Шел неспокойный, предвоенный 1991 год. Душный скорый поезд «Баку – Ростов» мерно отстукивал стальными колесами чечетку. Мимо мелькала чужая жизнь, друг друга сменяли за окнами высокие чинары. Горячий кавказский ветер порывами надувал пузырем казенные занавески, вскользь обжигая и без того разогретые, тела пассажиров. Но обстановка в вагоне была накалена не только из-за июльской жары. В тесном купе находилось четверо мужчин: молодой офицер, старик и два друга средних лет. Все они ехали в РСФСР: друзья – по каким-то делам, офицер – в командировку, а четвертый попутчик – домой. Двое друзей всю дорогу издевались над парнем:
– Нам здесь не нужна Советская армия! – сердитым голосом сказал один из друзей, усатый азербайджанец, чисто говоривший по-русски.
– Мы – гарантия стабильности в регионе, а я всего лишь выполняю приказы! – пытался отстаивать позиции вкрадчивым голосом лейтенант.
– Не корчи из себя умника, сопляк! Убирайтесь вон с нашей земли! – продолжил дерзить мужчина с усами.
– Не нужно на меня тянуть!.. И вообще, армия здесь следит за порядком, а в конфликтах соблюдает нейтралитет! – парировал военный, вытирая с лица пот.
– Э-э-э... нытральтет, что такое? Будешь много болтать – мы тебе сделаем нытральтет! – с характерным национальным акцентом, по-хамски, показав при этом неприличный жест руками, угрожал второй из друзей – шустрый человек с лысой головой, плохо говоривший по-русски.
Для лейтенанта эта поездка была сущим наказанием. Он был неконфликтным человеком, и поэтому робко отвечал на агрессивные выпады недружелюбных попутчиков. Наконец, он не выдержал подобного нахальства в свой адрес, весь побагровел и неожиданно вспылил:
– Какие же вы неблагодарные, азербайджанцы. У нас в воинской части говорят, что если бы не мы, то ездили бы вы до сих пор на ишаках. Русские вас даже мочиться стоя научили!
После этих слов обстановка в купе накалилась до предела. Словесная перепалка усилилась и грозила перерасти в нечто более серьезное. Стороны были непримиримы. Азербайджанцы стали обзывать оппонента всевозможными ругательствами на двух языках, временами переходя с русского на родной. Один из них, который был лысым, внезапно схватив со стола пачку сигарет, запустил ею прямо в лейтенанта. "Да мы тебя изобьем прямо здесь за нехороший слова"! – добавил он, запинаясь.
Но лейтенант ничем не ответил на эту скверную выходку, видимо из-за того, что численный перевес был не на его стороне. Только сгорбился и стал наблюдать за выходками своих «диких» обидчиков исподлобья. Неизвестно чем бы это все закончилось, если бы вдруг, очень кстати, в разговор не вмешался всю дорогу пребывавший в безмолвии седой пассажир. Это был сухопарый, небольшого роста человек, со смуглым угловатым лицом, обрамленным тонкой бородкой и с крючковатым носом.
– Ребята, хватит издеваться над человеком, сколько можно?! – сказал он участливо на наречии хулиганов, вступаясь за офицера.
– Эй, русский, слышишь! Наш народ привык слушать старших и только поэтому, мы тебя не тронем! За это, скажи спасибо нашему дорогому земляку! – осклабившись, надменно и назидательно объявил усатый азербайджанец.
– Нет, нет... Какой же это земляк, братья? Он – армян! – неожиданно вмешался в их громкий разговор, проходивший мимо открытого купе проводник. Когда на посадке он увидел паспорт пассажира, то сильно удивился. Это было чем-то из ряда вон выходящим: он увидел фамилию, которую носят представители враждебного народа. Уже пару лет он не встречал у себя в республике людей с армянскими фамилиями, превратившихся в одночасье из братского народа в главного врага. Еще недавно армян здесь проживало очень много. Только в одном Баку – двести пятьдесят тысяч человек. Это был второй по численности этнос, но все они уехали, спасаясь от резни учиненной властями Азербайджанской ССР в конце 80-х годов. И если бы не его старый друг, который попросил помочь армянину, проводник ни за что не взял его к себе в вагон, так как сам ненавидел армян и в глубине души желал неугодному пассажиру своего вагона только зла, поэтому-то его и выдал.
– Ты армянин? Да как такое, может быть?! – с изумленным лицом, потрясённо переспросил усатый попутчик: – Как ты посмел приехать в нашу страну, козел?!
– Ты совсем наглел? Мы тебя убиваем прямо здесь! – добавил его друг, коверкая слова. Разгневанные парни не на шутку разбушевались, охваченные звериным неистовством. Теперь ситуация в корне изменилась. Они уже забыли про парня, всю свою ненависть и негодование, решив выплеснуть на бедного старика.
Поезд тем временем уже покинул пределы Азербайджана и шёл по дагестанской земле. На предыдущей станции в вагон вошли и громко общались между собой в коридоре какие-то русскоговорящие спортсмены. И это обстоятельство предало старику уверенности, и он ответил:
– Не забывайте, что мы уже едем не по вашей земле. Так что заткнитесь. Здесь уже другие законы!
– Эй, армян, пойдем, выйдем – поговорим в тамбуре один на один! – повелительным голосом пытался настаивать азербайджанец с усами.
– А тебе сколько лет? – бесстрастно выслушав грубияна, спросил армянин.
– Тридцать пять, – рявкнул его недоброжелатель своим огромным ртом.
– А мне – пятьдесят пять. И я уже не в том возрасте, чтобы драться. Но если сейчас не прекратите свой гнилой базар, то – будете ехать обратно, я ребят у себя в Армавире соберу, и до Баку вы уже не доедете! – угрожающим тоном предостерег его старик.
Его недружелюбные соседи, после этих слов, сразу как-то успокоились и за всю оставшуюся дорогу больше не проронили ни единого слова.
Эдик, так звали старика, еле сдерживал свой гнев, печальные мысли томили его. Он задумчиво глядел в слепящее окно, размышляя о том, как же ему всё-таки повезло, в восемьдесят девятом, что он продал свой дом в Баку, пусть и по дешевке. А многие другие люди, его земляки, чтобы выжить, бросили свои дома и остались без крыши над головой, став беженцами. Он вспомнил и про тех людей, которые наивно надеялись, что советская власть остановит погромы и оставались в Баку вплоть до 1990 года, и – какая их всех постигла страшная насильственная смерть. А первая волна насилия в Азербайджане началась еще в феврале 1988 года. И самые кровавые события произошли в городе Сумгаит, известные как «Сумгаитский погром», где по неофициальным данным за один день было убито до полтысячи человек, став «первой в советской истории вспышкой массового насилия по национальному признаку».(Википедия: Сумгаитский погром). Потом было временное затишье. А летом 89-го резня армян возобновилась, но уже в больших масштабах. В то время, сколачивались банды карателей из числа азербайджанцев – маргиналов, и они нападали на армянские дома, грабя и убивая хозяев. Милиции был дан приказ: армянам не помогать и не реагировать на сообщения о погромах. Так случилось и с его соседями – семьей Нагапетян. Это были шестидесятилетние старики, они жили втроем вместе с сорокалетней дочерью - инвалидом. Уезжать семье было некуда, продать квартиру не удавалось. Когда бандиты выбили входную дверь, то первым делом схватили дочь и мать, изнасиловали их по очереди, а затем задушили обеих у несчастного отца семейства на глазах. В этот момент у него случился апокалипсический удар. Бедный старик упал на пол и лежал неподвижно. Уходя, бандиты забили его ногами до смерти. Один из соседей – азербайджанец, вышел и пытался вступиться за стариков, и остановить преступления, но был жестоко избит. Он-то, позднее, и рассказал Эдику о трагедии семьи Нагапетян и о судьбе других общих знакомых. В то время как милиция и органы власти фактически бездействовали, некоторые азербайджанцы пытались оказывать помощь армянам — своим соседям и товарищам по работе, спасая их от погромщиков, но их, к сожалению, было меньшинство. Основная масса населения поддерживала погромы, насилие и убийства.
Эдик приехал на родину, чтобы посетить могилу отца, на свой страх и риск. Хорошо, что он прекрасно владел азербайджанским языком, и местные жители принимали его за своего. Благодаря чему и выжил во время той опаснейшей поездки. Кроме того, советское воспитание и сердобольная душа не позволили ему пройти мимо несправедливости, жестокости. И он встряв в дело, которое его не касалось, заступившись за лейтенанта, чуть не поплатился за это собственной жизнью.
Когда армянин выходил на своей станции, то в сердцах бросил ненавидящим его попутчикам: "Земля общая, человек сам должен выбирать, где ему лучше жить. Нельзя просто так убивать людей, только потому, что они не тех кровей!"
Эдик ещё не знал, что побывал на могиле отца в последний раз. Это стало невозможным не только из-за политической обстановки, но и из-за того, что, вскоре, на месте христианского кладбища в Баку построили завод. К сожалению такая же участь постигла кладбища и в Кировабаде(Гянджа), и во многих других городах Азербайджана. А политика армянофобии и поныне проводится в Азербайджане на государственном уровне.