Туман, книга восьмая. глава пятая

 
                ВОТ ТЕБЕ И КУРОРТ!


Карл Францевич, откровенно ничего не понимающий в поведении помещика, однако где-то внутри, где-то на уровне спорящего ума с рассудком понимал, что лучше поступить в соответствии с просьбой, нежели выпытывать о причинах, породивших оную.

Потому-то и случилось скоропостижное расставание за столом ресторации, так удивившее дотошного филера Щукина.

И попал гоф-медик из огня да в полымя, разве что в мягком понимании этой поговорки – от глаз агента Щукина в пролётку агента Кушонка, подвизавшегося, для вида, извозом.

--Хлудовская больница, - распорядился доктор, и лошадёнка принялась постукивать копытами по мёрзлой земле Галицинского проспекта, имевшего выход на Хлудовскую улицу.

На часах четверть второго, до начала вечерних сумерек в этих краях оставалось часа, эдак, три, и совсем не помешало бы настроиться на разговор с персоналом больницы на тему, никак не связанную со здоровьем.

Отыскать знакомца среди тутошних врачей было глупой мечтой, а для начинания доверительного разговора с курортными эскулапами с обычного приветственного восклицания «Коллеги, как же я рад вас всех видеть!» не просто мало, а даже откровенно-подозрительно. Сосчитать на перстах время, кое понадобится для разубеждения местной врачебной элиты, что ты, такой учтивый и радушный, никак не намерен пристроиться к их «нарзанной» кормушке (пусть простят меня Кисловодские доктора, но дармовая вода за недешёвые рецепты только добавляет радости в жизни эскулапам. Благо, что лечат подобным манером только желающих так лечиться, а не поголовно всех).

И вот тогда, когда чистота помыслов приезжего гоф-медика станет очевидной всему консилиуму курортных светил, наступит время убираться из Кисловодска, поскольку часы истории протикают безуспешное завершение дела, начатого, как на зло, уж очень азартно.

Лошадёнка постукивала копытами, извозчик молчал, а Карл Францевич вертел головою по сторонам не зная, как приступить к разговору в больнице (поворот головы в правый бок), и что может означать страннейшее желание Кириллы Антоновича остаться в одиночестве (порот головы влево). Прямо не езда, а натуральные настенные часы-ходики в пролётку – вправо-влево, тик-так, тик-так, тик … а это кто? Неужно ещё один любитель уединения?

                *            *            *

Штаб-ротмистр либо не слышал приближающейся пролётки, либо не счёл за надобное обращать на неё внимание – в этом курортном месте, где среди бела дня не брезгуют смертоубийством, доводя это деяние до состояния обыденного, он никого не знал, и никто не знал его, а посему тратить силы и время на то, чтобы таясь подобраться к дому, впустившему в себя обладателя убийственного ножа и хороших сапог, Модест Павлович счёл за лишнее, причём настолько, что явственно услыхав, как остановилась пролётка, не потрудился даже оглянуться ради собственной безопасности.

Дом, о котором уже сказано, был деревянным, с не по-деревенски большими окнами, занавешенными тёмно-синими шторами. Над входными дверями красовались цифры «16» в окружении сразу трёх подков. Поворотный дверной звонок был врезан в дверное полотно, а до ближайшего к двери окна было не более полусажени.

Это всё, что успел подметить штаб-ротмистр, вращая ключ звонка так скоро, словно его некто невидимый торопил.

--Если отодвинется штора, то меня разглядывают, - поспешно давал самому себе наставления Модест Павлович, - и зачем я сюда пришёл? Я ищу дом, сдающийся в наём … хорошо, такой предлог подойдёт.

Штаб-ротмистр отступил от двери на шаг назад и приложил все имеющиеся в теле силы для придпния всему своему облику равнодушно-беззаботного вида.

Что ж, штора не пошевелилась, а вот дверь, игнорируя правила приличного открывания на ширину головы хозяина, вопрошающего обыденную вещь: «Чего надо?», распахнулась едва ли не настеж, стараясь увернуться от руки хозяина.

На пороге показался высокий человек в военном кителе без каких-либо знаков отличия. Его плечи были широки, ноги расставлены для упора, левая рука заведена за спину – достанет ли этих описаний, чтобы с одного взгляда стало ясно, - перед вами, пардон, перед Модестом Павловичем стоит военный.

--Чего надо? –Не стараясь быть оригинальным спросил человек, дотягиваясь до дверной ручки.

--Мне сказали, что это дом сдаётся. Меня не ввели в заблуждение?

--Этот? – Кряхтя военный всё-таки ухватился за ручку, но малость покачнулся, не рассчитав собственной устойчмвости и равновесия. Для возврата в прежнее положения хозяина следовало сотворить шаг вперёд, либо опереться левою рукою о притолоку.

 Тело взялось за эту задачу самостоятельно – шаг отменялся, поскольку на дворе зима, а на ногах носки, выбор действий пал на левую руку, которая тут же выпорхнула из-за спины, на короткий миг сверкнув револьверной сталью. И сразу военный возвратился в привычную и устойчивую вертикальность.

--Будь мне нужен иной дом, я бы в иной и постучал. Мне повторить вопрос?

--Кто вас направил?

--Некто Сидлецкий Иван Иванович, поручик, в отставке. Он сказывал, что квартировал в этом доме в прошлом году. Так, как?

--Я не знаю такового.

--А я не знаю вас, что не мешает мне спросить ещё раз  - дом сдаётся? Надеюсь, - тут Модест Павлович, словно поглядев на себя со стороны, весьма удивился своей неуёмной говорливости, вытеснившей привычный до простоты способ ведения подобных переговоров, прозванный в народе «быка за рога».

--Надеюсь, что верительные грамоты и рекомендации от прежних хозяев съёмного жилья, в коих мне доводилось квартировать, вам предъявлять нет надобности. У вас купец, у меня … в том смысле, что я плачу вашу разумную цену за наём этого дома.

Военный, по нашей классификации Главный, слушал этого нагловатого гостя не так уж внимательно, как того требовал смысл диалога. Гораздо больший интерес вызывала стоящая неподалёку пролётка со скучающим извозчиком.

--Это он приехал? – Замелькали в голове Главного подозрительные мысли. – Отчего не остановился ближе? Кучер явно кого-то ждёт, кого? Он не один? Из-за Моисея так быстро не пришли бы. Он не филер и не жандарм. Или это тот самый случай, когда надо быстро избавляться от дома? Идиот Серёжа и с домом нагадил! И от этого съёмщика надо избавляться!

--Я не рассчитывал сдавать дом прямо сейчас, - заговорил Главный, обшаривая глазами улицу за спиною пришлого, - но раз вы так намереваетесь поселиться в нём и платить, то … прошу в дом!

Переступив порог штаб-ротмистр увидел то, что и предполагалось увидеть в доме после пары револьверных выстрелов – лежащие на полу уже знакомые сапоги, хорошо различимые через полуоткрытую дверь комнаты, расположенной по правую руку.

--Он не запер дверь, - не просто так в уме подметил Модест Павлович, а с умыслом – это дальновидная подготовка пути быстрого отхода.

--Скажите, дом сдаётся вместе с сапогами? – В голос проговорил штаб-ротмистр и кивнул головою в бок соседней комнаты. Сказал, и тут же ощутил спиною скверные предчувствия.

--Вам нужна обувь?

--Не отказался бы, - делая вид, что потирает озябшие ладони, ответствовал Модест Павлович.

Как по мне, то это походило на потешную игру – задай пустой вопрос и получи никчемный ответ. Только каждый их игроков понимал скоропостижность окончания этой игры в слова – Главный был совсем не глуп и понимал, что пришельцу этот дом нужен также, как убиенному бедняге Моисею пустая бутылка из-под нарзана. Кроме того, совершенно недвусмысленно набатом прозвучал вопрос о сапогах. Неясной оставалась лишь одна подробность – этот наглец заявился один, или у него есть затаившиеся помощники?

Штаб-ротмистр также не ожидал миролюбивого исхода этой беседы. Хозяин, если он в действительности хозяин, не пропустил гостя вперёд, просто попятившись назад. Левая рука снова оказалась за спиною, а ноги сами приняли устойчивую позицию, подходящую для нападения и защиты.

--Не отказался бы, - ответил Модест Павлович, - только без их хозяина. Вытряхните его из пары, и приступим к торгам.

--Ты один? – Как-то недобро спросил Главный, выводя руку из-за спины и щёлкая механизмом взвода курка.

--Нет, у меня ещё сестра есть, - мгновенно ответил штаб-ротмистр, и сделал шаг вперёд.

Разговор перестал иметь значение. Вообще-то всё житейское перестало иметь значение. Важным стало даже не то, как удачнее вступить в схватку, которая стала настолько очевидной, насколько очевиден выдох после вдоха, а кто окажется ловчее и проворнее – вооружённый револьвером мнимый хозяин дома или непрошенный гость, одетый в тёплое пальто, сковывавшее любые резкие движения.

Будет важным отметить, что никто из этой пары не знал, что делать ради обретения пусть и не скорой, но обязательной победы. Каждый из этой пары был убеждён в необходимости схватки, игнорируя простой диалог ради удовлетворения своих целей. Каждый из этой пары где-то в глубинах своего естества ожидал собственной погибели, и совершенно явно желал смерти неприятелю. Каждый из этой пары не смог бы ответить на простейший вопрос, будь он задан каждому в отдельности, либо обоим одновременно: «Откуда такая ненависть к противнику, коего ещё четверть часа тому вы не то, что не знали лично, а и не подозревали о его существовании?".

А что будет призом победителю схватки – личная выгода или защита интересов иного лица, не соизволившего оказаться среди убивающих друг друга?

Даже соглашусь с тем, что суть и формулировка и вопросов и предыстории начинающейся трагедии далека от односложных ответов убеждённой наполненности. Но испытывать судьбу в попытке изменить быстрый и смертоносный способ разрешения конфликта в сторону немного дольшего, но жизнеутверждающего переговора, стоила того. Наверное стоила.

Что ж, сколь верёвочке не виться, а конец у неё обязательно случится. Вот и начала виться верёвочкой боевая судьба двух бывших военных в деревянном доме с нумером «16» в самом что ни на есть Кисловодске.

Штаб-ротмистр лишь только увидел поднимающуюся левую руку своего противника, немного наклонился, втянул голову в плечи и со всею злобою на хорошее, но такое неудобное в драке пальто, бросился вперёд, имитируя древнее стенобитное орудие, одновременно уходя с пути, по которому вскоре должна будет проследовать пуля.

Главный, как мы уже успели приметить, неповоротливостью совсем не страдал, да и приёмы рукопашного боя знал дай Бог каждому. Оценив, что напротив револьверного ствола уже никого нет, а опускать руку с оружием в сторону летящего на тебя зимнего пальто только терять время, решил влепить нападающему оплеуху по загривку. Удар был правою рукою и по-настоящему сильным, правда с малой пользой для себя.

Летящий на всех парах Модест Павлович от такого удара не упал, а лишь изменил траекторию движения – теперь грудь Главного перестала быть настоящей целью, настоящей целью стал револьвер, неожиданным образом снова появившийся перед носом штаб-ротмистра.

Как по мне, так продолжение схватки продолжилось без участия расчётливого ума и продуманных действий, а полностью перешло под командование инстинкта самосохранения.

Модест Павлович, продолжая двигаться вперёд (движение-то было от силы на десяток дюймов, большего расстояния меж сражающимися просто не было) ухитрился начать разворачиваться вокруг своей оси, снова убирая голову от злого ствола.

Но и Главный был не в замешательстве от манёвров пришлого. На всякий случай он дважды нажал на курок, надеясь хоть поранить вращающуюся голову противника.

Оба выстрела прогремели не более, чем в дюйме от уха Модеста Павловича и заполнили весь череп звоном и пульсацией, от которой становилось просто больно.

--Твою мать! – Закричал Штаб-ротмистр удивляясь, как его инстинкт уже не ведёт оборонительных действий, а как-то по-детски прижимает правую руку к уху.

На самом деле Модест Павлович впервые почувствовал боль от звука, которая его отвлекла от схватки. Даже немного отвлекла от звука разбитого оконного стекла и от грохота ещё одного выстрела.

Не убирая руки от уха, что никоим образом не способствовало необходимой обороне, штаб-ротмистр решил вернуться на поле боя хотя бы взглядом, если не полноценным участником.

За истекшие секунду с небольшим хвостиком изменения таки случились – противник лежал на полу, прижимая руку к изрядно кровоточащему правому боку, а левой рукою водил по полу в поисках выпавшего револьвера. На другом фланге была дыра в окне, а в дверь входил Карл Францевич, глядящий и глазами и стволом на друга. Это было почти спасение, или вовремя подоспевшее подкрепление, если бы стоящий столбом штаб-ротмистр не загораживал левой руки лежащего Главного, сумевшего подобрать своё оружие.

Гоф-медик по-хозяйски оглядел помещение, в котором случилось первое в его жизни Кисловодское побоище.

Повертев головою, доктор почувствовал сперва небольшое, но с каждым мгновением усиливающееся жжение на шее, в аккурат под правым ухом.

Не перекладывая оружие в другую руку Карл Францевич принялся левою рукою ощупывать место, по-видимому натёртое воротничком. Но нет, воротничок был ни при чём, раз ладонь руки окрасилась кровью.

--Может … стеклом? – Сам себя спросил доктор, и оглянулся на окно, по-прежнему завешенное синей портьерой, теперь, правда, с дырой.

Модест Павлович, как и принято поступать в любом поединке, оглянулся на лежащего соперника, увидел в его руке револьвер, пожал плечами и наступил ногою на кисть Главного, а другою ногою ударил поверженного по скуле. Чувствительно ударил, но не сильно.

--Что у вас? – После долгого выдоха спросил штаб-ротмистр, морщась от звука собственной боли … пардон, собственного голоса, раздававшегося откуда-то издали и очень неприятно для слуха.

--Вы не ранены? Что у вас с ухом? – Это гоф-медик добавил некоего комизма в эту драму положений.

Вот просто для ясности вообразите себе, многоуважаемые читатели, такую сцену – доктор, всё ещё удерживающий правицей оружие в положении "на изготовку", а левою рукою держась за шею под правым ухом спрашивает у Модеста Павловича, прижавшего правую руку к одноимённому уху: «Вы не ранены?»

--Что? – Поинтересовался штаб-ротмистр, и сызнова поморщился. – Ему нужна помощь, как и вам. Как вы тут … чёрт подери! До чего же больно! Как вы тут оказались?

--А вы? – Было видно, что сей вопросец вырвался на свободу не имея в себе ни интереса, ни любопытства. Вопрос был задан, что называется, машинально. Просто в эти мгновения в мыслях Карла Францевича склеилось спасительное решение некоей задачи, никак не касавшейся этого маленького боя.

--Да, так и надо! Модест Павлович, голубчик, потерпите! Я мигом!
Доктор бросился к двери, распахнул оную, замер, развернулся и подбежал к штаб-ротмистру.

--Держите! – И воткнул в левую руку Модеста Павлович свой пистолет. – Вдруг, не дай Бог, что! Это просто удача, поверьте!

И убежал.

Лежащего на полу посетил какой-то странный обморок с налётом дамского кокетства – он то хлопал глазами, то прикрывал их, то принимался вертеть головою в стороны. После, вспомнив о ранении, принимался ощупывать рану и вытирать лоб и щёки, словно удаляя испарину, отчего почти полностью перепачкал лицо кровью. А далее все повторялось – рука вдоль тела, глаза моргают, ощупывание, вытирание лица и возврат в исходную позицию. Нет, право слово, не доставало только восклицания: «Господа, мне дурно!»

--Ты рану рукой, - попадая в такт действий лежащего, говорил штаб-ротмистр, - прижми рану!

И, о чудо! Собственный голос начинал не то, чтобы нравиться, а переставал раздражать!

--Ты говорить можешь?

--Серёжа … сволочь … - почти шёпотом проговорил Главный.

--А, понятно. А «сволочь» - это фамилия? Как же тогда тебя по батюшке? – Это Модест Павлович уже куражился, наслаждаясь звуком своего голоса. Если не считать постоянного звона в ушах, то словцо «наслаждаясь» подобрано верно.

--Так, в карету его, и едем! – Слова Карла Францевича начали влетать в комнату, едва дверь начала открываться. – Модест Павлович, потерпите … у вас ухо в крови и … подсобите мне! Перетащим его в пролётку и мигом в больницу! Это нежданная удача! Хватайте за ноги … любезный, придержи-ка дверь! Так, ещё, ещё … ничего, довезём! Ты, братец, глаза не таращи, мигом гони в Хлудовскую больницу! Трогай!


Завтрак следующего дня, проходивший в заде ресторации курзала, был прекрасен не изысканностью и обилием блюд, чего по причине зимней поры просто не могло случиться, а горячей многословностью описания минувших похождений.

--Я же понимаю, что добром дело не разродится, - азартно частил Модест Павлович, сотрясая над столом вилкою с нанизанным куском парной говядины, - оружие моё в саквояже, дом, в который меня потащил леший, мог быть просто набит разбойниками … да, и Бог с ним! Худо стало, когда он так театрально револьвер из-за спины вытащил. Сказать по правде, я совсем позабыл попрощаться и с вами, дорогие мои, и с жизнью, вот не до того было! Так, знаете, просквозила мыслишка, что это прощание я со временем наверстаю. Ещё и это пальтецо, купленное из-за вида, а не за удобства делало меня чуть менее подвижным, нежели афишная тумба! Как прикажете воевать в таком ….

--Модест Павлович приуменьшает свои заслуги, - в той же тональности и в том же темпе втиснул своё соло гоф-медик, - тумба не увернулась бы от выстрела в упор!

--А вы, доктор, по-настоящему хороши, выше всяких похвал! Уложить этого мерзавца одним выстрелом!

--Это, видите ли, не повод восхищаться моей меткостью. Я, Кирилла Антонович, стоял и прислушивался – что такое там происходит? Я понятно излагаю? Я был на улице, под окном … рядом с окном, понимаете? И, вдруг, выстрел! Я, как и Модест Павлович, тоже не стал тратить время на прощание со всем светом, я просто отворил дверь и выстрелил. Мне и так осколок стекла по шее ….

--Погодите! Просто отворил и выстрелил? То есть, вчера это я мог оказаться в лечебнице с дырой в моём замечательном новеньком пальто? Нет, каково, а? Я тут пою осанну нашему доктору, моя телятина из-за этого остывает, как убиенный Серёжа-сволочь, не за столом будь сказано, а на деле я жив всего-то по случаю?

--Я же не с закрытыми глазами стрелял?!

--Я теперь в этом уже не так уверен ….

--Господа! Я очень рад, что схватка минувшим вечером не стала трагедией для всех нас. Понимаю, что ваша перебранка не более, чем шутка, но осмелюсь попросить вас припомнить цель нашего приезда в Кисловодск. Опасение, что мы подвергаемся риску попусту истратить отпущенное нам время столь велико ….

--Всё, я умолкаю! – Штаб-ротмистр поднял руки и принялся за телятину.

--Обо всём вчерашнем я попрошу вас ещё раз мне поведать, но не сейчас, прошу меня понять! Модест Павлович, что было не так с человеком на перроне, за которым вы отправились следить?

--Докладываю кратко, как умею – дорогие сапоги и заячий треух не вяжутся в единый костюм. Не первой свежести тулуп по манере ношения больше походил на приличную шубу. Этот господин был не тот, за кого он себя выдавал. А отчего человек так себя ведёт? Потому, что не желает быть узнанным! Это подозрительно в любое время года, а зимою, да ещё накануне известных вам событий подозрительно вдвойне! Далее … по-моему я уже сыт. Далее, он знал город, но вот несколько раз проверял, нет ли за ним слежки? Поверите, он попросту ходил по кругу, трижды выходя на Галицинский проспект. Это … сейчас покажу … это вот там, справа от меня.

Сделав несколько глотков чего-то курортно-освежающего, штаб-ротмистр продолжил.

--Когда же он вошёл в дом, полюбившийся нам с доктором, туде же причалила пролётка с мужичком, которого позже и убили. Сперва я подумал, что в этом доме будет проводиться съезд партии идиотов, но ошибся. Нет, Кирилла Антонович, какие шутки? Один петляет по городу не опасаясь быть замеченным, и едва ли не ползком проникает в дом, другой чуть ли не с оркестром подкатывает … и всё это на пустых улицах!

--Хорошо, что всё так хорошо! Карл Францевич, вы просто ехали и просто увидали Модеста Павлович?

--Чистая правда!

--А … что в больнице?

--У Модеста Павловича немного обожжено пороховыми газами ухо и лёгкая стадия оглушения. У меня порез на шее и испорченный воротничок сорочки.

--Как увлекательно вы попили нарзана в первый день!

--Кто ищет, - подвёл итог беседе штаб-ротмистр, - тот всегда во что-нибудь такое вляпается. Сегодня нарзанчик предстоит?

--Вы где остановились?

--Гостиница «Московская» господина Тамбиева.

--А я могу там снять номер?

--Вы можете снять целый этаж и встретить полового только через неделю.

--Решено! Едем к господину Тамбиеву! Там и обсудим наши нарзанные дела. Мне хочется с вами кое-чем поделиться.


                *                *                *

                №107.
                КИСЛОВОДСКЪ.
                ФЕВРАЛЯ 2 ДНЯ ГОДА1908.
                УЕЗДНОМУ ПРИСТАВУ
                СЫСКНОЙ ПОЛИЦIИ
                ГОРОДА МИНЕРАЛЬНЫЯ
                ВОДЫ
                ГОСПОДИНУ ДОБРЯКОВУ
                ГЕОРГIЮ СТЕПАНОВИЧУ.


                ДОНЕСЕНIЕ.

Довожу до сведенiя Вашего Благородiя что мною, агентомъ Кушонкомъ Тимофеемъ Ивановымъ велась слежка за некимъ приезжимъ господиномъ по кличке «Лекарь» переданнымъ мне агентомъ Щукинымъ Ильёй.

Отъ курвокзала «Лекарь» былъ вестимъ мною до Хлудовской лекарни.

На Вокзальной улице у старой типографiи газеты «НАРЗАНЪ» «Лекарь» велелъ стать и ждать самъ же направился к дому №16 по улице Хлудовской въ домъ принадлежавшiй Мушкину Василiю банкомёту при казино въ отеле «СКАЛА» убиенному въ прошлом годе.

У самого дома по Хлудовской 16 былъ замеченъ неизвестный при разговоре съ некимъ господиномъ вышедшимъ из того дома на порогъ. После оба зашли въ домъ а «Лекарь» сталъ подглядывать въ окно. Изъ дома раздался выстрелъ и разлетелось окно а «Лекарь» отворилъ дверь и выстрелилъ самъ и после самолично скрылся въ томъ дому.
Спустя малое время «Лекарь» подозвалъ меня къ дому а я стоялъ недалеко и «Лекарь» съ неизвестнымъ вынесли и положили въ пролётку господина который былъ в беседе на пороге и велели ехать в лечебницу.

Оттуда мне велели мчать въ полицiю и я привёзъ следователя стола приключенiй Сивошко Андрона и он наскоро опросил «Лекаря» и неизвестного и после докторовъ поехали к дому №16 по Хлудовской.

Достоверно – «Лекарь» есть Рюгертъ Карлъ Францевичъ отставной гофъ-медикъ неизвестный есть Краузе Модестъ Павловичъ отставной штабъ-ротмистръ оба приехали на воды на малый срокъ.

Раненый есть Карамышъ Игорь Матвеевичъ рожденiя 1869 из православныхъ. Имеется въ списке опасныхъ преступниковъ опознан по фотографической карточке подъ нумером 1504 какъ возможный террористъ подъ кличкой «КАМЫШЪ». Въ настоящее время излечивается в Хлудовской лечебнице подъ приглядомъ жандармскихъ чиновъ.

Въ дому 16 по Хлудовской улице следователемъ былъ обнаруженъ убиенный господинъ опознанный по фотографической карточке подъ нумеромъ 1498 какъ ЖЕНЖЕРЪ СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧЪ рожденiя 1873 грекъ изъ православныхъ находится въ розыске за недавнее нападенiе на полицейскiй постъ подъ Батуми подъ кличкой «СЕРЖИКЪ».

По наводке штабъ-ротмистра Каузе въ полусотне саженей отъ дома 16 по улице Хлудовской обнаруженъ убиенный ШЛЕЕРЪ МОИСЕЙ АРОНОВЪ рожденiя 1859 изъ иудеевъ подъ кличкой «МОЙША» подрабатывалъ сборомъ любых сведенiй которые можно продать за что былъ неоднократно битъ мужиками. Убитъ въ два ножевыхъ раненiя.

Со слов штабъ-ротмистра Краузе убийство совершил «Сержикъ» когда штаб-ротмистр былъ неподалёку но помешать смертному деянию не успел по скоротечности факта убийства и пошёл въ домъ №16 по Хлудовской улице куда укрылся «Сержикъ» после убийства «Мойши».

После первичного опроса господа Рюгертъ «Лекарь» и Краузе под кличкой «ЗАСТУПНИКЪ» отпущены подъ честное слово безъ дозволенiя уезжать изъ Кисловодска.
Покуда они проживаютъ въ гостинице «МОСКОВСКАЯ» въ нумерахъ 9 и 10.


Жду распоряженiй по слежке за «Лекаремъ» и «Заступникомъ».

Донесенiе составлено агентомъ Кушонкомъ Тимофеемъ Ивановымъ.

Февраля 2 дня года 1908.

Кисловодскъ
         .
Подпись.