Старые рассказы o наших питомцах, которых уже с нами нет.
Продолжение. Начало – рассказ «Белка».
В нашем доме живет зайчиха. И вот что я вам скажу: более деликатного и тонкого по своему душевному устройству создания я еще не встречала. Ее принес сын, купив в Петсторе.* Почему купил, и сам не знает. Такое, говорит, было настроение.
До знакомства с Матильдой – так зовут зайчиху – я, можно сказать, ничего о зайцах не знала. Я даже один раз ела зайчатину, совершенно спокойно. Теперь и представить себе не могу такую дикость. Все, связанное с зайцами, теперь мне небезразлично. Ненавижу заячьи шапки, люблю деда Мазая... Для тех, кто не знает, кто такой дед Мазай, скажу в двух словах: это был добрый, бескорыстный человек, который очень любил зайцев и каждой весной спасал их от наводнения. Правда, зимой он стрелял в них из ружья (что наводит на мысль, что дед страдал неким видом душевной раздвоенности).
Возвращаюсь к Матильде. Она вся рыжая, ресницы рыжие, глаза черные. Вопрос насчет клетки отпал с самого начала – таких зайчих в клетке не держат. Она поселилась в спальне, точнее, в туалетной комнате (к счастью, у нас их две), выходящей в спальню, а днем гуляет по дому. Матильда никогда не жалуется, не просит и не требует. Мне кажется, если бы она умела мяукать или лаять, все равно не стала бы это делать. Она молча сидит у пустой миски (такое, к нашему стыду, случается, правда, редко), глядя на нее печальными глазами, и это бьет по совести хуже слов. Иногда она позволяет себе постучать миской по полу, когда ей кажется, что мы совсем уже забылись и нас пора привести в чувство.
Однажды, чтобы как-то скрасить ее монотонную квартирную жизнь, мы вынесли ее на балкон подышать свежим воздухом, это было в начале лета. На второй день мы ее снова вынесли. На третий она впала в депрессию. То ли уличный шум на нее так подействовал, или свежий воздух, или душу смутил извечный зов свободы... Но намучились мы с ней основательно. Заячья депрессия – страшное дело. Она перестала есть, пить и обращать на нас внимание, всем своим видом показывая, что ей надоело жить.
Самое опасное при депрессии у зайцев это недоедание, от которого у них перестает действовать кишечник, и если в течение двенадцати часов заяц, прошу прощения, не покакает, то может умереть от необратимых процессов, развивающихся в организме. Прочтя это в компьютере, мы помчались с ней в ветеринарную клинику. Там ее быстро уложили на стол и влили в рот какую-то жижу, предварительно замотав ее в полотенце, чтобы не брыкалась. Теперь мы должны были все это проделывать дома три раза в день, так долго, пока сама не начнет кушать – тихий ужас! Матильда отчаянно вырывалась и даже кусалась в ответ на наши попытки связать ей ноги. Мы удивлялись, откуда у нее берутся силы. Когда нам, наконец, удавалось ее обездвижить, она крепко сжимала зубы, и еда проливалась мимо. Но мы не сдавались. На седьмой день, поняв, что мы от нее не отстанем и не дадим ей спокойно умереть, а будем бороться за ее жизнь отчаянно и упорно, она начала есть потихоньку сама.
На этом этапе в процесс выздоровления Матильды включилась магия, точнее, шаманство. Есть, оказывается, шаманы для животных, которых можно найти в интернете. Я к таким вещам отношусь скептически, но дочки, загоревшись идеей, дозвонились до двух: один брал за визит $100, другая $40, с ней и договорились.
Пришла особа лет тридцати, худая, в потертых джинсах, с беспокойным взглядом и неулыбчивым ртом. Она сказала, что работает шаманкой семь лет. Я думала, что шаманами могут быть только индейцы, она на них не была похожа. Но я все же спросила, не передались ли ее шаманские знания от старой бабушки–индианки. Она сказала, что в ее роду были только французы и немцы, а шаманству она выучилась в институте. Оказывается, в Канаде есть институты, где изучают шаманство. Программы там разные: шаманизм для людей, шаманизм для животных, есть даже магистратура в шаманстве, но это ей было не по карману.
Шаманка прошла к Матильде, села на пол и заговорила тихим, тоскливым голосом. Что она говорила, я не могла расслышать. Матильда сначала отошла в угол, потом подвинулась к ней и разрешила себя погладить. Шаманка, побормотав еще немного, сообщила, указав на Матильду: «Она сказала, что хочет брокколи». И ушла, получив свои 40 долларов. Ну, я пошла и купила брокколи. Матильда съела кусочек с большим аппетитом. Через два дня она уже была здорова. Дочки считают, что это благодаря магии, я думаю, что и так бы поправилась.
Прошло семь лет и к счастью, ничего такого больше с ней не случалось. Правда, время от времени она становится какой-то тихой, задумчивой. Откуда берется эта хандра, какие думы одолевают ее, кто знает...
Несмотря на свою, очевидно врожденную, склонность к меланхолии, Матильда, в целом, существо общительное и дружелюбное. И удивительно деликатное. Она не заходит в спальню без приглашения, хотя дверь туалетной комнаты всегда открыта. Приглашением служит ковровая дорожка – «red carpet», которую я стелю между кроватью и дверью, а на ночь ее убираю. Утром я стелю ее и снова ложусь. Матильда осторожно выходит и смотрит мне в лицо, чтобы понять, действительно ли я жду ее и буду рада ее компании, или зову просто так, машинально, а на самом деле мне не до нее. Она это как-то угадывает – не дай бог показаться навязчивой! Но если видит, что моя голова ничем посторонним не занята, и наша встреча обещает быть неспешной и взаимно приятной, то помедлив еще немного, скорее для вида, она вскакивает ко мне на кровать и устраивается поближе к моей руке, чтобы мне удобнее было ее гладить.
И еще она любит, чтобы с ней разговаривали. И я глажу ее по головке и говорю ей, что она самая красивая, самая умная и деликатная зайчиха на свете. А она в ответ тихо скрежещет зубками, что у зайцев является выражением полнейшего удовольствия, как у кошек урчание. Потом я жалуюсь на погоду, на цены, на мужа... Но бывает, что я молчу. Не всегда же хочется разговаривать с зайцем. Иногда мне просто не до этого. Тогда она обижается и уходит. Или начинает грызть одеяло. Это, можно сказать, ее единственный недостаток. Но у кого их нет? Зато как красиво она моет ушки: свесит одно, наклонив голову набок, и гладит его двумя лапками сверху вниз. Потом другое...
Здесь я, пожалуй, прервусь, хотя еще много всего могла бы рассказать о Матильде. Но боюсь наскучить вам этой мелкой заячьей темой, такой пустячной на фоне других важных тем. Добавлю только несколько слов об одном событии, не побоюсь сказать, шедевре в области искусства, которое произвело на меня глубокое впечатление. На телевизионном шоу «So you think you can dance» на днях показывали танец, поставленный талантливым американским хореографом Уэйдом Робсоном: «Homage to all of the Rabbits, who died in the hands of incompetent magicians». «Памяти зайцев, погибших от рук некомпетентных магов». Каково, а?!
Сначала зайцы, ну, танцоры в заячьих масках, оплакивают очередную жертву бездарного мага, печально танцуя вокруг гроба, из которого свисают длинные уши, после чего траурное шествие переходит в марш–протест. Зайцы кружатся в гневе, всё больше и больше ускоряя темп, простирая руки к небу, взывая к справедливому возмездию, давая понять, что их терпению пришел конец. В конце они вновь собираются вокруг гроба и трогательно прощаются с усопшим, скорбно опустив уши. Гениально!
Да, вот еще. У моих знакомых тоже есть заяц (это, конечно, совпадение, а не принцип подбора знакомых), но характер его, к сожалению, оставляет желать лучшего. Этот заяц, недавно ими приобретенный, буквально терроризирует их домашнего пса, большого немецкого дога, преследуя его по пятам, кидаясь на него и даже кусая. А дог на свою беду наредкость благодушен и терпелив. Днем он старается не попадаться зайцу на глаза, да и хозяева не дают его в обиду. Но ночью, стоит ему вздремнуть, заяц тут же подкрадывается к нему и кусает за ухо. Поэтому зайца теперь отправляют на ночь в чулан.
Ну вот и все на сегодня. Если у кого-нибудь возникнет интерес к заячьему роду, а может и желание познакомиться с ним поближе, значит не зря я это писала. Тем более, что мне было приятно рассказывать о Матильде.
* – зоомагазин.