Кувшин из Яффы
Когда-то окружающий меня мир был огромным, настолько огромным, что я даже не мечтал когда-либо познать его, вместить в себя или самому слиться с ним. За пределами моего двора оканчивался окоём и начиналась маняще-пугающая терра инкогнито. Когда-то я обладал одновременно всем на свете и не имел ничего, что принадлежало мне. Хотя, может, так лишь казалось; человек ведь постоянно чем-то обладает – материальным или не очень, но что-то всегда у него есть. Ходят легенды, что средневековый завоеватель Чингизхан, выйдя из утробы своей матери, уже сжимал в своем кулачке сгусток крови, что шаманы сразу определили, как знаменье будущего величия и власти над миром. Другие приписывают столь замечательное рождение Тамерлану. Владетель великой империи уже с рождения чем-то владеет. А я думаю – это всё красивые байки, легенды, придуманные ничтожными почитателями великих людей, чтоб придать еще более величия своим кумирам, а свои серые рабские будни хоть как-то раскрасить. Но, тем не менее, это могло быть и правдой, пусть и случилось всё не в том месте, не в то время и не с тем человеком. Ведь чем-то может владеть и ребенок, пусть и не осознает этого.
Наверное, я тоже чем-то владел, пусть не многим, но всё это казалось настоящим богатством! Я не очень четко помню сами вещи, но никогда не забываю в мельчайших подробностях тот восторг, что они вызывали. Причем больше всего впечатляли не стандартные машинки-самолетики-солдатики, купленные родителями по принципу «так надо» – не перепутайте: девочке куклу, мальчику машинку – неет, настоящий восторг обладания приносили непонятные предметы, найденные мной на каких-то свалках, обочинах, заброшках. О, эти «штуки» несли в себе ту самую магию запретной зоны, о которой писали тогда еще мне неведомые братья Стругацкие, а я, подобно какому-то ловкому и отважному сталкеру, их находил, и потом втайне от мамы проносил в свою комнату, где прятал в коробке с игрушками. Вот старый, отработанный подшипник! Вот автомобильное зеркало заднего вида! Вот резиновая рукоятка от тележки. Вот порванная велосипедная цепь! Вот стреляные гильзы от охотничьего ружья! Вот компас без стрелки! Вот еще что-то и много еще чего с неведомым названием и предназначением! Всё это было интересно, нужно и невероятно ценно. Периодически мама во время уборки находила что-то из моей сокровищницы и с ворчанием отправляла в мусорное ведро, приговаривая: «Ну, когда ж ты перестанешь таскать с помоек всякую ржавую дрянь в дом?! Тебе разве мало игрушек, что мы тебе с папой покупаем?». А я яростно ревел и горько обижался на тираншу-родительницу, так грубо и беспардонно лишившую меня моего «хабара». Но обида быстро проходила, а мою коллекцию пополняли новые «нелегальные» предметы.
Хм, наверное, уже тогда я полюбил всё нелегальное. Запретный плод сладок, даже, если он лимон. Хо! Это я сам придумал? Может быть, да и первоисточник искать всё равно не стану. Годы шли и нелегалка стала меняться: в седьмом классе это были сигареты, я таскал их у дедушки, когда наведывался в гости – папа мой никогда не курил, потом в девятом это был алкоголь и порнографические картинки, а потом… На выпускном я попробовал… Хотя, нет врать не стану – хотел попробовать, но так и не решился. Ага, эти самые «котики», короче. Но быстро всем растрезвонил о том, что попробовал в самом деле и не раз. В общем, чувствовал себя очень круто. И зачем на самом деле чем-то травиться, если можно это просто вообразить? И вот я практически уже в стае «четких» пацанчиков.
Знаете, вот тут хотелось бы еще представить, как меня молодого с коробком «дури» хватают менты и запирают на много лет. Жизнь сломана. Лагерь калечит. И вот я уже пообвык и приспособился к жизни в том аду, который по уверению знатоков, матерым уголовникам – дом родной. И тут тоже у меня появляются нелегальные вещи – «запреты», на местном жаргоне. Родители «подогревают», передают деньги (часть тайно, ибо есть ограничения), это уже первая нелегалка. А потом тайный мобильник, тайное бухло, тайное оружие для самообороны и много еще чего запрещенного, но такого необходимого! Вот как!
Но нет, всё обошлось – никто меня не арестовывал и ни в какой тюряге не запирал. Просто фантазия. Кто-то придумывает новорожденного Чингизхана со сгустком крови в кулачке, а кто-то воображает себя зеком в «хате» на шконке. Так себе, конечно, сравнение, но и то и другое – продукт богатого воображения, которому претит любая обыденность.
С годами и огромный окружающий мир стал вдруг сужаться, всё меньше и меньше интригуя бесконечностью с непознаностью. Мир всё меньше, а вещей всё больше: своя квартира, своя машина, собственные деньги, а еще собственная мебель и собственная жена, пока без собственных детей, но уже что-то. А еще у меня была работа, трудно сказать, что я обладал ею, скорее она мной – я был чьим-то работником, сотрудником. Всё чем я обладал было вполне легально, совершенно не запрещено и даже поощряемо. Было.
И приступил ко мне демон Авимелех и молвил: «Шлам Лэхон! Кабилу минни…». Но не знал я арамейского, тогда, немного почесав свой рог, он продолжил: «Мда, эффектного обращения не вышло». Я спросил: «А надо?». «Действительно, обойдемся и без всяких эффектов» – разочарованно и как-то наигранно улыбнулся мой гость.
Авимелех был когда-то подручным самого Вельзевула, который за его старания подарил ему целое филистимское царство. Какими именно были «старания» – мой новый приятель умолчал, вскользь лишь как-то обмолвился: «Я когда-то, как-то успешно барыжил сотнями и даже тысячами краеобрезаний». Нет, конечно же, прям так не говорил: «барыжил», но сейчас мне трудно вспомнить то выражение, которое он действительно использовал, учитывая еще то, что частенько этот субъект переходил то на древнеарамейский, то еще на какие-то давно умершие языки. Торговец краеобрезаниями! – кто готов посоревноваться в непревзойденности или хотя бы в неистовой оригинальности своей профессии?! Так бывает в жизни: вначале ты торгуешь отрезанными кусками пиписек, а потом становишься ростовщиком бессмертных душ. Это не тот харизматичный галилеянин, что предложит: «Идем со мной, и я сделаю тебя ловцом душ человеческих». Неет, он скажет: «Мне нужна твоя душа». Да, именно этот с виду скромный и неприметный лавочник, который всегда готов помочь и что-то одолжить, даже когда тебе этого не нужно. Потому как твои желания, как когда-то было доказано маркетологами и копирайтерами – это давно уже не что-то сугубо личное, интимное и объективное. Тебе не предлагают какой-то товар или услугу, тебе предлагают настоящее счастье, всего лишь за скромную посильную плату, в виде какой-то абстрактной души. А счастье нужно всем, даже тем, кому, казалось бы, нечем за него заплатить. Счастье получают даже тот, кто потом будет утверждать, что в глаза оное не видел и пол секунды не чувствовал. Он лукавит, или просто не осознает, чем пользовался. Я когда-то носил в кармане сломанный перочинный нож и ржавый подшипник, и был невероятно счастлив, а потом через пару десятков лет купил новенький японский внедорожник, но не испытал даже сотой части того, что мне дарили когда-то подобранные на помойке железяки. Всё относительно. Умейте ценить то, что имеете в каждый момент своей жизни – это больше не повторится. Или повторится? Авимелех имел свое особое мнение. Остановись, мгновенье! Ты прекрасно! Так? Или нет? Это уже где-то было.
Последние пару лет я считал себя законченным циником и атеистом, но когда-то был очень верующим человеком. Причем верил я с детства. Видимо это перешло от мамы, которая тайком посещала церковь, несмотря на то, что советская общественность это, мягко говоря, не одобряла, а папа вообще был милиционером, то есть бдительным стражем законов страны, в которой моральный кодекс госслужащего подразумевал хотя бы видимость атеизма. Но я был крещен и научен всяким молитвам, которые обязательно читал перед сном. А еще у меня был маленький нательный крестик, который я надевал лишь во время тайных походов в церковь с мамой, во все остальное время он хранился в пестрой шкатулке с мамиными брошками и цепочками. До тринадцати-четырнадцати лет я истово верил в небесного доброго боженьку, а потом… потом тоже, вроде, верил, но не вполне усердно, что огорчало маму, но всегда знал – Бог есть! Потом атеизм в стране был отменен, а потом и сама страна как-то отмениласть, и все вокруг вдруг стали верующими, даже мой папа, который ранее очень так не одобрял мамины походы в церковь, говоря: «Меня из-за тебя взгреют как-нибудь. Ну, что ты творишь, дура? Знаешь ведь где служу!»
Моя супруга, с которой я познакомился, когда мне было двадцать пять, была меня на четыре года старше, хотя по ней не скажешь, уж больно была стройна и эффектна, и она тоже была очень верующей, прям как моя мама. Но не стоит диванным психологам выдавливать лукавую улыбку – на этом ее сходство с моей мамой прекращаются. Если моя незабвенная родительница была женщиной азартной и вечно чем-то увлеченной: помимо церкви она посещала квартирники запрещенных рок-музыкантов и читала диссидентскую литературу, то моя супруга была милой, тихой, домашней, не любила шумных вечеринок, не переносила алкоголя и табачного дыма. Мамка же моя курила и попивала красное винцо. Со временем я понял, что и церковь она посещала не в силу великой любви к Господу нашему, а потому что это было не вполне легально, это щекотало нервы. А когда стало можно, когда даже стало повсеместно поощряться, то и набожность ее как-то охладела сама собой, и в храме стала бывать разве-то на Пасху. Да, ее тоже манили только запрещенное и нелегальное. Так что истоки веры моей супруги были в целом иными: она верила благодаря, а не вопреки. Она верила, потому что это доступно и правильно, а не потому что запрещено и является каким-то вызовом обществу. Вот такая тихая, добрая, скромная, порядочная во всем женщина. Мы прожили душа в душу целых семь лет. А потом в один прекрасный день она от меня ушла. Ушла насовсем.
И повел меня дух лукавый, коему имя Авимелех, на гору Елеонскую, на которой уже давно не росли маслины, а раскинулось иудейское кладбище. И подвел меня нечистый к каменному надгробию, на котором было написано на иврите: «Мордекай Раввуни сын Беньямина из Яффы. Пусть душа его будет завязана в узел». И вопрошал я Авимелеха, князя демонов: «Что означает сия могила? И для чего привел меня ты сюда?»
Как оказалось, ничего она не означает – просто какой-то раввин из Яффы, почему-то похороненный близ старого Иерусалима. А привел он меня сюда… Тут мой спутник извлекает (хотел бы сказать «из широких штанин» но это неправда – носил он чисто только длинный тканный хитон и шерстяную симлу) откуда-то лопату, протягиват мне и говорит: «копай». Я никогда не мечтал о профессии гробокопателя и тем более разорителя могил, а потому простое повеление «копай» никак не могил мотивировать меня на это аморальное во всех отношениях дело. Покой мертвых священен, или нет? По крайней мере пока для этого нет веской причины. Но задать вопрос я не успел. Мой спутник, как будто смущаясь (обманчиво, конечно), поведал:
Много-много лет назад жил в старом иерусалимском квартале Ха Рова праведный раввин Мордекай, был он весьма уважаем в народе. Родом он, как сам утверждал, из Яффы и был сыном лавочника, торговавшего посудой. Отец его, будучи очень набожным, отдал сына в учение к местному ребе и через несколько лет тот стал раввином. Но в местной общине не все относились к нему уважительно из-за молодого возраста, а потому Мордекай был вынужден оставить дом отца своего и поселиться в Иерусалиме. Здесь он смог завоевать себе авторитет и доказать, как свою праведность, так и отличное знание священных текстов. А еще он был красноречив, очень красноречив. Рассказывают такую историю. Пришел раз к нему в дом юноша араб, взращенный в вере магометанской, и спросил его: «Уважаемый, вот я слышал везде о мудрости твоей и о добром сердце твоем, а потому, прошу, помоги мне, ибо мучает меня сильное наваждение от иблиса. Каждую ночь ко мне в сновидениях является прекрасная дева, красотой своей превосходящая всех гурий и говорит мне, что полюбит меня и будет моей, если я ее поцелую. А потом она превращается в грязную свинью и протягивает мне свое гнусное щетинистое, розовое рыло. Я не могу поцеловать его, а потом всё исчезает. Я молод еще и не испытал любви ни одной женщины, но знаю точно – не может столь прекрасное творение Аллаха быть одновременно столь же омерзительным. И вот уже целый год одно и то же видение. Я обращался к нашему имаму, и он не смог мне разъяснить, я обращался к мулле низаритов и тот был беспомощен, я вопрошал армянского священника и латинского прелатуса, но и те оказались бесполезны. И вот мне посоветовали обратиться к тебе, учитель, и если ты мне не сможешь помочь, то больше некому и тогда – о, горе мне! Равви, выслушал внимательно этого юношу и потом спросил: «Что же ты хочешь, любезный, толкования этого сна, избавления от него, или совета – стоит ли целовать пятак той свиньи или нет? Ибо только одно может дать тебе нужный покой. Но вопрос еще в том – нужен ли этот покой тебе?». На что юноша ответил: «Я не понимаю тебя, учитель? Как я могу не хотеть избавления, если сам за ним обратился?». «Но такова природа человеческая, не все понимают в действительности того, что хотят, а потому бойся своих желаний – они могут исполниться!» – пояснил мудрец. Юноша подумал и сказал: «Нет, я твердо уверен – я хочу избавиться от этого ведения, не хочу, чтоб больше оно меня терзало». Тогда Мордекай, усмехнувшись, произнес: «Посему у тебя есть два пути. Ты можешь жениться, и обрести наслаждение в объятьях настоящей женщины из плоти, у которой точно не будет свиного рыла, а можешь просто за рынком Эх-Хаим, у старой стены, где торгуют безбожники, купить себе карточки с изображением обнаженных дев, и заняться стандартным рукоблудством, что, конечно, осуждается Всевышним, но не является совсем страшным грехом, ибо подвержены ему очень многие юноши в твоем возрасте. А судя по твоим снам, тебе как раз этого, наверное, и не хватает». «Да не будет того вовеки! – в гневе воскликнул юноша – жениться мне рано, а ручным грехом заниматься я никогда не стану. Да сохранит меня Всевышний от пути неправедного!». После чего он вскочил, даже не поклонившись в благодарность мудрецу, и покинул его дом. Но прошло два месяца и Мордекай, проходя по рыночной площади, случайно столкнулся с тем юношей. Узнав равви, тот кивнул ему, пробурчал что-то похожее на «извиняюсь» и, потупив глаза, резко отвернулся, а после удалился в ближайший проулок. Но равви отчетливо увидал, что лицо юноши было свежим и не имело тех темных кругов под глазами, что были ранее и свидетельствовали о недосыпании. Сопровождавший его ученик, спросил: «Скажи мне, о, учитель, да благословит Всемилостивый Господь твой ум – кто был этот человек, и почему он так странно повел себя в твоем присутствии?» На что праведный Мордекай ответил: «Это был юноша, которому я когда-то помог понять истинную суть всех иллюзий, ибо характерной чертой иллюзии является её происхождение из человеческого желания, поэтому она близка к бредовым идеям, но всё же отличается и от них, потому что идеи сложнее. В бредовой идее есть противоречие реальности, иллюзия же необязательно должна быть ложной, то есть нереализуемой или противоречащей реальности». «Как мудро! – воскликнул ученик, – это записано в Танахе или Талмуде?», «Это записано в книге «Будущее одной иллюзии» Зигмунда Фрейда» – ответил учитель. Но вопрошавший не знал ни Фрейда, ни его книг, ни вообще чего-то или кого-то за пределами еврейской общины Иерусалима, а потому решил смирено промолчать. Но через некоторое время, не выдержав, еще спросил: «Да не сочтет за дерзость мой вопрос учитель, но я никак не могу понять – почему же, если ты помог этому юноше, он так неблагодарно и непочтительно встретил тебя?». «Он поцеловал несуществующий пятак воображаемой свиньи, истина не открылась, но желания исполнились, а потому ему очень стыдно. Не все желания истинны, но все истины желанны. Когда-нибудь, ты сам поймешь, коль станешь учить закону: если будешь говорить людям то, что жаждет их разум – приобретешь несколько единомышленников, если будешь говорить то, что жаждут сердца – несколько друзей, а если будешь говорить правду – можешь потерять всех слушателей, но обретешь божье расположение, ибо Бог в правде. Тот юноша даже не понял, что он приобрел, потеряв, потому как записано в учениях Гемары: «Ребенок входит в мир со сжатыми кулаками: весь этот мир – мой, и быть ему в моих руках. Человек покидает мир с раскрытыми ладонями: вот, я ничего с собой не забираю». Но за те истины, которые ему открылись, он не решится благодарить, потому что благодарят за то, что получают, а не за то, что теряют. Хотя последнее порой более полезно. Тем не менее, человек всегда чем-то владеет, разница лишь в ценности и этике. Вот у него были прекрасная дева и отвратительная свинья, а теперь у него лишь коллекция порнографических изображений и здоровый сон. Но и это всё временно, а потому цени то, что имеешь сейчас, ведь никто тебе не покажет, что у тебя будет потом.
Рассказ Авимелеха меня, как будто за живое задел – возникло ощущение, что он мне сейчас повторяет то, что у меня уже было в мыслях. Этот раввин Мордекай изрекает всё то, о чем я прежде размышлял, но делает это более изящно и с налетом какой-то прописной древней мудрости. Дежавю? Нет, просто, скорее всего, расхожие афоризмы, превратившиеся в крылатые фразы и мемы, поглощаемые нами бездумно еще с детства, но которые потом всплывают в памяти при нужных обстоятельствах и кажутся придуманными нами самими под воздействием обретенной житейской мудрости. Мой спутник, как будто вновь прочел мои мысли, что не удивительно – ну должен же демон обладать целым набором сверхспособностей!
- Мысль изреченная есть ложь. Не так ли выразился ваш национальный поэт?
- Может, быть. Не помню лишь какой.
-- Но дело в том, что всё ложь. У красивой девицы нет свиного рыла – это всё харам, перешедший из головы в чресла и поможет в этом отнюдь ни раввин из Яффы, а психоаналитик из Вены.
-- Не понимаю.
-- А и нечего понимать, потому что нет ни свиньи, ни красавицы, ни наваждения. Даже в этой могиле никого нет. Никто не знает, где похоронен праведный Мордекай. Могила – очередная иллюзия пребывания его бренных останков на священной горе. Но то, что там лежит вместо них – это уже совсем не иллюзия.
Мой собеседник при этих словах как-то иронично зацокал языком, и, подмигнув мне, посмотрел на лопату, которую я всё еще держал в руке. Я понял, что это намек – копать в любом случае придется. Я повернулся к надгробному камню и воткнул полотно лопаты в твердую каменистую землю, что далось с трудом и не с первого раза, но не успел я приподнять хоть один ком, как мой спутник зашипел змеей: «ш-ш-ш-ш!». Я повернулся.
-- Тихо прошептал Авимелех и, присев на корточки, потянул меня за собой.
-- Что такое? – спросил я, присев рядом.
-- Тихо, они тут!
-- Кто они?
-- Махтэшин раврэвин!
Не думаю, что их так звали, мне показалось, что это очередное арамейское выражение и, судя по тону, скорее всего, ругательство. Но разбираться не было времени, Авимелех гуськом отскочил за куст метельника и махнул мне рукой, чтоб я последовал за ним. Мы как-то странно устроились за высохшим кустом, который плохо кого либо мог скрыть, но иной растительности поблизости не было. Со стороны могло показаться, что какие-то аморалы внезапно решили справить большую нужду, не смущась того, что находятся на территории древнего некрополя.
-- Вот они! – мой спутник указательным пальцем ткнул в сторону дороги, что проходила под холмом, гордо именующимся Елеонской горой. Мы были не на самой вершине, а потому дорога пролегала относительно недалеко от нас. Было уже давно не ранее утро и палестинское солнце нещадно палило, редко кто пешим тут прогуливался. А тут эти двое. Приглядевшись, я заметил, что это два бойца цахала (израильской армии) в пятнистых зелено-бежевых униформах с характерными мешками-мицнефтами на головах, в руках у каждого по штурмовой винтовке. Они, неспеша, двигались по пыльной дороге, оглядываясь по сторонам. Вроде ничего необычного, в Израиле везде солдаты, куда не плюнь, вся страна на вечном военном положении. И что? ну, понятно, что при них лучше не осквернять могилы. Я хмыкнул и обратился к демону:
-- Ну что, ща пройдут и продолжим?
-- Нет, они не пройдут.
-- Хм…
-- Ты думаешь, это просто два обычных израильских воителя буднично патрулируют дорогу?
-- А что?
-- Хм, как тебе объяснить… Хэйла дэ-шмайя! Это не израильские военные и высматривают они здесь совсем не подозрительных палестинцев, - Мой товарищ глубоко вздохнул. – Они нас, или, вернее сказать, меня ищут.
- Как это? – сильно удивился я.
- А так. Это тебе ни какие-нибудь очередные «Шмуэль-Ицхак», это Азраэль и Аваддон. Это не те, кто тебя арестуют и в участок доставят. Неет, эти доставляют сразу в преисподнюю! И сейчас здесь они не просто так. Это… йеда арихта дэ-малка… это длинная рука царя подлунного.
-- Не понимаю. Всё еще нифига не понимаю!
-- А не надо ничего понимать. Просто уходим. Уходим немедленно.
Мой спутник положил мне руку на плечо, посмотрел в глаза, а дальше… Дальше антураж резко изменился: вокруг меня уже была не «Земля обетованная», а какой-то двор в Бутово. Переправа из Иерусалима в Москву порой занимает меньше секунды.
«Скоро увидимся» – прокричал Авимелех и устремился в сторону неведомо откуда взявшемуся такси. Прыгнув на заднее сиденье, кивнул мне и умчался куда-то в сторону Варшавского шоссе. Духовная личность, умеющая перемещаться через половину мира за долю секунды, за полвзмаха ресниц, за полстука сердца едет куда-то на всратом местном таксомоторе с каким-то гастарбайтером за рулем. М-да. А хотя… ему виднее, ибо любит этот ветхозаветный персонаж всякие неожиданные эффекты.
В эту ночь мне снилась моя бывшая, а еще какая-то огромная грязная пегая свинья, которая разрывала чью-то свежую могилу и настороженно оглядывалась по сторонам, когда я подошел к ней ближе, она недовольно зарычала на меня, но прекратила свое занятие и засеменила куда-то в сторону. Я подошел к еще недоразрытой могиле и прочитал на надгробии: ИШМАЭЛЬ КАСДА. ХУ БАТРАХ. «Наверное, это опять арамейский, – подумал я. – А, может, просто чье-то странное имя». О, как легко во сне читать неведомые тебе наяву языки так, как будто они твои родные! И ведь даже мысли не возникает - с чего это? Еще там были выбиты какие-то цифры – не знаю, дата или что-то типа того: 15/11. В этот момент я заметил торчащий из могилы какой-то древний ветхий свиток на желто-коричневом пергаменте, потянулся за ним, не удержался и полетел вниз, а дальше полная темнота. Утром проснулся в своей уже привычной к пустоте и безнадеге квартире, а в голове всё вертелось: «пятнадцать одиннадцать, пятнадцать одиннадцать…» .
Конечно, между моей бывшей женой и пегой свиньей нет, как я думаю, никакой связи, хотя, когда она ушла, я такую поначалу находил – свинство. Да, свинство по отношению ко мне и вообще. Я же любил тебя, сука! Как же так? Ведь всё было хорошо! Всё было так хорошо…
Взяли в ипотеку двушечку, купили неплохой внедорожничек. У меня на работе случилось повышение со значительной прибавкой в зарплате, и вот уже стал подумывать о том, чтоб нашу двушечку превратить в трешечку и завести наконец детишек – ранее как-то с супругой были единодушно против, не знаю почему – и тут случилось…
Помню, в детстве читала мне мама про страдальца Йова. Жил когда-то в древности один хороший мужик, пока там, на небе, внезапно не сговорились: «И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня».
В один прекрасный день моя любимая супруга вдруг заявила, что нам нужно расстаться на какое-то время. На время? Ну, сказала бы прямо: «разбегаемся!». А тут вот это какое-то лживое-смягчающее. Причем как-то внезапно, рано утром без объявления войны. Нет, мы не ссорились, я не бухал, я не был, как это сейчас любят назвать, абьюзером или газлайтером. Семейная лодка не разбивалась о быт, нет, просто как-то приезжаю с работы, а моя жена буквально на чемоданах сидит. Объяснения были не долгими, моя «половинка» вообще была женщиной не многословной. Оказалось, что из тюрьмы вышел ее муж. Стоп! Может показаться очень нелепым, ведь муж – это я, и я ни с какой тюрьмы не освобождался. Но, как ни странно, моя супруга была когда-то замужем, давно и не официально. Были у нее долгие и страстные отношения с человеком по имени Коля, а потом тот загремел в места не столь отдаленные и надолго – вернее, навсегда. За два года до нашего с Изольдой знакомства – так вот зовут мою супругу – ее бывший был обвинен в пятерном убийстве со всякими отягчающими, получил пожизненный срок, и отправился в казенное учреждение, называемое в народе «Черный дельфин», где в дружном соседстве со всякими маньяками, серийными убийцами и разными отморозками, представляющими особую опасность для общества, должен был кануть в Лету. Но, к счастью – хотя как посмотреть, для кого счастье – по прошествии без малого десяти лет в его деле нашлись какие-то новые улики и было установлено, что он не виновен. Вот так. Справедливость восторжествовала и невиновный был отпущен на волю. А моя благоверная вдруг поняла, что она не совсем моя благоверная и вообще очень виновата перед невиновным Колей, который, как откинулся, так сразу ее нашел и оповестил. «Знаешь, я ведь не поверила тогда ему – так меня убедили следователи. А он оказывается чист. А еще я поняла, что люблю его». Меня, как оказалась, она не то, чтоб совсем не любила, но всё же гораздо меньше чем того, первого.
Потом начались все стадии принятия неизбежного по Кюблер-Россу. Я отрицал произошедшее, всё списывая то на розыгрыш, то на помутнение рассудка. Я гневался, я ненавидел Изольду, я обзывал ее, всякими яростно-гневно-паскудными фразами и награждал самыми грязными эпитетами. Конечно, в ее отсутствие, ведь она уехала в тот же день, как состоялось объяснение. Потом я пробовал торговаться с судьбой и с моей беглянкой: я звонил ей, писал во всех мессенджерах, умолял, грозил покончить с собой, но всё напрасно, через некоторое время я был просто везде заблокирован. А еще через несколько месяцев беспробудного заплыва в алкогольной анестезии, я начал в мыслях призывать дьявола, мефистофеля и кого-то там еще, и появился Он… Да-да, так он и появился. Поначалу показалось, что как-то я очень быстро допился до белки.