Я в Мире. Ч. 4

Яков Гилинский
                Воспоминания о блокаде...

Блокада Ленинграда... С одной стороны, так давно и так нереально...
С другой стороны, мало нас, помнящих блокаду, оставшихся на сегодня в живых. Так что рискну кое-что вспомнить. Не все же о дне сегодняшнем...

Представить, как все это было в действительности, все равно невозможно, не испытав лично. Даже я, прожив всю блокаду в городе,  вспоминаю о том времени, как о чем-то не вполне реальном и  происходящем как будто не со мной. Кроме того, о блокаде Ленинграда (08.09.1941 — 27.01.1944) написано так много — правды  и неправды, талантливо и наоборот, что добавлять что-то серьезное и последовательное не хочется. И все же — это кусок жизни  моего ленинградского поколения. Поэтому — всего несколько  картинок.
 
•••
Начало войны (примерно август 1941 г.), блокады еще нет, но немцы поблизости. Еще можно что-то купить в магазинах (приходилось стоять в очереди часами, а в 7 лет это очень тяжело) и  даже на оставшихся и оскудевших рынках. Мы с «бубой» (так я звал бабушку) пошли  за чем-то на Измайловский рынок — он тогда располагался как  раз против нашей 6-ой Красноармейской улицы, где я жил со дня  рождения до 60-х-80-х годов (в конце 60-х мы переехали с Наташей в однокомнатную кооперативную нашу квартиру, но до начала 80-х на 6-ой Красноармейской оставались жить мама, тетка и мы часто там бывали и завозили к ним нашего кота Миусика,  уезжая в отпуск в Крым, на Кавказ, или в Прибалтику). 
Итак, идем с «бубой» по рынку и вдруг слышим, как будто горох сыплется. И люди куда-то побежали и все жмутся к крытым рядам (сам рынок был под открытым небом), а кто-то почему-то  падает. Поднял глаза — над нами самолет, так низко, что кабину  летчика видно, и стреляет он из пулемета по рыночным посетителям. Так впервые я «чисто конкретно» столкнулся с понятием  «враг».

•••
Зима 1941/1942 г. была самая мучительная. Голод заставлял думать все время только о еде. Мама с теткой и бабушкой делили  жалкие крохи хлеба (по 125 г. на человека при отсутствии других  продуктов) между нами, включая двухгодовалого двоюродного  брата, на три части — «завтрак», «обед» и «ужин». Но есть очень  хотелось, и три кусочка в день не утоляли голод. Я стал требовать, чтобы мне мою дневную порцию выдали сразу, чтобы я смог  сразу ее съесть, хоть немного почувствовать «сытость», а остаток  дня — будь что будет…

Голод сопровождался немыслимым холодом. Морозы держались на уровне — 30-40°. В нашей 3-х комнатной квартире мы наглухо закрыли все помещения, оставаясь жить все в одной комнате, отапливаемой «буржуйкой» — маленькая печка с трубой,  выведенной в обычную печь (в Ленинграде ведь до войны было  печное отопление. Ни о каком центральном, паровом отоплении  мы и не ведали). Чтобы выйти на кухню или в туалет надо было  одеваться, как на улицу. Выхожу однажды на кухню (вообще-то  там нечего было делать, хлеб в комнате и на кухне нечего готовить), а на кухонном столе сидит огромная крыса и смотрит на  меня… Бедные крысы, а также их враги — несчастные кошки (да  и собаки) либо умерли в блокаду от голода, либо были съедены  людьми… Впрочем съедали и людей. Случаи каннибализма были  не единичны в блокаду. Но были и выжившие животные. Недалеко от моего сегодняшнего дома стоит памятник блокадному коту! Очень мне близок. Во всех отношениях. 

•••
Во время сигналов воздушной тревоги мы первое время перебегали нашу 6-ую Красноармейскую улицу и в доме напротив  спускались в бомбоубежище. Там было много народу, часть людей сидела, часть лежала (пишу эти строки и как наяву вижу эту  картину и очень реально ощущаю специфический запах бомбоубежища, а ведь 82 года прошло…). Некоторые с собой брали мешочек с едой (если она была). Зимой 1941/42 г. я заболел ветрянкой, потом чем-то вроде брюшного тифа, и мы вынуждены были  оставаться дома. Впрочем, если бы мы были в бомбоубежище, и в  дом попала фугасная бомба, мы просто оказались бы замурованы  заживо…

•••
Начало лета 1942 г. Я сижу на подоконнике и смотрю на улицу. К дому подъезжает грузовик, крытый брезентом, на нем сидят двое мужчин. Вдруг порыв ветра поднимает угол брезента и  из-под него видны голые ноги трупов. Это рабочие на грузовике  разъезжают по городу, собирая трупы умерших от голода… А  ранней весной мертвый мужчина трое суток лежал поперек лестницы на первом этаже нашей парадной и мы каждый раз, выходя  из дома, перешагивали через него.

•••
Мама с теткой работали в детской поликлинике, отец - врач служил в эвакогоспитале на другом конце города (на Сердобольской  улице) и изредка приезжал к нам на велосипеде или приходил  пешком. Трамваи же не ходили, а другого транспорта в городе не  было. 
Мы с бабушкой ночью (как и другие жильцы дома) дежурили  во дворе дома, зимой скалывали лед ломиком, пытаясь немного  расчистить двор. За водой ходили на 7-ую Красноармейскую, где  во дворе одного из домов был кран с водой — единственный на  всю округу. Все вокруг крана оледенело и доползти до него с ведром и обратно была проблема.

•••
Помню, как на 6-й Красноармейской пала лошадь (в начале блокады, потом никаких лошадей уже не было). И люди бежали к  ней, чтобы отрезать себе кусок мяса.

•••
Как-то зимой 1941/42 г. начался очередной налет немецкой авиации. Тетка вышла за чем-то на лестницу. Раздался взрыв,  ноги мои стали ватными (автоматически, я не успел почувствовать страх), а тетку взрывной волной закинуло с лестничной площадки назад в квартиру. Как выяснилось позднее, многотонная фугасная бомба снесла семиэтажный дом угол 5-й Красноармейской и Московского проспекта. А мы жили почти угол 6-й Красноармейской  и  Измайловского  проспекта,  т.е.  на  порядочном  расстоянии. Такова была сила взрыва. Разрушенный дом так и не  был восстановлен. На его месте сейчас палисадник.

•••
Из экзотической «еды» хорошо помню лепешки из дуранды (это такие жмыхи для лошадей). Но дуранду надо было доставать! Не так-то просто. Еще варили «студень» из финского столярного клея… Он был светло-желтый в отличие от коричнево-черного российского

•••
Ехали с мамой и теткой в поликлинику, где они работали, по Московскому проспекту на трамвае (значит это был год 1943-44,  когда начали ходить трамваи). Сигнал воздушной тревоги. Мы  бросились из трамвая в ближайшую парадную. После сигнала  «Отбой воздушной тревоги» выходим, а наш трамвай разбит и  горит…

***
Спросите - как же вы выжили? Вся мои родные были медиками (отец - врач, мама и тетка - медсестры). И независимо от войны, блокады, дома всегда были витамины - сушеная какая-то ягода.  Сытости от нее никакой, но добавленная одна сушеная ягода на кусок хлеба или дуранды спасли,видимо, нас от цинги.;