Подобные приступы с Кузьмой приключались редко, однако, не было случая, когда после приема крепкого напитка не пожелалось бы выпить вдругорядь.
Душа от первого полустакана требовала ещё, и не устоять теперь мужику от охоты окунуться в мир пьяных грёз.
Откушав вдобавок, Кузьма решил: камень должен быть его! И девка им владеть не дОлжна. Отнять его у бестии! - и, жахнув в след третьему полустакану следующий, он, просветлев разумом, согласился убить Маньку.
- А что. Коли похоронена деваха по бумагам, кто искать её будет? Сберу своё добро, что осталось и в неметчину, а там Скоркезке и двину брильянт.
От камня такой воды асейка портки последние с себя сымит. Понятно, всю цену не даст, но и две трети деньги большие – до смерти хватит. А там, глядишь и иноземца на тот свет! Где наша не пропадала!
Пьяный Кузькин глаз округлился, сверкнул дьявольски, лохматые брови подпрыгнули, по лбу морщины волнами прошлись.
Закрутил он лихо ус, крякнул, обнажив редкие, желтые зубы и довольный придумкой, велел подать соленых грибков.
Другой закуски после крепко-выпитого он не признавал и страсть как любил «погоняться» вилкой за мелким опёнком.
Прислуга, зная эдакое чудачество хозяина, подавала тарелку с десятком махоньких грибков, покрытых кружками тонко нарезанного репчатого лука в ароматном постном масле.
Кузьма отломил кусок ржаного хлеба, посолил его круто, смакнул в тарелке и, обнимая края стакана толстыми губами, принял положенную дозу спирта.
Сглотнул, выдохнул громко и, закатив глаза, не спеша жевал хлеб, наслаждаясь ароматом душистого отжима.
Седая борода лоснилась, подрагивая, и совершенно глупая улыбка гуляла по широкому лицу.
Прикрыв глаз, он прицелился вилкой в примеченный грибок, удачно цепанул его и, вытягивая губы в удовольствии,зачавкал, перебрасывая опёнка с зуба на зуб.
К утру, перепачканный маслом со ржаными крошками в бороде, он храпел богатырски, перебирая сухими губами перегарный дух.
А проснувшись, велел подать анисовой водки.
Хватнув стакан «легкого напитка» задумался на секунду и, глянув осоловелым глазом в зеркало, рявкнул громогласно: «Хде брильянт!?».