Система Фисон
В рейсе Суротан-Фаланга
11 декабря 2332 года
Космопланы на предыдущие рейсы по «Первичным мирам» были в лучшем случае заполнены наполовину, а тут, можно сказать, полный аншлаг. Учитывая металлическую отделку салона и то, что чуть больше половины салона заполнено людьми, сейчас очень шумно. Шумно ещё и от того, что люди не просто тихо беседуют, как это бывает в длинных рейсах, они что-то возбуждённо обсуждают, можно сказать, находятся в напряжённом предвкушении.
Судя по всему, билеты на этот рейс разобрали уже давно, люди уже давно зарезервировали свои места, и в этот раз Гриша с Саяни летят порознь. Вокруг Кармазина шумная польская кампания, польскую речь Гришенька понимает поскольку-постольку… в общем, он решил от всего и от всех закрыться. Он надел свои наушники, в ущерб качеству звука врубил максимальное шумоподавление и поставил какие-то старые сонаты для виолончели с клавесином. Прекрасно и то, что Барышев завсегда готов развлечь его своей отнюдь не бесполезной писаниной.
«Григорий Алексеевич, значит, с Фисоном ты покончил? Шутка, шучу я так… В общем, ты закончил посещение планет Фисона и приступил к планетам Агавы, как говорят культурные люди. А ведь мы то с тобой культурные люди, в конце то концов?
Все три системы ОЧЕНЬ разные. Если в Фисоне солнце было двойным, то в Агаве оно старенькое, маленькое, и хиленькое. Проблемы астромеханики…или астрофизики меня волнуют мало, и школьный курс я уже давно забыл. Я уже не помню, какие бывают звёзды-карлики, и каким именно карликом является солнце в Агаве. Куда интереснее другое – при своём более чем почтенном возрасте эта звезда успела прихватить сразу три молодые планеты. Я не знаю, как это возможно, но это хорошо описано на том уровне, котором может понять двенадцатиклассник. Я уже давно не двенадцатиклассник, ты ещё давнее, так что давай просто смиримся с фактом.
Первым блюдом у тебя будет Фаланга. Григорий Алексеевич, Фаланга – азадийское название, оно не имеет ничего общего с древнегреческой фалангой, и появилось тогда, когда никаких греков не было ещё и в помине. Слово Фаланга в данном конкретном случае правильнее произносить как Флнгаа, «глотая» первые две буквы а, и вытягивая последнюю в длинный певучий звук. Отношение азадийцев на эту тему я уже сказал, в данном случае им не льстят наши попытки вывихнуть себе язык и произносить слово Фаланга с ударением на последний слог. Как они всегда говорят в таких случаях «Мы же прекрасно понимаем, о чём идёт речь».
Все, что было до этого, было мягеньким вступлением, и вот прямо сейчас мне прямо таки стоит тебя попугать. Фаланга – планета страшная, можно даже сказать, жуткая. Отношение к ней абсолютно полярное – Фалангу можно ненавидеть всеми фибрами души, а можно обожать за тот адреналин, который она привносит в жизнь. Фаланга – планета действительно молодая в геологическом плане – на ней относительно недавно сформировалась твёрдая поверхность, практически полностью отсутствует жизнь, да и та, что есть – полностью интродуцированная.
О начальных этапах развития нашей матушки Земли интересно смотреть только на экране. Когда у тебя только формируются тектонические плиты, и они начинают «выяснять отношения», то…ты и сам должен догадываться, что сие значит. Сутки на Фаланге длятся около 18 часов, так вот за эти сутки происходит около двухсот восьмибальных землетрясений, от шести до восьми девятибальных, и редкий день обходится без десятибального. Бывает и кое-что «покруче», в таких случаях даже самые горячие любители планеты быстро превращаются в её ярых ненавистников. Не забудем про «полагающуюся» в таких случаях вулканическую активность, но в туристической зоне вулканы придушили.
Населения на Фаланге как такового нет, и вряд ли предвидится, а планета представляет исключительно научный интерес. Азадийцы далеко не сразу получили возможность добывать полезные ископаемые из коры и верхних слоёв магмы, но, так или иначе они знают о недрах куда больше, чем мы. Несколько сотен учёных находятся на орбитальных станциях, что для их цивилизации крайне нетипично, а вся планета утыкана неприличным количеством датчиков. Фаланга дала им возможность ПОЛНОСТЬЮ понять землетрясения, ОЧЕНЬ точно предсказывать их, так что землетрясения происходят, можно сказать, точно по расписанию. Второй вопрос, который интересует их – как и на каких этапах происходит формирование полезных ископаемых, в основном тех, которые мы называем редкоземельными металлами. Они и не скрывают конечную цель своих исследований – как бы получить целую планету, недра которой будут набиты металлами, которые в обычных условиях встречаются в ускользающе малых количествах? Цель, сам понимаешь, «немного» далека, поэтому эти исследования финансируются по остаточному принципу, особенно сейчас, когда их довоенные корпорации перестали существовать. Но, как говорят, эти исследования передаются из поколения в поколение, и там настоящие фанатики своего дела….
Туристов на Фалангу пустили относительно недавно, хотя ты можешь ржать в голос, когда я говорю, что 5000 лет назад – относительно недавно. Первое время на планету старались не садиться вообще, ведь непонятно когда тряханёт в следующий раз. Потом Фалангу утыкали датчиками, через пару веков вычислили все-превсе закономерности, и на поверхность начали периодически высаживаться на челноках. Но очень редко – это ведь дело дорогое, да и смысл высаживаться на месте, где уже через час будет расселина шириной метров в пятьдесят? Было вполне понятно, что пока на Фалангу не сядет космоплан, ни о каких туристах можно и не заикаться.
Около 5000 лет назад корпорации придумали очень занятный материал, которым можно было накрывать большие участки поверхности. Когда происходят толчки, он поглощает изрядную часть энергии удара, эта штука просто создаёт островки предсказуемости на АБСОЛЮТНО непредсказуемой поверхности планеты, где за месяц могут появиться новые горные хребты. На такой штуке находится космопорт, на них же можно отдохнуть, подкрепиться, и посмотреть на землетрясения с относительно безопасного места. Я подчеркну – с относительно безопасного места, так как если речь идёт о 9.5 баллах, то на ногах ты уже вряд ли удержишься. А это для планеты далеко не предел. Лицо планеты меняется постоянно, так же постоянно меняются и туристические маршруты, которые предлагает мониторинговый центр. Именно поэтому любой платит за «туристическое обслуживание», в которое входит медицинское страхование и обязательство, что тебя вытащат, если вокруг твоего безопасного островка всё обрушится к едрене матери.
Буду закругляться. Людям, азадийцам в меньшей степени, интересно всё, что можно назвать самым-самым. Фаланга – САМАЯ недружелюбная планета ко всему живому, во всяком случае, из тех планет, куда выполняются регулярные рейсы. Тебе там может не понравится, и это ещё ОЧЕНЬ мягко сказано, но зато ты сможешь сказать, что видел в жизни всё….»
Кармазин прервал чтение – они снижаются. Поверхности планеты не видно совершенно, потому что вся планета покрыта огромной шапкой от вулканического дыма. Ещё через пару минут они нырнули в этот дым, и Гришенька подумал, что вот всё и началось…
***
Примерно в восьми километрах от космопорта.
Два часа спустя
Гриша бежит, вдыхая полностью отфильтрованный воздух. Его костюм имеет очень много общего с бронёй для элитных армейских частей, а уж то, что на голове – практически точная копия бронешлема с замкнутой системой жизнеобеспечения. То, что на теле более гибкое, но все ключевое прикрыто капитально – позвоночник, все крупные суставы, шея и пах. Они бегут от одного островка безопасности, до другого. Там Гриша пытается отдышаться, и они с Саяни бегут дальше. Из-за дыма здесь почти ни черта не видно, но в шлем встроен довольно мощный вычислительный модуль, и вместо процессинга тактической информации в данном конкретном случае он «убирает» дым.
Казалось бы, два километра не слишком то много, но бегут они отнюдь не по ровной поверхности. Наверху (в данном случае абсолютно буквально), кто-то очень неглупый проложил им маршрут прямо в центре недавно появившихся скальных массивов, они буквально бегут среди камней и только камней. НИЧЕГО живого на этой породе нет.
Гриша подумал, что с адреналином Барышев был прав больше чем на сто процентов. Военный фильм, который предполагает единственно возможный возрастной рейтинг 21+, а также непременно полагающиеся военному фильму гиперреализм и ультранасилие, обязательно предполагает такую штуку, как трясущаяся земля под ногами. Чтобы передать зрителю хоть малую толику того, что переживает боец под обстрелом и отбить желание пороть о войне всякую восторженную хрень. В дорогой квартире или доме с полной виброразвязкой пола этот эффект можно немного сэмулировать соответствующим дополнением к аудиосистеме. Когда-то, вроде даже в самом конце XX-го века бледное подобие такого достигали излучателем низких частот, направленных прямо в пол, сегодня это получается проще, реалистичнее и страшнее. Заодно чудесный педагогический эффект – зритель современного военного кино понимает, что единственное от чего можно «очиститься» на войне, это от собственного человеческого облика.
Гриша бежит, скоро он начнёт задыхаться от перепадов высоты и думает о том, что попал как раз на съёмочную площадку военно-исторического фильма. Он сразу вспоминает документалки из дополнительных материалов к таким фильмам, особенно интервью с актёрами главных ролей. Сначала их ввели в образ «накормив» наижутчайшими фотографиями и хрониками реальных боёв, чтобы они смогли хотя бы отчасти вывалить ту жуть на зрителя. Они в тех интерьвью сидят в удобном кресле, но их взгляд как на знаменитой картине Томаса Ли, или на фото американских морпехов в конце 1960-х. Тогда военные корреспонденты сломали генеральское сопротивление и наконец, начали доносить до обывателя простую мысль – Война это не «славное дело», не «продолжение политики другими методами». Война – есть самое рафинированное б**дство, и самое циничное разрушение человеческого в человеке.
Гриша тоже посмотрел пару военных фильмов в своё время, когда ему это было можно. Конечно он помнит «статические образы», вроде бойцов, которые три недели кряду не могли высунуться из укрытия, так как всё время были на прицеле у снайперов. За три недели они сто раз спятили, начали ходить под себя, и когда их, наконец, вытаскивали, спасавшим их было непонятно, кого или…что они спасли. И помнит «динамические образы», разумеется, когда отделение или взвод, растянувшиеся цепочкой, бегут по залитыми дождями по колено окопам, их обстреливает артиллерия, и они даже не чувствуют, если кого-то задело мелким осколком. Бегут и не понимают, что они жаждут больше. Они ведь бегут как подкрепление на передовую, но в то же время вокруг них всё в огне и раскалённом металле. Не понимают и не могут понять, что они хотят больше – спастись самим, или прибыть туда, где они хоть что-то смогут сделать, в том числе спасти других…
Сейчас Гриша с Саяни бегут под гору. Кармазин устаёт не так сильно, и он понимает – ему нужно отвлечься…
- Саяни, вы же слышите меня?
- Конечно.
- Как по-вашему…на вашем языке будет землетрясение?
- Упрощённая транскрипция – бхукампа.
- А вы можете…сделать прямой обратный перевод?
- Он будет примерно таков – сотрясение основ всего сущего. Григорий, я рекомендую вам задуматься о философии позже – сотрясение наших с вами основ прогнозируется через пять с половиной минут. Очень сильное сотрясение.
- Далеко нам до следующего…
- Ещё 1565 метров.
- Вот ведь срань!!!
- Григорий, я могу посадить Вас себе на плечи и вместе мы достигнем следующего безопасного участка поверхности не больше чем за две с половиной минуты.
- Нет!!! Можете считать это….мужской гордостью, если хотите.
- Я поняла, я буду поддерживать ваш темп. Но если вы упадёте, вашего разрешения я спрашивать не буду.
- Договорились…
***
5 минут 15 секунд спустя
Гриша с криком повалился в центре оранжевого круга. Ему инстинктивно хотелось снять шлем, чтобы вдохнуть полной грудью, но «девочка» Саяни своей железной рукой эту дурость пресекла. Одну руку она держит на шлеме Гриши, другую на его груди. Она сдержала слово. Даже когда за пятьсот метров до спасительной зоны Гришенька упал, она быстро поняла, что он встанет и они успеют. Иначе говоря успела рассчитать, что он со своей гордыней не утянет себя на дно.
- А ведь всё только…начинается…да?
- Я склонна согласиться. Вставать вам нельзя, но я могу устроить вас удобнее, чтобы вы хотя бы частично познали сотрясение основ всего сущего.
Саяни посадила Гришу поудобнее, что-то прижала к его спине. Чем ближе был момент Х, тем лучше Гриша понимал, что трясущаяся земля под ногами это не отголоски отдалённых землетрясений, а что гнев тверди просыпается прямо под ними
Через несколько секунд Кармазину показалось так, что какой-то древний, слепой подземный зверь начал колотить по поверхности. Наверное, давно не разминался и соскучился от отсутствия движения. На поверхности это выглядело так, что окружающие скалы посыпались, будто они не из камня, а из какого-то старого и хрупкого папье-маше. А другой зверь, не менее древний и свирепый, начал играться с поверхностью, как с мехами баяна или гармошки. Всё начало ходить ходуном и Грише показалось, что на этом всё, и корпоративная разработка самой продвинутой цивилизации в галактике не спасёт ни его, ни тех, кто вместе с ними.
- Саяни, я щас с ума сойду…
- Я этого не позволю…
«Я этого не позволю» - последнее, что слышал Гриша перед тем, как в слуховых сенсорах этого шлема сработала защита по уровню шума, и стало тихо. Тихо и жутко от того, что ВСЁ вокруг перебесилось ко всем грёбаным чертям. Зрелище вокруг настолько фантасмагорическое, что Гришенька и не заметил, как Саяни прокола тонкой иглой его одежду.
У Кармазина начались галлюцинации. Ему показалось, что пыли, в которую превращается горная порода, аккомпанирует сумасшедший органист под очень громкий, просто громогласный метроном. Нет, не один органист, эти готические органы повсюду, даже сверху и снизу….
Но вот «музыка» начала стихать, а пыль - медленно оседать. И звуковой клапан, перестав испытывать перегрузки, открылся. Наконец посторонние звуки вернулись, и Гриша прекрасно понимает – что-то с его слухом определённо не так.
- Саяни, вы что-то сделали, да?
- Я ввела вам шприц-дозатор с гептанитрозепамом.
- Гепта…чего?
- Военный транквилизатор, поступил в обращение в прошлом солнечном году. Виттория подарила мне две дюжины шприцов «по старой памяти».
- Это что получается, вы со мной дорогой штукой поделились, да?
- Виттория сказала, что гептанитрозепам показан к применению, если человек ощущает себя в центре ада. Я сочла, что землетрясение с магнитудой в 10.8 баллов можно назвать именно так. Так же сочла, что долговременные повреждения вашего разума абсолютно нежелательны.
- Наверное, да, нежелательны. А Вам же не просто спасибо нужно сказать. Как оклемаюсь – уходим отсюда, я накушался Фаланги от души.
- Нам некуда уходить. Повсюду разрушения, все пути отхода, исходя из моего опыта, выглядят смертельно опасными. Нас эвакуируют, время эвакуации от двух до восьми часов. Григорий, я не врач, и затрудняюсь, что мне лучше сделать. Я могу ввести Вам другой препарат, тогда вы погрузитесь в сон и проснётесь уже на борту космоплана. Также я могу предложить вам греческий бренди. Об алкоголе один из моих, как вы говорите, покойных командиров говорил следующим образом – «Водка не решает проблему, она изменяет отношение к проблеме».
- Готовы поделиться со мной вашей метахой? Поделитесь, пожалуйста, уж я точно заменю её тем же, или чем получше. Саяни, у меня ещё одна просьба, хотя после всего, что вы сделали, любая просьба вам может показаться верхом наглости.
- В чём же заключается ваша просьба?
- Заговорите меня, вы же умеете. Но как то так, без горя, крови и смерти вокруг, если можно. Тогда, возможно…я как то приму это сотрясение основ всего сущего вокруг нас. Приму, и, как писал Барышев, буду думать, что видел в этой жизни всё.
- Я охотно помогу и вам и себе. На пути к моему очищению от болезненного прошлого у меня есть участок без горя, крови и смерти вокруг.
****
Планета Арриана
г. Приозёрск. Эспланада
19 августа 2320 года
12 лет назад
Теперь она не только на человеческой планете – она в человеческом городе. Этот город очень молод – он был основан в 2306-м году, а война опалила его уже в 2311-м. Этот город так и не начал оживать, возможно люди всё ещё потрясены тем, что вытворяли здесь имперские войска все восемь лет оккупации.
Человеческие жилища выглядят очень хрупкими, они совершенно не готовы к ударам стихии. И они вообще не производят впечатление долговечных. Люди нередко употребляют слово «времянка», возможно, что всё вокруг пешеходной зоны стоить называть именно этим словом времянка.
- …госпожа Саяни, вы готовы к разговору?
- Конечно, готова, Михаил Михайлович. Я не настолько поглощена наблюдениями, как вам может показаться.
Кемский – новый командир её взвода. Результаты работы военно-психиатрической комиссии на Каррите генералы сравнили с «тройной или даже больше децимацией». Батальон в один день списал на психологические потери почти половину своего состава и перестал существовать. Теперь формируют новый батальон с новым командиром, замом командира, ротными и взводными. А её повысили до зама командира взвода.
Кемский сказал ей, что он из «очень, очень глубокого запаса». Попросился на личный договор, распалил её интерес городом людей, где по его мнению подобный разговор уместен.
- Михаил Михайлович, могу я задать вопрос, который может показаться вам личным?
- Попробуйте. Жену в январе застрелили в Нагорном, теперь она уже не будет так ревновать… Задавайте ваш личный вопрос.
- Я сожалею о смерти вашей законной супруги.
- Благодарю.
- Михаил Михайлович, как вы определяете себя с точки зрения национальности?
- Личный вопрос, то же мне! Хотя…Наверное, в большей мере белорус, в меньшей – литвин. Поляки в роду тоже имеются. 15 лет назад я преподавал в белорусской школе в Сувалках. Белорусский язык и литературу. За три года до этого дело тоже самое в Ковеле, также пытался вести обществознание, но без особого успеха.
Вы, наверное, думаете, зачем я Вас позвал, да? Госпожа, когда идёт война, то кому-то надо быть в тылу. Вот во время «Тихой войны», как её называют историки или «пиратской войны»…короче, с 07-го по 09-го я был взводным военизированной охраны энергоузла здесь, буквально в полусотне километров отсюда. Там ведь дел то натворить можно. В общем, драки мы не видели, но старались дурака не валять. Теперь мне 52. Теперь у нас все тыловые должности занимают спятившие на поле боя, при условии, что не склонны к насилию. Наверное и я должен поучаствовать? Я так решил, тем более, что жить уже больше не для кого, пришёл в военную комендатуру и вот я снова лейтенант. А видя вас, я понимаю, что я ничто, пустое место, скорее, даже, отрицательная величина. И ведь я не просто я, ещё люди есть, 32 человека. Я вас тоже в людей посчитал, надеюсь, вы не обидитесь?
- Почему я должна обидеться? Вы поставили меня на равное себе место, во всяком случае, не на более низкое. Я предположу то, что вы хотите сказать?
Михаил Михайлович, вы напуганы. Вы считали, что здесь вы можете каким-то образом ярко сгореть дотла, и этим деянием приблизить уничтожение Империи. Когда вы увидели свой взвод, вы поняли, что от вас ожидают мудрых указаний. Ваши подчинённые ожидают, что вы оцените каждого из них, определите место каждого в бою так, чтобы ваш взвод был максимально эффективен. А вы помните лишь то, как поддерживать азы воинской дисциплины? Я сильно ошиблась?
- Госпожа Саяни, вы пророк?! Может, ясновидящая?!
- Нет, я говорю лишь в силу своего понимания вашей армии, что сложилось у меня за пять последних лет.
- Вы уже пять лет в этом аду?!
- Пожалуй, я с вами соглашусь – я пять лет в этом аду. Он начался ещё до первого контрнаступления весной 2315-го года после того как основа имперского флота была разбита а имперские верфи уничтожены.
Михаил Михайлович, я продолжу, если вы не против. Вы напуганы, потому, что не хотите видеть разгневанные лица родственников ваших подчинённых, которые могут погибнуть из-за вашей некомпетентности. Или просто с ужасом думаете, как будете заверять своей подписью извещения о их гибели, оценивая, какова в произошедшем ваша вина. Если вы надеетесь на меня, то должна сказать сразу – я не знаю и не понимаю, что значит командовать. У меня может не оказаться внутренних сил, чтобы приказать открыть огонь на подавление. Или, как вы говорите, довести дело до конца, когда несколько человек забрасывают плазменными гранатами укрытия имперских войск, пока те ещё находятся под ураганным огнём.
Михаил Михайлович, я склонна согласиться, что мы с вами обречены на сосуществование, симбиоз. Симбиоз во благо нашего взвода. Взвод и вы можете рассчитывать на мою выносливость и мой опыт. Но слова, возможно, самые нужные и важные, притом, не терпящие отлагательств, скорее всего, придётся говорить именно вам.
Лагерь их нового батальона разбит прямо за городской чертой, и она не видела большинство людских лиц. Наимешьшая часть перекочевала из предыдущего батальона, меньшая – из других, наибольшая же часть из такого же глубокого запаса, как Кемский или вообще была мобилизована прошлой осенью и получила своё первое назначение.
- О-оо, Саяни. Ты как у меня? Хотя что там у меня… Для «у меня» ты слишком велика, можно сказать, величественна.
- Виттория, ты пьяна?
- Я пьяна. Я не знаю, как быть трезвой после такого количества ушедших. Ты знаешь, скольких я «упустила» уже на операционном столе? Не, такое тебе знать не нужно.
Витторию качает от выпитой водки. Качает настолько сильно, что она соблюдает лишь то, что она называет «курсовой устойчивостью», то есть если она решила дойти до определённой точки, то она её достигнет, возможно, упав по пути, разбив коленку или лоб.
- Что, госпожа замкомвзвода? Теперь мы с вами стреляем в одну сторону?
- Да, сержант Шаповал, теперь мы стреляем в одну сторону.
Шаповал был взводным связистом, психкомиссия дала ему шестёрку в марте 2315-го. Его полностью комиссовали тогда, когда люди были уверены, что проигрывают, что их проигрыш и полное уничтожение их цивилизации – просто вопрос времени. В реабилитационном центре он узнал о переломе в войне, узнал, что все Объединённые Территории по состоянию на 2311-й год освобождены, и теперь уже идёт наступление, а не контрнаступление. Так же узнал, что в 2317-м Совет Шести Неизвестных сложил полномочия и призвал всех её братьев и сестёр к бескомпромиссной борьбе против Империи и императора, этого ублюдка недостойного рождения. Полгода назад Шаповал подал заявление о восстановлении на военной службе, в нём он указал, что не может и дальше гнить в городе, где объявлено и действует военное положение. Очевидно, что Шаповалу не стоит что-либо доказывать, равно, как и пытаться в чём-то убеждать. Должно пройти время и он на деле убедится, что теперь они действительно стреляют в одну сторону, а не друг в друга.
Вот, кажется, и всё. Остальных людей из её нового взвода она не знает, и они либо поверят ей, точнее поверят в её силы и доверятся её опыту, либо погибнут. Третьего, как говорят они сами, не дано.
***
Планета Фаланга
Космопорт
13 декабря 2332 года
Наши дни
Очередной космоплан приземлился только что. Он произвёл высадку пассажиров, и прямо сейчас экипаж производит техническое обслуживание перед взлётом, потому что их тряханёт как следует буквально через час.
Вколотый Саяни препарат растянул или усилил действие бренди. Во всяком случае, развозило Гришу быстро и решительно, и фляжку он до сих пор, к слову говоря, не допил.
Он крайне неуклюже прячет от Саяни экран планшета, где в сетевом магазине, после подтверждения своего возраста выбирает, что бы ей преподнести. Какую-то красивую бутылку с дорогим бренди, которую она воспримет не только как замену потраченного, но и как подарок. Гриша подумал-подумал, и решил спросить Барышева, что тот посоветует. В конце концов есть те коньяки и бренди, которые пьются легко, а есть тяжёлые, маслянистые, они служат солидным таким основанием для многочасовых посиделок двух мужчин. Потом что-то вспомнил дурацкую поговорку, что после третьей рюмки всё равно, какой коньяк пьёшь.
- Мда-а, я то думал, что у меня были проблемы. Знаете, корапь шпарит по Северной Атлантике или Севморпути 50 узлов и я думаю, что со мной будет на палубе. Может меня ветром сдует, или я сразу превращусь в сосулю на месте? А у вас?
Сначала вы вытащили этого, Ковалевского, который уже настолько обалдел от всего, что ему было на всё насрать. У него восприятие мира сузилось до амбразуры, точнее, до банки с консервами. И ведь он был не последним, да?
- Григорий, я прошу вас замолчать. Если вы хотите поблагодарить меня, вам придётся найти другой способ, не такой. Таким способом вы не помогаете мне, а лишь сыпете соль на рану.
***
Система Агава
В рейсе Фаланга-Утенная
13 декабря 2332 года
Они летят, удаляются всё дальше и дальше от умирающей звезды. Если раньше Саяни в перелётах обычно спала, сейчас она бодрствует. Сидит у иллюминатора почти неподвижно, и по чуть-чуть пьёт свой лимонад. Именно лимонад, а не свою или людскую выпивку. Гриша думает – дойдёт ли он до того, чтобы спросить её, что именно случилось? Или что изменилось? Но не сейчас – его попутчица прямо вся ушла в созерцание. Раз так, то он почитает аннотацию Барышева к той планете, где они будут буквально через два с половиной часа.
«Григорий Алексеевич, ты отошёл от Фаланги? Хех, уверяю тебя – твоя следующая точка назначения может показаться тебе невероятно скучной. Это вопрос восприятия – кому-то элитарное искусство кажется жуткой тягомотиной, а кто-то хочет, чтобы фильм с длинными планами не заканчивался никогда. Вот что-то такое, что можно смотреть с самого утра до самого вечера.
Наверное, пора поговорить о неочевидных моментах мировосприятии азадийцев. Как многие из них говорят, «оно у нас космическое». Но говорить о таких вещах можно не сразу, не раньше того момента, как у тебя с собеседником будет взаимное доверие. Иногда, сам понимаешь…это может быть в первый же вечер, иногда и нескольких месяцев недостаточно.
Сейчас я, наверное, вылью на тебя кучу философии собственного разлива. Вот что такое космос в философском плане? Что-то, что нас окружает? Что-то опасное, где невозможна жизнь? Нечто такое, что можно только пересечь, и где невозможно существовать? Люди несколько веков тому назад не знали, что впервые европейцы ступили на американский континент ещё в эпоху викингов. Викинги неплохо знали северные моря – они доплыли до Исландии, от неё до Гренландии, затем пересекли не самый широкий пролив и, вуаля, они на новом континенте. Впрочем, наверняка они не испытывали особого восторга – дом далеко, и местное население, «почему-то» не слишком радушно.
Вот плавание Колумба в 1492-м по-моему очень похоже на космический полёт в неизвестность. Знаешь, куда-то вон туда… Если мне не изменяет память, Колумбу потребовалось едва ли не два месяца, чтобы пересечь Атлантику. Потом начинается колонизация, корабли слегка совершенствуются, но, вроде как веке в 16-м морякам требовалось минимум шесть недель, чтобы добраться из Старого до Нового света. Представляешь, какая выдержка?
К 19-му веку человеку надоело надеяться на капризы погоды, и человек начал задуматься о том, не пустить ли ему через Атлантику пароход? Идею воплотили, затем люди занялись своей любимой забавой – фаллометрией. Кто быстрее, и при этом не взлетит на воздух на собственных котлах... Путь через Атлантику стал предсказуемым, для кого-то даже роскошным. Но всё равно, как мне кажется, сохранял черты космического полёта. Пять суток, или чуть меньше, ты во власти стихии, как-никак. Апофеоз этой фаллометрии – постройка Титаника. Плавучий дворец, мать его, хоть корабль не проектировали как рекордсмен, но вот кажется именно в этот момент природа сказала баста. Заигрались вы, ребятки, в крутышей. А дальше война, потом ещё одна, ну а потом люди привыкли летать через Атлантику, а не плавать. И история этих вот «космических полётов» закончилась.
Григорий Алексеевич, как я тебе говорил, азадийцы впервые вступили на крупную сушу не так давно, по меркам их цивилизации. А до этого они жили на островах, плавание между которыми очень долго сохраняло элементы экстрима. В этом и есть их космическое восприятие – память о той жизни осталась в их подобии генетической памяти, и когда они смотрят на океан, это примерно тоже самое, как мы смотрим на звёздное небо. То есть они очень долго ощущали себя живущими на маленьких планетках в агрессивной космической среде. Ведь сейчас они уже не те, что раньше. Они ценят свою жизнь и категорически не любят ставить рекорды ради рекордов. Они могут плавать очень глубоко. Но не хотят знать, насколько именно. Если тебя всё-таки интересует этот вопрос, то примерно 2200-2300 метров, но достижение такой глубины опасно. Заплыв на такую глубину - примерно тоже самое, что и достижение динамического потолка самолётом, причём с полным пониманием, что ты делаешь, и чем может кончиться твой полёт. Поэтому они предпочитают глубины поменьше, а специальные глубоководные костюмы официально сертифицированы на глубины в 1700 метров и больше. Как я и говорил – азадийцы не желают знать пределов своих возможностей, поэтому никто не говорит, какова максимальная глубина погружения, которая такой костюм не повредит. Я на Хавеле это дело спрашивал, и мне, так уж и быть, как человеку сказали, что используя манекен, эти костюмы испытали примерно до 2700 метров. Сказали на тех условиях, что я оставлю эту информацию при себе, и если с кем и поделюсь, то только с другим человеком. Поэтому у меня убедительная просьба – не говори эти вещи своей попутчице, ладно?
Наверное, моё предисловие немного затянулось, но ничего лишнего из написанного мною для тебя не будет. Я не помню, насколько давно терраформировали Утеннаю, но резон для её терраформирования был не получить жизненное пространство, и не первыми поставить флаг. Утенная обладала фантастически богатыми недрами, и несмотря на умопомрачительные технологические достижения азадийцев к 20.000 году до нашей эры, они до сих пор повторяют столь любимую ими поговорку – добыть всегда дешевле, чем синтезировать. Синтезировать можно всё что угодно – хоть горы злата, но выкопать из земли эти самые горы злата, если они там есть, всё же чуть-чуть дешевле. Самую малость, знаешь ли. Поэтому даже ты сможешь сам назвать неофициальные названия планеты – «тёмная планета» и «планета-шахта». Сейчас добычи там почти нет, все шахты в целости и сохранности, но они были законсервированы на заре корпоративной поры. По наиболее популярной теории – те, кто обладали властью на Нассаме, боялись, что корпорации пойдут на них войной, и решили сохранить хоть какой-то резерв. Что-то вроде неприкосновенного запаса. Когда Утенная жила добычей, её население достигало 270-300 миллионов, потом упало больше чем в 10 раз. Сегодня там осталось всего 18 миллионов, это те, которые считают Уттенаю своим домом и сваливать оттуда никуда не собираются. В конце концов, есть Баграда, где тоже не сахар, а на Земле живут чукчи и эскимосы. И ведь ты не объяснишь им, что их земля – «плохая», и с неё надо «валить»?
Утенная подогревается снаружи и изнутри. «Зерцало» установленное перед ней – крупнейшее из всех, а внутри, как и на Фаланге, всё ещё идут бурные геологические процессы. Так что на поверхности есть гейзеры, есть озёра на грани замерзания, в них водится всякая вкуснота, кстати. Посещение Утеннаи – культурно называют удовольствием на любителя, хотя грамотная рекламная компания создала той слепой рыбёшке, что там вылавливают, репутацию эксклюзивной. Самих же азадийцев пребывание на Утеннае успокаивает примерно так же, как лицезрение океана с большой высоты, или низинной части Кадулла с террас Прекони. Примерно тоже самое, как для эстета созерцание длинного-предлинного плана в его любимом фильмы. Разница лишь в том, на Утеннае эти планы бесконечны и ограничены только…извини за банальность, лишь твоими биологическими потребностями.
***
Утенная,
Город Шантири-Виндла
Вокруг действительно спокойствие, а городу, очевидно, пришлось пережить определённую трансформацию. Когда-то здесь был, можно сказать, портал в место, подобное Северной Сибири, а потом раз, и городу пришлось стать туристически привлекательным, или же стать банкротом. Сейчас вокруг сплошные отели, больше похожие на пансионаты, и куча открытых и закрытых ресторанов. Спокойствие можно ощущать сидя в тепле, а можно сидя на улице на стульчиках с подогревом. Это место – первое, где Кармазин видел такой крупный ресторан прямо в зоне прилёта, и где все гостиницы выглядят как пирамиды, чтобы постояльцы прямо из своего номера могли глазеть на звёздное небо.
Саяни снова рисует портрет Гриши. Она попросила его отсесть метров на двадцать, на территорию другого ресторана на несколько минут и там предаться раздумьям. Кармазин, сидя один вспомнил неглупую фразу Саяни, что шанс на счастье, возможно, у него остался всего один. Когда он начал всё это внутри себя перемалывать, Саяни напомнила, что сидеть одному ему совершенно не обязательно.
Вокруг вообще странновато. «Зерцала», которые Гриша уже видел, превращают солнце на небе как бы в крупную лампу, в данном случае эта лампа ОЧЕНЬ крупная и ОЧЕНЬ тусклая. Наверное, это первое солнце в жизни Кармазина, на которое можно смотреть бесконечно, причём без вреда для глаз. И ещё идёт снег, хоть и не сильный – У Гриши ощущение, что они на съёмочной площадке фильма в жанре нуар. Не хватает разве что людей в шляпах и длинных пальто…
- Можно я кое-что спрошу?
- Григорий, почему вы просите разрешения, чтобы спросить?
- Потому что вы сосредоточены. Рисуете, может ещё о чём-то думаете помимо рисования.
- Так и есть, но ваши вопросы не способны отвлечь меня от рисунка и моих мыслей. Извините, возможно, я выразилась слишком грубо. Так о чём вы хотели спросить?
- Мне кажется, вы изменились, причём…как мне снова кажется, это произошло прямо во время нашего путешествия.
- Я склонна согласиться. Я же говорила о том, что озвучивая свои военные воспоминания, я как бы прочищаю рану или удаляю гнойник? Мне становится легче.
В тоже самое время вы рассказываете, как воспринимали те же временные промежутки. Я позже, чем вы узнала, что Валери ДеВоро была отстранена от командования, и что ход войны изменился. Изменился концепт её ведения. То есть отношение к нам изменилось, а мы ещё не знали этого.
Григорий, сегодня военные историки могут сравнить подход Александра Соколова, Валери ДеВоро и Александра Грина. У большинства из них есть свой фаворит, если вам будет угодно, но некоторые стараются рассуждать более отстранённо. Например, сравнивая подход ДеВоро и Грина говорить, что идеального подхода к ведению боевых действий не существует. Принято считать, что ДеВоро желала завершить войну максимально быстро, дать обществу мир и определённость, а Грин хотел минимизировать потери. И в каждом подходе были свои плюсы и минусы. Раннее завершение войны могло бы прекратить демографический спад, ведь дети в войну практически не появляются – будущее их отцов слишком неопределённо. И так же оно не привело бы к столь сильному возвышению глав военно-промышленных корпораций. Наверняка, ваши историки будут дискутировать об этом ещё не одно десятилетие, а в конце августа 2320-го года для нашего батальона ничего не изменилось. Получив пополнение, мы, как и раньше, каждый день боролись, чтобы он не стал последним.
***
Сектор Кенвал, система Е-661
Низкая переходная орбита планеты E-661 Альфа
23 августа 2320 года
Капитан крейсера сразу без трёх передних трёх зубов говорил, что «Моя шаланда достаточно новая, чтобы снижение до полутора тыщ кэмэ не было аварийным режимом. Но уже достаточно старая, чтобы всыпать имперским уродцам по первое число». Их сбросили со значительно меньшей высоты, чем сбрасывали над второй планетой этой звездной системы, и пилот прокомментировал этот сброс так – «Прыжок веры? Вряд ли, в нашем падении больше уверенности и предсказуемости, я спокоен».
Люди, которые сидят с ней на этот раз уже не просто её напарники – они её подчинённые. Они шумно говорят, ругаются, перекрикивают друг друга, а ведь ей нужно призвать их к порядку? Как это сделать ей просто непонятно, не считая физических угроз, которые уместны разве что в совсем экстремальной ситуации…
- Госпожа замкомвзвода?
- Да, сержант Шаповал?
- Может брифинг для парней? Чтобы было понятно что мы делаем, зачем. Я не о войне вообще, тут всё понятно. Я про сегодня.
- Пожалуй, я согласна. Но в такой атмосфере я ничего говорить не буду, это понятно?
Второе предложение она сказала громче, и люди свои разговоры начинают прекращать. В своих источниках знаний люди пишут об их мировосприятии, упоминают фразу «мотивация войск», и в тесной связи с ней другие фразы - «мотивированный боец», и, соответственно, «немотивированный боец. Они, люди вообще очень мотивированы к борьбе, славяне с небольшой разницей вспоминают фразу «враг сжёг родную хату». Люди могут быть напуганы, как мобилизованные после курса молодого бойца, но все они сходятся к тому, что империя должна перестать существовать, разница лишь в том, кто и каким образом приблизит этот момент.
- Я начинаю. Итак, на этой планете до января этого года функционировал второй центр Империи по исследованиям и производству оружия массового поражения. Второй из двух – первый был захвачен силами специального назначения в декабре позапрошлого года, и после эвакуации гражданских полностью нейтрализован. К началу этого календарного года имперский флот ослаб в достаточной степени, соответственно Объединённый Флот без труда перехватывал все конвои с готовой продукцией этого центра - в основном боеголовки , содержащие боевые яды.
Примерно в прошлом октябре военно-идеологическое управление Империи приняло решение минимум двукратно увеличить производство, чтобы таких конвоев было больше, а шансов, что хоть один избежит перехвата – соответственно меньше….
- Идеологи х**вы, как я его просто взять и увеличить…
- Федаш, я бы предпочла, чтобы меня не перебивали. На планете были размещены подразделения страха, их командиры планировали добиться трёхкратного роста производства. Они произвели ряд «превентивных казней», производство начало расти, но недостаточно, по их мнению. Они грубо вмешивались в производственный процесс, в конечном итоге из-за переутомления рабочих и несоблюдения техники безопасности боевой вирус вырвался из цехов. Примерно через три стандартных часа его концентрация в атмосфере превысила критическую…
- Ушлёпки, бл***ь, ещё и бздунов привлекли. А те со своими куриными мозгами закручивали гайки, пока резьбу не сорвало.
Её прервали уже два раза, к тому же использовав обсценную лексику. В её обязанностях есть пункт по поддержанию морального облика подчинённых, чем позже она начнёт эту работу, тем тяжелее ей будет.
- Федаш, скажи, тебе нравится, когда тебя перебивают сослуживцы?
- Да по**й, вообще.
- И ещё мат, да? Федаш, я уверена, что император свою личную войну против тебя уже выиграл…
- Чего?!
- Тебе нужны пояснения? За что мы боремся? Что бы остаться самими собой, не так ли? Сохранить в себе лучшее, в том числе лучшие обычаи наших предков. Я уверена – император, этот ублюдок недостойный рождения тебя уже победил, ведь ты уже материшься в обстановке далёкой от боевой? Мне предположить, что будет дальше? Может, дальше ты опустишься на четвереньки, заменишь свою речь нечленораздельными звуками с пеной у рта?
Вот теперь она его задела, во всяком случае, Федаш действительно обратил на неё внимание.
- Что дальше то? Приказ по взводу – матюки запретить?
- Нет, о таком приказе я не думала. Но у меня есть право довести до всех своё мнение, а у вас обязанность как минимум меня выслушать. Я не ограничена в попытках донести до вас свою позицию, в следующий раз мои аргументы могут быть другими.
Федаш смотрит на неё озлобленным взглядом, на что она ответит тем, что будет глядеть ему прямо в глаза до тех пор, пока он не сломается. Для людей, по каким-то причинам, непросто выдержать взгляд друг друга, её взгляд не исключение. К тому же Федаш может посчитать её взгляд особенно тяжёлым, с учётом, как говорят люди, «заключенной в нём мудростью веков».
- Я продолжу. Защиту планеты осуществляла стандартная имперская двойная дивизия линкоров, её командующий, получив уведомление об инциденте, не стал проводить эвакуацию инженерного персонала. Вместо этого он приказал отвести корабли. На заседании особого судебного присутствия заявил, что опасался заражения членов экипажа, так как не имел представления о том, насколько фактически контагиозна продукция данного центра. За «малодушие» особое судебное присутствие, «учтя пожелание императора», приговорила командующего к смертной казни через потрошение, командиров кораблей, к четвертованию, а их старших помощников – к публичной кастрации.
Она специально сделала паузу, как раз для того, чтобы чуть повысить степень мотивации и вовлеченности мобилизованных новичков в их общее дело. Потому, что ещё один популярный тезис среди людей звучит так - «эту людоедскую лавочку нужно прикрыть раз и навсегда». На этот раз свой комментарий Федаш сделал уже тише – «Особая тройка плюс телефонное право. А**еть, не встать». Вероятно, её воспитательные меры уже возымели определённое действие, во всяком случае, его обсценная лексика на этот раз слышна лишь двум – ей и ему самому.
- Наша задача не является боевой в полной мере. Мы должны обследовать посёлок рабочих, производственные корпуса, инженерный городок и исследовательские корпуса. Возможно, найдутся выжившие. Конечная задача батальона – доложить о возможности или невозможности размещения стандартной армейской бригады в качестве долговременного гарнизона. К сказанному мной есть вопросы?
- Спросить то можно?
- Федаш, по-моему я явно приглашала именно к этому.
Федаш по настоящему сломлен, а ломать его полностью не рационально, можно даже сказать, аморально. Он из «старой гвардии», со слезами умолял военно-психиатрическую комиссию, чтобы ему определили четвёртую степень боеспособности, которая позволила ему продолжить службу. Федаш тяжело переживает увиденное за четыре года своей службы, постоянно видит кошмарные сны. У него есть боевые награды, так что доламывать его полностью нельзя – он всё же старается сохранять человеческий облик, при этом достаточно опытен и относительно неконфликтен.
- Так вот, о чём я… Значит что получается, нас ждёт экскурсия по гигантскому кладбищу?
- Федаш, я не склонна согласиться с тобой лишь потому, что погибших никто не хоронил. Боевой вирус продолжал свою «работу» и после смерти персонала, я не знаю, что мы увидим. Но с твоей мыслью, что мы не увидим ничего приятного, я согласна полностью.
Услышал, что с чем-то сказанным им «я согласна полностью», Федаш пустил еле заметную слезу. Ему всего 27 лет, они могут конфликтовать, но он точно оценит её борьбу против Империи, которая продолжается уже больше века. Наверное, стоит продолжать примерно в том же духе – негативно реагировать на ругань и положительно на разумные мысли и инициативы. Как говорят люди, «метод кнута и пряника», хотя стоит дважды, если не трижды задуматься о возможности применения «кнута» к молодому мужчине, который полностью поседел уже к 25 годам.
***
Подхват произошёл уже над морем, минут пять тому назад. На старых имперских картах не было моря, оно появилось после глобального потепления, и отражает общее отношение Империи ко всему как к «дойным коровам», говоря словами людей. Произошло таяние крупных массивов полярных льдов, уровень океана вырос примерно на 120 метров, и сегодня территория Центра ограждена почти двухсотметровой дамбой.
Интересно, Федаш, несмотря на его происхождение, не настолько суеверен, как она сама. А ей кажется, что Центр умер буквально сегодня, может быть несколько часов назад. Океан и стены дамбы всё ещё освещают мощные прожекторы, станции слежения всё ещё работают и даже осуществляют захват целей в автоматическом режиме. Но не выпускают ракеты, потому, что операторы станций слежения и систем обороны уже мертвы, и приказ на пуск они не авторизуют. Но сами ракеты всё ещё на своих пусковых площадках, возможен даже случайный пуск. Минут через пять крейсера развернутся и поразят пусковые системы из своих курсовых орудий. Надеяться на то, что нетрезвые офицеры крейсеров заранее проведут сканирование и нейтрализуют потенциальную угрозу, увы, бессмысленно...
- Боевой вирус, значит… Боевой вирус, разработанный профессионалом, а не придуманный фантастом от литературы, политики или идеологии будет косить даже разные биологически виды, не то, что разные человеческие расы…
Федаш выпил. Расчувствовался и выпил немного синтетической водки из своей фляжки. Наверное, не стоит прессовать его, целесообразнее оставить в точке высадки. Но можно поговорить с ним, чтобы он не напился. Пьяный человек может утонуть даже в искусственных мелководных прудах, такой исход ведь явно не в чьих-либо интересах.
- Ты говоришь о том, что те, кого вы называете ракнайцами, фактически представляют разные биологические виды?
- Угу. Инженеры и рабочие…я уж не говорю о генералах-адмиралах, они ведь совсем разные?
- Да. Впрочем имперский генерал, которого я придушила в 2259-м году сильно отличался от такого же генерала, которому я оторвала голову в 2311-м.
- Это почему?
- Потому что в середине прошлого века Империя не имела достаточного количества пленных палийцев. Им приходилось использовать другой материал для создания своей высшей страты.
- В середине прошлого века?! А**еть, не встать! В середине прошлого века мои предки только начинали с фамильной фермы. Фрукты, сидр, сангрия. Они и не знали, что уже тогда на свете были такие нелюди…
- Федаш, мы садимся, а ты никуда не идёшь. Это приказ, он не обсуждается.
Пока они только планируют садиться, пилоты осматривают окрестности в поисках адекватной посадочной зоны. Она уже видела планировку Центра, планировка в чём-то напомнила планировку древних Афин. Люди всерьёз называют город Афины на планете Земля «древним»…
Самый нижний и незащищённый ярус – городок рабочих. Выше фабрики, ещё выше – инженерный городок, а вместо Акрополя – здания исследовательских корпусов, они вообще выше уровня моря.
- Нормальной зоны высадки нет! Высаживаетесь, отходите, и освобождаете место для следующих.
- Вас поняла, пилот. Взвод – к высадке приступить!
Они выпрыгивают на какие-то плавающие деревянные конструкции. Некоторые люди сразу теряют ориентацию, падают в воду, откуда их нужно вытащить немедля. Из следующей десантной машины высадился командир взвода, и выглядит тот крайне неуверенно. С ним надо будет поговорить, чтобы он занялся своей физической подготовкой – с таким неумением держать ориентацию он не добьётся даже самого базового уважения от вверенного ему взвода.
- Мда, уж, отношение Империи к подданным во всей красе.
- Я соглашусь, Михаил Михайлович.
Вокруг вода, она достаточно глубока. Дамба обрела определённый износ с момента её постройки, очевидно, что администрация не могла выделить кого либо, чтобы ей починить, заткнуть самые крупные пробоины или хотя бы те, заделать которые легче всего. Плюс почти постоянные осадки в виде дождей. Люди уже прокомментировали обстановку – «Венеция, бл**ь», а город Венеция, насколько она имеет представление о нём, знаменит своими каналами. Впрочем, обсценная лексика явно намекает на несравнимость города в стране Италия с тем, что вокруг.
Империя заставляла рабочих жить в отработанных транспортных контейнерах. Они пропускали и до сих пор пропускают воду и воздух, но ничего лучшего рабочим предоставлять не желали. Эти контейнеры просто сбрасывали в четыре, в некоторых местах даже шесть ярусов, и поселение выглядит крайне неэстетично и хаотично. Можно даже не говорить о комфорте проживания и возможностях соблюдения самых базовых правил гигиены.
- Госпожа Саяни…
- Михаил Михайлович, по моему мнению вам не стоит обращаться ко мне как к «к госпоже» при подчинённых.
- Согласен, исправлюсь. Скажите, вы понимаете ракнайский язык?
- Я владею всеми диалектами, не только понимаю, но и могу изъясняться на них.
- Вон тот…рекламный плакат, что ли. Вы можете прочитать, что на нём написано?
То, что Кемский назвал «рекламным плакатом» - единственная капитальная и устойчивая конструкция во всем посёлке. К тому же, в отличие от остального посёлка она прекрасно освещена. Её основание из армобетона, крепление для пропагандистской информации из нержавеющих материалов. Подразделения страха, «бздуны», как их называют люди, уделяли ключевое внимание сохранности и заметности этих конструкций. Как правило, они начинали с пыток детей, чтобы подданные императора навели дополнительный лоск на и так более чем серьёзную и устойчивую конструкцию.
- Мне затруднительно сделать перевод, так как разные диалекты могут иметь привычное написание слева направо, а могут иметь написание сверху вниз.
- Как переведёте, так и переведёте.
- Тогда там написано примерно следующее. Герои величайшей державы всех времён. Сражавшийся и павший слуга Императора № 77898346453.
Михаил Михайлович, фигура имперского солдата в шлеме слишком хорошего качества, таких шлемов я не видела последние 8 лет.
- Даже имени нет. Действительно, «зачем»? Сначала начинают с «превалирования общественного над личным», заканчивают полным уничтожением личного. И герои. Тут культ не реальных героев, а образа героя. Неких абстрактных героев, которые когда-то за что-то сражались. И понятное дело, что павший герой завсегда выгоднее выжившего, ведь павший уже никаких вопросов не задаст. Кто-то думал о том, чтобы обустроить имеющиеся территории вместо того, чтобы ломануться дальше? И дальше такое же превращение всего в зоны экологического бедствия...
Всё понятно. Как можем, движемся дальше.
***
За шесть часов люди больше чем просто устали. Они падали в воду, выворачивали ноги на заводе. Виттория осталась позади, потому что у неё безо всякого боя появилось примерно восемь дюжин пациентов.
Сейчас люди выматываются особенно сильно, они поднимаются к инженерному городку, который по контрасту с рабочим городком они называют «городом для жизни нормальных людей». Шаповал идёт почти рядом с ней, он быстро обходит блок-посты, блокировавшие доступ рабочих к городу разработчиков и инженеров. Идёт быстро, почти не устаёт, в её представлении это совсем не соответствует образу человека, прожившего пять лет исключительно на военную пенсию.
- Госпожа замкомвзвода?
- Да, сержант Шаповал?
- В батальоне ходят слухи, что вы участвовали в высадке на Бете, соседней планете, я хотел сказать.
- Если это «слухи» то они имеют под собой все основания, высадка батальона в предыдущем составе состоялась 12 июля.
- Всего-то ничего. Просто интересно – что вы там увидели? Может ещё несколько штрихов к портрету «человеколюбивой» империи?
- Пожалуй, такие штрихи можно найти, причём в избытке. Е-661 Бета официально классифицируется Империей как планета-кладбище. На её поверхности сажали списанные тяжелые корабли, а местное население принуждали извлекать ценные материалы. При этом и речи не шло о предоставлении питания, медицинской помощи и услуг стражей порядка.
На той планете Империя привыкла выставлять планы, и привыкла только брать. Относительно небольшое невыполнение плана – значит будет наказание в виде обстрелов фугасными ракетами с орбиты. Более серьёзное – фугасно-осколочными. Ещё более серьёзное – нейтронными бомбами, от которых мучительной смертью умирали дети. Единственным поощрением могло быть лишь ненаказание.
- Них…хера себе!!!
Множество людей не видело имперских поселений для высшей страты, и их удивление понятно. Да, здесь точно также хлещет дождь, но тут работает ливневая канализация, и по мостам, соединяющим жилые кварталы, можно идти посуху даже когда погода, говоря словами людей, пребывает в состоянии «льёт, как из ведра» или «льёт стеной».
Здесь…даже можно сказать, по-своему красиво. В столбах освещения подсветка синих, красных и фиолетовых цветов, тонкая водная плёнка в таком ореоле выглядит приятно, не отталкивающе. Как говорят люди, «наблюдается даже какой-то романтик». Другой вопрос, кто работал над этими городами, кто делал их привлекательными, не говоря о «досуге» местных «буржуа».
- Госпожа Саяния, я запыхался, прямо! Вот это я понимаю, путь из грязи в князи! Нас же, вроде, никто не слышал?
- Мне кажется, никто. Остальные оглушены дождём и удивлены, «как могут жить нормальные люди».
- Отлично. А вот эта реклама на стене, она ведь точно коммерческая? Вам не составит труда её перевести?
- Перевод не составит труда, отдельный вопрос о том, как я пережила подобное. Пережила рекламируемое в городах, подобных этому.
«Азадийские рабыни на любой вкус, от детей до матрон! Купи её, сломай её! «Поработай» над ней до такой степени, что она сама будет просить оплодотворить себя»… простите, больше я не могу. Я бежала из одного, ныне уничтоженного имперского города в 2256-м году по вашему счёту. Перебила экипаж челнока, с неработающей рукой вывела его на орбиту… Михаил Михайлович, вы должны знать фразу «для кого война, для кого мать родна», я познала её в достаточной мере.
- Понятно…не понятно на самом деле, но понимать подобное я не собираюсь, как не собираюсь заставлять и Вас вспоминать через всё, что вы прошли. Батальону передали приказ – закончить обследования и обустраиваться. Больше половины наших крейсеров отозвали, так придётся нам тут поплавать как…фекалии в проруби. Пока что без определённых временных рамок.
***
Утенная,
Зона вылета космопорта Шантири-Виндла
14 декабря 2332 года
Больше чем за сутки они объездили на такси четыре соседних города, где везде одно и то же. Элемент новизны был только в самом первом городе, а он, как и все остальные – не больше чем бывшие шахтёрские городки. Везде примерно одинаковые рестораны с примерно одинаковой кухней, если «кухней» вообще можно назвать вариации рыбного филе в уксусе. Но Саяни всё понравилось, а то, что Кармазину показалось одинаковым и скучным, она посчитала предсказуемым. И отметила то, что уважает его право на собственную точку зрения.
До вылета ещё полтора часа, и Гриша просто ради интереса заказал запечённую рыбёшку с Фаланги. Там ему, как прекрасно предугадал Барышев, Тёме всё показалось не только безжизненным, но и всякой жизни абсолютно враждебным. Но на Фаланге, тем не менее, есть океаны, а океанскую живность землетрясения «волнуют» относительно мало. Эту рыбу вывели специально для Фаланги, наверняка вывели что-то вроде планктона или многоклеточных рыбе на прокорм, то есть по сути дела искусственно сформировали целую пищевую цепочку. Сегодняшние рестораторы пожинают плоды не их трудов, та рыба естественно тоже объявлена «эксклюзивной» и стоит соответствующе.
- Григорий, у вас недовольный вид, или мне показалось?
- Хотел сказать, у вас наверняка было время научиться отличить довольный вид от недовольного…так, извините, мысли вслух.
- Вы правы, у меня было время, чтобы познать большинство оттенков ваших эмоций. Горе, непонимание, ступор, радость, радость, смешанная с горем.
- А я так и не привык, что вы можете разговаривать и рисовать.
Саяни не просто разговаривает – она дорисовывает картину, которую уже зафиксировала в своей голове. Таксист, который подбрасывал их сюда, нещадно превышал скорость, но Саяни очень понравились ровные как стол заснеженные поля, сейчас она дорисовывает одно из них.
- Григорий, я скажу так, как думаю. Мне кажется наш разговор не судьбоносным, поэтому я не вижу необходимости отвлекаться от рисования. Если моё поведение кажется Вам оскорбительным, я буду либо разговаривать с вами, либо рисовать.
- Да ну… У нас так, не разговор, а разговорчик. Эдакий small talk. В конце концов, я тоже должен к чему-то привыкнуть. Впрочем, на Земле если вы не смотрите собеседнику в глаза, то многие могут если не оскорбиться, то обидеться.
Но я же не на Земле, правильно? Я на планете, которую Барышев назвал вашей в полной мере, и тем не менее это вы разговариваете со мной на моём языке, а не я на вашем. То же с таксистами, держателями кафе. Раз все готовы подстроиться под меня, то может быть и мне в чём-то нужно подстраиваться под вас?
- Григорий, ваша искренность похвальна, но в том, что «под вас пытаются подстраиваться» вы неправы. С вами говорят на вашем языке потому, что вы – платящий клиент. Выучить ваш язык – небольшой вызов, причём абсолютно неопасный для здоровья или жизни. Как бы вы сказали – «Интересно, смогу или нет? И если смогу, то как быстро?». Ваш язык знают не от искреннего уважения к вам, в этом вопросе вам не стоит заблуждаться. Если вы считаете, что «под вас подстраиваются», то только для того, чтобы расширить радикально сузившийся потребительский рынок за счёт человечества.
Григорий, я могу сказать вам больше – в один день, чтобы задеть меня, всех наших братьев и сестёр назвали «цивилизацией торгашей». И, я должна признать, что несмотря на явное преувеличение, подобная оценка не лишена определённых оснований. Если бы у нашей общности была мимика, вы бы увидели ослепительные, в то же время фальшивые улыбки, встречающие вас. Хотя, возможно, с этим я всё же ошибаюсь. Мы всегда привыкли делить мир на внутреннее и внешнее, и я могу ошибаться, потому, что внутреннего за мою жизнь никогда не было. Поэтому я могу совершенно неуместно теоретизировать по некоторым вопросам.
И всё же я повторю ещё раз – ваша искренность похвальна, а подлинная искренность достаточно редка даже на Первичных Мирах
***
В рейсе Утенная – Сартара
Они улетают от умирающей звезды всё дальше и дальше, Кармазин думает – куда уж дальше то? Планета, на которую они летят, и так предполагается быть знатным морозильником, а ведь она наверняка не последняя в системе. Или, всё же, последняя?
Саяни ведёт себя примерно так же, как и в прошлом рейсе, за тем небольшим исключением, что она пьёт. Не сильно, но пьёт. По сути, как это понял Кармазин, она исповедовалась ему, что сколь либо нормальной личной жизни у неё не было.
В этом рейсе она попросила её не беспокоить, но буквально на взлёте навела небольшую интригу. Сказала, что ей и Гришеньке стоит поиграть в вопросы. И это он должен выяснить, что за игра такая, сам выбрать время, когда это стоит сделать. И, в заключение, уже после отрыва от поверхности. Саяни сказала, что в самом крайнем случае она готова даже на одностороннюю игру в вопросы, то есть отвечать будет только она. Сказала это и сделала такой жест, что дальше всё, молчок, на несколько часов её не торкать и не кантовать.
Значит Гриша почитает новое или очередное письмо Барышева: «Сартара или ваша последняя большая остановка перед Оронтом».
«Григорий Алексеевич, если ты помнишь, то «Зерцало» перед Утеннайей крупнейшее из всех построенных. Сартара ещё дальше, света и тепла ей достаётся ещё меньше. В теории, возможно перед Сартарой можно было распахать что-то уж совсем циклопическое, но тогда бы это что-то уже мешало бы полётам и навигации.
В итоге «Зерцало» перед Сартарой есть, но оно даёт лишь то, что холода на поверхности антарктические, а не космические. У тебя уже пробежал мороз по коже? Уверяю, это зря. Ещё с Нассама азадийцы знают толк в искусственных подземельях. На Сартаре они раззенковали естественную сеть пещер, воспользовались всеми преимуществами горячей мантии и ядра, чтобы получить тёпленький и уютненький мирок под землёй. Не поверишь – невероятно уютненький, даже если ты ярый ненавистник пещер. Бывают же люди, они думают лишь о том, что за гадость капает им сверху на голову и им мерзко даже подумать, что компанию им составляют бессчётное количество летучих мышей. И чесать летучих мышек за ушком они не любят тоже. Шутка.
Сартара как и Утенная была интересна своими богатыми недрами. Но власть местных общин там была и остаётся сильнее, чем где бы то ни было ещё, так что умеренная добыча радиоактивных металлов там была, есть, вероятно, будет ещё довольно долго.
Несколько немаловажных штрихов, которые могут показаться тебе лишними. Но они позволят тебе хоть немного понять этот интереснейший мир ещё до начала вашего краткого визита.
Первое – небольшое дополнение к тому, о чём я говорил раньше. У азадийцев поразительная ориентация в пространстве. Мы, люди, существа довольно таки плоские нашем восприятии мира. В са-амом конце XX века люди выяснили, что специфические игры со стрельбой по куче врагов развивают ориентацию на плоскости. На практике такой человек, зайдя на склад и пропетляв по нему ещё будет помнить, где север, а где юг, и где он входил. Азадийцы могли и до сих пор могут устроить глубоководную погоню за чем-то плавающим и сытно выглядящим, и в любой момент этой погоне они точно укажут тебе направление на всплытие. В подземельях, особенно в крупных многоуровневых складах это проявилось в том, что они лучше воспринимают трёхмерность окружающего мира. На Сартаре можно выделить десятки исторических областей, и ни одна из них не является плоской. В самом простом случае это широченный тоннель, тянущийся вглубь под определённым углом на сотни километров. Случаи более сложные мне даже сложно описывать, извини за тавтологию, потому что от некоторых геометрических фигур, существующих не на бумаге, а в реальности, у нас натурально наступает завихрение мозга.
Второе – говоря старинным языком, Сартару можно назвать планетой боевой славы. Имперцы вышли на её орбиту ещё в 2232-м году, размолотили «Зерцало» в труху, ну и в стандартно имперском духе завили, мол, азадиец, здавайс. Местные ничего не ответили, если не считать фиги в кармане, но про себя подумали так – хотите, так идите и возьмите. Они 85 лет играли с имперской армией в азартную игру, причём «играли» так, что на Сартаре Империя потеряла больше, чем в многомиллионных яростных боях на Палине. Наверное, самое смешное заключается в том, что Империя за все 85 лет так ничего и не приобрела. Лидеры азадийского сопротивления обожали такую штуку, которую мы нонче называем огненным мешком. Кто-то очень давно назвал такую тактику «Каннами эпохи огнестрела», впрочем суть то со времён ухода огнестрела изменилась не сильно. Суть тактики - дать противнику возможность наступать, затем уничтожить его огнём с неприлично растянувшихся для него флангов. И тут уж на самом деле неважно, работает ли твоё оружие на энергии пороховых газов или, скажем, на силе Ампера в рельсотроне.
В том, что получилось позже, на самом деле смешного мало. В каком плане и о чём я? В нашей истории даже после самых страшных и бесчеловечных захватнических войн, на землях, которые захватчики старались захватить, оставались их скромные кладбища. Такое появилось и на Сартаре, тем более, как любят говорить азадийцы-традиционалисты – с трупа уже спроса нет. Это я о тех, кто не пытается взыскать долги покойника с его родственников, считая, что покойник своей смертью со всеми своими долгами….скажем, как бы расплатился. Они заранее предположили, что на условное имперское кладбище или колумбарий на Сартаре совсем-совсем никто не придёт. Империя выращивала каждого подданного, как свою собственность вместе с правом распоряжаться как собственностью. Имперцы настолько «успешно» придушили все материнские и родственные инстинкты, что потери рядового состава не воспринимались населением никак. Если мать не воспринимает своего ребёнка как родного, кого она будет оплакивать? Она будет растить нового «во славу державы», и у неё ничего не ёкнет, когда подросшего сына заберут на пушечное мясо.
На Сартаре есть такой, назовём его, концентрированный имперский колумбарий, где хранится сожжённый прах тех, кого смогли и пожелали собрать. И к нему никто не идёт, представляешь? 215 миллионов погибших, и туда никто не идёт! Идут только люди-художники, люди-фотографы, чтобы запечатлеть такую беспрецедентную картину – самое колоссальное и в то же самое время самое невостребованное захоронение.
Это место называется Прах за плитой, и его существование стараются, по правде говоря, не афишировать. Не отрицают, что такое есть – на первый же вопрос тебе ещё космопорте скажут, куда и на чём ехать, где пересесть и сколько, приблизительно будет полное время в пути. Но не афишируют потому, что сегодня Сартара пытается привлечь туристов людей, у которых гигантские подземелья имеют выработанные почти тремя веками фентезийного искусства, определённый романтический ореол. Сартару в рекламе для людей представляют как эдакое царство выживших гномов с их тягой к металлургии, хотя азадийцы, с их ростом в метр-восемьдесят пять – метр-девяносто на гномиков не тянут. Но их рекламщики и маркетологи уже неплохо нас изучили, те места, куда ломятся туристы сегодня, это не то, что построили специально для туристов. Заброшенные очистные сооружения вполне потянут на «древние гномьи кузни», словом, человека можно легко привлечь и тем, что уже существует, и давно построено за почти двадцатитысячелетнюю историю планеты.
Буду закругляться. Григорий Алексеевич, я не знаю, как ты воспримешь Сартару. Это не переполненная адреналином Фаланга или тёмная и спокойная Утенная. Может ты вообще воспримешь эти освещённые пещеры, как попытку тобой манипулировать, ведь как говорят про Сартару – сколько посетивших, столько и мнений о ней.
***
Сартара
Примерно на глубине в 80 километров от поверхности планеты.
Рынок «Тихого города»
«Тихий город» - никакой не город вовсе, а крупный транспортный и логистический узел. На Сартаре с губ Гриши сорвалось крайне необычное выражение – подземная автомагистраль. Это не просто дорога, проходящая по тоннелю, это дорога, уходящая глубоко вглубь. Куда глубже, чем находится относительно близкий к поверхности «Тихий город».
Воздух здесь тёплый и сухой, и Гриша постоянно смачивает губы из пластиковой бутылки с лимонадом. Но на то, что в горле пересохло, он не обращает почти никакого внимания, ведь на этом рынке, кажется, представлено всё, что можно сделать из металла. Всё, кроме оружия, здесь нет даже кухонных ножей. В остальном едва ли не всё, что угодно – метрономы, прецизионные механизмы, струны для инструментов и…часы. Как сказала Саяни, ещё не так давно «братья и сестры» определяли время на глаз, и то, что они согласились разделить сутки любой планеты на 48 часов и употреблять само слово часы – признак определённых изменений. Как она сказала, какой-то своей частью себя они воспринимают этот час, чтобы хоть немного приспособиться к своей новой клиентуре, и этой самой клиентуре потрафить.
- Саяни, почему платиновые часы – самые дорогие? И вообще всё платиновое самое дорогое. Что в платине такого–то?
- Матовый платиновый блеск кажется нам довольно привлекательным. Что же касается наших афоризмов, то они говорят, что структура платины несовершенна, как сама жизнь.
На самом деле Гриша разглагольствовался потому, что он и сам не понимает притягательности платиновых штучек. Вот есть карманные механические часики под 48-часовые сутки, они настраиваются под конкретную планету меньше чем за полминуты. В тоже время они легко переключаются в 24-часовой режим, для использования на «человеческих планетах», включая Землю. Они такие симпатичные, Кармазин смотрит на них и думает, мол, хочется и колется, колется и хочется, ведь цена вопроса – чуть больше ста тысяч. Его зарплата за полмесяца, выраженная в компактном и увесистом металлическом предмете. В конце концов Гришенька решил, что жаба его почти не душит, расплатился за покупку, и ему тут же захотелось есть.
Никаких «козелов», как выражался комиссованный напарник Саяни, на Сартаре нет. Здесь нет мяса в его традиционном понимании, так что «пищу гномиков» туристам делают из тушек крупной бескостной рыбы, порядком напоминающей земных скатов. Она немного с пригаром, за компанию с каким-то пивом можно действительно подумать, что турист побывал в гномьей кузне, и теперь его кормят той же самой и той же простой пищей, что ели сами кузнецы.
- Саяни, вам такое не нравится?
- Григорий, это ново и необычно, но отвечая на ваш вопрос я скажу так – мои вкусы уже сформировались. Я предпочту ещё живую пищу, или же ту, что приготовлена с обилием острых консервантов, которые вы называете уксусами.
- Что ж, спасибо за честность.
- Всегда пожалуйста.
- Знаете, мне показалось, что ваша прошлая история про химический центр она...какая-то незаконченная. Или же мне всё же показалось?
- Григорий, вы абсолютно правы, я разорвала ту историю на две части, разорвала, чтобы не пересказывать пока ещё не осмысленные мною воспоминания и переживания. Но я могу продолжить её с того момента, как мои самые тяжёлые рефлексии, как вы говорите, закончились в самом первом приближении. Это будет ещё один эпизод без крови, смерти и убийств.
***
Планета Е-661 Альфа
Центр в области исследования и производства биологического оружия массового поражения.
Поселение исследовательского и инженерного персонала
27 августа 2320 года, 12 лет назад
Люди не лишены определённой мудрости, они не раз говорили ей и себе, что надо ценить то, что имеешь. Например, ценить покой и возможность делать то, что хочется. Прямо сейчас она сидит на городском переходе, свесив ноги с высоту. В руках примитивный человеческий планшет, примитивный даже по их меркам. У него маленький экран, он не растягивается, элементы изображения достаточно крупные. И всё же даже этого примитивного устройства хватает, чтобы ознакомиться с входящей почтой, которую пропустила военная цензура.
«Здравствуй, Зая!
Я всё думаю о тебе. Может ты и не красавица, но, чёрт тебя дери, ты такая ладная! Если ты думаешь, что меня тогда глючило от капельниц в тот день, когда меня забрали, то я повторю, что сказал ещё раз. Если б я на ком и женился, то только на тебе.
Ты ещё меня читаешь? Ну вот и хорошо. Меня тут кое куды засунули, называется реабилитационный центр. Капают вроде больше чем у меня крови в теле, а в качестве развлечений только динамические картины. Сажают нас в комнате релаксации, и мы смотрим, как идёт дождик на аппалачской тропе сразу после колонны туристов. Зай, ты там не ревнуешь? Тут медсестрички есть, да, но я им сразу говорю, чтобы они меня где не надо не лапали, потому что я про тебя не забыл. И никогда не забуду, хочешь верь, хочешь нет.
Живи там пожалуйста, очень тебя прошу, хоть сама жисть штурмбатов жизни особо не предусматривает.
Твой Женя»
Люди сами говорят о своей переменчивости в чувствах, они называют её «ветренностью». Но пока Ковалевский её не забыл, а за ним, как за мужчиной могут охотиться прямо сейчас. Немного дрожи в лице и можно смотреть следующее письмо…
- Саяни, это что, эскиз какой?
- Проект награды, ордена, который возможно будет вручаться от имени нашей общности, Михаил Михайлович.
- Проект ордена… Вы позволите мне присесть, чтобы взглянуть поближе?
- Город подданных императора разве может быть моей собственностью? Как я могу вам отказать?
- Ну-у…в данном случае тут как бы не то что частная собственность, скорее личное пространство.
- Просто садитесь, Михаил Михайлович, я не смогла понять вашу мысль.
Кемский считается учителем словесности, и он старается быть полной противоположностью таких их подчинённых, как Федаш. Старается быть культурным.
- Значит орден. Почему он выглядит, как технический чертёж?
- Я изменю проекцию и покажу вам внешнее оформление.
- Вот это да! Не просто красиво, у меня, пожалуй, даже слов нет. Это ведь двенадцатиконечная звезда, я правильно понимаю?
- Да, это двенадцатиконечная звезда. Она является символом завершённости, мы готовим два символа, большой и малый.
- Простите, но кто это «мы»?
- Те, кто привержены искусству, Михаил Михайлович.
- Художники?
- Вы ведь не назовёте того, кто делает статуи художником?
- Конечно, ведь это скульптор. Я теперь понял, что вы сказали о «приверженных к искусству». Это всё очень правильно, ведь наша теперешняя жизнь не может быть настоящей, не так ли?
- Для меня она достаточно «настоящая». Но я думаю о приближающейся…всё более настоящей жизни. Жизни без насилия и террора.
- О да, такая жизнь должна быть совершенно замечательная. Хотя наша история говорит, что после войны следует голод, неустроенность и насилие. Хотелось бы верить в лучшее, но история говорит об обратом. Многие говорят о том, что послевоенные годы переживают лишь самые беспринципные…а, не буду портить вам настроение.
Саяни, вас хочет видеть командир батальона, подполковник Гоцловски. Проследуйте, пожалуйста к нему. У него есть множество вопросов, как наш батальон может устроиться в городе…бывшем городе подданных императора.
***
Гоцловски со своим штабом внизу, в производственных цехах. Кемский написал о подполковнике, что тот полукровка, и полукровка едва ли не в худшем варианте на материке Европа, что на планете Земля.
Мать подполковника – полячка, а отец – немец. Подполковник вырос между такими городами, как Франкфурт-На-Одере и Слубице, эта комбинация, как писал Кемский, едва ли не самая неудачная на европейском материке. Можно вырасти между Страсбургом и Келем, между Кале и Дувром, между Копенгагеном и Мальмё, в конце концов. Поляки и Немцы, как утверждает Кемский, могут строить настоящие мосты дружбы, но на деле между ними непреходящая неприязнь, имеющая все грани пренебрежения.
Гоцловски, как писал Кемский ещё из более глубокого тыла, нежели он сам. Когда-то он командовал двумя батальонами военной полиции в городе, который после двух переименований называется Соколово, и о реальном бое он имеет ещё меньшие понятия. Подполковник всё время своей военной службы жил в городской квартире, он, по словам лейтенанта, даже никогда не спал в полевой палатке до этого момента.
Штаб батальона устроили в цехах герметизации. Тут не разойдутся даже двое, и расположение штаба выглядит немного нелепо.
- Господин подполковник…
- Да, старшина. Я не ошибся, вот погоны, вот выписка из приказа. Новое звание как более соответствующее вашей должности. Да, и тут медалька ещё. Не знаю, за что вы её заслужили, но не сомневаюсь, что она заслуженная. Присаживайтесь.
Для подполковника нашли то, что с большим трудом можно назвать стулом. Причём, стулом без спинки. А его посетители вообще садятся на так и не использованном контейнере для отравляющих веществ.
- Так вот, старшина, что я хотел сказать. Зачитать приказ о внеочередном звании и награждении медалью полагается перед строем, а я так и не нашел здесь места, где можно построить больше чем двух отделений. Мне доложили, что вы имеете определённое представление о таких местах, как этот комплекс. Это правда?
- Да, господин подполковник, так уместно сказать.
- Тогда…тогда старшина…черт подери… Вы можете сказать, где я могу расселить людей?!
Вы извините, что я ору, я не со зла. Старшина, я – юрист по образованию, и я знаю, как широко трактуется мародёрство. Военная прокуратура, кстати, не преминула возможностью мне о сём напомнить. Мы не можем заселить верхний город, потому что это мародёрство. Мы даже в квартиры просто так не можем заходить. Война завтра не закончится, и я не хочу приучать людей к чему не надо. А кроме квартир мест почти и нет! Переходы между кварталами узкие, там постоянно льёт дождь, а палаток то у нас нет! Я запросил палатки, мне говорят, что нас заберут отсюда в «ближайшее время». Вы знаете шутку о том, что ничто не более постоянное, чем временное?
Здесь на заводе люди уже головы расшибали, мне уже пришлось приказать им передвигаться в бронешлемах… В подвалах жилых домов какие-то лабиринты… Ко мне приходят ротные и взводные, они говорят, что им приходится спать сидя… Вы можете объяснить мне, потому что нихрена не понимаю?!
- Господин подполковник, я попробую сделать крайне метафоричное обобщение…
- Метафоричное обобщение. Обобщайте. Но объясните мне понятным языком!
- Я попробую. Подполковник Гоцловски, вы не заметили, что в домах для рабочих…
- Вы называете эту парашу домами?! Это же контейнеры, обгоревшие в атмосфере до полной потери герметичности!!! Извините, что перебиваю. Да, ладно, допустим, это дома…
- Я продолжу? Вы не заметили, что в домах для рабочих полностью отсутствуют двери?
- Интересное наблюдение, не заметил. Продолжайте.
- В жилищах для низшей страты не предусматривалось ничего, чтобы обеспечивало хоть какую-то степень приватности. Подданные императора должны были чувствовать себя абсолютно незащищёнными, а следствие даже не утруждать себя выламыванием двери.
Согласно циркулярам военно-идеологического управления, «каждый нерадивый рабочий не должен чувствовать свою защищённость от справедливого воздаяния надзирающих и карающих слуг императора».
- Понятно, «честному человеку скрывать нечего». А инженеры и более высшие классы? «Больше трёх не собираться»?
- Мой бывший напарник вспоминал ту фразу, «Больше трёх не собираться», наверное, её можно считать вполне уместной. Низшим стратам было не положено ни анализировать, ни даже воспринимать новостные сводки. Они работали до полного изнеможения каждый день и не могли бояться во время сна…
- Потому что спали без задних ног, что ли?
Вот не поверите – всю жизнь не терпел, когда меня перебивали, соответственно, старался не перебивать остальных. А сейчас все манеры куда-то подевались, так что прошу меня простить.
- Я продолжу. Разработчики биологического оружия, служащие штабов не могли быть лишены аналитического мышления. Офицерам Империи прививалась мысль о том, что «война – единственно естественное состояние души», но штабисты не могли не анализировать быт тех мест, куда они принесли войну, принесли своё «торжественное расширение». Военно-идеологическое управление считало неприемлемым «растлевающее влияние ещё не ставших подданными императора», и для Империи было критически важно пресечь любые обсуждения преимуществ мирной жизни вместо перманентной войны. Все обсуждения должны быть на виду, под наблюдением, в городе для инженеров и исследователей не предусматривались места, где они могли бы собраться для неформальной беседы. Именно поэтому, господин подполковник, вы не можете подобрать подобающие комфортные места для ваших подчинённых, потому что имперская система подобных мест не предусматривала. Если я верно предполагаю, что вам запретили располагаться в исследовательских центрах, то, вероятно, вам стоить утешить себя лишь тем, что любое временное когда-то заканчивается.
Подполковник раздражённо махнул рукой – он всё понял, а она может уходить. Её дождь не раздражает, он относительно тёплый, постоянный, и его так хорошо сравнить с очищающей влагой. Можно далеко не уходить, устроиться где-то прямо здесь…
***
Сартара
Наши дни
- Мда… А вот это вот, над городом. Как лампа.
- Григорий, у вас не возникает ассоциаций с Солнцем, Светилом?
Гриша пока слушал, пил пиво, которое ему подавали ещё и ещё. Он заметил только то, что оно недорогое и, скорее всего, не совсем натуральное. А так, всю историю, рассказанную Саяни он воспринял как «мда», в том числе то, что она – одна из дизайнеров наград «братьев и сестёр».
- Не знаю. Я не могу воспринимать как солнце здоровенную лампу, висящую под каменистым потолком. А так…наверное, старания видны. Всполохи, что ли. Что там на солнце бывает? Всполохи плазмы, или чего ещё.
Короче я вижу, что над этой штукой постарались, но воспринимать её как Солнце? Не, я так не могу. И вообще, тут очень сухо, такое ощущение, что ещё немного и у меня будет пепел от кузни на губах. Не знаю, всё-таки я не в восторге от планеты, Суротан мне понравился куда больше. Да и эта, со «Штырём», тоже была ничего, было там что-то такое, домашнее. Хотя, что можно понять за десять часов?
Саяни, как кажется Грише, немного недовольна его рассуждениями. Первичные миры для неё едва ли не святая святых, и тут он со своими тут не то, а тут не это.
- Григорий, остальные Первичные миры должны показаться вам вполне традиционными. На них нет экстремальных природных явлений, кроме тех, что вы будете искать чтобы таковые найти.
- Понятно, вы если что, извините. А та история с химическим центром? У неё будет продолжение?
- Нет, продолжения не будет. Через 13 часов после моего разговора с подполковником, на орбиту планеты вышли крейсера, предназначенные для нашей транспортировки. Можно сказать, про нас вспомнили, и наш батальон вновь стал частью настоящей военной кампании. И опыт той компании был отнюдь не бесполезным. Наш рейс вылетает через 2 часа, я вызываю такси?
Когда они садились, Кармазин плохо запомнил космопорт, потому, что на посадке он спал. Тогда Саяни растолкала его, он шёл спросонья, а вот сейчас наоборот он может всё хорошо рассмотреть. Взлётно-посадочная полоса находится под таким углом, что по сравнению с ней гималайская Лукла выглядит не то, что бледно, она выглядит никак. Здание терминала под землей, и вылетая отсюда космоплан немедленно оказывается в адском морозильнике. Они дожидаются вылета, пьют в недорогом кафе что-то безалкогольное и не дурманящее.
- Наш следующий рейс… Сартара- Удьяна. Длинный и дорогой. Что тут в описании? «Данный полёт предусматривает обзор трёх планет». Саяни, что за планеты?
- Григорий, на этот вопрос я не буду отвечать. Ваш бывший коллега обладает должным чувством факта, полагаю, он объяснит вам, почему две последние планеты этой звёздной системы – крайне нежелательная тема обсуждения.
***
Система Агава
В рейсе Сартара – Удьяна.
Они взлетели где-то час назад, и Саяни быстро уснула. Грише показалось так, что она уснула, потому что надо было уснуть, потому что что-то она просто не хочет видеть. Все остальные «братья и сёстры» такие же, и даже стюардов сейчас недопросишься. Они сразу после взлёта спросили кто что хочет, а сейчас такое впечатление, что салон космоплана просто вымер. И письмо Барышева имеет странное название – «Две неизвестные буквы алфавита»
«Что ж Григорий Алексеевич, твоё знакомство с Агавой почти закончено. Почти, потому как на две последние точки назначения не ступишь ни ты, и не ступит больше никто другой. История двух последних планет Агавы – две мрачные, и по возможности, не упоминаемые страницы новейшей азадийской истории.
Тема неприятная, но хоть и ограниченно её нужно раскрыть. Поверхность Сартары холодна, и ты должен предполагать, что ещё более далёкие планеты практически невыносимы. Примерно так оно и есть, особенно сейчас. У азадийцев есть особенность – они не называют планеты гиганты. Не называют, и всё. В Оронте, где ты окажешься уже через пару часов, таких нет, а в дальнейшем они давали названия только тем планетам, которые подвергались терраформированию. Или, в каких то редких случаях, были готовы для проживания без дополнительных усилий.
Два последних Первичных мира системы Агава – крупные спутники газового гиганта, размеры которого немногим больше Юпитера. Две очень старые и геологически спокойные планеты. Их терраформирование включало небольшое увеличение радиуса, и повышение массы так, чтобы они могли удерживать собственную атмосферу. Считается, они были такими же шахтёрскими планетами, как Утенная и Сартара, но более бедными, и там наряду с Сартарой, азадийцы впервые родили неизжитый у них до сих пор концепт каторжных работ.
Григорий Алексеевич, если ты вспомнишь, то Юпипетр излучает свет сам по себе, поэтому «Зерцала» для тех двух забытых планет работали по-другому – они конвертировали другую энергию в свет и тепло. Поэтому считается, что климат на двух оставшихся планетах Агавы был терпимым.
Знаешь, наверное, это всё из объективных сведений. Ты уж извини, что везде «наверное», «возможно», «предполагается» и так далее. Имперские корабли вышли на их орбиты в том же 2332-м, уничтожили «Зерцала», обстреляли энергоузлы прекрасно зная, что для всех, кто остался на поверхности это верная смерть. К тому моменту имперцам уже надоело принуждать азадийцев воевать на их стороне, и империя нашла два гарантированных места, где действительно можно предъявить ультиматум или вы за нас, или вы подыхаете от холода, причём все. Недра планет холодные, имперские адмиралы могли спокойно ждать, что их ультиматум будет принят. Ведь деваться некуда.
Азадийская психология не приемлет суицид. В крайнем случае какая-то эвтаназия, если раненый безнадёжный, и весь вопрос лишь в том, сколько ему мучиться. И то, такие вещи решает и делает врач, а сами они свою жизнь не прервут.
Григорий Алексеевич, самая тёмная страница азадийской истории в том, сколько из примерно 35-ти миллионного населения тех планет согласились вступить в имперскую армию, только чтобы их отогрели, ну и с надеждой, что дальше что-нибудь придумаем. Имперские генералы и сатрапы ценили азадийцев, умели находить… «стимулы», и неофициально считается, что мало кто и что придумал, и те призванные утащили в могилу немало людей и своих.
Вот такая ситуёвина. Теперь те планеты забыты, их имена стёрты отовсюду, откуда только возможно. К тому же, говоря объективно – они не нужны. У Объединённых территорий сейчас туча мест, где можно добыть всё, что хочешь, и просто нет такой нужды заново заселять планеты со столь тёмной историей.
В мироощущении азадийцев слово Тьма тесно пересекается со смертью и холодом огромной глубины. Если хочешь как-то просто, они хотят хоть на время забыть о местах, где холод стал смертельным, и гнал желавших избежать его едва ли не в объятья императора, как они его называют, этого ублюдка, недостойного рождения.
Вот и всё, пожалуй, мне больше нечего сказать. В фильме ты можешь ожидать того, что главные герои всё превозмогут и победят. Жизнь – не кино, и жизнь может ломать сильнейших, чтобы те, думая о выживании, вставали под знамёна откровенных подлецов. В этом плане, можешь воспринимать Агаву, как фильм с трагическим концом».
Кармазин закрыл письмо Барышева с тяжелым чувством. С не менее тяжёлым чувством он заставил себя смотреть в иллюминаторы, когда посадочные и габаритные огни вырывали из Тьмы силуэты бедных и заброшенных зданий. Наверняка там были верхушки штолен, кроме этого всевозможные бары, где шахтёры всех времён и наций отводили душу примерно одним и тем же способом. В конце концов, Барышев дописал ещё, совсем немного.
«Ещё несколько мыслей, практически вслух. Хаведа и Сахарь, ну их считают практически мучениками. Умерли молодыми, и перед моральной дилеммой там никто и никого не ставил. А здесь? Не знаю, как я поступил бы сам. Когда люди считали войну несправедливой, они, чтобы не участвовать, устраивали самострелы, выкалывали глаза, бросались с высоты. А здесь…ну не считают себя азадийцы загнанными в угол, что ты с ними не делай. Никогда не видел картинку, как почти проглоченная лягушка цепляется за шею проглотившего её аиста, надеясь его задушить? Азадийцы невероятно живучи и упорны, я никогда не пожелаю тебе загнать их в угол, чтобы познать на что они способны, находясь в углу. Словом, те планеты, мимо которых ты пролетел, лишнее доказательство того, что у любой войны бывают кромешно чёрные страницы. Страницы, которые даже не хочется читать»