1
Но на этот раз темнота была иной – видно было, что лампада в руке Минотавра горит еще более ярко. И сам коридор выглядел иначе: тьма в нем отступила, и его стены уже не были такими пугающими. Сам Минотавр стоял возле двери так, будто проводил Глеба Игоревича в эту гримерку только что. И его слова «…недолго будете» еще гуляли эхом по коридору.
Минотавр даже чуть отпрянул назад от неожиданности.
- Я знал, что время здесь особенное – может тянуться до бесконечности и может бесконечно сжиматься. Но чтобы настолько…
- Вы меня заждались? – не понял Глеб Игоревич. – Я постарался не задерживаться…
- Да нет, – ответил Минотавр, – Как раз наоборот. Вас не было только одно мгновение. Но пока не будем об этом, – в его голосе появились деловые нотки, он поднял лампаду над головой. - Как прошла встреча? Вообще-то я знаю, что все хорошо. Мне полагается это знать. Что новое вы открыли для себя в этой встрече… с самим собой?
Глеб Игоревич не удивился такому обороту разговора – он уже и сам понял, кто был этим клоуном.
- Я узнал, что гордыня и фальшь по отношению к самому себе – непреодолимое препятствие для того, кто идет по лабиринту. Именно они рождают маски, за которыми мы прячем свое истинное…
- Да, это так, – перебил его Минотавр. - И это «выканье» - тоже маска. Оно идет от гордости и страха подпустить к себе другого поближе. Ну что? На «ты»?
Глеб Игоревич рассмеялся, соглашаясь.
- На «ты»! Я больше не боюсь подпустить тебя ближе. Я знаю, что ты – действительно друг. Идем?
Они пошли вперед по коридору, освещая его светом лампады. Неожиданно впереди показалось какое-то светящееся облако. Оно быстро росло в размерах, увеличивалось и превратилось в большое, ярко раскрашенное лицо. Это был клоун, с которым только что общался Глеб Игоревич. Губы клоуна шевелились – он пытался что-то сказать. Глеб Игоревич собрался, внутренне сосредоточился на его образе… И вот где-то глубоко внутри себя услышал:
- Снимай свои маски. Через мучения, через боль! - голос клоуна становился все тише, и вот уже как будто ветер прошелестел в кроне осины: - И спасибо за лицо. Теперь оно у меня есть.
При последних словах лицо задрожало – так воздушное марево дрожит над раскаленной землей, - потеряло четкость очертаний, вновь превратилось в облако. Вот и оно померкло… совсем исчезло. В коридоре стало пусто и тихо. Только лампада освещала монотонные серые стены и путь, теряющийся впереди в темноте.
Минотавр сделал несколько шагов, приглашая Глеба Игоревича следовать за ним.
- Ты миновал еще один рубеж – с самим собой земным распрощался, – произнес он удовлетворенно. - И сам себе помог. Это хорошо. Идем?
- Идем, – согласился Глеб Игоревич. - Мне уже интересно становится, что там впереди. Ты знаешь - что?
- Знаю. Но это твой лабиринт – тебе и узнавать. А я здесь только как твоя поддержка. Твой проводник.
Глеб Игоревич задумался.
- Да? А давай тогда откроем дверь на другой стороне коридора. Интересно, правая или левая сторона что-то меняют? Правое хорошо… Левое плохо…
- Я же говорю: это твой лабиринт и на тебе вся ответственность, – уже более твердо произнес Минотавр. – Правда, у тебя есть еще один помощник – твой внутренний голос. Но если ты его не услышишь или ослушаешься…
- И что тогда?
- Сначала вот что.
Он опять начал расти в размерах, быстро превратившись в наводящее ужас могучее чудовище, сбросил с головы капюшон. Его большая бычья голова с уходящими куда-то вверх сияющими рогами угрожающе зависла над Глебом Игоревичем. Большие и сильные руки его вылезли из рукавов дождевика и, казалось, были готовы схватить и растерзать того, кто нарушит какой-то вечный, важный закон.
Оглушительный голос Минотавра, бьющий Глеба Игоревича в самое сердце, заполнил собой все вокруг.
- Помни: я твой хранитель но и твоя главная опасность! Я твоя мудрость, возносящая тебя к небесам, но и твоя ограниченность, способная низвергнуть тебя в пропасть бытия. Я твое «да», но и твое «нет». Ты должен подчиняться мне, но и оставаться самим собой. Я открою тебе тайные истины лабиринта, но я и спрошу о них с тебя. Помни об этом!
После этих слов он быстро вернулся к своему обычному облику, набросил капюшон на голову, руки его тоже уменьшились в размерах и утонули в просторных рукавах дождевика. Все было как прежде. Рядом с Глебом Игоревичем стоял его проводник, надежный и добрый друг.
После этого своим обычным, глухим, но все еще твердым голосом Минотавр прибавил:
- Ты должен найти своих бесов и победить их. Сейчас это твоя главная цель, твой путь. Ну что, идем дальше?
2
На лестничной площадке было сумрачно, пахло котами и застарелой пылью. Откуда-то сверху доносились звуки музыки, кто-то курил… Глеб Игоревич нащупал замочную скважину, вставил в нее ключ, повернул – замок послушно подался. Тяжелая стальная дверь с лязгом распахнулась, и в лицо из темной прихожей ударило теплом, запахом хоть и чужого, но уже хорошо освоенного жилья. Соступив с порога вниз – после капитального ремонта пол в квартире оказался чуть ниже лестничной площадки, - Глеб Игоревич пошарил рукой по стене, нашел выключатель… Лампочка в прихожей вспыхнула ярко, а сердце больно сжалось. Опять дома пусто, никого нет…
Нужно сказать, что она за домом следила. Сначала пыталась отвоевать себе все возможные свободы, но потом поняла, что «зоны ответственности» лучше разделить: стирка, уборка, приготовление пищи – на ней, решение всех финансовых вопросов – на Глебе Игоревиче. Она хорошо понимала, что это в конечном итоге выгоднее. Следила она и за Глебом Игоревичем: чтобы был выбрит, рубашка чтобы свежая, брюки отглажены… Что было – то было.
Так уж повелось, что Глеб Игоревич звал ее Светочкой. Не Светой, не Светланой – Светочкой. Она еще в самом начале их знакомства сказала, что не любит свое имя, но со Светочкой все-таки согласилась. Согласился и Глеб Игоревич. Ну а почему нет? Светочка… Интересно, что бы сказал по этому поводу Фрейд? Увидел бы в этой нелюбви к своему имени проявление какого-то глубинного конфликта в психике? Бессознательное неприятие самой себя? Или того хуже… Но пока не будем об этом.
Они познакомились на сайте знакомств, встретились пару раз, хотя разница в возрасте была приличная – четырнадцать лет! Но их отношения стали развиваться быстро, и подкреплялись удивительными совпадениями. Как будто какие-то силы подталкивали их друг к другу – во всяком случае, так думал Глеб Игоревич. Сначала оказалось, что ее дочь когда-то училась у него, и была о нем высокого мнения. «Мама, приглядись к нему повнимательнее!» Еще произошел такой случай: ясным августовским вечером они шли из гостиницы, где провели вдвоем целый день, и повстречали старую учительницу Глеба Игоревича по музыке. Какие же похвалы в свой адрес услышал он от нее тогда! И Светочка тоже их слышала. Все было очень кстати.
А потом Глебу Игоревичу пришла в голову мысль снять квартиру и пожить вместе месяца два или три. Испытать себя в боевых условиях, так сказать. И опять повезло. Как раз в это время квартиру сдавала его ученица и коллега, которую он знал еще девчонкой и с которой близко дружил. Цену она установила очень щадящую, и через несколько дней Глеб Игоревич и Светочка в квартиру въехали. Просто привезли самые необходимые для жизни вещи – зубные щетки, наволочки-простыни, тапочки – и остались.
Жили весело. Глеб Игоревич помогал Светочке готовить завтраки и ужины, а по выходным – и обеды. Они любили это время спокойной душевной близости. Накануне выходных баловали себя и чем-нибудь «погорячее». Психологи говорят, что супружеские пары, которые могут выпить вдвоем, отличает особая устойчивость. Вот они и крепили свой союз.
Первое время Глеб Игоревич думал о том, что им стоило бы узаконить эти отношения. Но что-то его останавливало. Не отпускала какая-то настороженность, «звоночки» всякие. И главный – она никогда не торопилась домой после работы. А о том, чтобы прийти первой и ждать Глеба Игоревича, встретить его радостно, вообще речи не шло. После работы она отправлялась по магазинам – по крайней мере, так она говорила. «В магазинах я отдыхаю, мне отвлечься надо». А Глеб Игоревич молчал и прислушивался к себе. И ждал ее.
Один раз она заявила, что ей нужно встретиться с торговым агентом – почему-то вечером и в кафе, чтобы обсудить какие-то там вопросы по работе. Тут уж Глеб Игоревич сказал свое твердое «нет». Настороженность в его душе усилилась, «звоночек» зазвенел громче. Но они по-прежнему жили и жили вместе.
Потом они вскладчину купили машину, и жизнь стала более разнообразной. Летом ездили куда-нибудь «на шашлыки» или к морю, осенью – обязательно в лес за грибами. Как-то они собрали целых пять ведер маслят. О, это была авантюрная история, связанная с пересечением государственной границы! Всю ночь после этого Глеб Игоревич перебирал их (к работе подключили даже сына Светочки), а она мариновала. Хотя сама грибов не ела – любила угощать других.
В то время они часто выезжали и за границу, благо это было проще простого. Такие поездки давали ощущение внешней свободы, независимости. Особенно важными были для Светочки походы по тамошним магазинам. Она могла часами ходить в каком-нибудь торговом центре, бесконечно примерять одежду или обувь. Более практичными были закупки продуктов в «Бедронке»: их приобретение рассматривалось как формальное оправдание путешествия. «Ну где бы еще мы такое купили?» На самом деле все было вполне обыденнно.
Короче, внешне жили не хуже, а кое в чем и лучше, чем другие: необременительный быт, совместный досуг, общие приобретения, хорошие подарки к торжественным дням, встречи с друзьями, общение со Светочкиными детьми...
Но тревожные «звоночки» становилось все громче, все настойчивее. Сколько раз они ссорились из-за Светочкиной непунктуальности в важные для Глеба Игоревича моменты!
- Ты не уважаешь мое время – значит, ты не уважаешь меня! – горячился он.
- Не надо портить мне настроение! Ты ничего не изменишь, а сделаешь только хуже! – дежурно отвечала она, никак не стараясь поторопиться.
Много раз Светочка говорила Глебу Игоревичу какие-нибудь гадости – просто так, неожиданно, вне всякого контекста. И скрыто радовалась, что они доходят до цели. А когда Глеб Игоревич обижался или пытался объяснять, что его особенно задевает в подобных случаях, она отрубала жестко, на самом деле уже за гранью фола: «Не нравится – не ешьте!» Отчуждение становилось еще сильнее, а Глеб Игоревич молчал, внутренне зализывал очередную рану и все чаще задавал себе вопрос: стоит ли все это проглатывать?
Бюджеты у них были разные – у каждого свой. При этом как-то само собой сложилось такое правило: то, что зарабатывает Светочка, - это ее; то, что зарабатывает Глеб Игоревич – это общее. По словам Светочки, так было принято в семьях ее подруг.
И тут обозначился еще один конфликт – пожалуй, самый важный уже для Светочки. Брат Глеба Игоревича решил продавать родительскую квартиру, в которой жил в то время. Деньги от ее продажи, как и полагалось, разделили на три части: брата, Глеба Игоревича, и часть, полагавшуюся матери. Мать свои деньги сразу же отдала Глебу Игоревичу: распорядись ими как знаешь. А он отослал их дочери, живущей за границей, - она как раз разводилась с мужем, было трудно, земля уходила у нее из-под ног. Очень эти деньги оказались ей кстати.
А Светочку эта ситуация задела глубоко. «Нужно было на эти деньги купить квартиру. В крайнем случае, взяли бы еще ипотеку». Слова Глеба Игоревича о том, что эти деньги никак не связаны с их совместной жизнью, что их для Светочки как бы и нет, что у нее самой есть дети, которым она тоже хочет что-то оставить, Светочка отметала с порога: «Я тебе это попомню». А в душе Глеба Игоревича уже не «звоночек» подавал свой голос, а набат, и поселилась глухая тоска.
После этого все совсем посыпалось, покатилось куда-то туда, где царили темные эмоции, а разум молчал. Светочка вела себя так, будто она полностью освободила себя от любых обязательств. А однажды откровенно заявила Глебу Игоревичу: «Я за тебя не держусь».
Это был заключительный аккорд. После него Глебу Игоревичу не захотелось уже и разговаривать со Светочкой. Как она в это время развлекалась, с кем встречалась, его особенно не заботило. Она просто брала машину, когда ей было нужно, и уезжала. Говорили, что видели ее с кем-то в соседнем городе на побережье… Мир ведь тесен.
В это время Глеб Игоревич окончательно понял, что они идут близкими, но уже совсем разными дорогами. Как будто катятся по параллельным рельсам одного железнодорожного пути. Чужими им не быть (все-таки семь лет вместе), но и по-настоящему родными уже никогда не стать. Шансы, которые у них были, они уже упустили.
А еще Глеб Игоревич почувствовал в самой глубине души, что вся эта семилетняя жизнь со Светочкой – лишь игра каких-то демонических сил и еще одно посланное ему испытание. Это были силы, которые хотели сломить, уничтожить его душу, подбирая для этого моменты ее наибольшей уязвимости. А Светочка использовалась ими как подходящее орудие для этого – подходящее, потому что сама выполняла эту задачу как могла. Тоже оказалась уязвимой, но иначе.
И тогда Глеб Игоревич собрал воедино все свои душевные силы и поговорил со Светочкой о том, что они расстаются, а он оставляет ей все, кроме машины (без нее ему ну совсем никак). И жить в этой квартире она может столько, сколько понадобится.
А еще через несколько дней, когда Светочки дома не было, он собрался уходить. На душе было совсем тошно, гадостно… Он стоял перед дверью на лестничную площадку и думал, что и на этот раз ему не повезло, но он оказался все-таки сильнее демонов, посягнувших на его душу. Еще он думал о том, что эта история семейной жизни со Светочкой была предопределена самой судьбой и им никогда уже не быть действительно чужими друг другу.
Он собрался с духом, нажал ручку двери и вышел в сумрак лестничной площадки, пахнущей котами и застарелой пылью.
3
- Вот так все и было? – угрюмо переспросил его Минотавр.
- Было много всякого, – отозвался Глеб Игоревич. – Много хорошего… Она умела проявлять заботу, я это уже говорил. Но было и много… Но не хочется об этом.
Они медленно шли по коридору. Лампада освещала его стены, и казалось, что им не будет конца, что они в этом коридоре потеряются. Или уже потерялись…
- Я вот думаю, – вновь заговорил Глеб Игоревич. – Как в ней уживались эта заботливость и злобность? Какая болезнь ее души открыла ее для зла? Ты что-нибудь можешь сказать об этом?
- Ты же сам сказал: глубокая душевная рана. Скорее всего, эта рана из далекого детства. И похоже, что она породила нелюбовь Светочки к самой себе. Ты же говорил, что она не любит свое имя… И все это открывает ее душу для злых сил. Ну примерно так.
Они все шли и шли молча. И серые, монотонные стены проплывали мимо в свете лампады. Каждый думал о своем. Глеб Игоревич – о Светочке, которой он тоже был послан судьбой. Ведь не просто же так они встретились друг с другом! По судьбе все предрешено заранее. Минотавр думал о том, что душа человека – поле битвы добрых и злых сил, и сам человек принимает в этой битве самое горячее участие. От его выбора зависит в итоге, на чьей стороне он окажется.
Неожиданно слева в свете лампады показалась дверь. Она была выкрашена казенной синей краской, местами облупившейся. Простая металлическая ручка, потертая многими руками, призывно блестела.
Глеб Игоревич повернулся к Минотавру:
- Внутренний голос предлагает мне открыть ее. Да она еще и слева, как мне хотелось.
- Ну так открой!
- А если там что-то такое… С чем я не справлюсь? - засомневался Глеб Игоревич. - И ведь тебя не будет рядом.
Минотавр заговорил серьезно и резко, как всегда, когда речь заходила о чем-то очень важном.
- В лабиринте нет ничего такого, с чем бы ты не справился. Помни это. Ни-че-го! Но ты должен быть всегда готов к борьбе. Иметь, так сказать, лапы льва. Быть воином. Помнишь, как в твоей жизни со Светочкой? Стоило тебе расслабиться, показать уязвимость – и демоны шли в атаку. Так не расслабляйся. Не будь уязвимым. Для этого достаточно лишь вовремя сказать «нет».
Глеб Игоревич ничего не ответил на это. Он молча нажал ручку двери, потянул. Дверь легко открылась, и он увидел перед собой тускло освещенное помещение с большим зеркалом напротив. «Это же комната смеха! – понял он. – Вот уж неожиданность! Но причем здесь смех?» Он перешагнул порог комнаты, дверь за его спиной захлопнулась.
4
Глеб Игоревич вгляделся в свое отражение в зеркале, сделал несколько шагов в его направлении… Отражение тоже двинулось вперед. Глеб Игоревич машинально поправил волосы – отражение в зеркале сделало то же самое. Оба – Глеб Игоревич и его отражение – смотрели друг на друга изучающе, настороженно. Глеб Игоревич сделал вопросительное движение головой, поднял брови – отражение в зеркале вдруг нахмурилось, взгляд его стал напряженным, даже враждебным.
Чувство настороженности, с которым Глеб Игоревич вошел в эту комнату, помогло ему взять инициативу в свои руки.
- Я уже знаю: в этой комнате меня ждет новое испытание, – обратился он к своему двойнику в зеркале. – И я готов.
Лицо двойника сквозь враждебность изобразило иронию.
- О! Ты успел воспитать в себе воина? У тебя выросли лапы льва?
На этот раз нахмурился уже Глеб Игоревич. Он принял вызов.
- Хочешь меня испытать?
- Ну, в этом не сомневайся! – все так же иронично отозвался двойник. – Ты и сам не заметишь...
- Ну давай! – Глеб Игоревич приблизился к своему отражению почти вплотную. – Меня будет испытывать мое отражение? – в его голосе прозвучали насмешка и вызов.
– Интересно, как ты это сделаешь?
- Ты должен будешь принять решение, – отозвался двойник. – Только не словами, а делом.
Глеб Игоревич как-то растерялся внутренне, но виду постарался не подавать.
- Как это?
- В этом и состоит испытание. Ну а если ты его не пройдешь…
Тут лицо двойника исказилось, стало устрашающим. Он сделал молниеносный бросок в сторону Глеба Игоревича за пределы зеркала, как будто гигантская ядовитая змея атаковала свою жертву. А через мгновение он вновь стал тем, кем был только что, - человеком зазеркалья. «Вот так же и Минотавр предостерегает от ошибок», – спокойно подумал Глеб Игоревич, но по спине его все-таки пробежал противный холодок.
- Посмотрим.
- Ну тогда вперед! – впервые улыбнулся двойник. – Пройди по этой комнате, полюбуйся на себя в зеркалах. Посмейся, если сможешь. Да, если сможешь! – повторил он. – И реши, где ты – настоящий. Но не ошибись!
В комнате вспыхнули новые лампочки. Они ярко осветили множество находившихся повсюду зеркал – самых разных, но неизменно кривых, дающих искаженные изображения. Эти изображения наталкивались друг на друга в зеркальном пространстве, отражались друг в друге, образуя разнообразные «дурные» коридоры, уходящие в бесконечность.
Глеб Игоревич подошел к одному из них, увидел в нем себя забавно вытянутым и изломанным.
- Ну что? Ты узнаешь во мне себя? – спросило отражение, неприятно дернув при этом головой и скривив на сторону рот.
Глеб Игоревич возмутился.
- Это я? Ну уж!
Он размахнулся клюшкой, которая все это время была при нем («Гляди-ка, вон когда пригодилась») и ударил по зеркалу. Оно рассыпалось на тысячу мелких осколков, а Глеб Игоревич вдруг испытал от этого варварского поступка невыразимое удовольствие. Он перешел к другому зеркалу: «Так… А здесь у нас что?»
Отражение его в этом зеркале было молодым и красивым. Это был Глеб Игоревич лет, этак… Когда же это было? Лет тридцать пять назад? Да, это было в середине… нет, в конце восьмидесятых. Он был в черном смокинге, белой рубашке с галстуком-бабочкой. Тогда такие носили только кинозвезды. И только-только в них начали появляться на официальных мероприятиях уже окрепшие кооператоры, оппозиционные политики разных мастей, их резвые помощники… Он ухаживал за дочерью одного начинающего банкира и однажды попал на тусовку богатеньких вот в таких же смокингах и платьях, надетых на голое тело. Тогда с этой девочкой что-то не срослось…
- Ну как? Теперь ты себе нравишься? Это ты? – где-то внутри раздался хорошо знакомый ему голос. Его собственный.
- Я бы себе нравился таким лет тридцать пять назад, возможно, – Глеб Игоревич ответил своему отражению уже вслух. – А сейчас… Почему-то тошно на себя смотреть на такого. Как сказал бы Даль, «хорошилище на гульбище». Хотелось быть ближе к элите. Спасибо, Господь отвел.
Он вновь, широко размахнувшись, ударил клюшкой по своему отражению в зеркале. Сверкающие в свете ламп стекла потоком хлынули на пол к ногам Глеба Игоревича, и в каждом он увидел уже себя настоящего. «Говорят, зеркало разбить к несчастью, - подумал он. – А здесь наоборот. Разбитое зеркало показало мне меня настоящего».
Он сделал несколько шагов вглубь комнаты, где ему открылось очередное зеркало. На этот раз оно искажало вид Глеба Игоревича до неузнаваемости. Лицо и живот были растянуты в разные стороны, губы тоже расплылись в неестественной улыбке. А глаза – чужие, надменные, пронизывающие холодом, – казалось, были совсем не тронуты зеркальной кривизной.
- Что? Опять фальшивка? – уже буднично отметил Глеб Игоревич. – Ну, с ней мы разберемся сразу. И с глазами этими чужими тоже.
Азартно разбив и это зеркало и почувствовав «вкус крови», он по хрустевшим осколкам подошел к соседнему зеркалу, которое почему-то привлекало его внимание. В нем он опять увидел себя, но это был маленький, щуплый человечек на коротких ножках. Он смотрел на Глеба Игоревича из зеркала испуганно, втянув голову в плечи, словно ожидая чего-то плохого. И во взгляде его был виден подавляющий его жалкий страх.
Глеб Игоревич остановился в замешательстве. Его вдруг пронзила жалость к этому человечку, в котором он узнал – нет, сердцем почувствовал себя самого. «Маленький человек… - бормотал он, переживая не за себя, а за того, кого видел в этом зеркале. - Все похоже! Я ведь тоже боялся – начальства… критики… усмешек за спиной… безденежья. Терпеть себя таким не могу!
Замахнувшись клюшкой, он стал с особым остервенение крушить и зеркало с маленьким человеком, и все другие зеркала, которые видел, и лампы в этой странной комнате.
- Чушь все это! Вранье! – в исступлении кричал он. - Все вранье! Все вы не настоящие! Нет, это все я не настоящий!
Он пришел в себя, когда вновь оказался перед самым первым зеркалом у входа. «Сейчас разобью его и поставлю точку в этом испытании. А там будь что будет», - подумал он и уже замахнулся своей клюшкой, чтобы выполнить задуманное. Но отражение в зеркале вдруг выставило вперед руки, которые, как показалось Глебу Игоревичу, опять протянулись из зазеркалья сюда, в этот мир.
- Погоди! – услышал он внутри себя ровный голос. - Сейчас ты сделаешь то, что задумал. Но сначала послушай, что я тебе скажу.
Глеб Игоревич остановился, опустил клюшку, но держал ее в руке так, как воин держат готовый к удару испытанный меч. Он вопросительно смотрел на отражение в зеркале.
- Ты прошел еще одно испытание и стал немного ближе к выходу из лабиринта, – продолжил голос. Ты разбил зеркала, и это было правильное решение. Но главное – ты выразил это решение в действии. Ты разбил иллюзорные представления о себе в своей душе. И отныне любое твое решение должно быть действием.
- Да, я понял тебя. Решение должно выражаться в действии. Но был ли во всем этом какой-то особый смысл? Сейчас-то ты можешь мне объяснить?
- Тебе мало? – усмехнулось отражение. – Ну хорошо, слушай! Ты должен научиться находить свое истинное, абсолютное «Я». Для этого нужно всего лишь уничтожить те представления о себе, которые не являются тобой. Это твои главные демоны. Как это сделать? Разбить зеркала, в которых ты их видишь. Вот и останешься только ты сам. Истинный…
- Спасибо, – откликнулся Глеб Игоревич, и в голосе его обозначилась какая-то новая суровая сила. - Я так и сделаю.
Решительно размахнувшись клюшкой, он разбил последнее зеркало в этой комнате, давшей ему такое важное новое знание о себе. Только тусклая лампочка осталась гореть под потолком комнаты – может быть, кому-то пригодится...
Он открыл дверь комнаты и ступил за ее порог.