Сегодня с утра Дарья пошла в крошечный сельский магазинчик за хлебом.
Хлебовозка приходит три раза в неделю.
Со всех деревенек потянутся старики и старухи. Начнутся боязливые разговоры про таинственный проклятый вирус, про другие беды, про то, что хлеб и всё остальное дорожает.
Всего три покупателя. И среди них тот, кто под её безобидной фотографией написал нехорошие слова.
Дарья, молча, отпрянула, хотя прошло года три.
Он стоял высокий, небритый, уже купивший продукты, но под хмельком.
- Простите меня, Дарья Ивановна!
Ну, хотите, я вам подарю новый дорогой фотоаппарат, чтобы вы не обижались на меня. Вы это заслужили. Вы хорошая женщина.
- Да, я давно вас простила, Дима. И вы не самый богатый человек в деревне. А фотоаппарат я не возьму. Привыкла сама справляться.
И, если бы он подарил ей фотоаппарат, о котором она в тайне мечтала, хотя это вряд ли случится, главным было не это.
Он, один из других, прилюдно попросил у неё прощения.
- Да, я не такой уж плохой человек, - словно читая её мысли, сказал он.
- У каждого из нас есть своё личное пространство, - прошептала Дарья, - в которое другим нельзя вторгаться.
Это как оболочка защитная, нельзя вторгаться в чужое пространство, как нельзя входить в чужую избу в грязных сапогах по чистым половикам.
А что им остаётся делать, если давно нет работы? Ездят по калымам, ставят избы да бани, водят в огромных городах фуры.
А это место для них как остров тишины и покоя, где можно просить прощения.
Молчали люди.
Молчала Дарья.
Но на душе становилось светлее и теплее.
Вечером позвонит внук и скажет:
- Бабушка! Ты знаешь, сколько сейчас стоит молоко?
- Сколько?
- Семьдесят рублей.
- А сколько стоило?
- Тридцать шесть рублей.
- Ты вари каши себе.
И она пошлёт ему деньги. Пусть пьёт молоко, пока она ещё хоть кому-то нужна.
В тёмную ночь кто-то грубо колотил палкой по дверям Дарьи.
Она вышла на крыльцо.
Жёлтым квадратиком в темноте светилось окошко соседей слева. И у соседей справа тоже не спали.
- Кто? Что случилось?
- Открывай! Тогда узнаешь!
- Я не пущу! Стучитесь к соседям.
- Дурра! Да иди ты на…
По голосу она поняла, кто стучит.
Обида грызла её всю неделю и не давала спать.
- За что? Ну, не смог он правильно сделать проводку. Замкнуло патрон.
Так ведь другого человека нашла, чтобы закоротил он провод на потолке.
И только через неделю Дарья узнала, почему к ней стучался, а потом свалился под забором незваный гость.
Обычно она открывала двери, когда была ещё в силе, когда в доме был хозяин.
И это спасло ей и другим жизни.
- Вот так же, в светлую июльскую ночь, раздался требовательный стук в двери.
И Дарья встала и вышла.
По голосу она узнала бывшего первого парня на селе, а теперь подгулявшего мужика.
- Дарья Ивановна! Откройте! Я к Лидии стучался. Она не открывает.
Зашёл к вашим соседям, а там - белый дым. Что-то горит. Ничего не видно!
Никого нет. А где выключатель, я не знаю.
Дарья накинула на себя халат и вышла в туманный белый холод. Муж и не проснулся.
Открыла дверь у соседей, и в нос ударило чем-то палёным, заволокло белым густым дымом.
Она прикрыла дверь и вышла на деревню. По дороге шёл парень. А что молодёжи спать? Ночи светлые - самое время погулять.
- Иван, ты не знаешь, где у моих соседей выключатель?
- Знаю.
Он уверенно открыл дверь и нашарил рукой выключатель, включил свет. У стола шаял половик. Тёмное пятно опалины обозначилось на полу. А хозяев не было. Видно, кто- то зашёл и бросил окурок на пол.
Они залили половик ведром воды.
И этот случай Дарья помнила всегда.
Вот и сегодняшний беспокойный стук опять напомнил ту ночь.
Оказалось, что спьяну, расхрабрившись, пришёл мужик свататься. Из всех старух выбрал её. И пенсия по деревенским меркам около дела. И бабка шустрая. Грибов, ягод насобирает, грядки прополет.
Горько было Дарье узнать это от людей. В деревне ничего не скроешь. Долго она косилась и отводила глаза от этого мужика, не могла простить, Да как посмел?!
Жизнь-то уже прожита.
Сколько она вытерпела от этих людей. И с похмелья с крыльца сосед ружьём целился. Дескать,
не приглашай никого ремонтить возле дома.
И даже под её фото, где лесная дорога, написал гадость ещё один доброхот.
Такую гадость, что она засуетилась и потеряла сайт, исчезли файлы, и что она теперь будет делать?
Пришлось запускать новую версию.
А дороги той уж нет, она изменилась, нет огромной, во всю ширь и длину ляги.
Тогда Дарья стояла и смотрела на опрокинутое синее небо и дрожащее золото берёзовых листьев в этой огромной луже.
Здесь всё замерло в тишине. Направо - через огромную канаву с тёмной водой болото с его тайнами, историями вековыми, от которых даже и сейчас мороз по коже.
И не знала ещё тогда Дарья, что здесь проходящим и проезжающим слышалось, блАзнилось, как скрипит, трясётся лес сосновый и еловый,
Как глухо играет гармонь утопленного вместе с лошадью пьяного купца.
Тёмна ноченька скрыла, а слух-то прошёл опять же через сотни лет, потому что пред кончиной злодей сознался в грехе.
Но двери надо закрывать.
Иногда она об этом забывала.
И в этот раз напрасно не закрыла.
Сквозь короткую дневную дрёму, устав на жаре складывать дрова, услышала Дарья стук двери.
Быстро встала. Может, соседке что надо?
Кряжистый чужой мужик сразу взял её в оборот по давно обработанному сценарию.
-Трёхлитровая банка мёда недорого. Всего три тысячи!
Не нужна ей банка мёда. И денег только до пенсии на хлеб. Заначка для внуков немного на карте.
- Да возьмите по две пятьсот три банки.
Мне на операцию надо!
- Эх, мужик. Давно я тебя раскусила.
В твоей интонации и в словах Г фрикативное обозначилось. Ты из южных земель. Торговать надо на рынке, а не по избам медвежьего угла.
Нет, ты берёшь в оборот напором и неожиданностью, ты готов и на карточку свою крохи пенсии бабкиной взять.
Что-то надрывно лопнуло в терпении её.
Мёд ей был не нужен. Но так хотелось, чтобы ушёл этот чужой и надоедливый мужик со своими банками.
Она махнула рукой, купила эту банку с мёдом, на которую ей и смотреть не хотелось, а тем более пить чай.
- Прощаю, всех прощаю…
Когда настанет мой черёд уходить, и люди простят меня, - думала она.
И, сжившись, выкинув давнишние обиды, шла к последнему поклону
тех мужиков и баб, мальчишек, что уходили по чьему-то велению навсегда.
Стояла, склонив свою голову, и смиренно просила прощения.
По обычаю деревенскому шептала:
- Прощаю тебя. И ты прости, если в чём виновата.
Фото автора