Ничто не открывается нам в своей сущности сразу. На всё своё время… Уже скоро два года как не стало отца, но мне помогает вера в то, что он всегда незримо рядом.
Отец был невероятно образованным и деликатным человеком. Своим присутствием он мог оживить любую беседу и по любому вопросу с ним было трудно не согласиться. Грамоты, благодарности, наградные медали, именные подарки – всё это лежало в письменном столе и никогда не выставлялось на показ. Недавно, пересматривая его армейский фотоальбом, я наткнулся на Грамоту – «младшему сержанту Терешкину Юрию за активную работу по коммунистическому воспитанию молодёжи и в честь 53-й годовщины ВЛКСМ», датированную 24-м октября 1971 года за подписью командира воинской части. В военном билете отца, в графе должность и воинское звание отмечено – командир отделения; старший авиационный механик по электрооборудованию.
Обучаясь в физико-математическом классе, он после окончания школы, с легкостью поступил в ВУЗ. Учась на отлично и, в то же время, объединив свои добродетели, патриотизм и здравомыслие, он, придя в военкомат, буквально напросился на воинскую службу, чем удивил сокурсников и озадачил преподавательский состав. Лишь только его отец, мой дед – Терешкин Петр Григорьевич, который окончил школу ВЦИК (г.Москва), Военно-Политическое Училище (г.Москва), курсы «Выстрел» (г. Солнечногорск) и прошёл Великую Отечественную войну в должности командира батальона – принял решение сына, как поступок настоящего мужчины.
Служба в армии… Военно-воздушные силы СССР… Со слов отца, для него это были два года переосмысления, преодоления и становления себя как личности.
Основой, для изложенных ниже рассказов-крохоток – «Бескозырка» и «Нормальный ход», стали, рассказанные им эпизоды из срочной службы, которую он проходил в небольшом городке. Не ошибусь, если скажу, что воинская часть, расположенная на его окраине, была главной достопримечательностью. Время действия – начало семидесятых прошлого столетия.
С целью избежать бытующее мнение, что при пересказе услышанного, теряются отдельные штрихи или наоборот, на холст излагаемого наносятся дополнительные краски, замешанные на гиперболах и эпитетах, к набившим оскомину повествованиям уволенных в запас, об отрезке времени их пребывания в Вооруженных Силах, я постараюсь быть предельно точным, разве что, с микроскопической долей размышлений, не мешающих главенствовать реальности.
С момента, как вы «облачитесь» в форму рядового, а в нагрудном кармане гимнастерки вместо паспорта разместится военный билет - вас можно считать гражданином страны, название которой Армия. В ней действуют свои законы и правила, основанные на Уставах, которые регламентируют повседневную деятельность военнослужащих. Например, Устав строевой службы научит правильно ходить, совершать повороты и развороты, особенно находясь в строю. В нем вам определят место, где идя в ногу, в отличие от «гражданки», запрещено наступать на пятки впереди идущему, тем более обгонять его. Устав караульной службы… не утомляя читателя его содержанием, остановлюсь на роли человеческого фактора и возникающих, иногда, в армейской жизни казусах.
БЕСКОЗЫРКА
Свою воинскую службу, отец нёс в части, где были учебные и кадровая роты. Последняя выполняла обязанности обслуги. В ее составе числились инструктора практического обучения, водители, электрики, механики… одним словом, это МОПС – младший обслуживающий персонал. В отличии от учебных подразделений, где каждый взвод постоянно находится под зорким оком командира или сержанта, в кадровой же, сама её специфика предполагала предоставление индивидуумам самостоятельности, исключая вседозволенность.
Ох, уж эта молодость… По поводу одного нарушения, допущенного военнослужащими подразделения технического обслуживания, было проведено комсомольского собрание в присутствии командного состава. Отцу, как комсоргу кадровой роты, был передан тетрадный лист, где рукой замполита излагались основные тезисы, необходимые для его выступления, которое должно было строится на строгом обличении и призыву к раскаянию «нарушителей».
Поднявшись на трибуну, отец впервые ощутил в полной мере значимость фразы «сверху виднее» в прямом её смысле. Весь зал как на ладони… Небольшая пауза, перед началом зачтения заготовленного текста, позволила лицезреть, затерявшиеся в глубине, лица сослуживцев с понуро опущенными головами. В первом ряду восседали офицеры учебных рот. Глядя на них, отец был поражен их схожестью, если не с отличниками, то с хорошистами начальных классов, показывающих всем свои видом перед учителем, в данном случае – перед сидящим в президиуме командиром части, свою исполнительность. Вот эта, демонстрируемая с их стороны, перехлестывающая края, «прилежность» и заставила выступающего отложить в сторону «шпаргалку» и выразить свой собственный взгляд на обсуждаемый порядок вещей. Его, изменившие ход собрания слова, о большой доле ответственности учебных рот за подобные нарушения, так как именно они рекомендуют своих представителей в кадровую, не остались незамеченными не только руководством, но и командирами рот, что выразилось в следующем.
Буквально через пару дней, когда отец находился в наряде в качестве дежурного по роте, где-то через час после отбоя, проверку несения им службы осуществил командир первой учебной роты, выполнявший в эти сутки функции дежурного по части. Столь ранний визит, как выяснилось позднее, имел свою подоплеку. В надежде на то, что после этого, его ждать не будут, майор, около трех часов утра, вторично осчастливил своим приходом дежурного по роте, который, строгим соблюдением требований Устава, расстроил планы проверяющего. Верный своему желанию наказать «трибунного ритора» тот, буквально, через полчаса, подкравшись, сдвинув фуражку козырьком на затылок, тихонько начал приоткрывать входную дверь. Его движение не осталось без внимания. Стоявший рядом с дневальным, дежурный по роте, приложив ладонь правой руки к головному убору, начал в третий раз рапортовать, ждавшему от него нарушения офицеру. Тому ничего не оставалось делать, как приложив руку к фуражке, превращенной им в бескозырку, принять доклад. Позже, отец сожалел о потерянной тогда возможности, вместо «товарищ майор» произнести, принятое в военно-морском флоте: «Товарищ капитан третьего ранга».
p.s. После окончания наряда, чтобы не слыть серым волком из сказки, где тот приходил к дому козы, с перекованным ему кузнецом горлом, преследуя не очень-то «гуманную» цель, дежурный по части, для сохранения своего реноме, объявил благодарность наряду кадровой роты.
НОРМАЛЬНЫЙ ХОД
Перед увольнением в запас, в часть отца перевели военнослужащего из спортроты, где за два неполных года, он из перворазрядника вырос до кандидата в мастера спорта по гребле на академической четверке. Им поведанная история, отодвинув на задний план фрагменты многочисленных соревнований, занимала у него ведущее место в ряду воспоминаний периода нахождения в армии.
В ней повествуется об эпизоде, произошедшем во время его десятидневного отпуска, предоставленного за достигнутые высокие спортивные результаты. В связи с этим, вполне оправданным было желание предстать перед родными и любимой девушкой во всем блеске, доступным рядовому составу, включающему в себя не только взятые на прокат у товарищей значки, но и парадную форму, которая и стала в дальнейшем закавыкой с большой буквы. Коренной москвич, перед отъездом к отчему дому, следуя негласно установленной «задолго до него» традиции, связанной, как не странно, с нарушением формы одежды, стал привносить в ее содержание свои концепции. Это относилось к штанам, принявшим после ушивки вид гусарских чакчир, из-за их способности плотно облегать нижнюю половину тела и кителю, который благодаря выполненной приталенности, стал продолжением предыдущего плагиата с гусарской одежды под названием доломан. Не говоря уже о вставках в погоны и воротник. Если бы сюда можно было добавить султан-перо прикрепленное к головному убору, то, пожалуй, в битве при Бородино, защитники столицы легко приняли бы пришельца из двадцатого века за своего.
Пьянящий воздух свободы, с первых же часов нахождения в кругу близких людей, кружил ему голову, обещая безоблачность, несовместимую не то, что с грозовыми облаками, а даже легким дуновением ветерка. Для ощущения полной раскрепощенности, предстоял лишь маленький нюанс – стать на временный учет в военкомате. Утром, при полном параде, он начал следовать нужным маршрутом, предполагая за час-полтора закрыть этот вопрос. Находясь среди движущихся прохожих, отпускник услышал голос, отдававший нотками командного: «Рядовой, остановитесь!», - исходивший от приближавшегося к нему офицера с погонами капитана. Это диссонировало с окружающей действительностью штатской жизни белокаменной настолько, что он, вспомнив материал из средней школы, где говорилось об ускорении – мало того, что начал применять его на практике, так еще, то ли забыв, то ли не зная изречение Ксенократа «Жалеть о сказанном мне приходилось, о несказанном – никогда», после вторичного «Остановитесь!» ответил своему преследователю: «Извините, в другой раз. Я очень спешу». Доказывая правдивость своих слов, своим быстрым исчезновением из его поля зрения, он, сделав небольшой крюк, вернулся на маршрут, первым этапом которого была автобусная остановка. В отъехавшем от нее, буквально, за несколько метров перед ним, автобусе, спортсмен успел заметить, устремленный на него, строгий взгляд несостоявшегося «Торквемады», находившегося в удалявшемся общественном автотранспорте. Скользнувший по сердцу холодок, вскоре сменился теплым ветерком, рожденным утверждением о том, что в его родном городе, согласно справочника того времени, проживали девять миллионов человек, плюс три миллиона приезжих. Эти цифры делали практически невозможной вероятность их новой встречи.
Спустя полчаса, приоткрывая в здании военного комиссариата дверь с табличкой «комната постановки и снятия с учета», он громко произнеся: «Разрешите!», - уверенно переступил ее порог. Поднятая для отдания чести правая рука и сказанное: «Товарищ», - прервались налетевшим на него цунами. За столом, противореча теории вероятности, восседал эпицентр, обрушившейся на него стихии в лице «покинутого» им капитана, первое чувство которого связывалось с желанием похлопать вошедшего по плечу, чтобы убедиться в реальности происходящего. Его, до этого момента суровое лицо, начало, на глазах отпускника, претерпевать парадоксальные изменения. Причиной этому, стал переход, полный живительной силы, энергии от прибывшего для постановки на учет к офицеру, на которого была возложена сия миссия. Как оказалось, власть не только способна видоизменять до неузнаваемости людей, но и имеет свойство развивать у них фантазии. Отчего, возрастающий в геометрической прогрессии градус торжества справедливости, начал обрастать, у сидящего за столом капитана, не уставными, продиктованными мечтами, видами наказаний. Они, взяв начало от времен царствования на Руси Алексея Михайловича, прозванного в народе «Тишайшим», где в тот период существовала башня пыток, в которой беспощадный боярин Морозов, устраивал для особо непонятливых вразумление, затем перенеслись в штрафбат Второй мировой, откуда вновь возвратились в прошлое, в котором барин ласковым голосом, словно о сущем пустяке, просил крепостного: «Сходи-ка, братец, на конюшню и распорядись, чтоб тебя там хорошенько высекли»… Эти мысли были офицеру настолько приятны, что он, нарушая молчание, видимо также забыв про Ксенократа, полный самодовольства, изрек вслух: «Нормальный ход!».
Потерявший всякую надежду на спасение военнослужащий-спортсмен, воспрянув от услышанного духом, произнес: «Так и вы тоже?.. гребля… правильный хват весла…» Поняв его слова по-своему, начальник отдела учета, своим ответом: «У меня с формой все в порядке», - как ему казалось, ставил победную точку перед оглашением вердикта. Однако, спасательный круг, воплощенный в выражении «нормальный ход», уже был в руках терпящего бедствие солдата.
Не многие знают, что данное словосочетание присутствует в лексиконе людей, занимающихся гребным спортом. Оно связано с условием достижения идеальной синхронизации у сидящих на веслах в лодке, при которой лопасти всех весел одновременно входят в воду. А это вырабатывается потом и мозолями бесконечных, изматывающих тренировок. Входивший, в свою бытность, в сборную команду «Вооруженных сил» по академической гребле, а ныне его судия-капитан, вникнув, говоря юридическим языком, во вновь открывшиеся обстоятельства, сменив гнев на милость, отпустил с миром незадачливого, кандидата в мастера спорта, в лоно драгоценных десяти дней отпуска.