Давно, друзья весёлые,
простились мы со школою….
Одноклассники в десятой школе, о расставании с которыми до сих пор жалею, располагали к себе и внешне, и внутренне: опрятностью, воспитанностью, кругом интересов. Это были дети из семей преимущественно интеллигенции и начальства, живущих в центре города. Одной из моих детских подружек была Люда Микулович, папа которой впоследствии стал первым секретарем обкома партии, первым лицом в области. В Гродно они приехали из райцентра Кореличи как раз в год нашего поступления в школу. Помню, Люда поразила меня тем, что порою на переменках она что-то записывала в тонкую записную книжицу. Как позже сама призналась – сочиняла рассказ про отважную подпольщицу. Мы в самом деле выросли на книгах о войне. Классику изучали в школе по принуждению, препарируя её на идеи, темы, образы, - жуть!.. Микуловичи жили в серо-бетонном трёхэтажном доме на углу Первомайской, наискосок от школы. Квартиры там роскошные, даже по нынешним временам. Посреди одной из комнат, по-моему, даже детской, стоял рояль, и ещё оставалось место для дивана и письменного стола. Мебели в те времена было немного: в гостиной у секретаря обкома стоял лишь большой обеденный стол, сервант да раскидистый фикус. Здесь мы и отмечали день рождения Люды, 12 лет. Почему-то в тот год началась эпидемия празднования дней рождения, мы по кругу ходили друг к дружке в гости. Самым распространённым подарком были чашка с блюдцем или книга. А кто-то из взрослых гостей подарил Люде огромную готовальню – тогда это было супер круто!
Но ни конструктором, ни писателем Люда не стала, она окончила гродненский мединститут, вышла замуж за аспиранта, будущего профессора-уролога, и всю жизнь работала на одном месте – в центральной лаборатории областной больницы, со временем её возглавив.
Со второй подружкой из того же класса Людой Хоботкиной мы больше времени проводили вместе. Возвращаясь из школы домой, мы за разговорами доходили до её овального дома на площади Ленина, потом, видя, что тема еще не исчерпана, брели до моего – так часами и провожали друг друга. Самым животрепещущим было обсуждение физиологических отношений между мужчиной и женщиной. Теоретически в свои двенадцать лет мы уже кое-что об этом знали, но представить себя в такой роли в когда-нибудь предстоящей реальности ну никак не могли! Хотя богатое детское воображение конструировало самые интимные подробности… Заканчивались наши беседы категоричным единодушным выводом: замуж не выйдем ни за что!
В мед обе Люды поступили вместе и продолжали дружить, в то время как у меня появились новые подружки в другой школе. К окончанию института Люда Хоботкина, как и я, изменила своим феминистическим взглядам и благополучно вышла замуж за военного. Много лет они прожили в Риге, а после развала Союза обосновались в Смоленске.
***
Из десятой школы в новую четырнадцатую я переметнулась по детской глупости. Шестой класс окончила на все пятёрки, меня избрали членом совета пионерской дружины, что очень отвечало моим амбициям, но – летом я по лености прогуляла ботаническую практику на школьном огороде и жутко боялась идти в школу 1 сентября. А тут, благо, новую школу построили, и я хитро уговорила маму перевести меня туда потому, мол, что школа будет с углублённым изучением английского. Мама поддалась уговорам, хотя прежняя школа ей нравилась больше.
В четырнадцатую школу идти было дальше, чем в десятую. Надо было миновать всю улицу Реймонта, потом пересечь пшеничное поле – и уже на горке за ним высилась школа. Тогда это была окраина города, которая только начинала застраиваться. Поэтому в двух параллельных седьмых классах было много ребят из рабочих семей (поблизости кирпичный завод), из Переселки (сектор частных домов) и даже из деревни Грандичи, где жили преимущественно поляки.
Девчонок в классе куда как больше, чем мальчиков, да и те какие-то невыразительные… Единственный симпатичный пацан на два седьмых класса – Вовка Гриневич, недаром в него были разом влюблены с десяток девиц. Ох, они его и доставали! Разузнали, что живёт в особняке на Калиновского, и караулили под окнами. Ну как сейчас фанатки караулят Киркорова или Баскова. Внешность у Володи действительно интересная – чёрные, как смоль, волнистые волосы, пронзительно голубые глаза и широкая белозубая улыбка. В старших классах мы вместе занимались в физматшколе при пединституте, поздно вечером втроём с моей новой подругой Наташей Денисенко возвращались с занятий и долго не могли наговориться и расстаться. Возле оврага на углу 17 Сентября и Мицкевича нам предстояло разбежаться в разные стороны, мы нетерпеливо переминались с ноги на ногу (уже реально хотелось в туалет), но продолжали болтать о науке, о высоких материях, о каких-то открытиях… Нас, по сути еще детей, манили неразгаданные тайны мироздания, нам хотелось слетать в космос, обуздать ядерную энергию, разгадать математические задачи древности… Как могли, мы пытались потом и в жизни двигаться в этом направлении.
12 апреля 1961. У нас в школе первым услышал сообщение о полёте Гагарина учитель физики в своём кабинете и включил приёмник на всю катушку. Возможно, сообщение повторили, потому что физик перетащил радиоприёмник в наш класс, и мы услышали сообщение ТАСС: «…пилотирует корабль гражданин Советского Союза лётчик Юрий Гагарин!» Я вылетела в коридор, с трудом, оцарапав до крови палец тугой задвижкой, распахнула окно в школьный двор и заорала бегавшей там ребятне:
- Человек в космосе! Наш, Гагарин!
Фамилию запомнила сразу по сходству с Гагановой - известной тогда ткачихой.
На наших глазах начиналась новая эра. Нам было тогда по 13 лет.
НА ПУТИ К КОММУНИЗМУ…
Октябрь 1961. Мы учились уже в 8 классе, когда в Москве на очередном съезде Коммунистической партии (других партий тогда в СССР не было) в Кремле в только что открытом Дворце съездов была представлена программа построения коммунизма. Его основной принцип: «От каждого - по способностям, каждому – по потребностям». И дата была намечена – 1980 год. Мы, школьники, поверили. Взрослые – кто как. И когда наша одноклассница Света, девочка с мечтательными голубыми глазами, написала в своём сочинении, что хотела бы заснуть, а потом проснуться при коммунизме, мы все на неё обрушились:
- Ничего себе!..
- Кто-то будет спать, а остальные работать?
- А ты проснёшься на готовенькое?!
- Нетушки!..
Короче, Света быстро осознала, что неправа.
Двадцать лет мы неутомимо шли по неизведанному, тернистому, но манящему пути в коммунизм… За это время Света Мартулёва с медалью окончила школу, потом университет в Минске, стала учёным, кандидатом химических наук, работала в институте биохимии Академии Наук БССР. Не спала, как и большинство наших сограждан. Но в означенный срок коммунизм так и не наступил. Наоборот – чем больше мы приближались к намеченной дате, тем меньше становилось в магазинах еды… Сочинители анекдотов и ответ на этот случай придумали: «А в пути от социализма к коммунизму никто кормить не обещал!» И самое обидное – никто так и не объяснил, почему «нынешнее поколение людей, которые будут жить при коммунизме» так до него и не дожило…
«Тебе одной меня судить…»
Это рефрен хорошо известной моим ровесникам песни «Команда молодости нашей». Да уж, правильно оценить, что ты успел и что не смог сделать в жизни, смогут только те, рядом с кем прошла твоя юность: одноклассники и однокурсники.
Через год в нашей новой школе появилось пополнение. Вслед за новой директрисой Марией Даниловной Сукачёвой, известной в городе не только тем, что её отец видел Ленина и в послевоенные годы был председателем Гродненского райисполкома, но и своим крутым нравом (а была она закоренелой старой девой), в девятый класс прибыли её ученики из лучшей тогда в городе первой школы, почти всем составом! О, это были очень интересные внешне и знающие себе цену мальчики и девочки, элита. Трое - дети генералов Фомичёва, Сапожникова, Багяна. Умные, эрудированные и форсистые. Чуть позже к ним примкнет ещё одна генеральская дочка – Ира Фроленкова, которая появится в нашем сереньком с виду классе, произведя настоящий фурор своими белоснежными гипюровыми воротничками, манжетами и бантами, бесшабашным поведением и безукоризненным знанием тригонометрических формул, они у неё просто от зубов отскакивали – и когда? Уже первого сентября, когда ещё и думать об учёбе не хочется.
Генеральские дети жили в особняках в глубине улицы Свердлова, сразу за водонапорными башнями. Это были настоящие хоромы с паркетными полами, просторными гостиными, стеклянные двери которых выходили в сад. У Иры была своя большая комната, обставленная немецкой мебелью (в Гродно отца перевели из Германии), необычный письменный стол, крышка которого полностью поднималась, и под ней Ира хранила тьму канцелярских мелочей.
Мы с Наташей не раз там бывали: вместе с Ирой соорудили по просьбе физика какой-то прибор для астрономии, выполняли трудные задания по черчению, рассекали сложные задачи по математике и физике. Несколько раз мама Иры разрешала ей провести у них дома вечеринки с мальчиками из старшего класса, к которым мы были неравнодушны. Стол накрывали довольно просто: Ирина мама жарила картошку, делали салат, нарезали колбасу и сыр, по праздникам покупали лёгкое красное вино, конфеты. Деньги на продукты собирали вскладчину. Мой папа еще ворчал: «Тоже мне генерал, не могут сами детей угостить…» Самым ожидаемым и трепетным в таком празднике были танцы и игра в бутылочку. Кто кого поцеловал, и как, и куда – мы долго еще потом с девчонками обсуждали.
Марии Даниловне это как-то становилось известно и ох, как не нравилось. К нашим посиделкам на Свердлова она относилась с большим подозрением и ревностно следила за тем, как старшеклассницы одевались и причёсывались. Никаких начёсов, чёлок, серёжек, колечек и часов нам иметь не полагалось. Форменное платье и чёрный фартук, по праздникам – белый. И только на школьные вечера с танцами нам позволялось прийти в более легкомысленном наряде.
Однажды на подступах к генеральским особнякам, направляясь туда на очередную весёлую тусовку и надев по такому случаю вдобавок к светло-голубому клетчатому пальто изящные белые перчатки из тонкой кожи, я, о ужас, встретила Марию Даниловну! Видимо, она возвращалась с проработки кого-то из важных родителей. На ходу поздоровавшись, мы мирно разминулись, но она, конечно, заметила и мои буржуазные перчатки, и вольную причёску. И скоро, улучив момент, язвительно выговаривала моей маме: «Я ей будущее испорчу!».
Увы, многие наши обиды тянутся ещё со школьных времён, иные до сих пор вспоминать неприятно... Недооценка учителями заставляла упорствовать и добиваться своего. Хотя в 9-м и 10-м классах меня тянул в школу интерес не столько к новым знаниям, сколько к общению со сверстниками. Но тогда и потом моя жизнь, мои успехи и неудачи зависели в основном от меня, моих решений и возможностей, поэтому жаловаться не на кого и не на что.
ПАРАШЮТ
С моей бесшабашной подругой Наташей мы приметили и облюбовали парашютную вышку, что существовала на старом стадионе «Локомотив» на Красноармейской улице, за железной дорогой. И однажды замечательным майским днём сиганули оттуда по очереди. Первой – Наташа, потом я. Ощущение – полный кайф. На тебе тяжелая, с жесткими металлическими пряжками амуниция, внизу – пропасть, над которой хочется воспарить, но шагнуть страшно. Наконец делаешь единственный шаг, следом толчок, встряска, пряжки впиваются в подбородок, и ты уже висишь под куполом, медленно-медленно опускаясь вниз. Весу во мне было всего 40 килограммов, и перетянуть 50-килограммовый противовес я не смогла, а потому так и зависла примерно в двух метрах над землей, пока меня не стянули за ноги. Домой вернулась с ободранным, припухшим лицом, мама как в воду глядела: «С парашютом прыгала?!.» Как она догадалась?.. Ведь ободраться я могла и на велосипеде.
Что вышка! Вот если бы с настоящим парашютом с самолёта спрыгнуть!.. И я записалась в парашютную секцию при Гродненском пединституте. В нашей группе были одни девчата, видимо, парни учились прыгать отдельно. Несколько недель кряду нам показывали, как правильно сложить парашют, втолковывали, какие дёргать кольца, как управлять стропами, как приземляться. Короче, на полу спортивного зала у нас это выходило отменно. С лёгкой внутренней дрожью я ждала дня, когда нас повезут на лётное поле. Девчонки, с которыми вместе ходили в секцию, жили в студенческом общежитии. Именно им тренер сообщил о дне вылета на первый прыжок. То ли они до меня не дозвонились, то ли не позвонили вообще, но о первом прыжке нашей группы я узнала уже после того, как он состоялся. Сейчас осенило: может, к умолчанию даты прыжка была причастна моя догадливая мама?.. Но тогда недоумение и обида были сильнейшие, хотя виду я не подала и даже подумала: может, и к лучшему, потому что боялась здорово.
СТИХИ
Мы невольно сравниваем хорошо известных поэтов между собой, даже несовершенство рифм в их стихах находим, но это неверный подход, поскольку поэты пишут - как дышат...
В десятом классе я впервые прочла со школьной сцены стихи Маяковского, патриотические, местами пафосные. Мне нравились его нестандартные рифмы, новые, придуманные им слова, его гражданская лирика. Не лютики-цветочки какие-нибудь… Прекрасно сказал о публицистике и лирике в поэзии сам Маяковский: «Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана-главаря. Заглушив поэзии потоки, я шагну через лирические томики, как живой с живыми говоря…» В рубленые строчки его стихов словно впечаталось то далёкое от нас время… Наша учительница русского языка и литературы Таисия Павловна всячески поддерживала моё увлечение стихами. Похоже, внеклассной работой она была увлечена больше, чем преподавательской. Организовывала концерты, спектакли, даже литературный журнал, куда мы записывали свои стихи или маленькие рассказы. Помню, как поразило меня на страницах журнала короткое стихотворение моей подружки Наташи Денисенко:
Почаще заглядывай в лица и души.
Коль надо помочь, догадайся без просьбы.
Просить нелегко, даже рядом идущий
о самом заветном не часто попросит...
Как мудро и верно. Ай, да Наташа!.. Четверостишие накрепко засело в моей голове и не раз служило мне моральным ориентиром. И уже в наши зрелые годы, когда я напомнила Наташе об этом её стихе, она удивила и разочаровала меня, сказав, что, видимо, где-то его списала...
К нашему Последнему звонку я задумала написать поэму, навеянную очень впечатлившим меня «Письмом в тридцатый век» Роберта Рождественского. Эта и две другие его поэмы «Реквием» и «Двести шагов», опубликованные в журнале «Юность», поражали лёгкостью слога, неожиданными рифмами, очень понятным и лиричным преподнесением серьёзных понятий и событий, и легко запоминались. Да, все три я знала наизусть, а первые две читала со школьной сцены. Свою поэму я написала и выдала на Последнем звонке к удивлению одноклассников и учителей. Она сослужила мне службу и при поступлении в институт: на письменном экзамене по русскому языку содержание моей поэмы как раз отвечало названию сочинения на свободную тему. Я быстро её настрочила и сдала, так в моей экзаменационной книжке появилась первая пятёрка.
***
Если бы не Ира, вряд ли мы с Наташей рванули бы поступать в Москву. У нас и понятия тогда не было о московских вузах, разве что известный на всю страну МГУ был заманчивой мишенью чуть не с первого класса. А вот Ира раздобыла толстый справочник для поступающих, и, уединившись в её комнате, мы принялись дотошно его изучать. Кроме того, у Иры была родня в Москве и кое-какое представление о столичных вузах она уже имела. А мы тогда были под сильным впечатлением от фильмов «Иду на грозу» и «Девять дней одного года» - о физиках, не щадящих жизни ради науки, и, разумеется, бредили тем же. Короче, оккупировав в поезде «Гродно – Москва» два купе (в одном четыре девчонки из нашей школы, в другом – четверо ребят из восьмой), мы сразу после выпускного отправились в столицу поступать в МИФИ и МФТИ.
Нет ничего более нервного и изматывающего в жизни, чем вступительные экзамены. Во всяком случае для провинциала, желающего доказать не слишком щедрым своим учителям и одноклассникам, что не лыком шит, и поступающего без малейшего блата. Эти экзамены решают твою судьбу – останешься ты учиться в столице или с позором вернёшься домой.
Кое-что учителям я доказала: сдала экзамены в московский вуз лучше, чем иные медалисты.
РОМАНТИКИ
Я никогда не планировала жить в Москве, но учиться там – да. Не ставила цели выйти замуж за москвича. Преградой этому было нежелание быть для родителей мужа провинциалкой, позарившейся на жизнь в столице. А снобистский налёт и плохо скрываемое высокомерие были свойственны москвичам. Во всяком случае, чувствовать это мне приходилось…
Мы были другими, не такими, как нынешняя молодёжь. Со школьных лет мы хотели стать геологами, лётчиками, морскими капитанами, полярниками, учёными, физиками-ядерщиками, космонавтами. Мы были романтиками. Мы росли в годы покорения целины, ударных комсомольских строек, первых полётов в космос. Учась в институте, мы ещё застали поколение студентов, каждое лето ездивших на целину. Возвращаясь оттуда, они отоваривали заработанные там чеки или талоны в магазине «Ударник» на дефицитные тогда одежду и обувь. В студенческом общежитии в одной комнате со мной жили дипломницы Таня и Лариса, родившиеся в 1942-м, отцы которых погибли на войне. Они заканчивали учёбу, а мы только начинали. Обе девушки были неимоверно энергичными и неунывающими. Помимо подготовки сложных дипломных проектов с горой немыслимо сложных чертежей и расчётов они успевали ежедневно навещать своих годовалых малышей в институтском Доме ребёнка и гулять с ними по улочкам и скверам студгородка. Мужья их, тоже студенты-дипломники, вечерами разгружали вагоны в соседнем депо Сортировочная. Перспективы у этих студенческих семей были хорошие: они получали распределение на объекты энергетики с предоставлением квартир.
Постскриптум
Кем стали мои одноклассники
Гродненский пединститут имени Янки Купалы окончили:
Лёня Боярчук - физико-математический факультет, но предпочёл работать кузнецом.
Таня Семёнова – тот же факультет, преподавала математику в техникуме;
Валя Ефимова, Люда Тонких и Галя Огородникова – факультет биологии и химии. Валя вышла замуж за офицера, преподавала в техникуме, после окончания воинской службы остались жить в регионе Байкала. Люда вышла замуж за парня, вместе с которым мы ездили в Москву поступать в институт, он стал физиком-ядерщиком, оба работали в Чехове под Москвой. Галя работала в Институте биохимии Академии наук РБ в Гродно.
Гродненский мединститут окончили:
Володя Гриневич, много лет работал в Институте биохимии Академии наук БССР у академика Островского, защитил кандидатскую, заведовал лабораторией, работал по грантам в Финляндии, Германии, пока не осел в США. Приезжая сюда на побывку, рассказывал, что занимается исследованиями в области нейрохирургии.
Тася Иодковская после мединститута училась в ординатуре, замуж вышла в Польше, там и живёт, работала в медицине, бывает в Гродно, здесь её брат и сестра;
Лариса Топоркова и Алла Телеш работали врачами в Гродно, Алла – хирургом.
Володя Асмолов жил и работал в Минске на аппарате УЗИ.
Белгосуниверситет в Минске окончили:
Галя Кузьменко и Наташа Осоцкая – факультет географии, Галя стала экскурсоводом, Наташа – школьным учителем;
Люда Козина - факультет журналистики, работала на телевидении в Минске;
Володя Тейтельбаум - математический факультет, работал в сфере интернет-технологий;
Света Мартулёва – химический факультет, работала в Институте биохимии Академии наук РБ в Гродно;
Оля Болозя – факультет биологии, работала в НИИ в Минске.
Белорусский политехнический институт в Минске окончили:
Таня Василевская – факультет энергетики, работала в «Гродноэнерго»;
Петя Хвещенко - строительный факультет, работал инженером-строителем.
Белорусский технологический институт в Минске
окончил Слава Капцевич, доктор технических наук, работал и живёт в Минске.
Институт иностранных языков в Минске
окончила Рая Дудко, преподавала английский в школе в райцентре, затем в Гродно.
Ленинградский политехнический институт
окончил Саша Григорьев, работал и живёт во Фрязино под Москвой;
Света Любская поступила туда же, но на втором курсе её закружила любовь, пришлось бросить институт и заняться детьми, семьёй, домом. Живёт в Гродно, у неё взрослые сын и дочь.
Ленинградский химико-технологический институт
окончил Олег Ильинич, работал в научном городке в Новосибирске, потом в США, где живёт и сейчас.
Ленинградский океанологический институт окончил Саша Цветухин, он
стал океанологом, ходил в дальние экспедиции.
Высшее морское училище окончил Толя Гапеенко, стал капитаном. Встречала его в Гродно, когда он «сошёл на берег».
Ленинградский институт киноинженеров
окончил Гена Курганов, работал в Гродно директором кинотеатров «Космос» и «Гродно».
Московский авиационный институт
окончила Ира Фроленкова, работала в Министерстве внешней торговли, жила в Москве.
Московский полиграфический институт
окончила Римма Маковей, работала в Москве в издательстве «Правда».
Московский педагогический институт
окончила Таня Коршунова - логопедический факультет, работала логопедом, живёт в Полтаве.
Московский энергетический институт окончили
Наташа Денисенко и я, замахнулись было на большую науку, пробовали поступить в МИФИ – московский инженерно-физический институт, но удалось одолеть только МЭИ. Тоже мощный институт. Там учится очень много ребят и мало девчонок. Потом Наташа полжизни отбарабанила на Кольской атомной станции, принимала участие в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Я, отбыв семь лет инженером в проектных институтах и немного в научно-исследовательском, окончила факультет журналистики в Белгосуниверситете в Минске и переметнулась в журналистику.
-----------------------------------------------
Часть общего школьного фото нашего выпуска.
Из семейного архива.