. Не делали мы никогда так. Не случалось такого ни разу, во всей тысячелетней истории российской. Воля ваша, что-то тут чувствуется западно-европейское... Некая протестантская, цивилизаторская методичность, пунктуальность, так ее, любовь к порядку...
- А не слишком ли мы с тобой, внук, в последнее время предались Зеленому Змию?
Это ведь кто как напивается, - отвечал он.
И вынув из внутреннего кармана своей джинсовки свеженаписанный текст, стал декламировать, не без пафоса:
Плотник - в доску.
Стекольщик - вдребезги.
Сапожник - в стельку.
Портной - в лоскуты.
Пожарный - в дымину.
Гробовщик - вусмерть.
Свинарка - до поросячьего визга.
Охотник - в дупель.
Портной - в лоскут.
Железнодорожник - в дрезину.
Футболист - в аут.
Повар - в сосиску.
Лесник - в шишку.
Музыкант - в дудку.
Электрик - в отключку.
Математик - в ноль.
Медик - до потери пульса.
Физик - до потери сопротивления.
Химик - до выпаденния в осадок.
Голубой - в ж*пу.
Астрофизик - до звезд из глаз.
- А писатель, что же? До ручки?
- До точки, Иннокентий Федорович, до точки.
Я:
- Какое самое значительное слово ты в последнее время слышал?
Он:
- Есть такое такое, с семью "о".
- Отец Онуфрий Обнял Очаровательную Ольгу: Ольга, Отдайся, Озолочу!
- Нет.
- А какое же?
- Обороноспособность.
8. Правнук
Болтали сперва о том-о сем, потом ни о чем, а в конце пьянки, как всегда бывает, о самом главном.
О том, для чего и напились.
О том, важнее чего нет ничего в этой жизни.
Любопытно, что ч=я,молодой - консерватор. А он, старый - новатор и модернист.
Он, как обычно, парил сизым голубем под облаками.
Конституция!
Да честные выборы!
Свободы - слова, печати, собраний!
Либерте, эгалите и фраттерите.
Я мысью (белкой) по древу растекался.
Русская правда.
Русская мечта.
Скрепы духовные.
Особый наш путь.
Глубинный народ.
За веру, царя и Отечество!
Одни слова против других слов.
И хотелось воззвать в отчаянии: да сколько ж можно нам с вами предаваться сей распре?
Ведь оба мы слуги, жрецы, любовники русского языка.
Существования своего без него не мыслим.
И в сущности, ближе, чем мы двое, нет у нас никого на свете.
Мы взаимообусловлены.
Срослись боками и даже головами, как сиамские близнецы.
Концепт, - сказал он обо мне.
Кое-что.
Обнадеживает.
Хотя, с другой стороны, так можно сегодня отозваться буквально о каждом тексте.
Говорят "концепт", когда не читали или не хотят обидеть автора или не знают, что сказать.
Кое-кто полагает, что это слово вообще цензурный синоним "херни".
Херни продвинутой. Херни с апгрейдом. Хе-хе-хе.
Лучше было бы, более лестно, если бы сказал он - КОНЦЕРТ.
Словесный концерт.
Для ундервуда (ноутбука) с оркестром.
Что это за музыка слов?
Каламбурчики.
Мемчики.
Проговорки, не по Фрейду.
Заклинания из смертельных заговоров.
Обереги.
Стоп-сигналы.
Пароли эпохи.
И возможно, что как и его роман "Сполохи", мой поэтический сборник, с тем же названием предвещает фатальный разлом времени.
Читай - справа налево и слева направо.
Я славил зарю, разливался.
Невидим архангел лег на храм, и дивен.
А лира думу дарила...
Далекие, еще глухие громы за горизонтом.
Вихри.
Зарницы будущих пожаров.
...А лавина взывала, вызванивала (палиндром).
Это было 22.02. 2022 (дата - палиндром).
9. Правнук
Я сказал ему, что запишусь добровольцем на фронт.
И в скором будущем стану присылать ему эсэмэски из Артемовска и Славянска.
Он вздрогнул, помутнел лицом, весь перекосился, отвисла челюсть.
Тут раздался странный звук, будто в соседней комнате, за стеной струна лопнула.
Рюмка синего стекла сама-собой соскользнула со столика, разбилась вдребезги.
И в трюмо эпохи петровского барокко зигзагом по амальгаме треснуло зеркало.
Я кинулся было к нему.
- Дед! Да что с тобой?!
Побежал в спальню, где на подзеркальнике (я знал) лежит нитроглицерин в фиолетовом патрончике - схватил.
Вернулся бегом:
- Две штуки! Под язык!
Опять язык...
Вывалившийся изо рта, сизый, в багровых географических пятнах.
Иннокентий таблетки оттолкнул.
Тяпнул водки прямо из горлышка лазоревого, с алмазной гранью графинчика.
Я клялся себе мысленно страшными клятвами, что больше никогда, никогда....
Ни за что, ни за чем, ни почему не буду рисковать им.
Но тут вмешалось еще и нечто другое.
Часы на Спасской башне пробили.
Иннокентий живет в легендарном Доме, и вид за окошком его кабинета - на Кремль.
Отсюда слышен отдаленный звон курантов.
Славарь русского языка сверяет время по главным часам России.
Чуть высунувшись, можно даже разглядеть их циферблат.
Я отворил раму и выглянул из окна.
Стрелки курантов показывали без десяти десять.
Т.е. двадцать два.
Не должны были бить они.
Старик захрипел. Упал с кресла на пол, ткнувшись головой о львиную лапу столика.
И умер.
Умер у меня на глазах, с последним ударом курантов.
.... Похороны, поминки пропущу... Я плакалЪ...
Как же ты, прадед, меня покинул, в такой страшный час?
Из Гранитных теперь один я остался на земле...
Но перед смертью его - было мгновение, когда мы слились дущами воедино, все поняв, все простив друг другу!
Мы с дедом - заодно!
Либерал и охранитель, западник и государственник, коммунист и рыночник, классик и концептуалист, поэт и прозаик, дед и внук - мы одно!
Мы - страна. Мы - сила.
10. Прадед.
Наш эшелон отходит завтра с Казанского вокзала.
Я уезжаю воевать за Родину.
Лермонтов.
Толстой.
Гумилев.
Прилепин...
Мальчики - Павел Васильев, Семен Гудзенко, Павел Коган, Сергей Орлов...
Твардовский. Окуджава. Симонов.
В 41-м говорили:
А в походной сумке - трубка да табак,
Тихонов, Сельвинский, Пастернак..
Вспоминаю не по ранжиру, не по алфавиту - то, что само вспоминается:
Мой товарищ в смертельной вгонии,
Не зови ты напрасно врачей!
Дай-ка, лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
И не плачь, не стони ты, не маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка, лучше сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
И:
Я убит подо Ржевом
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
...Я убит и не знаю -
Наш ли Ржев, наконец?
И:
Его зарыли в Шар Земной,
А был он лишь солдат.
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград...
И:
До свидания, мальчики! Мальчики!
Постарайтесь вернуться назад!
И:
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди...
Эти слова вновь звучат в России.
Они не убиты.
Но я найду и новые слова! Свои слова! Наши слова - моего поколения.
Кумачового цвета том из собрания сочинений Гранитного Иннокентия, с культовым романом "Сполохи" все еще лежит на тумбочке в моей общежитской комнате.
Уходя на фронт, я открыл его. Прочел:
Прохор пришел к Анфисе...
И у них все то же самое.
Что у меня с Ладой.
Что у меня с Жизнью.
Дед считал (он не говорил, но я знаю), что в сравнении с литературой Великой Эпохи я пишу галимый вздор.
Пусть так.
Но я все-таки воюю за Отечество.
И слабость концепта рукописей моих искупается пролитой моей кровью.
Потому что поэт это жизнь и гибель.
Единственный критерий литературы - смертельная ее опасность.
Победителей не судят.
И погибших за родину тоже.
Пусть судят меня равные мне.
Военно-полевым судом.
Не тыловым крысам судить боевого офицера.
Я купил лист ватмана и плакатное перо. Написал плакат:
Если Родина не дорога -
Стихи твои ее не прославят.
Если сам не готов разить врага -
Кого твои песни в бой отправят?
И повесил его на стену в литинсттутском коридоре, напротив кафедры русской поэзии.
И дед мой воевал.
Главный редактор фронтовой дивизионки Второго Белорусского фронта.
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли.
С лейкой и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Так выпьем за победу,
За нашу газету!
А не доживем, мой дорогой -
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой!
Старик был военкором своего времени.
Хорошо ли писал, плохо - не суть важно.
От жары и стужи
Петь мы стали хуже,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
- С наше покочуйте, с наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год!
Репортажи с полей сражений.
Корреспонденции из окопов, блиндажей и землянок.
Хроника великих битв.
И вечный бой! Покой нам только снится!
Сквозь кровь и пыль
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль!
О, Павка Корчагин, пишущий карандашом, зажатым в зубах!
Летчик Мересьев, танцующий вальс на протезах!
Женщина-комиссар из "Оптимистической трагедии"!
Бравый солдат Василий Теркин!
Чапаев Василий Иванович! И ординарец его Петька! И Анка-пулеметчица!
Мальчиш-Кибальчиш!
Вы отдали жизнь за революцию.
Вы отдали жизнь за Родину.
Но и за поэзию.
Поэзию мы выбираем! Поэзия или смерть!
О, беззаконные в глазах всей деревни роковые любовники Анфиса и Прохор!
Дед Ромуальдыч, кладезь народной мудрости!
Председатель колхоза "Заветы Ильича" Артемий Деев, в комиссарской кожанке, с деревянной ногой!
И ты, политрук Яшка Ривкин!
Герои героической литературы прадедов!
Привет вам от героиновой литературы.
Героиновой, но горящей, не потухшей.
Сжигающей себя, как свечу с двух концов.
Но, все же, освещающей жизнь.
Мы вас помним. Мы вас любим. Мы без вас - не мы.
Встанем рядом, за Родину!
Помогите нам в роковой час, в годину лихих испытаний!
Поэт и прозаик, мы оба с дедом военкоры эпохи, каждый - своей.
Это наше предназначение, ради чего мы родиись на свет.
Наше место в истории и литературе.
Z
Земля.
Звезда.
Заря.
ZZ - Золотая Звезда (героя Советского Союза, героя России).
Символ Георгия Победоносца, копьем, наискосок пронзившего змия.
Символ Зорро, благородного разбойника - он мстил за угнетенных, раздавая им деньги богачей.
КуZбасс
Zаходим
Мы Zдесь
Zабираем (свое берем).
Последняя буква латиницы - Z
Точка невозврата.
Операция Z
Время Z
День Z
За Победу!
Задача будет выполнена!
О.
Омикрон.
Круг (свой).
Кольцо.
Противник взят в кольцо.
Окольцуем госпожу Удачу.
Госпожу Разлуку.
Госпожу Чужбину.
Не везет мне в смерти - повезет в любви.
Любовь - кольцо, а у кольца начала нет и нет конца.
Граница России нигде не кончается. Потому что она - кольцо.
V
Сила V правде!
V - виктория, победа.
СВО - специальная военная операция.
Священная война Отечества.
Пролетело по небесам, прогремело за горизонтом, отозвалось эхом на русской равнине.
Еле слышно простонала струна в тумане.
Застучали копыта на Куликовом поле.
Покраснела вода в речке Калке.
Закричали лебеди над Непрядвой.
На Волге, потив Утеса поднялась и встала стеной волна.
Часы Спасской башни пробили в неурочный час.
И сердце мое отозвалось на этот звук ужасом и болью.
Пахло дымом из вагонных кипятильников, гудроном и еще чем-то железнодорожным.
Оркестр играл "Прощание славянки".
Ребята в камуфляже фоткали друг друга на прощанье.
Электровоз давал нетерпеливые гудки.
Рядом с нами девушка обнималась со своим парнем в лейтенантских погонах и сильно рыдала.
Он гладил ее по плечам, целовал, что-то шептал ей на ухо.
- Мы виноваты.- сказал мне однажды дед.
- В чем виноваты? - не понял я.
- Мы предали Родину.
- Мы? Предали? Да мы всегда ее любили!
- Любили, да. Но слишком часто изменяли ей с разными шлюхами.
Здесь возразить мне было нечего.
- Польстились на их побрякушки... Консуматорские тележки! И едва ее не потеряли...
- Да.
Она так и не пришла провожать меня.
Ничего! Я еще приеду свататься к тебе, на белом танке!
Вот, разобьем фашистов...
Вот война кончится...
Дед все твердил мне:
- Ищи слова!
Как будто слова - это главное.
Да, это главное.
Вагон тронулся.
Я побежал за поездом, вскочил на подножку и, держась за поручень, помахал провожающим гражданам свободной рукой.
Верное слово Отечества.
Слово вечного Отечества.
Слово верное, вечное.
С.В.О.
Май 2023 г., Артемовск.
От вашего фронтового корреспондента.