У нас с Людой была подруга, моя знакомая из Геленджика. Её звали Оля, а прозвище было Лиса, потому что рыжая. Вот эта Лиса снимала квартиру неподалёку от нас, и мы часто ходили к ней в гости. Её хозяева были тоже из того поколения, что и наши. Хозяин, Виктор Алексеевич, воевал в Конармии в Гражданскую; и с басмачами потом тоже воевал. А его жена, Ольга Михайловна, была как бы при нём. Её основной заботой в жизни было здоровье и благополучие мужа; но слушался больше он её, чем она его, хотя она всё время делала вид, будто он главный.. Такая вот пара.
Они были люди "с активной позицией" и оба пели в хоре ветеранов Революции.Не знаю, как уж там Виктор Алексеевич пел, он ведь немного заикался. Это следствие ранения, от которого и шрам остался - косой такой, через лоб и щеку.
У них дома была очень интересная вещица - бурханчик такой, то ли из Калмыкии, то ли из Бурятии. Они ведь и там жили, после Гражданской. И Отечественная война их в том месте застала; а в Пятигорск они уже потом переехали, после войны.
Виктор Алексеевич был охотник, состоял в охотничьем обществе, и поэтому ему разрешалось иметь ружьё. Оно на стенке висело в хозяйской комнате.
Виктор Алексеевич ненавидел волков. Просто лютой ненавистью ненавидел. Я помню, удивилась, как можно так зверей ненавидеть; они ведь не виноваты, что хищники. Просто так устроен их организм. От природы. нам в детстве бабушка не позволяла отнимать у нашей кошки её добычу - не только мышек, но и птичек, которых нам было так жалко, аж до слёз. Бабушка говорила, что нельзя, потому что кошка охотница по природе, ей так положено, и сердиться на неё нельзя... Виктор Алексеевич от моих слов приходил в возбуждение - мне, мол, легко рассуждать, раз я не видела, что эти звери делают. А он-то в степях насмотрелся. Их всех, всех надо уничтожать, и волчат щадить нельзя: те ведь в волков вырастут... А когда Виктор Алексеевич возбуждался, он заикался очень сильно, и Ольга Михайловна приходила его успокаивать...
Нас Виктор Алексеевич очень уважал за то, что мы учились в Инязе. Он считал, что нас всех там готовят в шпионы. А если нет, то зачем бы государству тратить средства, обучая нас английскому языку? Нет, девочки мои! У государства дальний расчёт! И если вас приняли в Иняз, значит, проверили и поверили. Значит, страна на вас надеется. Вам ещё придётся в Америке поработать. Тем более, что вы военнообязанные...
А мы и вправду должны были стать военнообязанными на третьем курсе. Потому что мы, как все девочки в те времена, которые учились на гуманитарных факультетах, проходили в обязательном порядке краткие курсы медсестёр, и нам должны были потом дать звание сержантов медслужбы. Мальчики занимались военной подготовкой, а мы медициной... Но в шпионы нас, конечно, никто не готовил, и нас никак не проверяли. Нас скорее всех в школьные учителя готовили. А при поступлении в институт мы просто сдавали вступительные экзамены, да и всё. И всё!..
Ольга Михайловна говорила нам тихонько: "Не спорьте с ним. Он старой закалки. Всё воюет..." И мы не спорили.
Вот такие разные были люди в том поколении...
Вот, например, позже, когда я бросила институт и попала потом в Ленинград (я здесь не буду рассказывать об этом подробно, а то очень долго получится), то поначалу не могла нигде устроиться, даже по лимиту. А пока ехала, познакомилась и подружилась с моей проводницей в поезде, и она привела меня к себе в общежитие. Ну и общежитие! Просто вагончик такой стоял у платформы Навалочная... Но я не о том, а то не по теме... В этом вагончике, однако, всё равно работали вахтёры, как в настоящем общежитии положено. И одна из вахтёров, Тамара, предложила мне поехать с ней на недельку в Прибылово, поработать на картошке. Деньги-то мне нужны были, и я поехала.
Тамара жила в домике на полустанке Прибылово. То есть, она оттуда уж несколько лет как уехала, только навещала; а жили в этом домике её мать и брат. Брат (кажется, Витька, не помню точно), толстый и ленивый, считался стрелочником; но работал не он, а их мать, "бабушка в платочке".
(Окончание следует)