Lin Carter: Under The Eaves
Нам понравился этот старый дом с первого взгляда. Огромный, выполненный в викторианском стиле, с башенками и пышной отделкой, с витражными окнами на лестнице, порождающими потоки разноцветного света - лилового и изумрудного, бордового и золотого, - сквозь которые мы проходили.
Совсем недавно мы поженились, Сента и я, и оба очень любили старинные вещи. Старые книги, старые нормы, старые дома. Мы знали, что могли бы быть счастливы здесь, среди извилистых залов и темных комнат, пустота которых была наполнена вечерней прохладой и запахом жимолости. И так было с самого начала до мгновений горечи и молчания, и задолго до того, как я обнаружил те жуткие письма.
Моя память угасает. Она приходит и уходит, чередуются темные периоды и ясные промежутки. Я не могу вспомнить, когда впервые стал подозревать, что существует некая забытая комната. Несомненно, это было в начале нашего проживания здесь, до ссор, в долгие тихие дни, когда наша любовь была для нас новой и такой же странной, как и сам этот огромный старый дом.
Все началось, я думаю, с моих снов. Мне смутно вспоминалось, что была одна комната, которую мы видели, когда впервые осматривали дом, - одна комната, которую мы как-то забыли и упустили из виду во всей растерянности новизны. Если вы когда-либо жили в очень большом доме с множеством комнат, то, возможно, сможете это понять. Вначале нужно остановиться и подумать: сориентировать себя, отследить ментальную карту. Библиотека находится рядом с большой комнатой для гостей, которую мы, вероятно, никогда не используем; да, и спальня наверху, которая может быть детской комнатой… это слева или справа от швейной комнаты Сенты? Требуется время, чтобы ознакомиться с новыми комнатами, новыми местами, чтобы узнать их цвета, текстуры, запахи и настроения...
Нет, - теперь я уверен, что это чувство появилось некоторое время спустя после того ужасного момента конфронтации, после того страшного часа ненависти, обнаженной и безобразной, после слов, сорвавшихся с ее презрительного языка и обрушившихся на мою душу, как удары беспощадного хлыста, - слов, которые резали, рвали и жалили. Через некоторое время после того, как она ушла от меня, я впервые начал грезить о потерянной комнате, забытой комнате, комнате, которую скрыла моя память. Она была в моих снах, я посещал ее снова и снова, вспоминая и вспоминая. Тесная, пыльная маленькая комнатка под карнизом, дневной свет здесь тускнел и с трудом пробивался сквозь покрытые пылью стекла, здесь царил полный беспорядок: было жарко, душно, непрерывно жужжали мухи, застрявшие в паутине в углах крыши и сводящие своим жужжанием с ума... сухой, затхлый запах старых брошенных вещей, запертых, выкинутых из головы...
Иногда наполовину в шутку и для того, чтобы облегчить невероятную скуку пустых часов и дней, я искал эту комнату. В доме было так много помещений, понимаете, расположенных под странными углами, стоящими по краю, без прямых линий, и коридоров, которые изгибаются и блуждают по дому в ленивом старомодном стиле, никогда не заканчиваясь, - как мысли в безумном мозгу, вечно скользящие по одним и тем же путям. На самом деле вполне реально пройти стороной и пропустить одну комнату среди стольких, которые мы никогда не использовали и уже никогда не используем. Это было особенно верно после того, как Сента ушла от меня, и я остался один, совсем один в большом, пустом, тихом доме. Один, если не считать снов, воспоминаний, теней и отголосков полузабытых слов...
С тех пор, как мы разошлись, у меня редко появлялась причина посещать верхний этаж. Эти пыльные, тесные, лишенные свежего воздуха комнатки, расположенные под карнизами, темные, тонувшие в тусклом зеленом свете, который с трудом проникает сквозь листву старых дубов, растущих рядом с домом, как будто для того, чтобы защитить его от вторжения дня. Мы никогда не использовали верхний этаж, когда были вместе - почему же тогда я должен посещать его сейчас, когда остался один?
Это был сон, видение. Он преследовал меня и продолжал возвращаться в течение долгих безмолвных часов, когда я лежал без сна, вспоминая последнюю ссору, случившуюся тем днем, когда я нашел письма. Я едва мог припомнить густой вкус ярости во рту, болезненное головокружение от предательства, когда я медленно и тяжело поднимался по лестнице, пробираясь сквозь темно-красные лужи света от цветных окон - ужасные буквы в моей руке были, словно острые ножи - вверх, вверх, медленно шаг за шагом, на верхний этаж - и где-то там, в одной из комнат находилась Сента; ее светлые волосы были покрыты тканью от пыли, она что-то делала с коробками. Она была в комнате, в той самой комнате, которую я забыл.
Я лежал неподвижно словно мертвый. Тяжелый полусон резко оборвался, когда я понял, где находится эта комната. Я лежал неподвижно в жесткой, пульсирующей тишине, испытывая боль от ее напряжения. Мое сердце билось в моей груди. Мой пульс стучал в моей голове. Именно тогда, внезапно вырвавшись из полусна в полное бодрствование, я крепко ухватился за воспоминание, которое раньше всегда ускользало от меня. Я знал, где расположена потерянная комната.
Быстро и тихо я поднялся по скрипучей лестнице, пока воспоминание вновь не ускользнуло от меня, - и направился туда - в тот темный заброшенный угол на верхнем этаже - туда, где встречались три двери - дверь на неиспользуемую лестницу, ведущую на чердак, - дверь в пустой чулан - и еще одна дверь, та, которую я все это время не мог вспомнить!
Сначала мне показалась, что она заперта или заклинена. Но все же я смог открыть ее и шагнул внутрь. Вспоминая и вспоминая. Дневной свет лился сквозь покрытые пылью стекла. Вокруг в беспорядке стояли старые, пошарпанные столы. Жужжание и запах. Запах!
Он вернулся с ужасной, горькой ясностью еще до того, как я увидел смятую, сморщенную, сухую кучу, жалко лежавшую в углу у стены. Я словно вновь услышал тихие отголоски ее слов, ее отвратительных дрожащих слов, увидел выражение ужасного презрения на ее белом лице и почувствовал ненависть, поднимающуюся в глубине моего горла, как ужасная ноющая жажда - сухая, горячая, тошнотворная. И когда я взглянул и увидел высохшее мертвое существо в углу под карнизом, я вспомнил все в одной яркой обжигающей волне невыносимой памяти. И я знал, почему эту комнату, эту единственную комнату из всех я запер и запечатал в своих воспоминаниях. Конечно. Конечно!
Это была комната, в которой она убила меня.