Четвертый

Акимкин Леонид Сергеевич
Посвящается боевому товарищу.

ЧЕТВЕРТЫЙ

Бог любит троицу. Все это знают. Вообще тройка число сакральное, и святая троица, и «тройка-семёрка-туз», и призовые места всегда с первого по третье, а я четвертый. Всегда четвёртый.
Нет я не про то, что я неудачник и судьба всегда оставляла меня за кормой круга первых и выдающихся. Просто, как-то сама цифра четыре решила стать символом моего жизненного пути.
***
В списках, поступивших в медицинский институт, я был четвертым и на распределении тоже выбирал назначение таким же по списку. Хотя по баллам я должен был быть третьим, но кто-то в комиссии допустил ошибку. И я был направлен интерном в Луганскую городскую больницу, а если бы не ошибка уехал бы в Харьков или даже в Киев. И моя врачебная судьба сложилась по-другому, вся судьба сложилась бы по-другому…
Я бы тогда не встретил Ирку, свою любимую и взбалмошную Ирку… Хотя нет, уверен, что судьба не дала бы нам шанса не встретиться, мы точно две половины одного целого раз и на всегда.
Просто я был бы терапевтом какого-нибудь районного участка, принимал бы старушек с жалобами на все, что только можно и у меня всегда были бы конфеты и дешевый коньяк. Меня бы соседи уважительно-панибратски звали «док» и ненавязчиво спрашивали о симптомах и дефицитных талончиках к специалистам.
Но все сложилось совсем не так.
***
- Док, - сказал не бритый, и немного опухший от усталости мужчина в замызганном камуфляже и что-то черканув тетрадке выдал мне пропуск.
- Сейчас пойдете на склад и получите все необходимое, - сказал мне уже другой камуфлированный мужик и добавил: Вы, кстати, четвертый доктор, записавшийся к нам, в народное ополчение.
Я молча кивнул головой и подумал, что видимо и позывной «док» у меня у четвертого. В вот в номере повидавшего виды автомата калашникова не оказалось ни одной четверки, и я даже не много расстроился. Как-то я привык, что где-нибудь да мелькнет четверочка.
***
- Билет номер четыре! - четко доложил я экзаменационной комиссии и пошел готовиться. На ускоренные курсы командиров народной милиции меня отправили далеко не четвертым. И программу полугодичной программы я освоил на отлично и распределение получал первым. Правда попал в четвертую бригаду народной милиции ЛНР.
Когда я стал комбатом чет… ырнадцатого батальона судьба снова пошутила. Привычный мне позывной «док» заменили на «четвертый». И в этот момент я уже ничему не удивлялся, ни четвёртому месту среди комбатов ЛНР, ни номеру сорок четыре на ордене, ни назначению в замы комбрига четвертой бригады.
***
Четвертым меня достали из блиндажа, в который попала сто двадцатая мина. Единственного живого из четверых, из командования четвертой бригады. Даже в палате реанимации знаменитой «Вишни» я занял последнюю четвертую койку.
Ирка приезжала ко мне каждый день и каждый день профессор рассказывал ей, что со мной все хорошо и что кома мне только на пользу. Он каждый день не много привирал о моем улучшающимся состоянии. О растущих шансах на полное выздоровление и о возращении в строй. Ирка плакала и верила. Верила не потому, что так надо, а потому что она моя Ирка-та самая единственная и на всегда.
А вечером старый уставший профессор, нарушая режим курил папиросу у окна в моей палате и с обидой в голосе причитал, что за всю его практику из такого выкарабкивались лишь трое.
А я мерно дышал благодаря аппарату искусственного дыхания и глубоко в душе улыбался. «Не переживай, старый док, все будет хорошо, я же четвертый. Я четвёртый!»