Уже неделю перечитываю «Записные книжки» И. Ильфа. Не спеша наслаждаюсь их остроумием и мудростью. Открываю книгу наугад и читаю, например:
«Я сижу в голом кафе «Интуриста» на ялтинской набережной. Лето кончилось. Ни черта больше не будет»
Мне радостно и грустно.
Радостно, потому что ничего подобного еще не читал. А грустно оттого, что сам не могу написать так. А ведь когда-то в юности, а, точнее, в 1961-ом году, в котором вышло первое собрание сочинений Ильи Ильфа и Евгения Петрова, я пытался создать нечто подобное.
Не получилось…
«А, может быть, попробовать сейчас, когда тебе уже за восемьдесят? – думаю я. – Ты уже много написал всякого, у тебя даже появились постоянные читатели, которые хвалят твои опусы за жизненную правду и живой язык. А что надо иметь, чтобы одолеть жанр записных книжек? Всего лишь наблюдательность и чувство юмора. И с тем, и с другим у тебя, по мнению твоих друзей и знакомых, всё в порядке»
Пожалуй, начнем. А потом видно будет, гожусь я в авторы записных книжек или не гожусь.
Выйдя утром на балкон, наблюдаю за интересной сценкой внизу, у скамейки возле нашего подъезда.
Три мужика соображают на троих, как видно, с глубокого похмелья после вчерашнего. Поэтому они спешат, и не всё получается как надо. У них всего один стакан, да и тот бумажный. Его держит, обхватив обеими руками, один мужик, а второй наливает в него водку из только что распечатанной бутылки. Третий стоит чуть в стороне и даёт советы.
У того, кто наливает, дрожат руки, и водка, минуя стакан, льётся ему на пыльные сандалии. Третий кричит: «Ты что делаешь, гад?!»
От этого ужасного крика рука у того, кто наливает, разжимается и бутылка, упав на асфальт разбивается вдребезги. Слышен жалобный стеклянный звон.
«Теперь не миновать драки, - думаю я. – Всякий фарс должен закончиться трагедией. По-моему, так говорил кто-то из великих. Или это придумал я сам?»
Но я ошибся. Драка не состоялась. Три мужика не надолго задумались, а потом куда-то ушли. Сплоченно и решительно. Так уходят только за новой бутылкой водки.
( Перечитал и подумал: «А всё-таки, Аксюзов, с чувством юмора у тебя не всё в порядке. Грустный какой-то получился рассказ. А ведь старался людей рассмешить»).
На улице родители ведут своего толстого и капризного сына в садик. Ему всего три годика, и он, вырываясь из их рук, кричит: «Не хочу в садик, хочу на Планету Детства!»
Многочисленные гости нашего курортного города наблюдают за этой сценкой с удивлением: «Какие здесь развитые дети, однако!»
Они не знают, что «Планетой Детства» у нас называется детская игровая площадка в городском парке.
На банкете в честь юбилея моего знакомого профессора наступает момент, когда гости поочерёдно подходят к нему, вручают подарки и говорят тёплые поздравительные речи. Но их почти не слышно, потому что в гостиной забыли почему-то выключить телевизор. А по нему передают оперу Верди «Аида», и как раз в это время звучит трагическое заключительное трио в исполнении замечательных певцов, которые уже ушли в мир иной: Ренаты Тебальди (Аида), Эбе Стиньяни (Амнерис) и Джузеппе Кампора (Радамес).
- Вы только послушайте, - тихо говорю я тощей даме в очках, что стоит рядом со мной с бокалом шампанского в руке. – Это великий Верди, которому нет равных...
Дама смотрит на меня с удивлением, потом находит на тумбочке пульт и выключает телевизор. Допив вино, она берёт меня под руку и пытается доказать мне, что я ошибаюсь:
- Верди уже совсем не моден. Сейчас в моде Вагнер. Его «Тангейзер», это какое-то чудо!
К великому своему стыду я не слышал этой оперы «модного» Вагнера, но признаться в этом не решаюсь. Зато мне хочется пошутить насчет моды в искусстве , и я спрашиваю:
- А кто сейчас моден в литературе?
- Не знаю, - отвечает тощая дама. – Я не интересуюсь литературой. Спросите Сашу Суржанского, он по- прежнему много читает. На днях он целый час рассказывал мне о каком-то Гумилеве.
Маленький Кирюша принес с улицы щенка, и тот нагадил во всех трех комнатах.
- Я научу его ходить в туалет, - пообещал Кирюша в ответ на возмущенные крики родителей.
- Нет уж, - сказал папа, - В туалет ходим мы все. Так что приучи его гадить у себя в детской и убирай за ним сам.
- Хорошо, - ответил Кирюша.- Только платите мне за это деньги. Одну тысячу в день.
Что бы сказал по этому поводу Корней Чуковский?