Полигон непуганых бомжей часть 3

Вячеслав Воейков
     Третья,заключительная часть

    Глава 11

       –     Эй! – голос справа прозвучал совсем близко. – Але, водила! Как звать-то?
      
       Связанные руки Романа затекли так, что он их уже не чувствовал. Лицо нестерпимо щипало и чесалось, из обожженных глаз не переставая текли слезы.
       Перед ним стояла белая пелена с размазанными, как на картине, черными полосами. Он с трудом сглотнул слюну и, едва ворочая пересохшим языком, прохрипел:

       –     Ты… придурок, дай хоть глаза промыть... не вижу ничего…
В ответ последовал увесистый удар твердым предметом по правой ноге. Роман глухо охнул и, корчась, присел на правое колено.

       –     Это тебе за придурка, – мстительно захихикал гнусавый голос над ухом. Его поддержал раздавшийся рядом одобрительный смех пацанов.
В голове Романа что-то щелкнуло, и перед глазами, словно кадры немого кино, завертелись картинки. Да-а-а, лихо они его выманили из кабины КАМАЗа на полигоне!
 
       Это был его последний рейс. Темнело. Он торопился разгрузиться, чтобы поскорее добраться до дома и, наконец, выспаться…
       Голова трещала от капризов изменчивой погоды. Боль усиливал ввинчивающийся в уши свист гидравлики, когда тяжелая выталкивающая плита КАМАЗа, скрипя и ухая, выдавливала наружу мусор, освобождая задний бункер.
Разгрузка закончилась.
       Поморщившись, Роман осторожно откинул голову на край спинки сиденья и прикрыл глаза. «Пять минут посижу – и в гараж… »
       Негромкая спокойная музыка убаюкивала, в висках перестало ломить, вроде стало легче.
       Незаметно задремал.
       Из полусна его вырвали детский крик и стук кулаков по дверям кабины:
   
       –     Дядя! Дядя! У тебя колесо пробито!
   
       Роман резко открыл глаза. В груди что-то неприятно екнуло, поползли тоскливые мысли. С такой проблемой да еще в темное время быстро не управишься… Несколько часов уйдет точно. Значит, с завгаром без ссоры опять не обойтись. Сколько выговоров он от него уже получил – можно всю стенку в квартире оклеить. Выгонит, как пить дать выгонит, неслось в голове.
       Он схватил куртку и, распахнув дверцу машины, спрыгнул на землю. Направив луч фонарика на заднее колесо, присел, пытаясь разглядеть повреждение. В ту же секунду перед глазами что-то сверкнуло. Он с изумлением уставился на чью-то вытянутую руку с маленьким баллончиком и какое-то мгновение следил за дергающимся указательным пальцем…

       Очнулся, когда струя перцового аэрозоля, описав круг, залила ему лицо и глаза. Роман зажал ладонями обожженные глаза и присел, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Два мощных удара по затылку отключили его…
Когда пришел в сознание, все в нем кричало от боли. Глаза жгло огнем, во рту стоял отвратительный привкус крови. Попытался пошевелиться и понял, что туго спеленат веревкой. Жуткая резь в глазах и текущие слезы не давали увидеть тех, кто так радостно над ним потешался.

       –     Ты не ответил, – монотонно прогнусавил все тот же голос. – Спрашиваю еще раз: твое имя?

       –     Роман, – еле слышно выговорил камазист, тяжело поднимаясь на ноги.
       Он чувствовал, что ноги его совсем не слушаются и тело все время уносит куда-то в сторону. Казалось, стоит только дунуть ветерку – и он вновь свалится на землю.

       –     Так вот, – продолжал голос, – ты уже, наверно, понял, почему оказался здесь?

       –     Я тебе что, бабка-отгадка, – пробурчал водитель.

       –     Не догадываешься, значит? Ну так я тебе объясню: ты, шкура, моих ребят в ментовку сдал, – зарычал гнусавый. – А перед этим еще нехило их избил…

       Гнусавый обвел взглядом стоящих рядом беспризорников и обратился к кому-то:

       –     Слышь, Сыч! Так это было?

       –     Марат, я что, по-твоему, двойную жилу кусаю? – голос пацана дрогнул. – Я как его у нас на полигоне увидел, так сразу признал. Ты же помнишь, когда я прибежал к тебе за помощью, он уже избил наших и вызвал полицию. Мы тогда только хвост машины и увидели…

       Часто моргая, Роман тщетно пытался сквозь выступающие слезы разглядеть человека, которого называли Маратом.

       –     Значит, ты и есть Марат, – с болезненным хрипом выдавил он из себя, и распухшие окровавленные губы чуть искривились в улыбке. – Давно хотел тебя увидеть.

       –     Надо же! И что так? – ехидно удивился гнусавый голос.

       –     Должок за тобой имеется, – с трудом выговаривая слова, прошипел Роман. – Твои уроды моего друга ограбили и чуть не убили…

       –     Ну, на то воля божья… – захихикал в нос зек. – Каждый зарабатывает, как умеет…

       –     Тебе, видать, трех твоих судимостей мало…

       –     Але, водила, не борзей, – зарычал гнусавый. – Ты вообще пока живой по случайности. Если бы не Прокурор, давно бы в мусор закопали …

       С шумом выпустив воздух через сломанный нос, зек помолчал и злорадно добавил:
 
       –     А так только позабавимся…

       –     Дай хоть глаза промыть…

       Роман не надеялся, что его просьба будет выполнена. Просто хотел хотя бы на время оттянуть те странные забавы, которыми грозил гнусавый.
Кругом все стихло. Но через минуту послышался какой-то шум, смех и на его голову неожиданно полилась холодная вода. Сильно ударивший в лицо поток принес облегчение. Жжение и резь в глазах исчезли, и он наконец смог разглядеть перед собой большой костер и толпившихся возле него пацанов разного возраста. Глядя на связанного, они смеялись и тыкали пальцами, как будто перед ними было незнакомое дикое животное.

       Роман, и правда, ощущал себя затравленным зверем. Он напряженно ждал, понимая, что охотникам такое развлечение скоро надоест и они перейдут к своим, судя по всему, более жестоким и страшным  играм. В любом случае смерть жертвы будет неизбежной.
       Ночь, непроглядно темная, без звезд, опускалась быстро. Во многих местах полигона зажигались костры.
       Стоя недалеко от костра, Роман всем своим нутром чувствовал, что с ним никто не собирается шутить.

       –     Марат, развяжи, – голос его был глухим и тихим. – Руки совсем затекли…

       В глубине души Роман надеялся, что бандит его услышит и пойдет на компромисс. Да и чего им его опасаться – эти молодые воинственно настроенные волчата могли разорвать любого. А если удастся потянуть время, обязательно подвернется возможность или способ вырваться на свободу. Должен же быть какой-то выход…

       –     Ага, щас! Я что, на идиота похож? – прогнусавил зек и, тараща на него глаза, заулыбался. – Мне ребята рассказывали, как круто ты моего бомбардира уложил.

       –     Я так понимаю, ты собираешься игнорировать приказ Прокурора… – сдержанно начал Роман, пытаясь нащупать почву для дальнейшего разговора.

       –     Ты мне здесь лабуду не чеши, – нос зека завибрировал, издавая короткие гудки, нервный тик пробежал по худому, с выступающими скулами лицу. – Было сказано тебя не убивать, а на остальное указаний не было, – он шмыгнул носом и отвернулся к костру. – Но у тебя есть шанс, – после долгой паузы неожиданно прозвучал его голос.

       Гул ребятни мгновенно прекратился, наступила тишина.

       –     Да, у тебя есть шанс отсюда уйти…

       Зек неторопливо подошел к огню и бросил в него насколько веток. От затрещавших веток повалил темный дым, затем вспыхнуло пламя и устремилось вверх…
Желтый свет костра выхватил из темноты лицо гнусавого. Роман увидел, как тонкие губы его рта нервно шевелились, то сжимаясь, то разжимаясь, и это производило отталкивающее впечатление. Было непонятно, улыбается он или корчит рожи.
       Прихрамывая, Марат осторожно приблизился к камазисту и замер, не сводя с него холодного взгляда. Расстояние между ними было не более трех метров. Какое-то время зек подозрительно рассматривал водителя сузившимися глазами, в глубине которых таилась угроза. Затем пальцы его правой руки нервным движением, как по роялю, пробежались по пуговицам. Короткое темное пальто распахнулось, и светлая рубашка замелькала в темноте белым пятном.

       –     Всего-то и надо, – вкрадчиво начал он, и острый нос его при этом странно задвигался, – поговорить с ментами, чтоб пацанов отпустили…

       –     Я не следак, – разбитые в кровь губы Романа еле шевелились. Не обращая внимания на боль, он старался говорить как можно более внятно, чтобы блатной его понял. – По правде говоря, в законах вообще не разбираюсь…

       –     Кому ты чешешь! Не разбирается он… Так я тебе и поверил… – окрысился зек и, язвительно усмехнувшись, добавил: – Посадку, однако, ты им быстро организовал.

       –     Я серьезно говорю, обратись лучше к адвокатам, – Роман понимал, что таким ответом наживет себе сейчас еще больше проблем.

       Крепко связанный веревками, он ощущал себя мухой, оказавшейся в паутине у паука, готового расправиться с ней в любую секунду. Сколько ни бейся, только сильнее запутаешься.

       Но всегда есть надежда на чудо, вот на него Роман и рассчитывал.

       –     Курить дай, – тяжело дыша, прошептал камазист. – Уши пухнут.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось затянуться крепким дымом. Надеялся, что это немного уменьшит боль и поможет избавиться от чудовищного напряжения во всем теле.

       Он тянул время. Ведь для чуда нужно всего лишь время. Ну и желание, чтобы оно исполнилось.

       –     Сыч! – грубо прогнусавил зек. – Дай водиле курить.

       Роман увидел перед собой белобрысого пацана лет шестнадцати, может, чуть старше, который поднес ко рту связанного прикуренную сигарету. Грязные пальцы его ходили ходуном, в широко раскрытых темных впалых глазах затаился страх, а тонкие губы, скошенные вправо, шевелились.
       Белобрысый был в черной фуфайке на несколько размеров больше необходимого, от которой несло протухшей рыбой.
       Роман глубоко затянулся и, придерживая зубами фильтр сигареты, выдохнул струю дыма пареньку в лицо. От неожиданности белобрысый сначала опешил, затем отшатнулся и резко отступил назад.

       –     Вот ты какой, Сыч! – чуть слышно произнес Роман голосом, в котором таилась угроза.

       Сыч растерянно огляделся по сторонам, будто ища кого-то в темноте, после сделал еще два шага назад и, словно рядом никого не было, развернулся и уставился на костер.
       Заметив странное поведение паренька, зек подошел к нему и хлопнул по правому плечу.

       –     Ну, колись, Сыч, че засуетился? Будешь менжеваться, весь кайф пацанам сорвешь…

       –     Что-то тошнит меня, – неохотно пробурчал Сыч, отворачиваясь.

       Он хорошо помнил тот вечер, когда они пошли на разбой. Этот водила, спутанный сейчас веревками, тогда быстро оклемался от удара толстяка… Дальше – больше… Не рванул куда подальше… кинулся выручать того, другого. Не то дерзкий в натуре, не то без башни начисто, кто его разберет… Еще двух наших вырубил… Хорошо, что он сам тогда смог ноги унести. И сейчас здесь, на своей территории, он, если честно, боялся этого бешеного камазиста. Казалось, тот в любую минуту готов разорвать веревки и задать всем трепку.

       –     Ты, Сыч, не делай здесь клоуна, – донесся до него голос Марата. – Цирк таких, как ты, не ждет…

       Белобрысый оглянулся на Романа. В свете костра он заметил, как опухшие, разбитые в кровь губы водилы приоткрылись, обнажив плотно сжатые блестевшие зубы, которые, как ему показалось, явственно скрипели от злости.
       Вздутые веки Марата потемнели, глаза превратились в узкие щелки. Он зашипел, как загнанная в угол змея, которой не удалось вонзить жало и излить свой яд, однако она не смирилась и еще на что-то надеялась.

       –     Марат, – тихо прошептал Сыч, – ты же видишь, ему и так наркоз сполна дали… вон вся тыква заплыла…

       –     Ну-ну, поговори у меня, щенок, – грозно сверкая глазами, процедил зек, – вали давай отсюда, наслаждайся сном…

       Прихрамывая, Марат неторопливо подошел к Роману. Прищурив свои маленькие глазки, с любопытством оглядел его и выдавил через нос:

       –     Интересно, водила, чем это ты так Сыча напугал?

       Спеленатый веревками, Роман едва удерживал равновесие, качаясь из стороны в сторону. Жжение и резь в глазах не прекращались, отчего по лицу постоянно текли слезы. Словно сквозь призму, он видел расплывшийся силуэт говорящего и толпу малолетник придурков вокруг костра, которые по-вороньи галдели, боясь остаться без любопытного зрелища.

       –     Мне плевать, – растягивая слова, еле слышно проговорил Роман, – чего там боится твой шестерка.
Он провел языком по разбитым губам, ощутив засохшую кровь, и добавил с кривой усмешкой:

       –     А вот ты-то чего боишься? Развяжи… вас же тут много…

       –     Успеется, – хмыкнул зек и неторопливо продолжил: – Ну, значит, расклад такой… Если ты не можешь или не хочешь договариваться с ментами… – он замолчал, как будто обдумывая следующую фразу, и прохрипел: – На кой ты нам тогда вообще нужен?

       Роман невидяще уставился на человека, очертания которого дрожали и расплывались в пелене слез. Пытаясь вернуть зрению четкость, зажмурился и резко откинул голову в сторону. Накопившиеся слезы хлынули из глаз. Он почувствовал неожиданное облегчение и отчетливо увидел перед собой говорящего – худого, ехидно улыбающегося мужика.
       Костер вспыхнул жарким пламенем, треща от подброшенных в него веток, и за спиной гнусавого предводителя Роман явственно различил человек пятнадцать пацанов. Каждый из них держал в руках увесистую палку.
       В голове молнией пронеслось, что эта свора любого может затоптать и разорвать на кусочки.

       –     Але, водила, ты меня слышишь?

       Роман тяжело уронил голову на грудь, изображая кивок.

       –     Поможешь вытащить моих пацанов от следака… будешь иметь уважуху…

       –     Я же тебе сказал, – процедил Роман, – я не адвокат.

       –     Ладно! Значит, готов страдать за свои деяния? – заулыбался Марат. – Видишь, какие я слова знаю…

       Повернув голову в сторону костра, он кивнул толпе малолеток и снова уставился на опухшее лицо Романа.

       –     Да мне достаточно только пальцем щелкнуть – и они тебя растерзают…

       –     Ну, это с любым можно сделать, – едва шевеля разбитыми губами, согласился Роман. Он чувствовал, что тело совсем затекло и стало сильно чесаться. – Особенно, если он связан.
Марат засмеялся, подхватил толстую ветку и пошел к костру, но, не пройдя и трех шагов, обернулся:

       –     Ты погодь малость, еще не все вопросы заданы…

       Чуть наклонившись в правую сторону, кинул ветку в сторону костра. Описав в воздухе дугу, та упала, не долетев до огня.

       –     Вот видишь, водила, и здесь мне не повезло, – пожав плечами, недовольно прогнусавил зек. – Но вот что я тебе скажу. Жалко мне тебя. Ты ведь тем, кто решил тебя нанять, до фени… Ну, а что до Прокурора, так он таких, как ты, с десяток найдет…

       Роман почти физически ощутил, как от этих слов зека повеяло могильным холодом. Что ж, он прав. Вокруг поднимались огромные кучи зловонного мусора. Кто знает, сколько душ покоится на этом полигоне?
       По телу пробежала дрожь, где-то глубоко внутри зашевелился страх, что вот так, просто и бессмысленно, по воле какого-то идиота можно уйти в мир иной. Нет, надо что-то придумать, все равно что, лишь бы выбраться отсюда. Может, пообещать им, что он найдет адвоката, пусть защищает тех тварей, которые покалечили его друга…

        Он с затаенной тревогой всматривался в кучу грязных детей с лихорадочно блестевшими глазами, которые жаждали крови и зрелища. Его крови. Иначе зачем они здесь? А Соня, где она сейчас? Уже несколько дней он не мог до нее дозвониться.
       С этой новой работой все так запуталось… Нет, в тот день там, у себя дома, он был с ней честен до конца. Девушка запала в его сердце, и он действительно готов на все, чтобы сделать ее счастливой… Но… жизнь часто складывается совсем не так, как мы себе это представляем. Все непредсказуемо…

       Роман понимал, что расправа затягивается и напряжение толпы растет.
Кто-то из собравшихся нервно выкрикнул:

       –     Марат, поздно уже! Чего ждем?

       Недовольный гул пронесся над головами требующих развлечения подростков.

       –     Действительно, – раздался тонкий голосок откуда-то с края толпы, – его отпусти, так он нас всех в ментовку сдаст…

               
                ***

       Роман не знал, сколько времени прошло. Надеялся, что еще не слишком поздно. С детства он интуитивно боялся ночи. Нет, он не верил в приведения, духов и прочую мерзость. Но еще маленьким запомнил, как бабушка, укладывая его спать, постоянно твердила: «Не жди ночи, милый, всегда засыпай раньше. Тогда не будешь знать ночных ужасов и не увидишь появления ошалелой нечистой силы…»

       Он послушно зарывался в подушку, натягивал на голову одеяло и затихал, только губы тихонько шептали: «Зачем, зачем ты, баба, меня пугаешь…» А та монотонно твердила: «Закрывай глазки, милый, засыпай. Ночью мы себе не принадлежим, в темное время суток наступает час ведьм…».

                ***

       –     Конечно, сдаст, – гнусаво прорычал Марат. – Я и без тебя это знаю.

       Зек был весь как на шарнирах. Он нервно подергивался, срывался с места и, ни на секунду не останавливаясь, расхаживал взад-вперед.
       Несмотря на жгучую боль, Романа эта картинка рассмешила, и его разбитые губы растянулись в улыбке.

       –     Ну ты, вошь! – заметив эту улыбку, взревел Марат и, набычившись, подскочил к связанному. – Ты, видать, не врубаешься, что я за своих пацанов из тебя душу вытряхну!

       Он повернулся к возбужденной ораве и замер, гипнотизируя ее своим взглядом. Злобные сощуренные глазки пробежались по каждому из пацанов, освещенных высоким пламенем костра. Пытливо всматриваясь в лица малолеток, он словно хотел заручиться, что они готовы за него хоть в огонь…

       Затем зек уставился на пленника. Тонкие губы его искривились, откуда-то из носа понеслись злобные слова:

       –     Так вот, мразь. Они с тобой не в догонялки играть собрались, им хочется крови. И, чтобы позабавиться, они получат ее любой ценой…

       Зек отошел от Романа и, подобрав палку, с силой швырнул в костер. Желто-синий огонь резко наклонился к земле, будто пытаясь увернуться от палки и сбежать со своего нагретого места.
       Подростки загалдели и, натыкаясь друг на друга, поспешно отступили от обжигающего пламени.
       Но костер яростно затрещал, выпрямился и начал с шумом выплевывать снопы искр в небо. Ветерок в ту же секунду подхватывал их и уносил ввысь, превращая на мгновение в звезды.
       Смрадный воздух всколыхнулся от внезапно вспыхнувшей перебранки, наполнился криками и ругательствами.
       При неровном свете костра Роман пытался разглядеть лица пацанов, занятых непонятными разборками между собой и не обращавших на него никакого внимания. Где-то глубоко внутри вновь поднял голову и начал расползаться по всему телу липкий страх. Он понимал: никто не собирается его отсюда отпускать. Все просто: нет свидетеля – нет проблем.

       Усилием воли Роман подавил его, стараясь не поддаваться панике. Разум балансировал на грани между реальностью и сном, отказываясь принимать происходящее. Чтобы удержать ускользающее сознание, он крепко зажмурил глаза. Лицо исказилось от боли. Голову пронизали мириады несущихся огней, которые разрывали засохшие раны и выбрасывали горячую пульсирующую кровь.
«Нет… мне не кажется… – бешено вертелись мысли. – Помешательство или глюки тоже отпадают».
        На какой-то миг он впал в отчаяние от собственной беспомощности, в висках застучало: «Это конец…»

     Глава 12

        И вдруг легкие теплые прикосновения к израненному лицу заставили его очнуться. Он вздрогнул и приоткрыл заплывшие глаза: два перышка, застрявшие в туго связывавших его веревках, шевелились от ветерка.
Костер вспыхнул ярким желтым светом, и взметнувшиеся ввысь искры осветили глубину черного неба.
       Толпа мгновенно смолкла, все как по команде задрали головы вверх.
       Там, под черным куполом, в воздухе плыло странное белое пятно. Оно сделало круг над оцепеневшими от страха пацанами и резко спустилось на землю рядом с костром.

       –     Ой, мамочки! – пискнул чей-то тоненький голос.

       Сгусток белого облака, освещаемый языками пламени, плавно шевелился и рос, на глазах изумленных зрителей превращаясь в небольшого роста тщедушную старушку. Вытянув руки вперед, старушка сделала шаг к костру, спотыкаясь и путаясь в собственных ногах.

       –     Мне холодно, холодно… – едва слышно шептали ее губы.

       Пританцовывая, старушка стала медленно приближаться к огню, не отрывая от него взгляда.
       Пламя костра при этом поменяло направление и устремило свои горячие желтые объятия в ее сторону. Языки жара потянулись к старушке, чтобы согреть страдающее от холода худенькое тело.

       Человеческие фигуры, оцепеневшие от страха, дрожали.

       Затем маленькие тени зашевелились в свете костра. Они скакали и уродливо корчились, перемещаясь в разных направлениях, а затем постепенно растворились и исчезли в темноте. Вместе с ними по всему полигону понеслись вопли ужаса...

       У костра оставались Марат и пятеро подвыпивших парней, которые ошалело глазели на старуху, пытаясь понять, что происходит.
       Роман с ужасом наблюдал за происходящим. Сердце в груди билось гулко и тревожно, пробуждая надежду, что не все потеряно.
Возникшая ниоткуда старуха наконец повернулась спиной к огню и уставилась на Романа.
       Длинный нос на вытянутом лице, заостренный к концу, напоминал сомкнутый клюв ворона. Темный плащ с капюшоном, спускавшийся почти до земли, прикрывал щиколотки босых ног и постоянно шевелился. Тощими ручками она то и дело касалась толстой веревки, которая обвивала ее худенькую талию, и нежно поглаживала ее. Неожиданно в больших лихорадочно блестевших глазах навыкат вспыхнул зеленый огонек. Он становился все ярче и вдруг засверкал, заискрился огнем сварки.
       Старушка как-то странно двинулась в сторону Романа. Ноги бесшумно ступали на землю, плавно делали короткий поворот и, пританцовывая, шли назад.
       Роману бросилась в глаза уродливая родинка на ее бледном лице. Она торчала почти в уголке губ и двигалась вместе с искаженным ртом. Жуткое зрелище напоминало улыбку сумасшедшего

       В левой руке старушки откуда-то появился крошечный котенок, как будто она решила показывать фокусы. Маленькое рыжее животное с испугом крутило головой, его зеленые глазки светились злобой.
       Она нежно прижимала его к себе и убаюкивала…
      
       Марат очнулся первым:

       –     Эй, старуха! Ты кто?

       Не отвечая, та остановилась и стала молча смотреть в темноту. Затем сделала глубокий реверанс в сторону реки, и котенок испарился, оставив после себя голубоватый дымок, взметнувшийся вверх. Руки старушки сцепились между собой и, качаясь в разные стороны, начали медленно подниматься к темному небу. Худое вытянутое лицо ее было строгим и серьезным, губы плотно сомкнуты.
       Внезапно она выпрямилась и, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, танцующим шагом на цыпочках подошла к Роману.
       Водитель с тяжелым хрипом выдохнул, напряженно всматриваясь в таинственную пришелицу. Толстые веревки, опутывавшие тело, сдавливали грудь так сильно, что было трудно дышать.

        – Тяжело? – сочувственно проскрипела старушка.

       Он машинально кивнул.
       Наверно, это все-таки сон, а во сне чего только не бывает. Ему сейчас больно, и нет разницы, кто придет на помощь и облегчит его страдания.
Старушка помедлила, внимательно оглядывая его, и сделала шаг назад.

       –     Ради какой правды ты идешь на столкновение с этой мерзостью? – тихо проговорила она, плавно двигаясь в своем легком неземном танце.

       –     Странный сон, – тихо проговорил камазист.

       –     Пусть это будет сон, – согласилась она. – Но почему ты связан?

       –     Они издевались над моим другом, – выдохнул Роман. – Теперь я хочу, чтобы они были наказаны…

       Опять послышался оклик Марата:

       –     Але! Чучело! Ты че здесь виляешь задом?

       Роман явственно ощутил идущий от старушки неземной холод. Он завороженно уставился на ее тонкий не по погоде капюшон, который, независимо от хозяйки, сам по себе плавно раскачивался в разные стороны.
       Их глаза встретились, и Романа охватила непонятная слабость. Ему показалось, что она втягивает его внутрь себя...

       Старуха пронизывала его взглядом, и цвет ее глаз ежеминутно менялся. Неожиданно лицо ее налилось кровью, губы странно зашевелились. Это не было похоже на шепот. Исходивший из горла звук скорее напоминал тихий вой матерого волка, который был доволен победой.
       Она наклонилась, будто высматривая что-то в темноте, и вдруг начала трястись. Ее трясло все сильнее и сильнее. Через минуту все тщедушное тельце содрогалось так, слово она вышла раздетой на лютый мороз…
Внезапно Роман почувствовал, что узлы, намертво затянутые на его онемевшем теле, стали слабеть, веревки завибрировали, зашевелились и свалились к его ногам.
Вдалеке в темноте что-то ухнуло, и налетевший ветер закружил мусор и расшевелил костер.

       –     У тебя все будет хорошо, – сорвался с ее губ легкий шепот.

       Глубоко дыша свободной грудью, ошеломленный Роман смотрел, как она постепенно исчезает в зыбком свете костра. Откуда-то издалека до него донеслось:

       –     Будь осторожен… Пистолет у него слева, за поясом… После беги по тропе к берегу, тропа выведет в нужное место…

       Краем глаза он уловил мелькнувшую сбоку тень: огромными скачками бандит несся к старухе. За два шага до цели Роман успел перехватить его сжатую в кулак руку и нанес удар по челюсти, вложив в него всю свою ненависть.
       Марат закачался, пытаясь ухватиться за пустоту, и стал медленно оседать.
В ту же секунду Роман прыгнул сверху и выдернул у него из-за пояса пистолет.
Сбитые с толку пятеро пацанов с испугом таращились на своего главаря и не двигались с места.
       Зек очухался быстро. Лежа на земле, осторожно дотронулся дрожащей рукой до подбородка, затем попробовал открыть рот и болезненно скривился. Безумные глаза, наполненные страхом, судорожно вращались, едва не вываливаясь из орбит. С трудом сфокусировав взгляд, он увидел направленный на него пистолет и смертельно побледнел:

       –     Ты… это… – пробормотали его губы, – он заряжен...
 
       –     Знаю, – глухо бросил камазист и шагнул к нему.

       Дуло пистолета в дрожащих от напряжения руках перемещалось вверх, затем вниз… неожиданно останавливалось напротив сердца… спускалось ниже...

       –     Ты… ты не играй так… – простонал Марат.

       Прозрачный силуэт почти исчезнувшей старухи остановился около лежащего на земле Марата. Она тоскливо заглянула в его глаза, будто пытаясь разглядеть в них что-то ей одной ведомое. Но так и не обнаружив, глубоко вздохнула и подняла голову. На лице расплылась удовлетворенная улыбка, обнажившая ряд ровных белых зубов.

       –     Ведьма! – вытаращив обезумевшие глаза, потрясенно выдохнул Марат.
Не переставая улыбаться, старуха исчезла.

       А может, ее и вовсе не было?

       Бандита трясло крупной дрожью, в вытаращенных глазах застыл ужас. Он с силой вжался в землю, чувствуя, как по всему его телу, от головы до кончиков пальцев, разливается мертвенный холод…

       –     Не надо, – закрываясь от пистолета, Марат в ужасе поднял грязную правую руку с раскрытой ладонью. – Не надо!

       Глаза зека, в которых еще горел огонек надежды, бегали из стороны в сторону в поисках спасения. Левая рука непроизвольно шарила по земле: он не мог поверить, что его оружие так просто перекочевало к врагу.
       Смрадная вонь, висевшая в воздухе, густой пеленой окутывала полигон со всех сторон, становилась все плотнее и удушливее, словно старалась разогнать озлобленных парней.

      –     Слушай, тварь, – прошипел Роман. Он готов был разрядить всю обойму в ненавистное лицо бандита, олицетворяющего для него мерзость жизни, с которой ему пришлось столкнуться. – Я хочу знать, кто за тобой стоит, коль ты так просто решил меня убить…

       Зек задышал глубоко и прерывисто, из гортани вылетел хриплый стон:

       –     Не надо… Прошу тебя… – затравленно смотревшие на Романа глаза медленно закрывались и открывались. Он понимал, что надеяться ему попросту не на кого. Пятерых глазевших пацанов давно уже как ветром сдуло. – Я все расскажу, – гнусаво просипел он.

       Огонь в костре потрескивал, ворчал и перебирался на другие поленья, охватывая их  желто-красными языками пламени. Играл с дровами, шипя и подбрасывая высоко в небо горячие желтые искры. Те кружились, высвечивая темноту неба и, гонимые ветром, медленно умирали.

       Вжавшись в землю, зек с искаженным болью лицом заговорил:

       –     Это Прокурор попросил нагнать на тебя жути… наверно, чтоб прочувствовал...

       Он неотрывно смотрел в глаза Романа, пытаясь понять его реакцию.

       –     Я так понимаю, он тебя в дольщики надыбал… Стало быть, ты у него должен быть в шоколаде. Прокурор – человек дела… Любит ловить тишину, с лишними расспросами не лезет… Братва его за то уважает…

       Он немного помолчал и хрипло признался:
      
       –     Ну, чего ваньку валять… переборщили мои пацаны, встряхнули тебе кукушку. А ты меня ловко на измену посадил…

       –     Захлопни пасть, – Романа всего трясло. Глаза застилала пелена ненависти, в груди невыносимо жгло. Сейчас он готов был разорвать бандита на части. – Давай по существу…

      –    Я и так по существу…
   
                ***

       Три дня назад. Воскресенье.

       С приходом ночи полигон накрылся черным туманом.
Олег Николаевич заглянул к Софье: в комнате стояла сонная тишина. Бесшумно прошел к столу, собрал оставленные с вечера бумаги, в которых она отмечала информацию, полученную от Ладьи.
       Осветив листок фонариком, вскользь отметил для себя несколько важных цифр и удовлетворенно вздохнул.
       За темным шкафом слышалось тихое, размеренное дыхание Софьи. Он немного постоял, прислушиваясь, и улыбнулся этому спокойствию.
Выходя из вагончика, машинально глянул на небо и бесшумно надавил на дверь. Внутри щелкнула задвижка.
       Теперь он мог быть уверен, что крепкий сон девушки никто не потревожит.
Осенняя ночь встретила его влажным ветром.
       Надо было торопиться: такси давно уже ждало на трассе. Олег Николаевич закурил сигарету и широко зашагал, подняв короткий воротник пальто.
Неожиданно тихо зашелестел по полигону дождь, сбрасывая с черного неба мириады мелких капель…

       Прокурор ускорил шаг. Луч фонаря понесся впереди, освещая тропинку, ведущую на трассу…

       Ох уж этот дождь! Его таинственный шепот всегда напоминает, что небо живет своей жизнью, а непогода навевает мрачные мысли, и они, как мураши, неизменно начинают копошиться в его седой голове.
       Вот и сейчас дождь накручивает, вытаскивая из дальних уголков памяти самое неприятное, вселяя страх за то, что ждет впереди. Перед глазами Прокурора замаячило лицо Марата. Его ехидная улыбка и подлые прищуренные глаза, в глубине которых время от времени вспыхивают злобные зеленые искры. В такие моменты он становится неадекватным и ведет себя как выключенная лампочка: ничего не слышит и не видит…

       И только хриплый голос его через нос шепчет:

       –     Я тебя знать не знаю, так что вали туда, откуда пришел…

       Рука зека с растопыренными пальцами вытянулась перед его лицом, и, как по мановению фокусника, в ней возник пистолет…
       Видение было настолько живо, что Прокурор непроизвольно отпрянул в сторону и поморщился. Он помнил, что эта наглая морда еще не ответила за тех пацанов, которые находятся сейчас в полиции… А их допрос может серьезно повлиять на бизнес…
       Олег Николаевич очень хотел, чтобы общие дела с этим придурком закончились как можно быстрее. Но пока он был ему нужен. Только он мог быстро организовать поставку ребятишек. Бомжихи его боялись, и, пользуясь этим, он умело их убалтывал…

       Сегодня в кафе надо будет поднять тему по его пацанам. Момент подходящий: в обществе блатных наглость Марата не прокатывает…
       Да и вообще, осточертела ему вся эта «блоть», надоела по самое не могу. Пора завершать отношения со всеми этими придурками и сматываться… Оборвать все контакты раз и навсегда, главное, сделать это вовремя.
       Голову неприятно сдавливало – непогода, наверное. А может, оттого что все его мысли занимал этот мерзкий тип Марат… Он на секунду закрыл глаза и крепко потер виски ладонями. Боль утихла, тягостные ощущения стали постепенно отдаляться, поблекли и утонули в сознании…

       Ему представилось, как он босыми ногами шлепает по пляжу… тишина… и только тихий плеск волн, набегающих на песчаный берег Черного моря…
С неба так же сеет моросящий дождь. Он хмурит брови, сожалея, что нечем прикрыть голову, а мимо него, совсем рядом, проходят ребятишки… Сколько же их! Все мал мала меньше, с разноцветными зонтиками в руках… И все как по команде дружно приветствуют его: «Добрый день, дядя Олег! Добрый день!»
Что за чертовщина! Откуда их столько?! И почему он их всех узнает? Он шарахается в сторону… Они снова рядом и что-то звонко кричат ему…
Зачем они здесь? Я же обменял их на деньги! Они не могут находиться тут… Для них нашли хорошие семьи… и все должно быть хорошо…
Хотя… откуда мне знать? Их судьба сейчас потемки… Но ведь оставаться на полигоне они не могли… это временное пристанище для смертников…
Мысли лихорадочно заметались. Он тщетно пытался найти хоть какое-нибудь оправдание для себя.

       И вдруг вспомнил:

       –     А деньги? Где мои деньги? Мне что, вернули товар… и они сейчас кричат и радуются… Брал я деньги с собой или нет…
Нет, не может этого быть… это бред…
Никто не знает, что в его комнате в вагончике есть потайной лаз. Да, деньги должны быть там… я не вез их с собой…

       Он неожиданно развернулся и побежал… ноги сами несли его по темному сырому песку, оставляя в нем углубления от подошв…
       В это время легкий порыв ветра пронесся над его головой. Тупой удар в затылок ошеломил его, ввел в ступор. Рядом с глухим стуком упала короткая дубина…

       Вздрогнув всем телом, он нервно дернулся в сторону, но не упал. Грузная фигура напряглась от удара, слегка согнулась и застыла на месте. Каждая клеточка могучего организма вибрировала от натуги… надо удержаться на ногах, устоять.
В глазах появился голубой туман, который вяло крутился и сгущался…

       Он чувствовал, что ноги стали ватными и теперь двигались медленно и плавно. Все напоминало сон… Хотелось только одного – упасть в темноту и уснуть. Здесь и сейчас. Или это уже и был сон?
       Пошатываясь, Олег Николаевич медленно развернулся. Луч фонарика скользнул по сырой земле и замер, наткнувшись на копошившегося в грязи маленького худого бомжа. Темная ветровка на нем была совсем мокрой, капюшон тряпкой висел на голове и то и дело наползал на лоб, закрывая мутные глаза. Рядом стояли двое обомлевших подельников, тупо таращась на мужика в пальто…

       И явь наступила.

       Ярость закручивалась в спираль, в глазах вспыхнул жестокий огонек, и пальцы в такт каким-то ритмам зашевелились, запрыгали, словно играя на пианино, а через секунду задрожали…
       Первым желанием было выхватить из кармана пальто «Удар», стреляющий газом… Глубоко дыша и покачиваясь, он неимоверными усилиями старался обуздать помутившее его сознание бешенство. Постепенно пелена перед глазами стала рассеиваться. Предметы обрели четкие очертания, и сквозь стук крови в ушах до него донесся хриплый голос:

       –     Извини, Прокурор, не признал.

       Пытаясь сохранять спокойствие, Прокурор долго в упор разглядывал коротышку, а затем негромко бросил:

       –     Повезло тебе… сегодня… Я сейчас тороплюсь.
Бомж засуетился, откинул назад капюшон и взволнованно пробормотал:

       –     Ты, это… того… не кипишуй, – он виновато смотрел на Прокурора широко открытыми глазами. – Мы же ничего такого… Просто мимо проходили, ну, из города… вот, шли к себе дрыхать.

       –     Меня не интересуют ваши желания.

       Бомжи молча переглянулись между собой, сопя и переминаясь с ноги на ногу. Затем сиплый голос осторожно добавил:

       –     Ну, мы тогда… раз так… пойдем…
Они обошли Прокурора стороной и растворились в темноте.

       Глава 13

       Эту шваль Олег Николаевич знал давно и не понаслышке, за годы общения изучил со всех сторон. Они всегда вызывали у него отвращение. С таким контингентом надо быть всегда начеку, расслабляться нельзя.
       По выходным, когда завоза не было, многие жители полигона, напялив на себя то, что находили при сортировке мусора, шли в город. Слонялись по знакомым улицам, заглядывали на базар, где тут же натыкались на своих собратьев, и, нахлеставшись всякой дряни, здесь же падали под кусты. А самые стойкие отыскивали заброшенные киоски, где можно было продолжать праздник…
К вечеру, очумевшие от пьяного угара, поднимались, отряхивались от вонючей грязи. Блуждающими глазами искали, чем похмелиться, надеясь на счастливый случай. Удача выпадала редко. И те, кому не повезло, медленно, унылыми кучками, обходя полицейских, пробирались к себе на полигон…
       Только тут, в своих землянках, они чувствовали себя в безопасности. В темных вонючих норах эти люди обретали желанную свободу и покой, когда можно засыпать без страха…

                ***

       Бомжа-коротышку он узнал. Он потом с ним поговорит.

       На полигоне чувствовали его силу, побаивались и уважали. Многие бомжи приходили к нему за советом, рассказывали о своих проблемах. Он только слушал и ничего не отвечал…
       Бродяги выплескивали наболевшее, жаловались, а выговорившись, замолкали и уходили.
       Иногда он все же говорил, но это был не совет, а так, размышление вслух, ни к чему не обязывающее: «…тот, кто сам выбрал свой путь, не ищет совета, как по нему идти…»
       После разворачивался и уходил в вагончик. Чужие беды мало волновали его.
       Каждый в этой жизни сам борется за свое место под солнцем.
       Он торопился, до такси было уже недалеко. В салоне автомобиля ему стало спокойнее, сказал водителю адрес и название кафе…

       При воспоминании о последней встрече в кафе его передернуло. Присутствовать на таких сборищах ему становилось все труднее. Глядя на лица бандитов, сидевших с ним за одним столом, он видел, что они его не понимают. Ладно бы только его... Так они и друг другу готовы глотки перегрызть, едва не сцепились там же…

       Казалось, в их головах есть место только для одного – всепоглощающего желания наживы… Идиоты! Они не понимали, что любой криминал – это, в конечном счете, тюрьма, избежать которой не удастся практически никому. И длительность отсидки напрямую зависит от масштаба того или иного преступления. Тогда он чуть ли не в крик пытался достучаться до этих так называемых бизнесменов: «Вы должны понимать, что в один прекрасный день лафа закончится. Это непреложный закон, так устроена жизнь. Любой криминальный бизнес имеет начало и почему-то быстрый конец. И я здесь не открываю Америку. Так что думайте мозгами, а не задним местом…».

                ***

       Марат выпученными глазами уставился на Романа и после недолгого молчания кивнул. Кривая ухмылка исказила лицо.

       –     Хочешь по существу? Пожалуйста... В воскресенье братва собиралась в кафе… Разговор был о пацанах, ну, которых ты полиции сдал… Прокурор сказал, что тебя надо уму-разуму поучить… только не переборщить… Ну, вроде как ты ему еще нужен для дела…

       –     Дальше, – Роман не узнал свой голос, который сейчас больше напоминал рычание.

       –     Подбрось файку (сигарету), посмолить невтерпеж…

       Марат осторожно повертел головой – кругом плотной стеной стояла темнота, и только костер еще изредка вспыхивал неярким пламенем, слабо освещая лицо Романа. Значит, возможность сбежать не исключалась…

       –     Я хочу знать, – процедил сквозь зубы Роман, – на какое дело вы меня подписали…

       –     Откуда я знаю? Ты сам бумагу подписал…

       –     Сказали – узнаю потом…

       Лежа на земле, зек украдкой поглядывал в разные стороны. Темнота подступила к костру еще ближе. В двух шагах от него черной тенью нависал камазист, и пистолет в его руках постоянно отвешивал поклоны, как бы выбирая место для пули.

       –     Так вот… в воскресенье Прокурор, как боевой петух, вовсю разносил братву… Говорил, что в отлаженной схеме механизм начал давать сбой…
Марат хмыкнул и, приподнявшись, сел.

       –     В общем, нахватался верхушек… Пацанов, как первогодков, отчеканивал…

       –     Ты мне короче расклад давай…

       Марат ощерился, кривя губы, и загундосил дальше:

       –     Ну, расклад такой: Прокурор сказал, что у него имеется договоренность с уважаемыми людьми… Я ему уже подготовил пять детей… тем более, что бабки за них эти люди готовы выложить сразу…

       –     Что за машина? Кто будет сопровождать детей?

       –     Ну, я думаю, вместо Никиты, бывшего водилы, ты пойдешь. А за щеглами Ладья будет присматривать…

       Роман молча слушал зека, ошеломленный его признанием. В голове все смешалось: Прокурор, его забота о Софье, предложение подзаработать… Не опуская оружие и держа Марата на мушке, наклонился, подкинул в затухающий огонь веток и толстых сучьев. Костер, будто обрадовавшись новой жертве, с полной силой взметнул свое пламя вверх, громко затрещал и стал разбрасывать искры… 
Камазист тихо прохрипел:

       –     Так это и есть бизнес Прокурора?

       –     Че ты меня об этом спрашиваешь? – в зрачках зека, отражавших свет костра, смешались страх и безумие. – Сам же договор подписывал… Значит, лучше меня должен знать…

       –     Что еще тебе известно? Рассказывай, не тяни!

       Марат тоскливо огляделся по сторонам. Он остался в полном одиночестве и знал, что может рассчитывать только на себя. Никто не собирался его спасать, команда давно испарилась, бросила…

       Глядя на опухшее от побоев лицо парня, которое в настоящий момент казалось ему зверским, зек понимал, что пощады не будет. Это лицо вызывало в нем животный ужас и желание исчезнуть, раствориться. Сейчас он чувствовал себя мерзким червяком, готовым зарыться глубоко в землю, чтобы избежать справедливого возмездия.

       –     Ну, я и говорю… Прокурор с братвой ребятню на полигоне собирают… Только я не знаю, куда он их дальше…

       –     Подожди, ты же сказал, что сам их уговариваешь …

       –     Ну, и я тоже… должен же я что-то жрать… – огрызнулся зек. – Этих бездомных на помойке полным-полно – как саранча, в мусоре копошатся… Это что, по-твоему, жизнь? А так, если повезет, то в хорошую семью попадут. Все равно рано или поздно помрут здесь, кому они нужны? А мы вроде как доброе дело делаем…

       В его голове всплыла вчерашняя встреча с бомжихой.

       Ее болтало в разные стороны, но худые пальцы цепко держались за выступающий кусок шифера, накрывающего ее землянку. Легко одетая в замызганное тряпье, женщина дрожала от непогоды. Ее затуманенные глаза то закрывались, то открывались, она никак не могла сосредоточить уплывающий взгляд на мужике, который стоял напротив. От контрафактного пойла ее тошнило, неприятные звуки вырывались наружу…

       Заплетающимся языком она еле выговорила: «Нет, нет…»

       –     Тогда деньги возвращай, – взревел он и угрожающе шагнул к ней.

       Осунувшееся сморщенное лицо замерло, темно-синие круги вокруг впалых мутных глаз, казалось, стали еще шире.
       Тонкий визгливый голос растянулся в крик:
      
       –     Ты же не опека… ты не можешь забирать дите…
      
       –     Чего орешь, дура, – в его глазах засверкали молнии. – Смотри у меня, сейчас на бан (вокзал) отправлю, будешь своей некрашеной мордой пассажиров пугать…

       Бомжиха со страхом уставилась на зека.

       –     Ну, че ты, че ты злишься... Дашь на выпить?

       –     Пацана сегодня подготовь, чтоб мозги не парил, слышь? Настрой его, что он в хорошую жизнь стартует.… Тогда по деньгам и поговорим. Поняла?

       –     Да поняла, поняла…

       –     В одиннадцать вечера зайду.
Зек вспомнил, как хотелось врезать ей по пьяной бессмысленной морде, но сдержался.

       Глава 14

       –     Чего заткнулся? – с угрозой в голосе произнес Роман.
   
       –     А что говорить? Вроде все рассказал, – тяжело вздыхая, загундосил Марат. – Ты это, слышь… Братва тебя не отпустит просто так… Сам же бумажки подписал… да и про наши дела знаешь…
       В кармане зека заиграл телефон. Знакомая музыка, такая же была и у Романа. Камазист машинально потрогал свои карманы – телефона там не было.

       –     Вытаскивай аппарат, – приказал он.

       –     Да не кипишуй ты… На, забирай…

       Зек аккуратно вытащил мобильник и протянул Роману, исподлобья следя за ним. Как только тот коснулся корпуса, резко приподнялся, молниеносно схватил руку водителя и с силой рванул на себя.
       Уже падая, Роман с размаху опустил рукоятку пистолета на голову зека. Тот пронзительно взвизгнул, опрокинулся назад и рухнул на землю. Потерявший равновесие Роман растянулся рядом, но, несмотря на боль, пронизавшую все тело, тут же поднялся и взял продолжавший играть телефон. Увидев номер звонившего, немного помедлил, перед тем как нажать кнопку приема, и поднес к уху:

       –     Да…

       –     Это Олег Николаевич, – хрипло проговорила трубка. – Ты сейчас где?

       –     Это не имеет значения. Вы что-то хотели?

       Роман на расстоянии почувствовал, как Прокурора передернуло от его вызывающего тона. Голос в трубке стал резким и злым.

       –     Хотел… Слушай меня внимательно. Когда ты мутил с Софьей, это никого не касалось – твои проблемы. Но дальше от тебя пошел головняк… и это стало мешать нашему делу…

       –     А теперь вы послушайте... Я должен сказать… – голос Романа завибрировал на высоких нотах, готовый сорваться в крик. Он на несколько секунд умолк, стараясь взять себя в руки. Успокоившись, тихо проговорил: – Мне плевать, что у вас там за дела… Я отказываюсь с вами работать…

       Трубка надолго замолчала, а затем мирно проговорила:

       –     Ну-ну, парень, не заигрывайся! Давай так: приезжай сегодня вечером в кафе, часикам, скажем, к одиннадцати. Ты сделал столько неправильных шагов, что надо о многом поговорить.

       Ответа не последовало.

       Олег Николаевич повертел мобильник в руках и, крепко прижав к уху, раздраженно бросил:

       –     Жду… в кафе.

       Его указательный палец грубо опустился на кнопку «отбой».

       На земле со стоном зашевелился Марат.

       –     Очухался, козел вонючий! – Роман взвел курок. – Выкладывай, о чем со мной собирается говорить Прокурор?
Зек зло выпучил на водителя глаза:

       –     Ты что, совсем не догоняешь? Ну, если ты еще не понял, у нас все серьезно. Если лечить (врать) начнешь или свалить от нас хочешь, за это и грохнуть могут… Так что уймись, пацанчик, трещать тебе никто права не давал.

       –     Откуда он узнал, что я встречаюсь с Софьей?

       –     Да ты совсем рехнулся? Не знать самого простого… – зек криво ухмыльнулся. – Догоняй сам… она ведь в курсе многих дел Прокурора… а такие, как правило, не жильцы...

       –     В смысле? – в груди Романа что-то екнуло и оборвалось.

       –     В том самом… Да ты ей сам позвони, – глаза зека светились злорадством. – Я думаю, она не ответит… Снюхалась с покалеченным полицейским, какие-то лекарства ему доставала у своей тетки…
Взгляд Романа стал безжизненным, руки мелко затряслись. Он нажал на вызов знакомого номера. Раздались длинные звонки. «Ну, ну, – шептали губы, – возьми, возьми…»

       –     Да, – раздался незнакомый мужской голос.

       –     Вы кто? – Роман почувствовал, как лицо обдало жаром, словно на него направили вентилятор с горячим воздухом.

       –     Следователь по особо важным делам….

       –     Нет… нет… это же телефон Сони…

       –     Я так понимаю, вы Роман?

       –     Да…
   
       –     Роман, вам надо завтра прийти ко мне на опознание девушки…

       –     Вы о чем…

       –     Должен сообщить… Сегодня днем ее сбила машина, скрывшаяся с места преступления… В телефонной книжке записан ваш номер, по которому вы сейчас звоните… Ну и телефон Гриши… Он пояснил, что дал ей на всякий случай – у нее тетя работает где-то в аптеке…

       Роман почувствовал, как в голове стал бить колокол… Он бил все громче и громче… так что нельзя было разобрать, что еще ему говорил следователь. В ушах стоял пронзительный завывающий звук, переходящий в повторяющуюся трескотню…
Потом сквозь удары колокола и трескотню донеслось:

       –     Вы меня слышите? В реанимации, не приходя в сознание, девушка умерла… Будьте завтра… это важно…

       –     Это был черный джип, – выдавил Роман чужим голосом.

       –     Да, очевидцы так и сказали. А вы откуда это знаете?

       –     Я… приду… завтра…

       Трубка замолчала.

       Роман стоял неподвижно, сжимая мобильник и невидяще глядя куда-то вдаль. Неожиданно лицо его исказила судорога, в глазах зажглись огоньки. Он перевел взгляд на зека и прорычал:

       –     Тва-а-а-ри... падла, говори, пристрелю, кто это сделал…

       Пошатываясь, шагнул вперед, пистолет заплясал в его руках.

       –     Ты… ты… это… – Марат, выпучив глаза и содрогаясь всем телом, елозил по земле задом. – Не надо… – сипло заскулил он, отползая от разъяренного камазиста. – Не я это… не я… Я весь день находился на полигоне…

       –     Кто… – хрипел Роман, надвигаясь на зека. – Тварь, мне терять нечего...
Марат не отрывал глаз от маленького черного отверстия, откуда на него смотрела смерть.

       –     Убрать приказал Прокурор, – тихо прошептал он. – Я в этом не участвовал…

       Яркая вспышка в голове была похожа на взрыв. Роман ощутил резкую боль в висках, глаза застилал серый туман…

       Зек с ужасом смотрел на странное поведение камазиста, который схватился за голову и зачем-то стал приседать… После рука с пистолетом поднялась, и дуло стало рыскать в темноте в поисках цели…

       Марат встал на четвереньки и, виляя задом, по-черепашьи попятился от этого бешеного…

       Через секунду тело его начало медленно растворяться в темноте, сливаясь с ночью. Он не решался подняться и бежать, боясь, что это может спровоцировать камазиста на стрельбу…

       Двигаясь ползком по мусору, зек постепенно приближался к глубокому котловану в виде гигантской чаши, доверху заполненной темной тягучей жидкостью. Этот свалочный резервуар, образовавшийся за счет дождей и мусора, принесенного сюда потоками воды со всех концов полигона, напоминал вместилище ада. Вонючий полигон изрыгал из своего тела целый букет ядов, состоящий из удушливых испарений органических и неорганических веществ.
       Марат опомнился, только когда оказался на краю этого гниющего болота.
Вдалеке при свете костра он еще видел сидящего на корточках парня.
Зек не мог вспомнить, как оказался здесь, в этом гиблом месте, где нашли свой конец многие непокорные. Густая вязкая жижа поглотила их, и они исчезли бесследно.
       Он уставился в яму и увидел черное отражение неба…
       В жаркое время года один только запах тут вызывает головокружение и галлюцинации, а осенью из-за дождей гниение усиливается, и тогда это ужасное место становится опасным…
       Словно завороженный, он неотрывно смотрел на мрачно темнеющую неподвижную поверхность. Неожиданно кусок глины под его рукой отвалился. Боясь шелохнуться, он замер. Через секунду зашевелились и отвалились еще два увесистых кома. Тяжело скатившись вниз, обрушились в зыбкую массу, издавшую глухой выдох.
Марат зажмурился и резко открыл глаза: там, внизу, засверкало множество огоньков…

       В памяти всплыл эпизод из детства, когда он на рыбалке ходил вдоль ночного берега и расшибал ногой поваленные трухлявые тела деревьев. И вдруг у одного такого полуистлевшего бревна из-под ноги вылетели и веером рассыпались тысячи фосфорических огней. Он тогда охнул от восторга, присел и долго смотрел на это чудо. То было детство, удивительное время, когда на каждом шагу можно встретить диковину…

       Детские воспоминания улетучились в тот момент, когда под ним отвалился новый ком и, увлекаемый своей тяжестью, быстро заскользил в пропасть.
Со дна всколыхнувшегося котлована поднялся тяжелый зловонный запах, от которого нельзя было укрыться. Он заползал в человека через нос и рот, неотвратимо заполнял собой все тело…

       Перед глазами Марата поплыли розовые круги…
       Он вздрогнул, словно увидел страшный сон, все его тело затрясло. Парализованный страхом, Марат лежал, боясь шевельнуться, а в это время смрадный воздух становился все плотнее и гуще. Словно огромный тяжелый великан, он опускался на голову и плечи, с силой вдавливал в землю…
       Марат снова заглянул в яму, и от ужаса глаза его забегали в разные стороны, зрачки наполнились красно-желтым светом и засветились в темноте. Он невольно дернулся, и комья один за другим посыпались вниз, лишая тело опоры и заставляя балансировать на краю…

       В последнюю секунду зек замер. Откуда-то изнутри его организма вдруг вырвался испуганный, тоненький голос и понесся, запинаясь об мусор, по черному полигону:

       –     Води-ла-а-а! Спа-си-и-и! Спа-си-и-и...

       Большая глыба мусора зашаталась под его телом и стала медленно отваливаться от края, увлекая за собой Марата…

       Вязкая полужидкая масса расступилась и неторопливо поглотила его…

       Глава 15

       Шатаясь и ничего не видя вокруг, Роман подходил к КАМАЗу.

       –     Дядя Роман, здравствуйте, – детский голос, донесшийся от задних колес тяжелой машины, заставил его очнуться.

       Роман вздрогнул от неожиданности и направил слабый луч света уже подсевшего мобильника в ту сторону. За колесами послышался хруст, и в освещенный круг, щурясь,  выступил мальчишка.

       –     Тезка, ты что ли?

       Ребенок кивнул головой. Путаясь в полах длинного, не по размеру пальто, он торопливо пошел навстречу Роману. Кепка с маленьким круглым козырьком сползала ему на правое ухо и смешно шевелилась при ходьбе. Он то и дело с досадой поправлял ее, возвращая на место.

       –     Ты чего по ночам шарахаешься?

       Он уже был рядом и протянул маленькую худую руку. Роман слегка потряс ее, ощутив холод хрупкой ладошки.

       –     Ну, рассказывай, тезка, чего у тебя такой испуганный вид… Что-то случилось?

       –     Дядя Роман, я не хочу к новым родителям, – с трудом выговорил мальчишка, и из глаз его хлынули слезы. Он обеими ладонями растирал их по щекам и беспомощно моргал длинными ресницами. – Меня и Витьку хотят завтра забрать… мамка опять пьяная… я от нее сбежал… Витька должен вот-вот подойти…

       –     Успокойся… сейчас разберемся… Кто тебя должен забрать?

       Мальчуган набрал полную грудь воздуха и, всхлипывая, перешел на сбивчивый шепот:

       –     А я видел, как Марат упал в волчью яму… оттуда никто не возвращается…

       –     Ну ты глазастый, – Роман огляделся по сторонам: кругом было тихо, только ветер носился по темному полигону. – Рассказывай, когда за тобой должны прийти.
 
       –     Вчера приходил Марат со своими пацанами, мамку застращал. Сказал, чтоб в четверг, ну это завтра, мы были готовы. И нас отвезут жить к новым, хорошим родителям…

       –     А что, такое уже бывало? Ну, чтобы кого-то отдавали другим родителям?

       –     Да, один раз меня тоже забирали. Нас тогда четверо было, все пацаны моего возраста... Повезли на почтовой машине… Дяденьку, ну, который водителем был, вроде Никитой звали. У меня еще живот сильно болел, спасу нет как крутило… Ладья меня в кабину взял… а когда уже совсем невтерпеж было, останавливался, чтоб я в кусты бежал. Остальные ребята в кузове сидели…

       Один раз остановились… ну я недалеко от дороги в кустах присел… еле успел… Слышу, Ладья по телефону ругается, орет, что уже заколебался со мной… не дорога, а сплошное мучение… и что, как приедем, отдаст меня какому-то толстому, пусть, мол, он со мной мучается, а то слишком на деньги жаден. Я так понял, что ни в какую семью он нас не везет и другими родителями здесь и близко не пахнет… Ну, тогда и сбежал…
       А ребят, которых со мной везли, больше не видел… они на полигон не вернулись…

       –     Понятно... Тебе сейчас есть куда спрятаться?

       –     Ага, а то как же, – мальчишка зашмыгал носом и махнул худенькой ручонкой куда-то в темноту. – Вон землянок брошенных кругом полно… Щас Витька придет, что-нибудь придумаем…

       Роман вытащил из кармана джинсов тысячу рублей.

       –     На вот… возьми на всякий случай. И сидите с Витькой тихо, никуда не высовывайтесь хотя бы сегодня и завтра. Я что-нибудь придумаю…

       –     Спасибо, дядя Роман. Пойду Витьку дожидаться…

       –     Постой-ка… – Роман присел на корточки и, взяв мальчишку за худенькие плечи, повернул лицом к себе. – Слышь, тезка, у меня друг есть… в полиции служит… Давай я его попрошу вас с Витькой в хороший детский дом пристроить? Там кормить будут, тепло… учиться начнешь. Ты уже не маленький, сам понимаешь – какое тут, на помойке, житье… Что скажешь?

       Мальчишка засопел и после короткого раздумья отрицательно замотал головой.

       –     Не-е-е… Я туда не пойду. У нас на полигоне много детдомовских, и все в команде Марата. Хотя… его же теперь нет… он ведь в яме…

       –     Что ж, тебе решать, уговаривать не буду… Каждый сам выбирает свою дорогу в жизни.

       Мальчишка задумчиво поскреб затылок грязными пальцами и решительно заключил:

       –     Нет! Пока как-нибудь перекантуемся, а там…

       –     Ну, смотри, зима на носу, вот-вот морозы начнутся. Я на всякий случай оставлю его телефон и записку напишу, а там как знаешь…
Разговор прервал неожиданно вынырнувший из темноты Витька. Он по-взрослому протянул Роману руку, другой придерживая спадающие штаны, и заявил:

       –     Слышь, Ромка, я тут ваш базар с водилой услышал… Ну, про то, что в детский дом… Думаю, может, и правда, попробовать?

       –     Ну, если ты не против, так я тоже согласен… вдвоем не страшно, – повеселел тезка. – Пиши телефон, дядя Роман, а то точно загнемся здесь.

       –     Это вы, пацаны, правильно решили. А как устроитесь, я вас навещать буду... Мы же теперь друзья. И не бойтесь там никого… Если что, разберемся.

       –     Спасибо, дядя Роман, только ты обязательно приезжай… ну, когда захочешь... Я ждать тебя буду... – пацан доверчиво заглянул Роману в глаза.

       Роман отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение. Достав из кабины путевку, на обратной стороне написал: «Привет, дружище! Если можешь, помоги моему тезке и его приятелю устроиться в хороший детдом. А то здесь, на полигоне, им хана. Твой телефон я им дал. Остальное расскажу при встрече, тороплюсь, дела».

       Сложил листок вдвое и протянул Ромке:

       –     Спрячь подальше. И завтра же идите к нему, он сейчас в городской больнице. Только сильно не светитесь… аккуратнее, в общем…

       Он пожал пацанам руки, и те исчезли в темноте.

                ***

       Роман потянулся, чтобы открыть кабину. Каждая клеточка избитого тела при движении отозвалась ломотой и болью.
       Двигатель КАМАЗа завелся легко. Роман устало откинулся на подголовник и закрыл глаза. В кабине, навевая сон, тихо урчал работающий двигатель. На мгновение страшные события сегодняшнего дня отодвинулись куда-то на задний план и померкли. Но через короткое время парень выпрямился, включил скорость и положил руки на руль. Лицо его приняло выражение уверенности.

       Он уже знал, что надо делать, и решение было окончательным.

                ***

       Над входом в кафе, приветливо подмигивая прохожим, носились друг за другом огоньки разноцветных гирлянд.
       Стены кафе были сплошь из стекла, и из кабины КАМАЗа можно было, не напрягаясь, видеть сидящих с правой стороны от входа пятерых мужчин. Понаблюдав за ними, Роман быстро оценил обстановку.
       Собеседники что-то обсуждали, склонившись над столом и едва не сталкиваясь лбами с сидящими напротив. Разговор шел на повышенных тонах и, похоже, грозил перерасти в потасовку, потому что разгоряченные спорщики то и дело начинали махать руками, вырисовывая в воздухе какие-то непонятные фигуры.
       Судя по всему, договориться пока не получалось.
       Присмотревшись внимательно, Роман легко узнал среди них знакомого громилу. Тот явно нервничал и часто вскакивал, с грохотом отодвигая стул ногой. Поднявшись из-за стола, он тер правое ухо, словно он его отлежал, махал на толпу рукой и выходил на улицу покурить. Топтался на крыльце, нервно затягиваясь дымом, затем возвращался в кафе и усаживался за стол.
       Машина на соляре работала ровно. Он наклонился вперед, пытаясь сквозь стекло кабины разглядеть мужиков, сидящих рядом с громилой, и правая нога непроизвольно надавила на газ.
       КАМАЗ дико взревел, напоминая разъяренного зверя, его начало трясти…

       –     Фу ты, – вздрогнув, сердито проговорил камазист и откинулся на спинку сиденья.

       Дрожь машины невольно передалась его телу. Он сидел неподвижно, продолжая пристально вглядываться сквозь опускающийся сумрак в окна кафе…
КАМАЗ заурчал уже злее и настойчивее…

       Там, за столиком в кафе, люди, видимо, наконец пришедшие к согласию, уже хохотали и чокались.
       Никто из них не чувствовал притаившуюся во мраке невидимую опасность.
       Роман по-прежнему всматривался в сгущавшуюся темноту. От напряжения глаза заволакивало слезами, они бесшумно скатывались по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки. Роман не замечал их…

       –     Черт! – наконец опомнившись, выругался он. – Ни хрена уже не видно.

       Протер глаза руками и с удивлением обнаружил, что лицо у него мокрое от слез. Собрался было подъехать ближе, но, опасаясь быть замеченным, передумал и остался на месте.
       Ноги от долгого пребывания в неудобном положении совсем затекли. Хотелось раскинуть руки в разные стороны и потянуться, чтобы размять онемевшее тело, но он боялся резко шевелиться.
       Ему казалось, что любой, кто увидит его в машине, тут же донесет Прокурору, и он будет обнаружен. А это в его планы не входило…
       И он снова оставался неподвижным. Лишь сильнее, до боли напрягал глаза, чтобы не пропустить главный момент. Сердце неровно отстукивало время, которое тянулось бесконечно.

       И этот момент настал.
       Сердце Романа подпрыгнуло и больно заколотилось.
Прокурор подъехал на такси. Закрывая дверцу, поднял голову и задумчиво посмотрел на небо.
       Оглянулся.
       Постоял пару минут напротив окна кафе, наблюдая, как внутри за столом развлекаются мужчины. Его черное, с коротким воротничком пальто было расстегнуто.
       Он снял кепку, на которую уже успели попасть первые капли дождя, и привычным жестом медленно пригладил на голове короткие седые волосы.
       Вновь глянул на небо и неторопливо зашел в кафе.

       Внезапно Роман почувствовал, как его охватил какой-то первобытный страх. Все это время ему казалось, что в этой засаде он ждал косулю, легкую добычу. Но вместо нее появился огромный мамонт, властелин земли, с дубовой кожей, которую просто так не проткнуть копьем или стрелой.
       Этот животный страх парализовал его, полностью подчинил себе, вытеснив из головы все мысли. Он попытался сосредоточиться, вспомнить, зачем он здесь… что надо сделать… В голове все кружилось… сплошная темная пелена поглотила рассудок, лишив его способности размышлять…

       Нога вновь машинально надавила на газ.

       Машина взревела, испугав проходивших мимо женщину с мужчиной, которые от неожиданности отскочили в сторону…

       Словно сквозь плотную вату до него донеслись визгливые вопли и отрывки грубой мужской брани…

       Он вздрогнул, глянул на них в зеркало. Мутная пелена перед глазами стала постепенно рассеиваться, мысли обрели ясность. Самообладание вновь вернулось к нему, и в голове выстроилось четкое понимание происходящего…

       КАМАЗ взревел, как раненый бык, и, прорезая темноту, понесся вперед, к светящимся красным окнам…
       Через мгновение многотонная туша пронзила стеклянную стену с бегающими огоньками…

       Тысячи осколков стекла вспыхнули яркими искрами и ливнем обрушились на землю, сопровождаемые печальным серебристым звоном…

       От резкого торможения кабина содрогнулась и, кроша лобовое стекло, мощным толчком выбросила тело камазиста…

       Роман почувствовал невыносимую боль во всем теле и пустоту, которая разрывала его на части…

       В последний миг отражение его сознания нарисовало отчетливую картинку: там, под многотонной грудой искореженного металла, он увидел раздавленную человеческую подлость и мерзость города…

       Опухшие губы на разбитом лице тронула улыбка… и он затих…

                ***

       Даже после самой темной ночи всегда наступает рассвет.

       С первыми лучами солнца над мусорной свалкой по всей округе стали разноситься надрывные крики белокрылых чаек, которых называют символом свободы и независимости человека. Эти крики перемежались с хриплым карканьем ворон, хитрых и умных птиц, олицетворяющих силы ада и дьявола.

       Жизнь полигона и его обитателей продолжалась…

       По узкой извилистой тропинке в сторону города, навстречу встающему дню, торопливо шагали две маленькие хрупкие фигурки…