Группа Советских войск в Германии. Начало осени 1982 года. Из нашей части убегает солдат. Отслужил год и убегает, странно как-то. Ладно если бы в своём первом полугодии, когда «дедовщина», так нет... Может другие причины? Например, письмо неприятное получил от любимой девушки, или тоска по дому охватила, что сил терпеть не осталось. Представьте, случалось и такое. Так или иначе но солдат убежал, хорошо, хоть оружие с собой не прихватил, иначе, при любом раскладе, колония или дисбат его ожидали. А так у него был шанс, побегай он только до десяти суток, получил бы гауптвахту.
Поисками дезертира занималась вся часть, кроме тех, кто определялся в наряды и на неотложные работы. Группы по два-три солдата во главе с офицером или прапорщиком устраивали своеобразные засады на перекрёстках дорог и у населённых пунктов, ближайших к части. Лежишь где-нибудь на пригорке, мечтаешь о кренделях, попутно любуясь дивной немецкой природой. Кстати, о природе, как-то рано утром выставили нас на дороге через буковую рощу. Местность холмистая, кругом ни души, тишина — звенящая. И вдруг, послышался нарастающий шорох копыт. А вскоре появилась пара всадников — он и она. Породистые лошади шли шагом. Молодые люди были соответственно экипированы: обтягивающие рейтузы и сапоги, короткие куртки и каскетки. Пара о чём-то непринуждённо беседовала. Вскоре они исчезли, и вновь воцарилась тишина. Чувство было такое, будто оказался в сказке братьев Гримм.
Иногда в засады попадался беглец, но не тот, которого все искали. Как правило, его отпускали. В самоволку бегали многие, но при этом благополучно возвращались. Однажды всей частью пришлось прочёсывать артиллерийский полигон. Командование предупредило, ни к чему не прикасаться. Шли цепью, в метрах пятидесяти друг от друга. Земля сплошь была изрыта воронками, кое-где торчали оперения неразорвавшихся снарядов. Дикие кролики, буквально, выскакивали из под ног, так много их было на этой небезопасной, для человека, земле.
Прошли десять суток, а своего беглеца мы так и не нашли. Теперь ему точно грозило уголовное наказание. Вскоре дезертир объявился. Его нашла Народная полиция ГДР, где-то на свалке. Жил он в каком-то сарайчике, ходил в гражданской одежде, даже обзавёлся мопедом. Немцы сами привезли его в часть. Полураздетого. Остальную одежду отдали собакам-ищейкам, так они планировали выйти на нераскрытые уголовные дела в их районе. Что уж они там нашли — не знаю. Суд проходил в клубе нашего военного городка. Парню дали пять лет колонии.
За время моей службы был ещё один суд. Судили сержанта моего призыва. Он и двое рядовых старослужащих «поучили» молодого солдата. На следующий день молодому работать со снарядами, а вместо этого он теряет сознание. В госпитале обнаруживается, у парня сломаны два ребра. Сержант, как старший по званию, получил уголовный срок. А двое старослужащих отделались гауптвахтой.
Говоря о криминале, хочется вспомнить ещё один эпизод. Будучи участником комсомольской конференции спец. частей ГСВГ, проходившей в Потсдаме, запомнился доклад начальника Полит. Управления. В частности, в нём говорилось, сколько миллионов немецких марок, ежегодно, выплачивается правительству ГДР, как компенсация за незаконные действия. Приводились примеры.
Воинский эшелон остановился на станции. Двое наших караульных заступили на посты. Один — в голове эшелона, другой — в хвосте. То была обычная практика. Если только часовой не начинает стрелять. А получилось всё именно так. Воинский эшелон уже начал трогаться, часовому оставалось только запрыгнуть в вагон, вместо этого он направляется к соседнему поезду, откуда немцы выгружали ящики с пивом. Солдат хватает ящик и пытается с ним бежать, но на пути встаёт немец. Прозвучал выстрел. Немец мёртв. Солдата в колонию.
Отчего так происходит, и почему люди переступают закон? - не знаю. Само же оружие никогда не стреляет, если только оно не на сцене, в последнем акте пьесы.
(фото из интернета)