Эмма Орци
СТАРИК В УГЛУ
ГЛАВА XVIII.
КРАЖА В «АНГЛИЙСКОМ ПРОВИДЕНТ-БАНКЕ»
– Вопрос о мотивах иногда бывает очень труден и запутан, – начал Старик в углу, неторопливо стягивая огромные перчатки из собачьей шкуры с тощих пальцев. – Я знаю, что опытные уголовные следователи высказывают безошибочную, по их мнению, аксиому: найти человека, заинтересованного в совершении преступления, означает найти преступника.
Что ж, в большинстве случаев, вероятно, так и случается, но жизненный опыт доказал мне, что в нашем мире существует некий фактор, воистину являющийся движущей силой человеческих действий, и фактор этот – людские страсти. Ибо добрые или злые страсти правят нашим бедным человечеством. Помните о женщинах! Французские сыщики, признанные мастера своего дела, никогда не приступают к расследованию, пока не обнаружат женский элемент в преступлении, будь то воровство, убийство или мошенничество – согласно теории: «Ищите женщину».
Возможно, причина того, что после ограбления на Филлимор-Террас так и не удалось поймать преступников, заключается в том, что с ними не было никакой женщины. С другой стороны, я совершенно уверен, что причина, по которой человек, ограбивший «Английский Провидент-банк», остался безнаказанным – в том, что умная женщина ускользнула от глаз наших полицейских.
Он говорил очень долго и весьма безапелляционно. Мисс Полли Бёртон не осмеливалась возражать ему, зная, что всякий раз, когда он раздражался, то становился неизменно груб, и в результате выходило ещё хуже.
– Когда я состарюсь, – подвёл Старик итог, – и мне нечем будет заняться, я думаю, что предложу полиции свои профессиональные услуги; полицейским есть, чему поучиться.
Что могло быть более нелепо, чем самоудовлетворённое, ненормальное самомнение, пронизывающее реплику, брошенную взволнованным, дрожащим голосом этим сморщенным представителем человечества? Полли ни слова не промолвила в ответ, но вытащила из кармана симпатичный кусок верёвки и, зная обычай Старика завязывать узлы во время разгадки тайн, протянула обрывок ему через стол. Мисс Полли была абсолютно уверена, что её собеседник покраснел.
– В качестве дополнения к мысли, – произнесла она, движимая духом примирения.
Он посмотрел на бесценную игрушку, которую девушка соблазнительно поднесла к его руке. Затем заставил себя окинуть взглядом кофейную: Полли, официанток, груды бледных булочек на прилавке. Но кроткие голубые глаза, загоревшиеся любовью, невольно метнулись к длинной верёвке, на которой игривое воображение, несомненно, уже разглядело серию узлов, которые было бы одинаково мучительно что завязать, что развязать.
– Расскажите мне о краже в «Английском Провидент-банке», – снисходительно предложила Полли.
Он воззрился на девушку, как будто она предложила какое-то таинственное соучастие в неслыханном преступлении. Затем тощие пальцы нащупали конец верёвки и потянули его к себе. Лицо Старика мгновенно просветлело.
– В данном грабеже имелся элемент трагедии, – начал он после нескольких мгновений блаженного завязывания узлов, – что кардинально отличает его от большинства преступлений. И эта трагедия, насколько я могу судить, замкнёт мои губы навеки и запретит им произносить слово, которое могло бы вывести полицию на верный путь.
– Ваши губы, – саркастически предположила Полли, – насколько я могу судить, сомкнуты навеки перед нашей многострадальной, некомпетентной полицией и…
– И вам следует быть последней, кто решится ворчать по этому поводу, – тихо прервал он, – потому что вы уже потратили несколько очень приятных получасов, выслушивая то, что называете моими «дурацкими небылицами». Что ж, как вам известно, «Английский Провидент-банк» расположен на Оксфорд-стрит; иллюстрированные газеты в своё время пестрели его изображениями. Вот фотография снаружи. Я сам сделал её недавно, хотя и жаль, что не оказался настолько дерзким или удачливым, чтобы сделать ещё и снимок интерьера. Но заметьте, что в контору ведёт вход, не сообщающийся с остальной частью дома, которая, как обычно в таких случаях, занята управляющим и его семьёй. (59).
История эта случилась не более полугода назад. Тогда управляющим был мистер Айрленд. Он жил близ банка с женой и семьёй, состоявшей из сына, служившего банковским клерком, и двух-трёх младших детей. В действительности дом меньше, чем кажется на этой фотографии, и на каждом этаже только по одной группе комнат, выходящих на улицу, а задняя часть дома представляет собой не что иное, как лестницу. Так что мистер Айрленд с семьёй занимали весь дом целиком.
Что касается служебных помещений, то они были устроены по обычному образцу: контора с рядами столов, клерков и кассиров, а за стеклянной дверью – личный кабинет управляющего, тяжеловесный сейф, письменный стол, и так далее.
Из кабинета открывается дверь в холл дома, так что управляющему не приходится выходить на улицу, чтобы отправиться на службу. На первом этаже нет жилых комнат, и подвала в доме тоже нет.
Я обязан изложить вам все эти архитектурные детали. Хотя они могут показаться весьма сухими и неинтересными, но жизненно необходимы для того, чтобы прояснить мои аргументы.
Ночью, конечно, помещения банка закрываются решётками и запираются на засовы, и в качестве дополнительной меры предосторожности в офисе всегда сидит ночной сторож. Как я уже упоминал, между офисом и кабинетом управляющего имеется только стеклянная дверь. Это, конечно, объясняло, как сторожу удалось услышать всё, что донеслось до его ушей в ту памятную ночь, и тем самым помогло ещё больше запутать нить непостижимой тайны.
Мистер Айрленд, как правило, заходил в свой кабинет каждое утро незадолго до десяти часов, но тем утром, по причине, которую так никогда и не смог объяснить, спустился ещё до завтрака, около девяти часов. Впоследствии миссис Айрленд заявила, что, не услышав его возвращения, она послала служанку предупредить хозяина, что завтрак остывает. Крик девушки стал первым намёком на то, что произошло нечто тревожное.
Миссис Айрленд поспешила вниз. Достигнув холла, она обнаружила, что дверь кабинета мужа открыта, и именно оттуда доносятся вопли девушки.
«Хозяин, мэм… бедный хозяин… он мёртв, мэм… я уверена, что он мёртв!» Эти крики сопровождаются сильными ударами по стеклянной перегородке и не очень-то вежливыми словами со стороны сторожа из холла… ну, скажем, такими: «Почему бы тебе не открыть дверь вместо того, чтобы устраивать такой шум?»
Миссис Айрленд – из тех женщин, которые ни при каких обстоятельствах не теряют здравомыслия. По-моему, она вполне доказала это во время возникновения множества затруднительных обстоятельств, связанных с расследованием дела. Она бросила только один взгляд на комнату и мгновенно оценила создавшееся положение. В кресле, откинув голову назад, с закрытыми глазами лежал мистер Айрленд, очевидно, в глубоком обмороке; какое-то ужасное потрясение, должно быть, внезапно расшатало его нервную систему и мгновенно повергло беднягу ниц. Причину потрясения не стоило искать слишком уж далеко.
Дверь сейфа была широко открыта, и мистер Айрленд, очевидно, потерял сознание из-за какого-то кошмарного факта, который предъявил открытый сейф; бедняга споткнулся о стул, лежавший на полу, а затем рухнул без сознания в кресло.
– Описание требует времени, – продолжал Старик в углу, – но миссис Айрленд отреагировала молниеносно: тут же повернула ключ в замке стеклянной двери, запертой изнутри, затем с помощью Джеймса Фэйрберна, сторожа, отнесла мужа наверх в его комнату и немедленно послала за полицией и за доктором.
Как и ожидала миссис Айрленд, её муж испытал тяжёлое психическое потрясение, повергнувшее его в полную прострацию. Врач прописал ему абсолютную тишину и временно запретил любые расспросы, которые могли бы обеспокоить мистера Айрленда. Пациент был немолод, шок – силён, поражение мозга – очевидно, и пострадавшему разуму мистера Айрленда, если не его жизни, серьёзно угрожала любая попытка вспомнить обстоятельства, предшествовавшие потере сознания.
Таким образом, полиция могла продолжить расследование, но медленно. У следователя были связаны руки – один из главных персонажей, задействованных в драме, никак не мог ему помочь.
Начнём с того, что грабитель (или грабители), очевидно, проник во внутренний кабинет управляющего не через помещения банка. Джеймс Фэйрберн всю ночь дежурил с включённым электрическим светом, и, естественно, никто не мог пройти через контору или взломать зарешёченные двери без его ведома.
Оставался другой вход в кабинет – через холл дома. Дверь в холл всегда запиралась на замок и засов самим мистером Айрлендом, когда он возвращался домой – будь то с работы, из театра или из клуба. Эту обязанность он не позволял исполнять никому, кроме себя. Отправляясь в ежегодный отпуск с женой и семьёй, он оставлял за себя старшего сына с чётким распоряжением: запереть дверь к десяти часам ночи.
Как я уже объяснял вам, контора и кабинет управляющего разделены только стеклянной перегородкой, и, согласно показаниям Джеймса Фэйрберна, она всегда оставалась открытой, чтобы во время ночного дежурства был слышен самый слабый звук. Как правило, в кабинете не было света, а другая дверь, ведущая в холл, запиралась изнутри Джеймсом Фэйрберном после того, как он убеждался, что помещение безопасно, и начинал свою ночную вахту. Электрический звонок в обоих офисах соединялся со спальней мистера Айрленда и спальней его сына, мистера Роберта Айрленда. Кроме этого, в банке установили телефон, связанный с ближайшей конторой посыльных, который отправлял условный сигнал, означавший: «Вызывайте полицию».
В девять часов утра ночному сторожу после появления первого кассира полагалось вытереть пыль, привести в порядок кабинет управляющего и открыть засовы; после этого он мог отправляться домой для завтрака и отдыха.
Из этого очевидно, что положение Джеймса Фэйрберна в «Английском Провидент-банке» связано с большой ответственностью и доверием; но в каждом банке и в каждом деловом предприятии найдёшь людей, занимающих аналогичные должности: испытанных, безукоризненно честных, зачастую – старых солдат с хорошей репутацией. Джеймс Фэйрберн – добропорядочный шотландец; он служит ночным сторожем в «Английском Провидент-банке» в течение пятнадцати лет, заняв этот пост в сорок три – сорок четыре года. Он бывший гвардеец, рост в носках – шесть футов три дюйма (60).
Так что именно его показания имели первостепенное значение, и им каким-то образом удалось, несмотря на максимальную осторожность, проявленную полицией, стать достоянием публики и вызвать бурный ажиотаж в банковских и деловых кругах.
Джеймс Фэйрберн заявил, что в восемь часов вечера 25 марта, заперев все ставни и двери в подсобных помещениях, он собирался, как обычно, закрыть кабинет управляющего, но тут мистер Айрленд окликнул его с верхнего этажа и попросил, чтобы дверь осталась открытой, так как он, возможно, захочет снова ненадолго зайти в кабинет, когда вернётся домой в одиннадцать часов. Джеймс Фэйрберн спросил, не следует ли ему оставить свет включённым, но мистер Айрленд ответил: «Нет, выключите. Я сам включу, если понадобится».
Ночному сторожу в «Английском Провидент-банке» разрешено курить, разводить огонь в камине, а рядом с ним находится поднос с тарелкой толстых бутербродов и стаканом эля. Итак, Джеймс Фэйрберн устроился перед огнём, зажёг трубку, вынул газету и начал читать. Ему показалось, что он слышал, как примерно без четверти десять открылась и закрылась дверь, ведущая на улицу; он предположил, что мистер Айрленд вернулся домой из клуба. Без десяти десять сторож услышал, как открылась дверь в кабинет управляющего, кто-то вошёл, тут же закрыл стеклянную дверь перегородки и повернул ключ.
Сторож, естественно, пришёл к выводу, что это был сам мистер Айрленд.
Со своего места он не мог видеть комнату, но заметил, что электрический свет не включали, и что управляющий время от времени зажигал спички.
«На мгновение, – продолжал Джеймс Фэйрберн, – мне пришла в голову мысль, что творится что-то неладное, и я отложил газету в сторону и направился в другой конец комнаты к стеклянной перегородке. В кабинете по-прежнему было темно, и я не видел, что там творилось, но дверь в холл была открыта, и сквозь неё лился свет. Я подошёл совсем близко к перегородке, и тут заметил миссис Айрленд, стоявшую в дверном проёме, и услышал, как она удивлённо произнесла: «Льюис, я думала, что ты давно ушёл в клуб. Чем, чёрт возьми, ты занимаешься здесь, да ещё и в темноте?»
«Льюис – это христианское имя мистера Айрленда, – пояснил Джеймс Фэйрберн. – Я не слышал ответ управляющего, но, вполне удовлетворённый тем, что всё в порядке, вернулся к трубке и газете. Практически сразу после этого я услышал, как управляющий удаляется из кабинета, пересекает холл и выходит через уличную дверь. И только после его ухода я вспомнил, что он, похоже, забыл открыть стеклянную перегородку. Поэтому я не мог запереть дверь в холл на засов, как обычно, и, очевидно, именно так эти проклятые воры и обыграли меня».
ГЛАВА XIX.
ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
– К тому времени, когда общественность осознала смысл показаний Джеймса Фэйрберна, как в самом банке, так и среди детективов, расследовавших этот случай, возникло некое беспокойство. Газеты проявили очевидную сдержанность и советовали читателям дождаться дальнейшего развития этого печального дела.
Пока управляющий «Английского Провидент-банка» находился в тяжёлом состоянии, невозможно было получить чёткое представление о том, что на самом деле похищено. Однако главный кассир оценил убытки примерно в 5000 фунтов золотом и банкнотами – конечно, при условии, что мистер Айрленд не держал в сейфе собственные деньги или драгоценности.
Заметьте, что публика всё сильнее сочувствовала бедняге – больному, возможно, умирающему – однако, как ни странно, подозрение уже слегка коснулось его своим отравленным крылом.
Впрочем, подозрение – пожалуй, слишком сильное слово. Тогда никто никого не подозревал. Джеймс Фэйрберн рассказал свою историю и заявил, что какой-то вор с фальшивыми ключами, должно быть, пробрался в контору через внутренний двор.
Общественное волнение, как вы помните, с течением времени не ослабевало. Едва мы успели удивиться необычайному свидетельству ночного сторожа и, в ожидании дальнейших и более полных подробностей, сдержать растущее сочувствие к больному человеку, как сенсационная сторона этого загадочного дела достигла кульминации, поскольку обнаружился необыкновенный, совершенно неожиданный факт. К миссис Айрленд, сутки напролёт без устали дежурившей у постели больного мужа, подошёл сыщик и попросил её ответить на несколько простых вопросов, чтобы таким образом пролить свет на тайну, которая стала причиной болезни мистера Айрленда и её собственного душевного волнения.
Миссис Айрленд заявила, что вполне готова ответить на любые заданные ей вопросы, и буквально поразила как инспектора, так и детектива, твёрдо и решительно заявив, что Джеймс Фэйрберн, вероятно, спал или грезил, если решил, что в десять вечера увидел её в дверях и услышал её голос.
В это время она вполне могла как быть, так и отсутствовать в холле, потому что обычно спускалась посмотреть, не пришли ли с последней почтой какие-нибудь письма, но, безусловно, не видела мистера Айрленда и не разговаривала с ним, поскольку мистер Айрленд ушёл за час до того, и она сама проводила его до входной двери. И от своего из ряда вон выходящего заявления миссис Айрленд не отступала ни на шаг. В присутствии сыщика она заявила Джеймсу Фэйрберну, что он, вне всяких сомнений, ошибается, и она не видела мистера Айрленда и не разговаривала с ним.
Полиция допросила ещё одного – мистера Роберта Айрленда, старшего сына управляющего. Предполагалось, что он осведомлён о делах отца; идея, прочно засевшая в разуме детектива, состояла в том, что, возможно, серьёзные финансовые трудности побудили неудачливого управляющего присвоить часть денег банка.
Мистер Роберт Айрленд, однако, сообщил не так уж много. Отец не доверял ему до такой степени, чтоб рассказывать обо всех личных делах, но в доме недостатка в деньгах не ощущалось, и у мистера Айрленда не имелось ни единой экстравагантной привычки. Сам мистер Роберт в тот памятный вечер ужинал с другом, а затем отправился с ним в Оксфордский мюзик-холл. Он встретился с отцом на пороге банка около половины двенадцатого, и сын утверждал, что в поведении мистера Айрленда не было ничего примечательного; он ничуть не выглядел взволнованным и весело пожелал сыну спокойной ночи.
– Да, это был знаменательный момент, – продолжал Старик в углу, с каждым мгновением всё более и более возбуждаясь. – Публика – временами очень глупая и упрямая – мгновенно оценила его. Конечно, вначале все сразу пришли к естественному выводу, что миссис Айрленд лгала. Благородная ложь, самоотверженная ложь, ложь, наделённая всеми достоинствами, если хотите, но всё равно – ложь.
Она, намереваясь спасти своего мужа, пыталась увести следствие в сторону. В конце концов, Джеймсу Фэйрберну не могло присниться всё то, что, по его словам, он видел и слышал. Никто не подозревал Джеймса Фэйрберна; для этого не имелось никаких причин. Крупный, тяжеловесный шотландец, явно не обладавший живым и красочным воображением, которое приписывалось ему странными утверждениями миссис Айрленд; более того, кража банкнот не принесла бы сторожу ни малейшей пользы.
Но вспомните об одном обстоятельстве; без него общественное мнение уже осудило бы страдальца, лежавшего на верхнем этаже, без какой бы то ни было надежды на оправдание. А этот факт поразил всех.
Допустим, что за десять минут до десяти мистер Айрленд зашёл в контору с целью извлечения из банковского сейфа банкнот и золота на сумму 5000 фунтов стерлингов, одновременно создавая видимость ночной кражи со взломом. Допустим, что его гнусный замысел нарушила жена, которая, отчаявшись убедить мужа отказаться от кражи, отважно встала на его сторону и очень неуклюже попыталась выпутать мистера Айрленда из создавшегося затруднительного положения. Тогда почему в девять часов утра на следующее утро он упал в обморок и заболел мозговой горячкой при виде кражи, о которой, естественно, был осведомлён? Можно симулировать потерю сознания, но не высокую температуру и признаки мозговой горячки, ибо даже самый заурядный врач с лёгкостью разоблачит притворство.
Мистер Айрленд, согласно показаниям Джеймса Фэйрберна, ушёл вскоре после кражи, затем встретился с сыном через полтора часа, поговорил с ним, тихо лёг спать и ждал девять часов, прежде чем заболеть при виде собственного преступления. Согласитесь, весьма нелогично. К сожалению, сам бедняга не мог дать никаких объяснений трагическим ночным событиям.
Он по-прежнему был крайне слаб, и, хотя и находился под сильным подозрением, но по приказу врача оставался в полном неведении относительно серьёзных обвинений, постепенно накапливавшихся против него. Он постоянно расспрашивал всех, находившихся у его постели, относительно результатов расследования и вероятности скорейшей поимки грабителей, но у каждого посетителя имелся строгий приказ сообщать лишь о том, что полиция пока ничего не знает.
Вы, как и все остальные, согласитесь, что положение злосчастного мистера Айрленда было поистине жалким – он оказался абсолютно беспомощен и не мог защитить себя от стольких неопровержимых доказательств. Вот почему я полагаю, что сочувствие публики оставалось на его стороне. Тем не менее, было ужасно думать о том, что его жена, предположительно, знала, что мистер Айрленд виновен, и с тревогой ждала того кошмарного момента, когда по выздоровлении мужу придётся столкнуться с сомнениями, подозрениями, а то и открытыми обвинениями, усиливавшимися день за днём.
ГЛАВА XX.
АЛИБИ
– Прошло почти шесть недель, прежде чем доктор, наконец, позволил своему пациенту заняться серьёзным делом, которое так сильно выбило его из колеи.
Замечу, что среди множества людей, прямо или косвенно пострадавших в результате этого загадочного происшествия, никто, по-моему, не вызывал большего сострадания и искреннего сочувствия, чем Роберт Айрленд, старший сын управляющего.
Вы помните, что он служил клерком в банке? И, естественно, когда на отца упали подозрения, положение сына стало невыносимым. Все были очень добры к нему. Мистер Сазерленд Френч, назначенный исполняющим обязанности управляющего – на время прискорбного отсутствия мистера Льюиса Айрленда – изо всех сил старался демонстрировать молодому человеку доброжелательность и симпатию, но вряд ли кто-либо (в том числе и мистер Френч) сильно удивился, когда после того, как удивительные заявления миссис Айрленд стали достоянием общественности, мистер Роберт скромно намекнул временному управляющему, что решил разорвать отношения с банком.
Естественно, в его распоряжении оказались лучшие рекомендации. Впоследствии стало понятно: как только отец полностью выздоровеет и перестанет нуждаться в его присутствии в Лондоне, он попытается найти работу где-нибудь за границей. Мистер Роберт упоминал о новом добровольческом отряде, организованном для военной полиции в новых колониях, и, по правде говоря, никто не мог винить его в том, что он хотел оставить далеко в прошлом все связи с лондонскими банковскими организациями. Было совершенно очевидно, что собственная семья перестала надеяться на невиновность бедного управляющего.
И всё же мистер Айрленд был абсолютно невиновен. Вы должны помнить, как этот факт стал всеобщим достоянием, как только бедняга смог сказать слово в свою защиту. Что он и сделал.
Мистер Айрленд очень любит музыку. В тот вечер, когда он сидел в своём клубе, то увидел в одной из ежедневных газет объявление о необычайно привлекательной программе концерта в Квинс-Холле. Он не был одет для театра (61), но, тем не менее, почувствовал непреодолимое желание услышать эти чудесные музыкальные произведения, поэтому направился в Холл. Такого рода алиби обычно очень трудно доказать, но Дама Фортуна, как ни странно, благоволила мистеру Айрленду – вероятно, чтобы компенсировать те тяжёлые удары, которые без устали наносила ему в последнее время.
Место, проданное мистеру Айрленду в кассе, оказалось незаконно занятым решительной женщиной, которая отказалась удалиться. Пришлось обратиться к служителям, которые запомнили не только инцидент, но и лицо, и внешний вид джентльмена, ставшего невольной причиной ссоры.
Как только мистер Айрленд смог говорить, он упомянул о произошедшем и назвал лиц, бывших свидетелями этого. И свидетели опознали его – к изумлению, следует признать, как полиции, так и общественности, давно и определённо решивших, что никто не может быть виновен, кроме самого управляющего «Английского Провидент-банка». Более того, мистер Айрленд оказался довольно богатым человеком, с хорошим счётом в «Юнион-банке» и изрядными личными средствами – результатом многих лет бережливости и добропорядочной жизни (62).
Он легко доказал: если бы у него действительно возникла срочная необходимость в 5000 фунтах (именно столько той ночью извлекли из банковского сейфа), то с помощью имевшихся в его распоряжении ценных бумаг в течение часа он собрал бы вдвое большую сумму. Страхование жизни было полностью оплачено, а максимальный долг не превышал пяти фунтов.
Он помнил, что в ту роковую ночь попросил сторожа не запирать дверь в его кабинет, так как собирался написать несколько писем, когда вернётся домой, но позже совершенно забыл об этом. После концерта он встретил сына на Оксфорд-стрит, недалеко от дома, и больше не думал о конторе, дверь которой была заперта, и всё выглядело так же, как и обычно.
Мистер Айрленд категорически отрицал, что находился в конторе в тот час, когда, по утверждению Джеймса Фэйрберна, миссис Айрленд изумлённо произнесла: «Льюис, чем, чёрт возьми, ты занимаешься здесь, да ещё и в темноте?» Таким образом, стало полностью ясно, что и жена управляющего, и сам разговор Джеймсу Фэйрберну просто померещились.
Мистер Айрленд отказался от должности управляющего «Английского Провидент-банка»: как он, так и жена не сомневались в том, что с их именем было связано слишком много разговоров и слишком много злословия, поэтому ясно, что банк не станет держать такого служащего. Кроме того, здоровье мистера Айрленда оказалось подорванным. Теперь у него красивый дом в Ситтингборне, и в часы досуга он развлекается любительским садоводством. А я – единственный в Лондоне (помимо людей, напрямую связанных с этим таинственным происшествием) знаю истинное решение загадки, часто задаваясь вопросом, что из этого известно бывшему управляющему «Английского Провидент-банка».
Старик в углу замолчал. Мисс Полли Бёртон, преисполнившись самонадеянности, с началом рассказа решила внимательно выслушать все факты и доказательства, которые собеседник изложит ей, и следить за сутью, чтобы попытаться прийти к собственным выводам и сокрушить допотопное пугало своей проницательностью.
И в результате не произнесла ни слова, поскольку не пришла ни к какому выводу. Действительно, это дело непрестанно поражало и озадачивало публику – с того момента, когда общественное мнение поставило под сомнение честность мистера Айрленда, до тех пор, когда его честность была неопровержимо доказана. Кое-кто подозревал, что настоящей воровкой была миссис Айрленд, но от этой идеи вскоре пришлось отказаться.
Миссис Айрленд не испытывала ни малейшей нужды в средствах. Ограбление произошло полгода назад, и в её кармане за это время не оказалось ни единой банкноты из украденных. Кроме того, у неё должен был быть сообщник, поскольку в ту ночь в кабинете управляющего видели двоих; и если другой был её сообщником, почему она рискнула выдать его, громко заговорив в присутствии Джеймса Фэйрберна, когда намного проще выключить свет и погрузить зал во тьму?
– Вы абсолютно неправы, – прозвучал резкий голос в ответ на мысли Полли, – и рассуждаете совершенно неверно. Если вы хотите овладеть моим методом индукции и улучшить свои мыслительные способности, вам нужно следовать моей системе. Прежде всего полагается установить один абсолютно бесспорный, положительный факт. И двигаться от отправной точки, а не блуждать в лабиринтах предположений.
– Но никаких бесспорных фактов нет, – раздражённо возразила Полли.
– Да неужели? – прошептал Старик. – Разве не бесспорно, что банковский сейф облегчили на 5000 фунтов стерлингов вечером 25 марта до половины двенадцатого ночи?
– Да, но и только…
– Разве не бесспорно, – тихо прервал он, – что замок сейфа не взломан и, судя по всему, открыт собственным ключом?
– Я знаю, – огрызнулась мисс Бёртон, – и поэтому все согласились с тем, что Джеймс Фэйрберн не мог…
– И разве не бесспорно, что Джеймс Фэйрберн не мог ничего увидеть сквозь запертую стеклянную дверь перегородки? А также то, что сама миссис Айрленд впустила Джеймса Фэйрберна в кабинет мужа, когда увидела того лежавшим в обмороке перед открытым сейфом. Конечно, это был бесспорный факт, и он доказывал любому мыслящему уму: если сейф открыт ключом, это мог сделать только человек, имевший доступ к этому ключу.
– Но человек в личном кабинете управля...
– Совершенно верно! Человек в личном кабинете. С вашего разрешения, продолжу перечисление бесспорных фактов, – усмехнулось забавное создание, отмечая каждую фразу одним из своих любимых узлов. – Человек, который в ту ночь свободно мог получить доступ к ключу от сейфа, о чём не подозревал ни управляющий, ни даже его жена. Человек, во имя спасения которого миссис Айрленд была готова солгать. Много ли существует мужчин, ради которых англичанка, принадлежащая к высшим слоям среднего класса, согласилась бы лжесвидетельствовать? Разумеется, нет! Она могла бы сделать это для своего мужа. Как и считала общественность. И никому никогда не приходило в голову, что она могла сделать это для своего сына!
– Для сына! – воскликнула Полли.
– Ах! Очень умная женщина, – с энтузиазмом воскликнул Старик, – обладающая такими храбростью и присутствием духа, каких мне в жизни не приходилось встречать. Она спускается вниз перед сном, чтобы посмотреть, не пришли ли с последней почтой какие-либо письма. Замечает приоткрытую дверь кабинета мужа, толкает её, и тут, при внезапной вспышке света от торопливо зажжённой спички, она мгновенно понимает, что перед открытым сейфом стоит вор, и этот вор – её собственный сын. В этот момент она слышит шаги сторожа, приближающегося к перегородке. Нет времени предупреждать сына; она не знает, что стеклянная дверь заперта; Джеймс Фэйрберн в любую секунду может включить электрический свет и увидеть, как молодой человек грабит хозяйский сейф.
Только одно может успокоить сторожа. Только один человек имел право находиться в кабинете в этот час, и миссис Айрленд без колебаний произносит имя своего мужа.
Имейте в виду, я твёрдо уверен, что тогда бедная женщина хотела всего лишь выиграть время, и у неё оставались надежды на то, что её сын всё-таки не станет возлагать столь тяжкое чувство вины на свою совесть.
Что произошло между ними, мы никогда не узнаем, но нам известно, что молодой злодей сбежал со своей добычей в полной уверенности, что мать никогда не предаст его. Бедная женщина! Что за ночь ей пришлось пережить! Но миссис Айрленд была умной и дальновидной. Она знала, что репутация мужа не должна пострадать из-за её действий. Следовательно, она выбрала единственный доступный ей путь, чтобы спасти сына даже от отцовского гнева, и смело отвергла заявление Джеймса Фэйрберна.
Конечно, она полностью осознавала, что её муж мог легко оправдаться, и худшее, что ей угрожало – впечатление о том, что она считала мужа виновным и пыталась спасти его. И была уверена, что в будущем с неё снимут любые обвинения в соучастии в краже.
К настоящему времени все забыли бОльшую часть обстоятельств; полиция по-прежнему следит за карьерой Джеймса Фэйрберна и расходами миссис Айрленд. И, как вам известно, у неё до сих пор не обнаружили ни одной банкноты из похищенных. Но зато обнаружили несколько штук в других районах Англии. Никто не понимает, как легко обналичивать английские банкноты в небольших agents de change (63) за границей. Changeurs всегда рады фунтам; и какая разница, откуда эти деньги берутся, при условии, что они подлинные? Проходит неделя-другая – и почтенный месье le Changeur уже не может сказать, откуда в его кассе взялись те или иные банкноты.
Вот так. Молодой Роберт Айрленд уехал за границу; когда-нибудь он вернётся, сделав состояние. Вот его фотография. А это его мать – умная женщина, согласны?
И прежде, чем Полли успела ответить, Старик ушёл. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро передвигался. И всегда оставлял после себя занятный след: кусок верёвки, состоявший из одних узлов, и несколько фотографий.
ПРИМЕЧАНИЯ.
59. Обычная практика для тех времён. Зачем тратить деньги на новое помещение, если для этого вполне подходит собственный дом? Правда, так рассуждали далеко не все.
60. Примерно 190,5 см.
61. Напоминаю, что в то время было принято в течение дня переодеваться для разных событий: завтрак, ужин, работа, визиты, посещение театра и т. п.
62. Игра слов: «бережливый, предусмотрительный» по-английски – «provident».
63. Agents de change – здесь: меняльные конторы. Changeurs – менялы, le Changeur – меняла (фр.).