Казаки перевезли через Донец меня и еще троих. Двое были совсем мальчишки, вчерашние школьники, перевозбужденные, а поэтому шумные. Третий, немолодой дядька в тельнике, назвался Вадимом, о себе сообщил, что он военный пенсионер, вдовец. Детей вырастил, так что можно и повоевать за своих. Никто его дома не ждет.
- Боевой опыт имеется? - спросил я, рассматривая его.
- Опыт учений, - ответил он и внимательно осмотрел меня — на мне тоже, под рубахой, был тельник. - А у тебя?
Я честно покачал головой. Корабль, на котором я проходил срочную службу, участвовал в плановых учениях, а наша «коробка» доставляла в расположение флота боезапасы и продовольствие, и ни разу ни в какие бои не попадала.
- Опыт — дело наживное, - заверил кавторан.- Да и не пригодится нам наш опыт на суше. А вот эти...- поглядел он с сожалением на юнцов. - Эти за каким чертом? Ничего же не умеют, допризывники!
- Опыт — дело наживное, - процитировал я ему его самого.
- Это если успеешь нажить!
Он как предрек ближайшее будущее.
Мы сели в автобус, который должен был доставить нас на позицию.
-А! Какая позиция! - махнул рукой кавторан. Он, в отличие от меня, разузнал, куда мы направляемся, что там, и как. - Мы, считай, к партизанам едем. А ты, небось, и харча не прихватил? Думал, полевую кухню тебе подгонят?
У меня при себе имелся термос с кофе — папа сварил в дорогу — и половина батона.
Вадим развязал вещмешок, вынул емкость с вареным картофелем, копченую колбасу и яйца.
- Эй, молодняк! - крикнул он пацанам. - Давайте к нам, боевые товарищи, мать вашу!
Они переместиться к нам не успели. Успели сделать два шага по проходу. Снаряд угодил в автобус прямым попаданием. Из всех, кто в нем ехал, уцелел чудом я. Может быть, потому что изначально настроился выжить? Или потому, что за меня молилась Любовь Андреевна? Может, и сослуживцы молились? Все они желали мне возвращения, говорили, что будут ждать, никого не возьмут на мою должность. Папа, как я и предполагал, не стал отговаривать. И опечалился, и встревожился, но сказал:» Это твое решение.» и пошел варить кофе. Я оставил папе деньги для передачи Розе. Попросил сделать это после моего звонка из Ростова, не раньше. Пусть Роза думает, что я ушел в поход, в горы. Изнемог от упреков и сбежал на природу. Папа счел мое решение правильным:Роза вполне могла метнуться вдогонку, чтобы вернуть меня с полпути. Если я ей и не дорог, то нужен. Роза, узнав правду, сначала ужаснется, потом рассвирепеет, потом расплачется, а потом начнет действовать. К тому времени, как она это начнет, я буду уже вне досягаемости. Что скажет Роза дочкам и коллегам? Не прослыву ли я наемником, корыстным иностранным легионером? Зная данный мир, можно и такое предположить! Зная мою Розу с ее оригинальным мышлением! Но оно пусть остается на ее совести.
И о родителях, и о ребятах с корабля, и о своей семье думал я по пути в Ростов. Вспоминал, как достойно держался папа, как Марек, провожая меня до трапа, обнял, стукнул по спине и запел «Бэлла чао»… После звонка отцу я себе запретил и думать и вспоминать о близких, думать надо было совсем о другом.
Из искареженной машины меня выбросило взрывной волной, но об этом я узнал много позже. Последнее, что видел, это как мальчишки, улыбаясь, идут к нам по проходу.
Я не очнулся — я переместился. Причем, в хорошо мне знакомое место. Здесь был мой дом, а в нем — мои родители, молодая жена и сын. Я стоял на крепостной стене в полном боевом облачении, при мече и с арбалетом в руках. Недалеко от себя я заметил двоих, совсем юных, как те мальчишки, что ехали со мной недавно в одном автобусе. Недавно или давно? А может, это они и были? Вдруг им тоже посчастливилось уцелеть? Посчастливится ли нам на сей раз, когда нас горстка, а на нас прет целая армия? Еще и с пушками. Если ядра пробьют стену, всем нам конец. И нам, и нашим родным. А что мы можем против османской артиллерии?! У нас и стрел уже почти не осталось, и командовать нами некому! Мы одно можем - погибнуть с честью. Именно это нам и предстоит сделать.
Османы, попытавшиеся было взять стены приступом, убрали осадные лестницы, откатились с яростным визгом, и стали заряжать пушки. Двоих, что заталкивали ядра, нам удалось пристрелить, но османы тут же учли урок. Отодвинули пушки за полет стрелы. Громыхнуло, но их ядра до нас не долетели, вздыбили землю у стен крепости. Османы посовещались, вновь зарядили пушки и, прячась за ними и за стрелами своих лучников, переместили орудия к нам ближе, на расстояние полета ядра. Врагов было больше, чем стрел в наших колчанах, и поэтому мы медлили, выбирали цели. Бить надо было по пушкарям. Одного их них я поразил перед тем, как он запалил бы фитиль, и мальчишки на стене восторженно завопили. Им сам черт был не брат! В их годы и я совсем не боялся смерти, даже не думал о ней. Я и сейчас о ней не думал, просто знал — спиной — что за спиной у меня остались мои родные. От меня мало что зависит, но я сделаю, что смогу. Вторая и третья пушки все же выстрелили, но стена выдержала удар каменных ядер, и наши на стене вновь стали кричать, посыпая врага насмешками и оскорблениями. Этого у нас в арсенале имелось куда больше, чем стрел! Кто-то, впав в азарт, принялся плясать, приспустив штаны. Показал врагам голый зад и был сбит стрелой. - Весело умер! - сказал еще кто-то, но остальные угомонились. Нас и так слишком мало. Когда турки ворвутся в город, не хватит мечей сражаться, даже если каждый возьмет на меч не менее пятерых!
Мне не суждено было увидеть, как османы ворвались. Они проломили стену как раз подо мной, и я рухнул вниз вместе со своим арбалетом, таким же бесполезным, как я сам, а сверху на меня полетели камни. Чудо Божие - меня не зашибло, лишь засыпало обломками и телами. Погибшие товарищи прикрыли меня собой! Я очнулся, когда все уже было кончено. На мне лежали мальчишки, что так бурно приветствовали мой меткий выстрел, а кто-то третий, живой, сдвигал их, чтобы добраться до меня. Он был не из наших, я никогда раньше его не видел, но он был в наших доспехах и лицом не походил на османа. - Кто ты? - спросил я, и он ответил шепотом:» Тише. Здесь везде турки.»
- Они взяли город? - догадался я и дернулся встать. Мне надо было домой, узнать, что с женой, сыном, родителями…
-Тише,- повторил он. - Если нас увидят — конец.
- Конец, - подтвердил я, нисколько в этом не сомневаясь. - Но я хочу, я должен…
-Потом. Когда выберемся отсюда.
- Кто ты?
- Я потом все объясню.
Мы поползли вдоль стены, по ее обломкам и по телам. Мой город, различимый кое-где лишь по пятнам пламени, превратился в шум — вопли победителей, топот ног, плач детей и стенания женщин, грохот вышиваемых дверей, командные крики, и опять топот, гвалт, визг… Мой проводник подтащил меня к пробоине, выглянул в нее и жестом приказал лезть за ним. Мы рухнули метров с двух на утоптанную землю. Только теперь я обнаружил, что меч остался при мне, я так и не успел его обнажить. Щита не оказалось, как и шлема.
- Стой, - приказал мой спутник. - Жди здесь.
Он с кошачьей ловкостью пополз в темноту. Латы не мешали ему передвигаться быстро и бесшумно. Впрочем, из доспехов на нем были только нагрудник и шлем.
- Можем идти, - сообщил он, вернувшись. - Часовых я снял, их не скоро хватятся.
-Я должен вернуться -, заспорил я, - У меня в городе…
- У тебя в городе османы,- прервал он раздраженно.
- Я должен…
- Заткнись! - потребовал он. - Раньше утра мы ничего не узнаем, а утром нам надо быть далеко. Делай, что я говорю!
- А ты кто? - потребовал я ответа.
-Друг! - объявил он. - Земляк!
- Нет у меня такого земляка!
- Мы в разное время родились, но в одном городе. Не болтай! Меч держи наготове!
Он осмотрел меня придирчиво, снял с себя шлем и надел на меня:» Так-то лучше!».
- А ты?..
- За меня не волнуйся!
Он сунулся в заросли и выбрался оттуда со шлемом в руках. Шлем был турецкий, и меня передернуло.
- Что?! - наступательно справился мой спутник. - Тому парню он уже не потребуется.
- Но это как-то…
- Привыкнешь. - мой спутник деловито выгреб из шлема чужие волосы. - Как учил один мой хороший друг, человек такая тварь, что ко всему привыкает.
-Ты не назвал свое имя…
- Ромул. Ромуальдо де Кастро.
-Я с тобой не знаком.
-Не важно. Главное, что я во время подоспел.
- И откуда ты подоспел — неважно?!
- С Тисы. Есть такая река в Карпатах. Я там воевал, а ты до сегодняшнего дня только служил стрелком в гарнизоне, Сержио Алто.
- Ты знаешь мое имя?!- изумился я пуще прежнего.
- Я сюда попал через Космос, когда понял, что твой первый бой окажется и последним.
- Слушай, а ты не сумасшедший?!
- Может быть, - откликнулся он спокойно. - Мало с кем еще происходят такие странные вещи. Я тебя почувствовал, потому что ты из нас, сумасшедших...Замри! - прервал он себя. Толкнул меня в тень стены и тенью метнулся под деревья.
- Ложная тревога, - сообщил он, вернувшись, - Раненый, но тяжелый. Я его добил, чтоб не мучился. Вот не надо на меня так смотреть! Повоюешь пару дней, проще будешь ко всему относиться.
- У меня семья в Солдайе, жена и ребенок, старики…
- А у меня беременная жена в Доросе. Там я погибну этой зимой. Так я решил когда-то, так мне теперь и предначертано, но к тебе я прибыл с Тисы. В мои планы это не входило. Мне еще много мест предстоит посетить прежде, чем я погибну, но раз я тебя узнал... Без меня ты пропал бы, а ты не только Сержио Алто, ты еще и Демьян Загорулько из Севастополя. Помнишь что-нибудь?
- Что?! - я стащил с себя его шлем и схватился за голову. В целом мире оставались теперь только османы, я и невесть откуда взявшийся безумец!
- Это временная амнезия. - успокоил безумец. - Под влиянием двух конкретных моментов. Все потом вспомнишь, и Розу.
- Я не знаю никакой Розы! Мою жену зовут Лючия, и я никогда ей не изменял, ни с какой Розой!
- Не изменял, не изменял, - подтвердил он скороговоркой, думая о другом. - Здесь и сейчас это не важно. Сейчас важно до рассвета уйти в горы, в леса…
Это нам удалось. Рассвет застал нас в горах. Сверху побережье просматривалось отлично, и я видел свой город. Выбитые окна, настежь распахнутые двери, трупы на улицах...Потом я увидел своих товарищей, безоружных, в окружении османских солдат. Наши почти все были ранены. Турки вели их к морю.
- Не смотри туда! - приказал Ромуальдо. - Они поверили, что османы сохранят им жизнь, сдались. Лучше бы погибли в бою! Не смотри! - повторил он. - Еще насмотришься. Потом. А сейчас не надо тебе это видеть. Их в капусту покрошат.
Я знал, что мне станет плохо, но смотрел, как пленных довели до пляжа, и турки взмахнули ятаганами. Устремились разом к кучке людей, и кровь брызнула во все стороны. Слышно ничего не было, и поэтому казалось, что остатки гарнизона смерть принимают молча. Османы как обезумели от крови, рубили уже мертвые тела, а потом сталкивали их в море. Частями… Я закрыл глаза, когда на побережье никого не осталось, но и с закрытыми глазами видел расправу… Заговорить смог не скоро. Спросил Ромуальдо, что с моими.
- Не знаю, - ответил он. Как мне послышалось, неуверенно, и я потребовал:» Говори правду. Их убили? Всех?
- Мальчика и женщину пощадили, - выдавил он. Неохотно и по-прежнему неуверенно. Кажется, слово «пощадили» показалось ему неправильным.
- Лучше б убили! - вырвалось у меня.
Ромуальдо промолчал, потом предложил:» Помолись за них. Попроси Бога отнестись к ним с милосердием».
- Лучше б мне не дожить до этого дня! - рявкнул я, чтобы не разрыдаться. - Зачем только ты меня спас?! Какого черта ты меня вытащил оттуда?! Все мои — там, а я — тут! Зачем?!
- Так получилось, - пробормотал он в пространство перед собой, - Не иначе, по воле Провидения.
Он приобнял меня, снял с пояса флягу и протянул мне:» На, выпей».
- Чье это? - я отвел его руку. - С Тисы? Или это с того, кому уже ничего не надо?!
- Не задавай дурацких вопросов, - потребовал он. - Пей, пока я тут. Потом наши пути разойдутся.
Я послушался. Сделал пару глотков и — отключился.