ПРОЛОГ
Весна в этом году неожиданно запаздывала. Лед на реке хоть и проявлял кое-где свое внутреннее содержание, но еще отказывался творить в этих краях новое повествование. Вот сегодня шумный журавлиный косяк засветился на небосводе и замер над головою, а теперь шлет мне вести от дальних и неведомых берегов! На этом же берегу в ожиданиях приближается моя первая весна. Далее зимовья Владимира Ивановича у меня не осталось сил двигаться, и вот уже третий месяц пребываю в предвкушении того состояния природы и тела, которое подвигло бы меня на деяния праведные.
Иногда ловлю себя на мысли, что в последнее время стал думать вдруг как-то по-особенному. Не от того ли, что единственными книгами у моего давнего товарища случились потрепанное Священное Писание, да пара молитвенников? Откуда они у него взялись? На угловом столике в прихожей, на белой расшитой тряпице они и покоились, рядом с портретом неизвестного мне служителя. Случалось, что перед сном почитывал, да удивлялся – что же такое мудреный автор пытался донести до себе подобных? На днях в удаленном конце двора, почти у кромки леса, обнаружился старый и иссохший крест, упирающийся укосиной в шершавый валун. А посему, ибо никакой могилы под ним не наблюдалось, сегодня решился его поправить и установить основательно.
От хозяина зимовья вестей не предвиделось. Записка, оставленная на лавке в сенях, извещала о его нескором прибытии, и располагала ко всяким моим своеволиям. Чем и занимался последнее время. Альфа пребывала в отдалении, и, кажется, грустила о своем родном доме. Я и не удерживал ее, отпускал по окрестностям, и днями не наблюдал во дворе. Небольшое хозяйство, предоставленное мне Владимиром Ивановичем во временное пользование, состояло из двухуровневого строения, длинного сарая, наполненного всякой речной утварью, да пристройкой с непонятной мне аппаратурой. Туда и не заглядывал вовсе. Знал, что есть радиопередатчик, и приборы для метеонаблюдений, но все было мне без надобности. Лишь однажды, когда застудил грудь, решился на поиски спирта в этом местечке, да перенес в дом электрическую батарею.
То место, в котором пребывал теперь, оказалось не по душе – отвык за пять лет находиться на открытой со всех сторон территории, ближайший лес начинался метрах в ста от ограды, а пологий песчаный берег служил у зимовья границей к западу. Полдюжины разного сословия лодок устилали почти весь берег, а большой камень у воды случился ориентиром для нечастых речников. За все время лишь раз спустился к реке за льдом, а воду добывал у незамерзающего ключа в километре вниз по реке.
Сегодня перевернул ближнюю к берегу плоскодонку и расположился на единственной в ней поперечной доске. Нахлынули воспоминания, ведь с тех пор, как унесла меня река, так ни разу и не сидел в подобной. Пару раз катался с Владимиром Ивановичем на его катере, да однажды переправлялся с паромом на другой берег. Альфа крутилась поблизости, и всем своим видом сообщала мне, что ей наскучила такая вольная жизнь. Запрыгнула вовнутрь, и сложила лапы мне на колени. Так и хотелось ей сказать – совсем никудышные стали мы с тобою.
Небо на горизонте прояснилось и тянуло на мороз. Холода не отпускали, по ночам случалось за минус двадцать, а к полудню температура изредка поднималась до нуля. Легкий ветерок с реки пытался проникнуть сквозь застарелый волосяной покров на лице, а красноватый солнечный лучик прошибал в открытых местах запоздалую слезу. Сначала послышалось Альфе, а затем и мне – с реки нарастал звук приближающегося мотора. Не иначе как двух? Первый «буран» шел порожняком, за вторым следовали пустые сани. Для этого времени года – самый удобный транспорт, снег на реке гладкий и плотный, а редкие полыньи случаются лишь на середине. Я не решился выдвигаться навстречу. Придерживая Альфу, наблюдал, как с берега в мою сторону неторопливо приближались два незнакомых мне человека…
Гости поздоровались за руки и представились:
- Сергей Сергеевич.
- Иван Андреевич.
Я тоже назвал свое имя и предался ожиданию продолжения разговора:
- Мы по поручению руководства, заберем кое – что, и поедем дальше. Дня через три вернемся, и, может быть, заночуем. Владимир Иванович шлет тебе привет и гостинцы.
Иван снял с плеча и бросил на берег тяжелый мешок. Говорить больше было не о чем, и мы двинулись к строениям. Из пристройки гости унесли к реке пару ящиков и погрузили на сани. Прощаться и возвращаться не стали, помахали руками и двинулись вниз по реке. Я развязал мешок, и первым делом достал чистый конверт. Внутри оказался тетрадный листок, исписанный наполовину. Смысл текста уловил не сразу. Перечитав еще раз, присел на крыльцо, откинулся спиной к стене и прикрыл глаза. Товарищ слал грустные вести – скорее всего, встречи нашей уже не будет, сын определяет его в дом инвалидов, а сам уезжает на Север. По первой воде в зимовье прибудет семья из пяти человек ему на смену, а значит – мне оставаться здесь уже никак нельзя. Ожидать возвращения сегодняшних гостей, после таких известий, уже не хотелось, значит, буду собираться в дорогу.
Сутки ушли на сборы. Пока еще можно двигаться на лыжах, да и всю поклажу не унести за спиною. Увидев поутру меня за обустройством саней, Альфа пришла в неописуемый восторг. Не ожидала она от хозяина такой инициативы! Владимир Иванович прописал про все, что можно взять из его небогатого скарба, но на многое я не решился, а вот церковные штучки свернул в ту же тряпицу, и засунул поглубже в мешок. Провианта набралось на полмесяца пути, патронов и зарядов предостаточно, не пропаду. Мой дом, наверное, меня заждался, вряд ли пришлые люди надолго в нем задержались. Остаток дня, по просьбе Владимира Ивановича провел в обустройстве хозяйства в должный вид, чтобы новые хозяева не поминали старого недобрым словом. А с утра, по морозцу, ступил на лед Нижней Тунгуски.
Альфа бодро тащила сани, нагуляла жира за эти месяцы, да и сам я давно не хаживал по ближним и дальним окрестностям. Поднявшись на левый берег, спешился и осмотрелся. Зимовье Владимира Ивановича было как на ладони, большой береговой камень придавал ему значимости, а жирные черточки лодок вдоль берега тянулись своими носами куда-то вверх. Так и не успел первый ряд оттащить повыше, еще снесет ледоходом. Этой дорогой давно не хаживал, да и то бывало лишь летом. Помнится, что в двух днях пути был заброшенный горный рудник, туда и ляжет мой путь.
За несколько километров от дома Альфа унеслась вперед, да и я сам поспешал за нею. Последние несколько суток почти не спал. То случился затяжной дождь, то открывался мокрый кашель, а однажды напоролся на чуждую в этих краях колючую проволоку, и нога теперь ныла и кровоточила. Знакомые и родные места вселяли уверенности и добавляли сил. Я, было, надумал бросить сани и добираться налегке, но далекий собачий лай подвиг меня на это действо окончательно, и, бросив поклажу, поспешил вперед. Когда-то на берегу красовалось мое новое зимовье, теперь же на этом месте пребывала груда обгоревших поленьев, укрытая наполовину подтаявшим снегом. Альфа уже истоптала все вокруг, других же свежих следов не наблюдалось. Видимо, все случилось еще осенью. Под лесом, у самой ограды, целым, но без двери, красовался сарай, сбитый из старых досок. Видимо, он и станет нашим пристанищем в наступающем временном периоде.