Колодец
Это место называли «Колодцем». Четыре пятиэтажки обступали со всех сторон дворик. В двух домах, напротив друг друга, находились широкие арки, через которые можно было пройти дворик насквозь. Обособленный, уютный мирок, отгороженный от остального города стенами. Может быть, именно поэтому в Колодце селились те, кто скрывал от мира свое истинное лицо.
Дома с арками называли «передним» и «задним», а боковые – «левым» и «правым». Тимур с бабушкой жили в переднем доме на четвертом этаже. Хорошо жили, спокойно. Тимур знал, что он приемный. Бабушка никогда этого не скрывала. Мать бросила его еще в младенчестве, и он ее не помнил. Бабушка Мокрица всегда была рядом.
Жили в двухкомнатной квартире, в которую по понятным причинам нельзя приглашать друзей. Им Тимур всегда говорил, что бабушка болеет. Конечно, она могла принять облик человека, сухонькой старушки с пронзительным взглядом. В таком виде бабушка Мокрица выходила на прогулку, но дома у них было слишком много странного.
То лето выдалось жарким. Дождей почти не было, днем температура поднималась выше тридцати. Бабушка жару не любила, потому выходила на прогулку поздно вечером, а дни коротала в комнате, плотно задвинув тяжелые шторы. Тимур изнывал от скуки. Детей в Колодце было мало. Лучший друг уехал на все лето в деревню. Можно было бы гулять с Максом и его дружками, но лучше тогда дома сидеть, чем с этими придурками шляться.
Половина лета уже прошла впустую. Всего каких-то полтора месяца – и снова в школу. Очередной день. Унылая муха билась в стекло и жужжала, в комнате бабушки бубнил старенький телевизор.
– Тим, может, в магазин сходишь? Кефира купи, а я оладушков постряпаю.
Маленькие ножки цокали по линолеуму, когда бабушка Мокрица заходила на кухню. Ее брюшко волочилось по полу. Муха отчаянно зажужжала, сжатая ее пальцами, а потом замолкла, когда бабушка отправила ее в рот.
– Схожу…
– Мороженку себе еще купи.
Бабушка улыбнулась. Ее лицо в тот момент было особенно похоже на лицо фарфоровой куклы.
Уже в коридоре Тимур вдруг спросил:
– Баб, а баб!
– Чего, милый?
– А почему на меня деда Сема так странно смотрит?
Бабушка замерла в дверном проеме, шевеля усиками на голове.
– Да ты не бойся. Это он выбирает. Тебя он точно не тронет, а я ему скажу, чтоб на тебя не зыркал. Ишь чего удумал, лошолич старый!
Тимур хлопнул дверью и побежал вниз. Дед Сема, как всегда, сидел на лавочке у подъезда. Вот уж кому жара нипочем. Хмурый, морщинистый, с черными кустистыми бровями.
– Здравствуйте, – сказал Тимур.
Дед ответил кивком, не сводя с мальчика тяжелого взгляда. Он так и смотрел, пока Тимур не нырнул в арку.
Когда Тимур вернулся, с удовольствием уплетая мороженое, увидел, что у правого дома стоял грузовик. Два крепких мужика как раз выгружали из кузова огромное кресло. Дед Сема переключил на них все свое внимание. Тимур чувствовал, что кроме деда Семы на машину смотрят десятки внимательных глаз. В окне у бабы Вали занавеска шевельнулась, а дед Егор на балкон покурить вышел. Смотрели все настороженно. Оно и понятно. В Колодце обычные люди не представляли, кто живет с ними рядом. И все равно не нарушали негласные запреты. Не потому, что кто-то им что-то сказал, а просто чувствовали – нельзя. Квартир много, но по ночам никто никогда не шумел. К подвалам тоже никогда не подходили, никто про них даже не вспоминал. Бабушка однажды сказала, что там можно заблудиться и что все подвалы четырех домов связаны между собой. А новоселы могут по незнанию влезть куда-нибудь не туда. И потом неприятности будут.
Мужики исчезли вместе с креслом в подъезде, а Тимур продолжил свой путь. Интересно, у новеньких дети есть?
Бабушка тоже стояла у окна, смотрела неподвижно и тихонько шипела. Она всегда так делала, когда была чем-то обеспокоена или рассержена. Надувалась всем телом, а потом выпускала воздух со свистом.
К вечеру стало прохладнее. Бабушка Мокрица выбралась на прогулку, а потом и Тимур. Старики со всего Колодца собрались на лавочках у левого дома. Тимур всегда изумлялся, как можно не понять, что они не люди вовсе. Вон у бабушки Тамары на голове огромный ком седых волос, завязанный косынкой. Неужели никто не видит, что он иногда шевелится? Или дед Андрей. У него же глаза не человеческие вовсе. Они и на звериные не похожи. Хотя бабушка Вера вполне себе человек, а день через день с ними сидит и ничего не замечает. Люди просто смотрят не туда. А сам Тимур приучился смотреть и видеть.
– Черныш, Черныш! Кс-кс-кс!
От мыслей его отвлек голос. Возле арки стояла растерянная девочка. Невысокая, худенькая, смуглая. Она озиралась по сторонам.
– Привет, – сказала она. – Извини, ты, случайно, кота не видел? Черный такой.
Тимур покачал головой.
– Убежал куда-то, – прерывисто сказала девочка. – Он у нас домашний, а тут с этим переездом…
– А, так это вы переехали. Хочешь, помогу кота поискать?
Вот сейчас сказал, а самому стыдно. Знал ведь, что Черныша уже не найти. И хорошо, если убежал. Животные в Колодце вели себя странно. Коты здесь не могли находиться – сходили с ума и убегали. Собаки вели себя спокойнее. Не все. Три года назад овчарка на своих хозяев напала. Ребенка загрызла. Всему виной была тетя Ася, которая охотилась на собак и кошек. Ее даже бабушка не любила, говорила держаться подальше. Тимур и держался, тетка страшная была. Лицо перекошенное, губа трясется. Домашних собак она не трогала, а дворняжек во всей округе извела. Но коты ей больше по вкусу были. Домашние, дворовые – не важно. Хорошо, если Черныш убежал.
– Помоги, если хочешь. Меня Катей зовут.
– Тимур.
Так они и познакомились. Кота не нашли ни в тот день, ни позже.
В следующий раз Тимур увидел Катю на детской площадке. Она стояла, прижавшись спиной к металлической лестнице, а прямо перед ней Макс и его «свита».
Макс – придурок редкостный. Внешне он всегда напоминал Тимуру Джима Керри из «Тупой еще тупее». Только Макс злой, жестокий. И даже не это главное. При виде его Тимур всегда испытывал чувство вины. В фильмах и книгах герои не проходят мимо чужой беды. Тимур проходил. Каждый день. Каким бы Макс ни был козлом, он такого не заслужил. Никто не заслужил.
Их всегда четверо. Но дело в том, что человек из них один Макс. Трое его «друзей» – паразиты. Присосались и питаются его временем жизни. Суждено, к примеру, Максу было прожить до шестидесяти – а эти сосут, вытягивают. Минуту за минутой, час за часом. Вот он уже умрет на год раньше, на два года, на три… Кто знает, сколько они у него сожрать успели. И сколько ему отпущено было.
Тимур подошел ближе.
– Ты чего лицо не моешь, чумазая? – спросил Макс.
– Я не чумазая, а смуглая, дебил, – ответила Катя. – Отвали от меня.
– Ты кого дебилом назвала? Пацаны, что-то новенькая оборзела вкрай. Давайте ее к колонке оттащим и умоем.
– Прикоснись только ко мне…
– Эй, Макс, чего к ней пристал-то? – вмешался Тимур.
– О, смотрите, кто пришел! Внучок. Иди отсюда, пока можешь, защитничек!
Тимур поднял с земли камень и сжал его в руке.
– Давай, подойди и расскажи мне это.
Макс посмотрел на камень, сплюнул и сказал:
– Пошли отсюда, пацаны. Пусть эти психованные трахаются.
Отойдя чуть подальше, он потер лицо руками:
– Умойся, чувырла!
– Нахер иди! – крикнула Катя.
Тимур отбросил камень и подошел.
– Да не обращай внимания. Он дебил.
– Я уже поняла, – кивнула Катя. – И… спасибо, что заступился.
– Да брось. Он очконавт еще тот.
Катя помолчала и вдруг сказала:
– Мне сегодня Черныш снился. Он как будто звал меня за собой. А еще шипел на кого-то за моей спиной, но я знала, что поворачиваться нельзя. – Она смущенно улыбнулась. – Прости, не знаю, зачем тебе это рассказала.
Они стали гулять вместе каждый день. До позднего вечера болтались во дворе, играли и разговаривали.
Июль заканчивался. О том, что до школы осталось чуть больше месяца, думать совсем не хотелось. В магазине «Южный» оформили специальную витрину. Тетрадки, ручки, всякая дребедень. Как будто им не терпелось поскорее извести лето и начать осень. От этого становилось тоскливо и муторно на душе.
В тот вечер они вдвоем сидели на лавочке в беседке. Катя сосредоточенно водила носком кроссовки по земле. Не поднимая головы, она вдруг спросила:
– Тим, а ты умеешь секреты хранить?
– Ну да. А что?
– Просто, если я расскажу, ты можешь подумать, что я психнутая. Наверно, я такая и есть.
– Рассказывай.
– Мне кажется, с этим местом что-то не так. Оно странное. Знаешь, у нас в доме мусоропровод заварен…
– Он везде заварен, – сказал Тимур.
– Я слышала, что там внутри кто-то или что-то шевелится.
– Мыши, наверно…
– Я в зеркале иногда вижу тени за спиной. Стоит присмотреться – они исчезают. И… – Она шумно выдохнула. – Вчера я видела ночью, как в доме напротив из окна вылез человек и полез по отвесной стене. Как насекомое какое-то.
– Ты, может, спала? – осторожно спросил Тимур.
– Нет, я точно не спала. Я потом вообще уснуть долго не могла.
– А этот… человек… он не заметил, что ты его видела?
– Вроде бы нет. Я на кухню пришла, свет не включала.
– Так… А кроме меня кому-нибудь говорила?
– Нет…
– Точно?
– Точно.
– Послушай меня, Кать. Теперь я должен спросить, умеешь ли ты хранить секреты?
– Ну да… Ты меня пугаешь.
– Пожалуйста, веди себя как обычно. Как будто ничего не было. И не рассказывай о том, что видела, ни единой живой душе. Поняла? Иначе…
Он понизил голос.
– Они очень не любят, когда их замечают. Ты внимательная. Не потому, что подумала… Короче, сложно это все. Ты не психнутая. Тот человек существует. И если он узнает, что ты его видела, то просто убьет тебя.
У Кати округлились глаза, и она зажала рот ладонью. До этого момента Тим думал, что так делают только в мультиках.
– Ты откуда это все знаешь? – выдохнула она наконец. – Если это шутка, то она не смешная.
– Это не шутка. Я потом тебе все объясню. Это долго. Пока что первым делом под любым предлогом перевесь зеркало. Нельзя, чтобы в нем отражалась любая дверь. Именно через них эти и лезут. Если не придумаешь объяснение для родителей, то лучше разбей. К окнам ночью не подходи. Поняла?
– Д… да…
Он вздохнул и посмотрел в небо.
– Никто не замечает, но в Колодце даже звезды другие. Чужие. Их только со двора видно.
Катя всхлипнула и тоже посмотрела вверх. Они некоторое время сидели молча, глядя на холодные огоньки, которые не складывались ни в одно знакомое созвездие. Тимур почувствовал, как тоненькие и горячие пальцы Кати легли на его руку. Он сжал ее ладошку своею.
– Все хорошо будет…
– Обещаешь?
– Обещаю.
В ту ночь Тимур совсем не спал. Боялся, что до Кати доберутся. В Колодце иногда пропадали люди. Те, кто посмотрел не туда или делал то, что запрещено. Их очень редко находили. Бабушка Мокрица твердила, что есть вещи пострашнее смерти. Тимур знал, что это правда. Наверно, лучше умереть, чем стать одним из «детей» бабушки Тамары, тех самых, что живут в зазеркалье и утратили облик. Или сойти с ума после беседы с дедом Андреем. Бабушка говорит, что он «нашептывает».
Утром Тимур с Катей встретились. Живая, хоть и хмурая, с синевой под глазами.
– Не спала совсем? – спросил он.
Помотала головой.
– Я тоже… Пошли, тут скверик недалеко.
Главное, чтобы не в Колодце. Мало ли, вдруг услышит кто.
Тимур говорил долго. Катя его не перебивала, лишь смотрела куда-то под ноги, а он рассказывал то, что знал сам, что поведала бабушка Мокрица. О том, что раньше на месте Колодца было капище. На большом камне в жертву приносили людей, чтобы задобрить духов. И что земля тут кровью пропитана, потому-то и устроили здесь поселение те, кто этой крови рад был. Они научились прятаться. Построили себе дом такой, какой было нужно. Защитили его от любопытных взглядов и лишних вопросов. Запечатали.
Потом он стал рассказывать о правилах. О мерах предосторожности, чтобы никого не разозлить. О булавке на одежде, о четных шагах в коридоре, о тайнописи на стенах.
– Главное, чтобы они не поняли, что ты про них знаешь. Если узнают, то найдут способ добраться. Они многое умеют. Могут в родного человека превратиться, а как только в квартиру пустишь… Но они мирные. Без причины и необходимости не нападают.
– А много их в Колодце? – тихо спросила Катя, так и не поднимая взгляда.
– Я думаю, что половина где-то.
– Половина чего?
– Всех, кто там живет.
Катя сглотнула комок в горле.
– Ты говоришь, что они прячутся от людей. Сам-то ты откуда все знаешь? Или ты тоже?..
Тимур усмехнулся и покачал головой.
– Нет, я человек. Я вроде бы посередине. Моя бабушка… Она из них. Усыновила меня, когда совсем маленький был. Она хорошая. Тебя родители не хватятся?
Девочка тряхнула головой, будто отгоняя мысли, а потом ответила:
– Да не, они на работе.
– Пошли тогда. Покажу, как с отражениями играть.
Общие секреты сближают.
Август – как предчувствие чего-то. Можно убеждать себя, что просто не хочется снова в школу, но нет. Бабушка стала какая-то нервная. Поздними ночами Тимур слышал, как цокают ее лапки по стенам и потолку в комнате, где она спала. В одну из таких ночей Тимур открыл глаза и увидел бабушку прямо над собой. Она свесилась с потолка, вывернула голову и замерла неподвижно.
– Ба, ты чего?
– Праздник скоро. Великий. Из области приедут.
– Кто приедет?
– Те, Кто Смотрит. – Перебравшись на стену, она устроилась на облезлом ковре с оленями. – В такой день можно просить их о милости. О тебе.
Тимур приподнялся на подушке.
– А зачем обо мне просить, ба?
Та не ответила, слезла с ковра и молча направилась к своей комнате.
– Прости, что разбудила. После поговорим.
Утром Тим попытался узнать, что это было, но бабушка отмахнулась, мол, скоро все расскажет.
Все к чему-то готовились. Это чувствовалось. Бабушка почти каждую ночь выбиралась из квартиры в истинном облике через окно. На стенах в подъезде появились новые тайные знаки. Однажды Тимур видел, как крыша заднего дома светилась. Будто кто-то развел там костер в темноте. Только сполохи были зелеными.
Катя, глотая слезы, рассказала, что слышала кого-то у своего окна снаружи.
– Их там много было. Они очень тихо перешептывались. Я спиной лежала и делала вид, что сплю. Но я чувствовала, что они смотрят, Тим… Может, они догадались, что я про них знаю? Может, они приходили меня убить?
Тимур покачал головой.
– Если бы хотели убить, ты бы сейчас со мной не разговаривала.
Катя посмотрела на него красными от слез глазами.
– Там на стекле отпечатки остались. Пальцев, ладоней…
– Так не должно быть, – сказал Тимур. – Фигня какая-то. Они себя стараются не выдавать.
Дети замолчали.
– Я боюсь, – через некоторое время сказала Катя. – Что-то плохое произойдет. Пыталась поговорить с родителями, что мне тут не нравится. Они и слышать ничего не хотят. Ничего не замечают, как будто слепые.
– Большинство людей такие. Я думаю, это что-то вроде защиты. Они просто не видят того, что выходит за рамки. Кать, мы справимся. Ты держись. Я что-нибудь придумаю.
Вечером бабушка нажарила котлет и сделала пюре. Тимур ковырял еду вилкой без особого аппетита.
– Ба, а ты людей убивала? – неожиданно спросил он.
Бабушка Мокрица замерла. Она пошевелила усиками, а потом наконец ответила:
– Да, внучек. Давненько, правда, уже.
– А… почему?
Она выдохнула и зашипела.
– Это в нашей природе, Тим. Я этот разговор откладывала, но, похоже, сегодня придется.
Лицо, так похожее на человеческое, будто рябью пошло.
– Я хочу за тебя просить. Ты можешь стать одним из нас. Тогда ты поймешь, почему мы убиваем иногда. В этом суть выживания. Ты бы хотел стать сильнее, Тим? Быть тем, кого боятся?
Тимур уставился в тарелку.
– Я не знаю, ба.
Она замерла напротив, шевеля усиками на голове.
– Это должно быть твое решение, милый. Хотела бы я, чтобы ты нашим стал. Тогда бы и смысл был. Но цена высокая, Тима… Платить ее придется.
По ее телу как волна прошла.
– Я твою маму извела…
Тимур уронил вилку.
– Мне, чтобы ребеночка завести, беременная женщина нужна. Я ей личинку подсаживаю, личинка дите съедает и место его занимает. Один раз такое можно. Вот только моя личинка слабая оказалась. Не выжила. Маму я твою прямо здесь держала. Она с ума сошла. Все кого-то звала. То маму свою, то какого-то Игоря, то плакала. Отпустить я ее уже не могла. И убить не решалась. Два месяца жила… Потом ты родился. Она… зачахла просто. Словно предназначение свое выполнила. Есть отказалась. Дальше и померла вовсе. А я тебя оставила. Вырастила…
Голос Тимура прозвучал глухо.
– Где она похоронена?
– Да тут прямо, во дворе. Под беседкой. Беседку тогда ставили, яму выкопали. Ну я и похоронила там.
Он молча встал и пошел в прихожую. Бабушка тоже молчала. В тишине хлопнула дверь.
Уже стемнело. Тимур выскочил из подъезда и побежал. Остановился он только у беседки. Там, внизу, лежала его мама. Он присел и коснулся дрожащими пальцами деревянного настила.
Наверное, он уснул, хотя это больше было похоже на какое-то забытье. Просто в один момент Тимур осознал, что сидит на ступеньке беседки, а вокруг непроглядная ночь. Он поднял голову. Окно на кухне тускло светилось. Значит, в большой комнате горит свет. Бабушка ждет. Но не вышла его искать.
Тимур уже хотел встать, но вдруг увидел на столе в беседке чью-то сгорбленную фигуру.
– Кто здесь? – Он постарался, чтобы голос не дрожал.
В темноте вспыхнули два желтых глаза.
– Я ведь тебя предлагал. – Дед Сема. Его голос не спутаешь. – Но бабка хай подняла, что твоя курица закудахтала. Я ей еще тогда втолковывал, мол, надо от людского выродка избавиться. Она ведь тебя молоком своим выкормила. Недочеловеком вырос, а все равно по людской суке плачешь. Покажу ее, хочешь?
Тимур пятился, а дед Сема когтистой лапой взмахнул. Тимур повернул голову и увидел женщину. Она слабо светилась и медленно плыла над песочницей. Волосы всклокочены, грязная ночная рубашка, снизу вся перемазанная кровью. Женщина подняла голову, открыла беззубый рот и беззвучно закричала. Тимур отступил, но споткнулся и упал на траву. Морок рассеялся, а дед Сема глухо захохотал. Тогда Тимур вскочил и побежал.
В своей комнате он накрылся с головой покрывалом, уткнулся в подушку и заревел.
Дни ползли дальше. Ничего не хотелось. Бабушка молчала, как и Тимур. Кате тоже ничего не сказал.
В ту ночь он проснулся от барабанного боя. Глухие удары в завораживающем ритме где-то за окном. Бабушка прижалась лбом к стеклу и тихонько шипела.
– Ба!
– Проснулся? Одевайся. Пойдешь со мной.
– Ба, что происходит?
Та не ответила. Быстро перебирая лапками, ушла на кухню.
Тим натянул джинсы с футболкой и только теперь выглянул в окно. Из одной арки в другую двигалась длинная процессия. Существа в балахонах медленно шли вперед. Глухо бил невидимый барабан.
– Ба, что это?
– Праздник.
– Но люди же увидят.
– Этой ночью никто не будет смотреть в окна. А если увидят, то им же хуже…
В голосе бабушки не было обычной мягкости. Фарфоровое личико сползло немного вбок, так, что можно было разглядеть шевелящиеся отростки. Как лапки насекомого, они сгибались и разгибались, царапая бабушкину щеку.
– Сегодня я буду просить за тебя у Тех, Кто Смотрит. Просить, чтобы тебя сделали одним из нас. Ты же хочешь этого?
– Хочу, – ответил Тимур.
Во дворе не протолкнуться. Все людские личины сбросили. Стоят молча, смотрят в центр двора. Никому нет дела до мальчика и его бабушки. Бледные. Худые, с длинными руками. Приземистые и косматые. С острыми, как иглы, зубами. Клубящиеся тени. Ядовитые огни. Начнешь всматриваться и с ума сойдешь.
Бабушка пропихивала его к центру. Туда, где осталось свободное пространство. Там расположились Те, Кто Смотрит.
Пульс стучал в висках. Но любопытство победило страх. Тимур попытался увидеть тех, к кому его привели. Но взгляд все время соскакивал в сторону, а разум отказывался воспринимать увиденное. Позже он так и не смог вспомнить, как они выглядели. Разве что глаза. Холодные, оценивающие, тусклые.
Бабушка вышла вперед. Она говорила о Тимуре. Те, Кто Смотрит, внимали.
– Пусть ударит! – из толпы раздался голос деда Семы. – Пусть докажет, что наш.
Сон дурной. Голова пошла кругом и затошнило. Рука вспотела, но пальцы крепко впились в рукоять. Нож старинный. Будто из стекла. И жар от него шел. Барабан снова бить начал. И все запели тягучую песню без слов.
Расступились. Стали вдоль дорожки. А по ней Катя шла, глаза закрыты. Покачивалась, улыбалась блаженно.
Тимур уже все знал. Колодец останется закрытым от посторонних глаз, пока землю поливают кровью. Одна жертва – и можно жить дальше несколько лет. Никто не узнает.
Он встретился взглядом с бабушкой. Крепче сжал рукоять ножа.
Двадцать лет спустя.
Тимуру нравился новый магазин. «Пятерочку» открыли совсем недавно. На том месте, где раньше был магазин «Южный». Работали они до одиннадцати. Как раз можно было сделать покупки после наступления темноты.
Тимур поставил на ленту молоко и яйца и с улыбкой покачал головой в ответ на предложение пакета и товаров по акции. Молоденькая продавщица завозилась со штрихкодом на упаковке яиц, никак не получалось пробить. Катя выглянула у нее из-за спины. Повернула голову набок, будто спрашивая разрешения. Тимур дернул плечами и кивнул. Он давно перестал жалеть тех, кого присмотрела Катя. Тем более делала она это не так часто.
Катя еще сильнее склонила голову. Неестественно изогнула шею. Влажно захрустели суставы. Девушка за кассой вздрогнула и повернулась. Она смотрела прямо в лицо Кати, но не видела ее. А Катя уже пила ее дыхание. Одно хорошо – продавщица молоденькая, должна выжить. Тем более Катя послушно не допила до конца. Оставила немного.
После такого – или болезнь, или несчастный случай. Пара дней максимум.
– Хорошего вечера, приходите еще, – нарочито бодрым тоном сказала девушка. Марина. Так на бейджике написано.
– Спасибо, – ответил Тимур. – Берегите себя.
Они вышли. Катя теперь пару дней точно будет глаза мозолить. Наверняка еще и ночью трахаться приползет. В благодарность за кормежку. Попробуй ее не покорми…
Сколько это уже продолжается? Будто всегда так было. Их детство пролетело, словно сон. Оно закончилось в тот момент, когда Тимур так и не смог ударить Катю ножом в грудь.
Он помнил, что его оттеснили. Окружили Катю со всех сторон, а потом девочка начала кричать. Ему до сих пор иногда снится этот крик.
Из квартиры пахло кислятиной. Пока внутри – привыкаешь, но как приходишь с улицы – чувствуется. Бабушка Мокрица с каждым днем все сильнее источает этот запах.
– Ба, есть будешь? Я яиц и молока купил.
Тишина в ответ. Бабушка сильно сдала. Разжирела, почти перестала двигаться. Тимур знал, что она умирает. Началось все после той самой ночи… И длилось это умирание по сей день. Наверное, именно поэтому он не уехал. Не мог бросить бабушку.
Он взбил в блендере пять яиц с молоком и пошел в комнату. Смесь нужно было влить бабушке в рот.
– Ба!
Серая туша не шелохнулась.
Тимур толкнул ее, но уже знал, что Бабушка Мокрица мертва.
– Позови деда Сему, – сказал он через плечо Кате.
Похороны прошли ночью. Тело вынесли и положили в песочнице. И пока оно медленно погружалось вниз, все молчали. Стояли полукругом и ждали. Стариков много поумирало в последние годы. Дед Сема утверждал, это из-за того, что Тимур чуть тогда церемонию не испортил. Колодец до сих пор обиду держит. Скорее всего, просто стало все иначе. Сложно объяснить. Столько сотен лет эти существа жили рядом, а теперь как будто им места нет.
– Уедешь теперь? – спросил дед Сема.
– Если покупателей на квартиру найду, – ответил Тимур. – Да и Катьку кормить надо. Пока не знаю.
Он соврал. Знал, что останется. Колодец – его дом.
– Ей скоро больше еды понадобится. Жаль, Мокрица не дожила. Она всегда внучку хотела, – сказал дед Сема. – Правнучку. Ты же Мокрицу бабушкой называл.
Он побрел прочь. Тимур посмотрел ему вслед, а потом поднял голову. В обрамлении крыш Колодца сияли звезды… Чужие для людей, но такие знакомые для Тимура.