В свои семьдесят с гаком подобного ужаса Валерий Васильевич ещё не испытывал. Были огни и воды, и медные трубы, но не было безысходности, пронизавшей всё его существо от кончика волос на голове, до ногтей на ногах.
Сперва они шли с Алёнушкой по весенней городской улице, с жадностью вдыхая и перетирая языками по нёбу сладкий и терпкий черёмуховый воздух. Шли, зримо источая доброту и любовь на встречных, сплошь весёлых и счастливых людей, и те одаривали их благодатными улыбками, от коих млело сердце и восторгом перехватывало горло.
А потом вдруг перед глазами Валерия Васильевича разверзся ад. Алёнушку ухватил за руку и с агрессивной силой потянул за собой встречный молодой красавец, удивительно похожий на самого Валерия Васильевича сорок эдак лет назад, когда Алёнушка была Ладушкой и почти невестой Валерия.
Алёнушка, то бишь, снова вдруг Ладушка, юная и чуточку дерзкая, не сопротивлялась. Паче того, она с видимым навскидку удовольствием последовала за наглым красавцем, сожалеюще и с капелькой презрения хмыкнув в сторону Валерия Васильевича.
Старик рванулся вслед за Алёнушкой, ставшей Ладушкой,но куда там!, споткнулся на ровнёхоньком плиточном тротуаре и пребольно рухнул плашмя, лицом вниз. И седого, хронически больного десятком недугов человека охватило невыносимое отчаяние.
А любимая вот уже полвека Алёнушка, то бишь, Ладушка, уходила с дьявольским красавцем, не оглядываясь , кокетливо покачивая бёдрами и поглаживая того вурдалака рукой вдоль талии.
Валерий Васильевич отлепил залитое кровью лицо от предательского тротуара, поднял, насколько хватило сил, голову, набрал в грудь воздуха, попытался закричать, но только немо разевал рот, не проронив ни звука.
Врач неотложки сказала заплаканной сухонькой старушке всего два слова:
-Это агония.