Как от стыда зенки Эль Мюрида не вытекают

Ад Ивлукич
                До хрена писавшему за восставший Дамбас тупому невежественному агрессивному пропагандону блогеру Эль Мюриду в память Солж - гэгена
     За крахом песчаного десанта Пухов ощутил на себе в полной мере всю тяжесть общественного пренебрежения, даже ячейка, вбиравшая в себя пристанционную пьянь и местечковых проституток, брезговала не оправдавшим доверия ревкома государственным жителем, лишь слесарь Зворычный по старой памяти забегал в холостяцкое жилье приятеля, ставя винтовку в угол, где при старом режиме обычно стояли валенки, отмененные Республикой за излишнюю буржуазность.
     - А ты все вооруженная сила ? - зевая с печки спрашивал Пухов, ленясь вздуть самовар.
     - Обычно, - сминал кургузой ладонью козью ножку Зворычный, тоскливо всматриваясь в вековой пейзаж за окном. - Думали мы, Фома, мир сменять, а сменили по всему барина.
     - Говно, - смеялся Пухов, соскакивая с печки на немытый годами пол, - потому как народец ваш, а не революционная масса. Скучно мне с вами, дураками, - весело кричал Пухов, закидывая котомку за плечо, - пойду я к действительно решительным гражданам, а вы, - он сплюнул на сапоги Зворычного, - не пропадайте лихом. Уроды.
    Через неделю, обовшивев и одичав, Пухов вылез у Каспия. У дремавшего на солнце старика спросил дорогу и, посвистывая, отправился в штаб Речной флотилии. В распушенном еще в прошлом году хорунжим Шломке кабинете начальника торчал старый знакомец.
    - Шариков ! - удивился Пухов, сбрасывая котомку и лезя обниматься.
    - Мы, - кашлянул в сторону Шариков, хлопая Фому по плечам. - Чепуха человек, но матрос.
    Они расхохотались. На гогот заглянула очкастая пишбарышня, голенастая и с руками в цыпках.
    - Это товарищ Кацеленбоген, - представил барышню Пухову Шариков, - единственная грамотная на всей флотилии, Пухов. Да вот ты еще, - спохватился матрос, бросаясь к столу. Пошуровал в ящике и вытянул лист бумаги, торопливо что - то написал на нем, наглядно показывая вздорность своих же слов, и протянул товарищу Кацеленбоген.
    Та вышла, и скоро за дверью раздался пулеметный треск  " Ундервуда ". Шариков сел за стол и вытянул из того же ящика бутылку водки, царской, засургученой через ровно одну  " н " и на ять.
    - На пять, - хохотал Пухов, доставая из котомки луковицу и ржаной сухарь. - Помнишь, Шариков, как один окурок мы всем отрядом делили ?
    - На ять, - разливал водку по пыльным стаканам матрос, пока Пухов шелушил луковицу, - на пять, на двадцать пять. Как на двадцать пять - то ?
    - А спичкой заостренной подцепишь, чтоб губы не обжечь, - ахнул напиток Пухов, жмуро прислушиваясь к бухтенью по пищеводу, - да и добьешь. На хрен, - для убедительности добавил он.
    Шариков одобрительно кивал. В кабинет вновь зашла пишбарышня. Положила лист бумаги перед начальником и, окинув любопытным взором Пухова, вышла. Шариков витиевато расписался внизу листа, вынул из кармана резиновую печатку, загадочно подышал на нее и приплюснул бумагу строго и решительно.
    - Вот теперь не бумага, а мандат, - сказал он Пухову, протягивая мандат.
    - " Податель сего является чрезвычайным комиссаром Республики по подводным делам, командированным на верфи Воронежа для вентилирования обстановки нащот возведения подводного флота для дальнейшего противодействия возможной буржуазной агрессии в районе Каспийского моря. Действительно. Начальник Каспийской флотилии товарищ Шариков ", - прочел Пухов и огорчился. - Что ж имя - то мое не упомянул - то ? Смотри, Шариков, - пугал он приятеля, забрасывая котомку через плечо, - украдут мандат - то или пьяным делом куда завалится, любой враг подберет и мною прикинется.
    - А мы тебя пометим, - то ли в шутку, то ли всерьез предлагал Шариков, выставляя вторую бутылку уже рыковской водки. - Слабовата, - признал он, вышибая пробку ладонью, - но пойдет вдогон, как вся наша Республика идет вдогон за царизмом. Мы тебя, Фома, чернильными крестами измалюем под одеждой, будешь Пуховым, но как Володин.
    Пухов вновь развязал котомку, доставая вторую луковицу и ржаной сухарь. На предложение Шарикова ничего не ответил, решил, что запьянел уже матрос, кто его знает, он, может, уже пятую бутылку уговаривает, видно же, что человек ответственный, посетителей много, со всеми выпей и поговори. В коридоре кто - то завозился. Шариков подмигнул Пухову. В кабинет осторожно заглянул Зворычный.
    - Вооруженную силу не берем, - крикнул ему Пухов, стуча кулаком в стол.
    Зворычный чихнул и разоружился, сдавая винтовку и сапоги товарищу Кацеленбоген. Шариков отправил его на продсклад и продолжил неспешный разговор с государственным жителем, зная эмпирически, что дальше зайдет речь об опии и самогоне, о воде вместо керосина и о легендарном Новороссийском десанте, когда чуть не взяли приятели вдвоем белый Крым на хапок своей удалой лихостью.