Мой первый фантастический рассказ был объемистый. Он занял половину листов общей тетради и пролежал дома не более суток. Дописывал в командировке, в кабинете начальника цеха завода. Был ответственный момент внедренческих работ и я находился в цехе почти постоянно.
На второй день, по приезде в свой город, я покупал продукты в гастрономе и ко мне прилип шапочный знакомый, только год назад окончивший факультет журналистики УрГУ. Очень юркий тип славянской (но заграничной) национальности.
Он навязался ко мне домой. Совал в руку газету с первым, напечатанным там его стихотворением. С единственным, но «глубокомысленным» утверждением: «Семеро одного ждут».
Пока на кухне я готовил обед, мой гость просматривал содержимое книжной полки и обнаружил тетрадь с моим рассказом. Присел и начал читать. Пропажу я обнаружил лишь на следующий день. Подумал: дочитает – вернет. Но ошибся. Ну и черт с ним, с рассказом. Может, зря подозреваю человека - вечером были и другие гости. Возможно, однажды обнаружу тетрадь, лежащей на прежнем месте. Но особо обольщаться не стоит. Не юнец уже.
Припомнился случай. Я учился в горном техникуме, куда поступил после седьмого класса, и был на практике. С нами на медном руднике работал китаец - не помню, как он оказался среди нас. Однажды он почему-то выбрал меня, самого младшего (со мной в основном учились те, кто окончил 10 классов и демобилизованные из Китая офицеры) и, отведя в сторону, тихо пожаловался:
- У меня из сушилки кто-то, не спросив, взял валенки. Но прошло уже три дня, но он почему-то не ставит их на место…
Я тоже, наивный, недоумевал наравне с китайцем:
- И правда. Почему?
А сейчас иронизировал: я должен не только огорчаться, но и гордиться собой. Единственный читатель так заинтересовался моим рассказом, что не пожелал с ним расстаться. Это означает одно: мое творчество получило 100 процентную поддержку и признание. Но есть повод радоваться и огорчаться.
Вторая общая тетрадь, точная копия умыкнутой и лежавшая рядом с ней, сохранилась – чем не радость?
В ней неисписанной осталась всего одна страница – это мой труд по проблемам биологии. Если проще – измышления и фантазии, объясняющие процессы в живой клетке. Не только в ядре, в ДНК, хромосомах, геноме, но и многое другое. Особо об энергетическом центре клетки – митохондрии, которая имеет свой геном. Кратко не пересказать.
Конечно, я понимал: бумага, в общем-то, должна стыдиться и краснеть от моих измышлений. Клетка, по моему мнению, нечто божественное, - человек вряд ли познает её всю. Она сравнима с величественным сооружением, с очень большим количеством служб.
В фантастический рассказ попала лишь малая толика из этой тетради. Поэтому, сделав предпочтение относительно никчемному творению, то есть рассказу, но побрезговав тем, чем особо горжусь – мне, как думаю, нанесли оскорбление.
Так, внутренне улыбаясь, я закончил диалог с самим собой. Но если без иронии и пафоса – я был бы рад услышать мнение непредвзятого критика. Даже если рассказ написан только «в стол», так как цензор не пропустит. Слово «фантастика», как и фиговый листок, прикрытие недостаточное. К примеру, те же рассуждения о смысле жизни! В рассказе их на несколько страниц.
Однажды, когда надо было написать курсовую работу по диамату, методистка дала перечень тем. Я выбрал «Смысл жизни человека». Та удивилась и сказала: по этой теме курсовые работы никогда не писались.
Я улыбнулся. Многие студенты выпрашивали у нее курсовые прошлых лет, переписывали и сдавали. Иногда, чуть подправив, но чаще даже без правки.
Написанную курсовую я принес доценту Бондареву. Он – громадный мужчина с тоненьким голосом. Мой вес под 90 килограммов, а он, пожалуй, в два раза тяжелее. Был слушок, что, де, он был исключён с математического факультета МГУ за инакомыслие, а доучился на историческом - в УрГУ. Был напуган на всю жизнь.
Просмотрев мою курсовую, он помрачнел и предложил взять другую тему. Я возразил, сказав, что моя курсовая есть в списке рекомендуемых тем. Он ответил, что это недоразумение, так как есть смысл жизни только общества, но не отдельного человека. И, внимательно взглянув мне в глаза, негромко добавил, что по отношению к философу П.Егидесу (я ссылался в курсовой и на него) приняты меры…
Моего возмущения хватило на всю ночь. Резко поменяв точку зрения на эту проблему, я экспромтом написал длинную поэму «Смысл жизни» строк на 300. В ней было много чего. Даже о сингулярном состоянии мира и Абсолюте, то есть Боге. Должно быть, уже тогда, возможно, не до конца осознанно, я задумался о выходе человека за пределы объективной Вселенной – и о Бытии вообще. В голове стоял гул от ритма. Писал, почти не отрываясь, не делая больших перерывов. Только трубка с душистым «Золотое руно» и кофе, вперемежку с чаем. Форма, несомненно, требовала доработки, но я отвел душу, успокоился и спрятал поэму подальше от чужих глаз.
Несколько строк из вступления:
Жизнь – банальная стужа
Иллюзии и веры
И пресная лужа
Умиротворенья.
Мой прах будет камнем.
И взрос я из камня.
В молчании вечном
Я ль жаждал страданий.
Но с первого мига
Явления миру
Заходимся в крике… и т.д.
Но крик – это и первый вдох. Обычно, после шлепка по попочке. Всяческих шлепков в жизни будет много. Вот, к примеру.
Счастливое детство и вдруг осознание – жизнь конечна, смерть неизбежна. «Как так? – вот я, весь живой, и вдруг меня не станет, притом навсегда?». Эта мысль – темное пятно на краешке сознания, со временем растет как полип или метастаз, лишь увеличиваясь в объеме - даже когда она под завесой жизненных впечатлений и забот.
Смерть – фундамент здания Веры и ее стимул. И все, что есть в жизни замечательного, представления о благополучии и счастье, наша способность к состраданию, и ещё многое другое рождено одним – нашим знанием о неизбежности смерти. Чем, как думаем, мы отличаемся от животных.
Но ищущий обрящет. Вырастет достойный, подобный рыцарю. Воля заражена идеей. Слово - тождественно Богу. В поэме много всего. Сейчас вспоминаются и строки о мальчике Иисусе, творящем зло. Я, неверующий, в состоянии раздражения «лягнул» даже его.
В Евангелии от Варнавы и в Евангелии детства (кажется, от Фомы) подрастающий Иисус Христос очень мстителен и не прощает обид. Злопыхателей хватало во все времена. Я тоже «хорош»... Всего вкратце не передать.
Но первые четыре строки поэмы, по мере погружения в тему, потеряли категоричность – стали лишь признаком раздражения. Я становился более спокойным. Возможно (где моя скромность!), мудрым и оптимистичным. Видимо, взял пример со Сталина, который, после просмотра фильма «Кубанские казаки», сказал:
- Жизнь стала лучше, веселей.
Но почему только И. Сталин? В поэме есть жизнерадостный монолог четырехлетней девочки - дочки моих соседей. Я не помню всех слов (тетрадка не сохранилась), но помню имена. Содержание было примерно такое:
Вот я - Валентина!
А мама - Мария!
Я буду большая
Красивой, как мама!
Я буду чудесной
С прелестною дочкой!
Вокруг будет радость...
Я хлопну в ладошки -
- Везде засверкает,
Как елка, огнями....
Искрятся снежинки,
Ловлю их руками... и т. д.
Поэму я завершил на относительно оптимистичной ноте.