Пугалка, подхваченная мощным порывом ветра, летела над грядками, кустами, деревьями, замерев от страха. Она уже не Пугалка, а всего лишь маленький листочек, сорванный с дерева. В своём кружении она не замечала: ни того, как далеко её унесло от брата, ни того, что происходит вокруг. И вдруг ветер, наверное, уставши, на секунду ослабил свой порыв, отпустил хватку, и Пугалка парашютиком начала плавно снижаться.
Её ножка-палочка аккуратно воткнулась в большой красивый куст, усыпанный бело-розовыми цветами. Приземлилась Пугалка надёжно, ножка-палочка крепко засела в переплетениях веток. Позже, словно опомнившись, ветер попытался выхватить у куста свою потерю, но ветки зацепили Пугалку надёжно и отдавать её не захотели, чему она очень порадовалась, потому что летать ей было страшновато.
- Уф, - оглядевшись сказала Пугалка, - кажется, я приземлилась! Ой! Прикустилась, наверное.
Страх потихоньку исчез, но охватила тревога за Пугало: увидимся ли? Как он там один? Жив ли братишка? Тревожные мысли беспокоили и чтобы отвлечься от них, Пугалка стала осматриваться.
Недалеко от куста стояли мощные раскидистые яблони. Пугалка их видела прежде, но только из окна домика, а вот так во всей красе, как сейчас, разглядывала впервые. И тут было на что посмотреть.
Яблони были удивительные: ветви, толстыми питонами переплетались, змеились над садом этакой зелёной красивой крышей, защищавшей растения и от порой испепеляющего солнца, и порой от града, безжалостно побивавшего всё на земле. Яблони, словно родные сёстры, стояли рядом, красиво проникая изогнутыми ветками в пространство друг друга, отчего казались единым живым существом. Одна из них была особенно интересной: её ствол у земли будто кто-то могучий когда-то начал закручивать, но почему-то отвлёкся и остановил мощную скрутку. И ствол-полускрутка начал расти дальше сам прямо, вольно раскинув свои замысловато изогнутые ветви.
Яблони очень нравились всем, особенно ребятишкам, любившим по мощным разветвлённым пологим стволам взбираться наверх и оттуда победно возвышаться над округой, представляя себя ловким и смелым юнгой на мачте корабля.
А ещё яблони всегда дарили красоту. Весной бело-розовая крона укрывала сад божественным легким и нежным цветочным покрывалом. Летом их маленькие завязи-яблочки напитываясь соками земли, превращались в большие настоящие яблоки, которые осенью, словно похваляясь друг перед другом, горделиво выставляли, глянцево сверкая, красно-жёлто-розовые бока и, будто, говорили: вот вам, люди то, что мы для вас вырастили! Ешьте, здоровейте, радуйтесь! И люди их любили, берегли. Пугалка поняла это, глядя на побеленные извивистые стволы. И зимой яблони радовали замысловатыми сплетениями веток на фоне часто неласкового сумрачного неба.
А ещё этих яблонек-сестёр любили птицы. В ветках скрывался их хорошенький домик. В ветвистой кроне деревьев всегда бурлила жизнь, слышался птичий щебет. Но сегодня дождь и ветер заставили птиц спрятаться и смолкнуть.
Капли дождя превратились в потоки и вместе с ветром беспощадно полоскали красивый сарафанчик Пугалки, который промок, повис и уже не напоминал тот надутый парашютик, вихрившийся вместе с ветром над землёй.
Ночь спустилась на землю. При мысли о том, что осталась совсем одна на всём белом свете, Пугалка приуныла: если не найдут, тогда всё лето будет её жечь нестерпимое солнце, осенью проливать насквозь дождь, а потом продувать жестокие пронизывающие ветры, на смену которым придут снежные вьюги. А потом? Кто ж его знает, что будет потом, грустно подумала Пугалка.
Печалясь,она не заметила, как прекратился ливень, перестал буянить легкомысленный ветер и улетел. А ночь стала уже не совсем тёмной. В листве яблонь в домике зашевелились птицы, рано начинавшие свой день. Пищали птенцы, просили есть. И птица-мама срывалась из гнезда в поисках пищи для своих птенчиков. Сад постепенно наполнялся звуками, многие из которых Пугалке были незнакомы.
Вдруг где-то совсем рядом раздался тихий непонятный звук, потом ещё, ещё и ещё. Кто-то невидимый тут недалеко хрустел мерно, с равными промежутками. Пугалка стала оглядывать куст, приютивший её, и увидела, как один листик шевелился, а другие по соседству были неподвижны.
- А почему он один шевелится? – Заинтересовалась Пугалка, - Кажется, там кто-то прячется. Если прячется, то зачем тогда так сильно лист шевелит? Его же увидят.
И она уже неотрывно смотрела на загадочный лист. А листики, умытые дождём, сияли чистотой и свежестью. Снова хрусть, хрусть. В середине шевелящегося листика появилась крошечная дырочка. Снова хрусть, хрусть и дырочка стала маленьким окошечком, в котором показалась рогатая голова, которая обгрызала края дырки-окошка, отчего оно становилось всё больше. Пугалка, не отрываясь, завороженно следила за дырявым листиком. Дырка увеличилась так, что стало понятно: гусеница доедает лист.
- Так вот, кто хрустит, - поняла Пугалка.
А гусеница была удивительно красивой. На неё можно было смотреть долго, не отрываясь: зелёная с чёрными полосками по бокам, по центру яркие жёлтые точки, и вся она была в пупырышках, которые заканчивались колючками, над маленькими чёрными точками-глазами размещались то ли рожки, то ли усики-антенны, которыми гусеница время от времени пошевеливала. Но самыми впечатляющими были её челюсти. Особенно верхние, потому что они были снабжены зубчиками, которыми гусеница обгрызала и даже разрывала свою пищу. Вот откуда хруст. Такими челюстями можно хрустеть. Но ещё во рту у неё были такие бугорки, которые помогали пережёвывать пищу.
Как волшебно гусеница двигалась! Пушистая разноцветная волна перекатывалась красиво и медленно с одного листа на другой. Сколько у неё ножек! Приглядевшись, Пугалка посчитала: ага, три пары грудных, они-то и работают, а пять пар следующих ножек особенно не участвуют в движении гусеницы и заканчиваются небольшими крючочками. А вот грудные лапки даже с подошвами, на которых есть коготки. Они то втягиваются, то вытягиваются во время движения. Пугалка, забыв обо всём, рассматривала волнистые движения гусеницы, которая доедала уже третий листик.
- Какая она обжора, оказывается, - подумала Пугалка, - так скоро куст без листьев останется.
Небо светлело, из-за деревьев медленно выкатывалось солнышко. Яркое и тёплое. Уже не было так страшно и одиноко. Громко гомонили птицы, новый день пробуждался к жизни. Её сарафанчик был уже не такой унылый и обвисший, потому что начал обсыхать.
Вдруг над головой Пугалки мелькнула какая-то тень. И в тот же миг она увидела птицу, которая стремительно снижалась, делая круги над кустом, на котором восседалала Пугалка. Ещё один круг ниже, ниже, ещё ниже.
- Фр-р-р, - птица, та самая, что из домика в яблонях мгновенно пронеслась мимо Пугалки, а в клюве её трепыхалась гусеница, на которую Пугалка любовалась минуту назад. Растерянность и жалость охватили её. Потом мысль о том, что эта обжора могла сгрызть, наверно, весь куст, а птице нужно птенчиков кормить, примирила её с исчезновением гусеницы.
- Как в жизни устроено, чтобы жить, надо кого-то есть, - с грустью подумала Пугалка, - Наверное, и птицу кто-то может съесть.
Тут она перевела взгляд снова на куст, на одном из листьев которого шевелилось что-то похожее на гусеницу. Но была она другая.
- Какая же ты толстая и неуклюжая, - обратилась Пугалка к существу, Ты кто?
Совсем гладкое существо, без колючек, без усиков-антенн, без пупырчиков с колючками, без ножек медленно пошевелилось и ничего не ответило. Не знала Пугалка, что это тоже гусеница, только превратившаяся в куколку, покрытую полупрозрачной кожистой оболочкой, внутри которой кто-то шевелился, будто пытался раздвинуть крепкий кожистый покров.
Пугалка, забыв обо всём, наблюдала за шевелениями. Ей очень было интересно: кто же внутри этой кожистой оболочки шевелится. Как оно ест, если нет рта и зубов? А тот, который был внутри, шевелился всё яростней. И вдруг верхняя часть кожистой оболочки куколки чуть треснула. Шевеление продолжилось, и трещина раздвинулась, стала шире. И в этот самый момент в появившуюся щель просунулся сначала один усик, потом другой, появился глаз, второй, а за ними и вся голова.
- Ой, кто это? – Испуганно спросила саму себя Пугалка.
За головой просунулась тонкая лапка и тут же другая. Лапки упёрлись в треснувший кокон и стали толкать его, делая трещину всё шире. Наконец, в образовавшемся пространстве стало появляться тельце, а за ним что-то большое и непонятное. Существо, наконец, освободилось и стало шевелиться, распрямляя всё, что было в заточении несколько минут назад. Вот сделан шаг, ещё, вот пошевелились усики, пробуя пространство на преграды. Затем что-то зашевелилось на верхней части гибкого туловища и распрямилось, оказавшись довольно большим. Это были крылья, пока ещё сложенные вместе.
- Бабочка! – Догадалась Пугалка.
Как они нравились ей своей красотой и лёгкостью. Она любила наблюдать за их полётами из окна их домика. Но вот так в саду живьём в природе она видела их впервые.
- Так вот как появляются эти красавицы! – восхищённо прошептала Пугалка.
А красавица тем временем, попробовала движением распрямить свои крылышки, раздвинув их чуть-чуть и у неё это получилось. Затем она снова схлопнула крылышки, а после раскрыла их полностью.
-Какая она красивая! – Воскликнула Пугалка.
И впрямь, на оранжевом поле чёрные прожилки ложились замысловатым узором, а на уголках крыльев располагались жёлто-чёрно-голубые глазки. При взмахе крылышек, глазки будто оживали, шевелились, делая бабочку необыкновенным волшебным существом.
Пугалка забыла о пережитых недавно страхах, о том, что ещё недавно случившаяся непогода так её пугала и делала несчастной. Она не отрывала взгляда от красивой бабочки, сидевшей совсем рядом с ней. И та, будто понимала, что ею любуются, сидела неподвижно, давая налюбоваться на себя.
Затем красавица подвинулась к краю листа, замерла и, взмахнув крылышками, оторвалась от куста. Первый её полёт был коротким и несмелым, но очень обрадовавшим Пугалку: бабочка села на её яркую рубашечку, принимая за цветок. Почему-то это было очень приятно для Пугалки, боявшейся спугнуть красавицу. Она же пошевелв красивыми крылышками, взлетела и села рядом, закачавшись на ярком розовом цветке. Головка её пропала в махровой сердцевине пиона.
- Ест, - подумала Пугалка, - конечно, так много сил у неё ушло, голодная.
Бабочка сидела на цветке долго, а потом взмах красивых крылышек унёс её далеко-далеко.
Пугалке было спокойно, светло и радостно.