Пусть прилетит корабль
Глава 6. На том берегу
Доносящиеся снизу звуки гипнотизировали Тженейр, заставляя трепетать девчоночье сердце. Она не могла сбежать к братику, не узнав, кто царапается там, за овальным люком. Опасно балансируя по краю черного провала, Тженейр бесшумно подкралась к заплатке на огромнейшем теле турбины. Ничего не произошло. Медленно согнувшись, девочка приложила ухо к хорошо отшлифованной поверхности. Из-за фантастической гладкости неподатливый металл показался Тженейр приятным и, удивительно, почему-то даже мягким, как лепестки земных цветов во внутреннем дворике семейной усадьбы.
Постоянное скрежетание вдруг прекратилось, после значительной паузы сменившись шуршанием и загадочными перестуками. Проведя ногтем по люку, она затаилась, набираясь смелости в нервном ожидании. Опять ничего не произошло. Жалвейн лениво заворочался в своей удобной корзинке, забормотал на диковинном ребячьем языке. Встревоженно подняв голову, девочка послушала, не заплачет ли братик.
От громкого щелчка Тженейр подпрыгнула, перескочила через каменное ограждение. Овальная, сильно вытянутая в длину пластина провернулась на скрытой оси, впуская в туннель турбины струю безумно холодной воды. Дальнейшее случилось за три вдоха. Сбитая с ног и пойманная потоком, любопытная девочка отлетела к лопастям, развернулась и, полностью подчиненная движению шумной воды, покатилась прямиком к бездне. Сопротивляться было невозможно. Празднично сияющий птархэм бестолково прял крыльями над головой Тженейр. Она уже видела гладкие, выгнутые дугой стенки пропасти, когда лапища Байтама обхватила Тженейр за талию и рванула девочку наверх.
Разворотив каменную кладку, поток щедро разливался по гигантскому резервуару, то укатываясь в дальние части инженерного сооружения, то возвращаясь к турбине широкой пенящейся волной. Не отпуская ошеломленную Тженейр, разумный зверь скачками понесся по мелкой воде, настигая уплывающую в темноту корзинку. Против ожиданий девочки, братик не казался напуганным. Обнимая сжавшуюся в комок Лукрецию, надутый и серьезный Жалвейнчик выглядел еще и озадаченным. Узнав Байтамчика, малютка потянул к доброжелательному зверю ручонку и залопотал. Голос Жалвейнчика пропал в плеске. Сухой, вовсе не устрашенный катастрофой, а откровенно заинтересованный происходящим, маленький ребенок подавал добрый пример мокрой, замерзшей, потерянной сестренке.
Проходя сквозь каналы в Рубеже, ледяная вода понижала уровень высокогорного озера, строго рассчитанными объемами оказываясь в громаднейшем баке. Штормовые волны гуляли по резервуару, принуждая металл гудеть. Байтамчик быстро изменял свое тело, не ожидая подсказок. Надежная лапа для корзинки Жалвейнчика и Лукреции. Крепкая лапа для Тженейр. Отдельные лапы для объемистого тючка с необходимыми вещами и сумки с запасом продуктов. Еще много-много лап для того, чтобы успешно вскарабкаться по гладкому туловищу турбины.
После нескольких неудачных попыток разумный зверь достиг безопасной вершины. Вода, мордочка Лукреции, падения, мех, братик, сумка, прыжки, пена, скрип, металл, тючок, птархэмы, шум, корзинка, Байтамчик сплавились в бессмысленный ком. Девочка совершенно ошалела и хотела только чуть-чуть отдохнуть. Запутавшийся между кострищами мгновенно вспыхивающих опасностей, ум Тженейр настойчиво требовал паузы, площадки на лестнице. Сравнивая любые радости детства, сейчас девочка предпочла бы простую возможность чуть-чуть согреться.
Вытянувшись, раскатавшись в длину до состояния толстого ковра, разумный зверь затрясся, изгоняя из густого меха воду и космический холод. Когтистых сильных лап у него сейчас было шесть. Прекратив жутковатую лихорадку, Байтам свернулся в большой пушистый шар и покатался по дивно выпуклой и вогнутой верхушке турбины. Этим нехитрым представлением зверь вызвал оглушительный восторг у хохотуна-Жалвейнчика. Надежнее устраивая на металле корзинку с смеющимся братиком и кошечкой, стучащая зубами Тженейр заметила крохотного усатого паучка, беззаботно отплясывающего на спине Лукреции.
Убежище, устроенное в металлическом резервуаре под усадьбой семьи атженай, безнадежно погибло. С бешеным шипением вырываясь из недр турбины, поток разметал каменную кладку, унес запасы, разломал мебель. К счастью, затопив большую половину изогнутой трубы, волнующаяся вода перестала подниматься. Умело сплетенная Рийеис корзинка подмочила лишь дно, да и то чуть-чуть. Выспавшийся, сытый, бодрый, улыбающийся Жалвейнчик радовался присутствию Тженейр, Лукреции и могучего шерстистого зверя, умеющего делать потрясающие трюки.
Взлетев, меховой ковер разом накрыл всех. Восторженно взвизгнув, малыш довольно захохотал. Кошка встрепенулась. Почувствовав тепло, исходящее от Байтамчика, девочка умиротворенно вздохнула. Страшное приключение закончилось. Доброжелательный зверь появился исключительно вовремя. Как хорошо, когда рядом есть друг. Согреваясь, Тженейр восстанавливала в памяти события этих коротких, деятельных, энергичных, сумасшедших, сумасшедших и сумасшедших минут, мысленно благодаря Байтамчика настолько искренне, что заплакала. Если бы не он, не миновать беды.
- Байтам, - позвала девочка.
- Байтам там, - откликнулся разумный зверь.
Говорил весь пушистый ковер сразу. При каждом звуке теплое одеяло щекотало шерстью нос девочки, трогало спину, щеки, коленки, лоб, плечи, затылок. Приглушенный смех Жалвейна раздавался как будто не рядом, а в стороне, через толстую стену. Лукреция чихнула несколько раз подряд, вызвав новый приступ развеселого хохота у малыша.
- Спасибо, Байтамчик. Байтамчик умница, наш Байтамчик храбрец, - сквозь слезы проговорила Тженейр.
- Байтам рад, - ответил зверь.
- Получается, ты искал нас с братиком?
- Байтам искал, - признал доброжелательный зверь.
- Оказывается, в убежище есть другой вход. Чуть-чуть ниже железного дна, - заметила девочка. - Папочкино заклятие не пустило тебя к верхнему люку, и ты стал копать когтями, пока не прокопал длинный туннель. Молодец, Байтамчик!
- Байтам рад, - повторил зверь.
Сколько труда! Сколько сообразительности! Сколько отваги! Тженейр хотелось сказать мудрому, честному и преданному Байтаму что-то изумительно торжественное, обстоятельное, взрослое, но… правильные слова никак не находились. Девочке хотелось расспросить Байтамчика о семье атженай, но все вопросы застывали вечным космическим льдом.
Знакомое ощущение единения с родными сейчас имело тревожный ментальный окрас. Чуть-чуть не утонув в холодной воде и теперь находясь в по-настоящему горячих объятиях надежнейшего друга, Тженейр внезапно исчезла из убежища; не телом, а только мыслью оказавшись в большой задымленной пещере. Мамочка лежала на камне. Папочка склонился над ней. Лица у обоих были такими чужими, что девочка не сразу узнала родителей.
Повернув голову к Тженейр, мамочка улыбнулась. Телепатические импульсы теперь следовали один за другим. Вырываясь из открывшейся памяти Дижийен, ворох красочных картинок ослеплял неподготовленный к таким испытаниям рассудок девочки. Мамочка и она. Тженейр и мамочка в разные времена, в разных событиях, в разных местах Пристанища и Земли были счастливы. Злая силища разорвала плотно сплетенную цепь их жизней, изменив судьбу семьи атженай.
Девочка поняла, прочувствовала, услышала и испугалась того, что узнала. Преодолевая волю врагов, мамочка спешила попрощаться с дочерью.
Зажатое между базальтовыми скалами озеро основательно изменилось, став еще мрачнее и еще враждебнее. Схлынувшая вода, похожая на чуть колеблющийся серый песок залегала много ниже обычного своего уровня, открыв взгляду Джайгира обработанные машинами берега, густо источенные отверстиями с правильными формами и основательно укрепленные колоссальными мегалитами. Высокогорное озеро как инженерное, как гидротехническое сооружение оказалось куда сложнее, чем это представлялось богатырю прежде. Кроме единственного известного в семье атженай моста, ведущего к островку с пунктом управления в глубине, теперь обнажились растянутые в длину купола, трубы, ребристые арки, сложнейшие технологические конструкции и множество крепких каменных дорог, убегающих к центру обширного высокогорного водоема.
Желая правды, великан боялся ее узнать. Самая робкая, самая ненадежная ментальная связь с родными была бы сейчас проклятием. Ограниченные телепатические способности уберегли Джайгира от горя, щедро одарив мучительной неизвестностью, черными сомнениями и… сияющей как «Корабль» надеждой. Из ментального импульса вполне ясно уяснив о состоявшемся в пещере бое с лабрисами и полученном мамой ранением, он не ведал о настоящей судьбе Дижийен, пока успешно отрицая худшее. Нет-нет, мама победит!
Мокрый, замерзший, чудом избежавшей гибели на заполненной водой лестнице, богатырь мчался по скользкому базальтовому мосту, не просто согреваясь мыслью о какой-то предстоящей впереди абстрактной схватке, а старательно выстраивая план нападения на корабль лабрисов. Великан выходил один против неприятеля, численности и вооружения которого не представлял ни в малейшей степени. Приближающийся миг битвы настраивал Джайгира на бодрый воинственный лад, серьезно помогая отвлечь безжалостного внутреннего палача, хоть как-то унимая свое неистощимое беспокойство о Дижийен.
На середине пути к берегу выяснилось, что за громадиной вражеского звездолета находится укрепленная стоянка. Великан пригнулся, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Работающее, словно отлаженный механизм, сердце богатыря вздрогнуло, от нетерпения и странной радости пропуская пару стуков. Фантазия Джайгира, пока откровенно пасующая перед сложностями атаки на корабль лабрисов, получила добрую весть. Лагерь, обнесенный стеной, сразу стал главной целью великана.
Обладая невыдающимся, но очень цепким и глубоко практичным умом, Джайгир старался полнее восстановить события, которые изначально привели к подъему уровня высокогорного озера. Собираясь устроиться на удобной площадке между скалами, гигантское металлическое кольцо неосторожно тронуло горы бортом, потеряло верный курс. Оказавшись на краю, тяжеленое судно обломило базальтовый берег и опасно накренилось. Утопив добрую половину объемистого корпуса, звездолет лабрисов остановил сползание в глубину и устроился на каком-то солидном мегалите, плотно перекрыв металлической тушей единственный постоянно открытый канал водостока. К несчастью для семьи атженай, после крушения у врагов оказалось достаточно времени для выгрузки боевых отрядов, оружия и обустройства защищенного лагеря. Если лабрисы сумеют каким-то хитроумным способом вытащить свой корабль из озера и поднять летательный аппарат в воздух, семье атженай придется туго.
Противника подвели береговые мегалиты, установленные прежними хозяевами Пристанища давным-давно. Великана, мило путающего стратегию с тактикой и аналогию с сопоставлением, могла подвести торопливость, схематичность планов. Наверное, это и тревожило сейчас Джайгира. Считая нападение на стоянку лабрисов решенным делом, богатырь озабоченно, разочарованно и немного завистливо рассматривал торчащее из воды кольцо. Звездолет был ошеломляюще велик, смотрясь достойно на фоне величественных отрогов Рубежа и царственного лика «Корабля».
Изрядно понизившийся уровень высокогорного водоема не обнажил корпус судна целиком, оставляя половину в мрачном сером озере. Вражеский звездолет, буквально подавлял дерзкую милитаристскую мысль великана размерами. Джайгир даже подумал о том, что этот могучий фантастический корабль и «Корабль», дарящий свет Пристанищу абсолютно равны во всем, однако быстро отмел, запрятал пораженческую мыслишку в дальние лазейки разума. Смелая до сумасбродства и совершенно последовательная идея утопить неприятельский звездолет появилась в голове богатыря внезапно.
Несмотря на крупную неудачу вражеских пилотов, место для посадки было выбрано идеально. Без спешки вздымаясь к высочайшим вершинам Рубежа, широченное ущелье защищало судно от нескромных взглядов сразу с трех сторон. Очутившись в зеленой путанице леса Пристанища, такое огромное железное чудище стало бы помехой для охоты множества видов ночных хищников, которые в итоге могли капитально осложнить жизнь команде звездолета. В горах, в царстве базальта и запредельно холодной воды, не было острейших клыков, бронированных туловищ и когтистых лап. Насколько богатырь знал, кроме солидных, похожих базальтовые камни панцирных рыб и всякой беспомощной скользкой нечисти, в озере обитали лишь водяные растения.
Покинув каменный мост, порывистый Джайгир проявил чудеса благоразумия. Не желая быть обнаруженным лабрисами, великан продвигался короткими перебежками, постепенно подбираясь к неприятельскому лагерю. Сигнала тревоги не было. Щедро разбросанные на берегу базальтовые глыбы служили хорошими укрытиями.
Громадный и величественный издали, вражеский звездолет откровенно угнетал размерами вблизи, настораживая Джайгира масштабностью предстоящего подвига. В боковой части металлического кольца, опирающегося на обломившиеся каменные плиты, зияло овальное отверстие. За неожиданно высокими и крепкими стенами лагеря прятались шатры, поставленные один на другой контейнеры, башенка с сидящим наверху человеком. Судя по склонившейся набок голове, дозорный, устроившись на неудобной сетчатой площадке, мирно спал и не видел великана, бегущего по мосту.
К удивлению богатыря, блестящие стальные элементы каких-то машин, разноцветные баллоны, туго набитые мешки и множество разнокалиберных ящиков лежали не у распахнутых створок шлюзовой камеры звездолета, а у вздымающейся к небу скалы. Заметив выведенную на базальте арку, украшенную знакомыми орнаментами и изображениями, Джайгир нахмурился, трогая пальцами переносицу. Уверив себя, что враги спустились с неба на корабле, великан очень засомневался в верности догадки.
Одно было известно Джайгиру точно. У лабрисов армия большой численности, щедрые военные припасы и куча оружия. Основательно подготовившись к удару по семье атженай, противник пришел на Пристанище надолго.
Изуродованные трупы кирасиров в переходе говорили о том, как стремился, как спешил присоединиться к бою в пещере Атженай, пробиваясь сквозь врагов. Рийеис и Марселена плакали, не скрывая и не сдерживая слез. Залитый водой туннель был дорогой от жестокой смерти к безысходному горю. Освобождение из каменной темницы отнюдь не славило продолжение жизни. Жизнь, казалось, прекратилась, обещая серое, скучнейшее существование без Дижийен.
Дижийен была всем. Без Дижийен семья атженай обессилела и потеряла смысл. Без Дижийен опустела планета. Без Дижийен семья атженай распалась, расползлась по швам, словно старая застиранная одежда. Зная, догадываясь или, напротив, не подозревая о смерти Дижийен, каждый человек на Пристанище сейчас осиротел; вообще не вспоминая о себе, детях, братьях, сестрах, отце, видах на будущее, обязан был тяжело скорбеть о внезапной и трагической потере Дижийен.
Детство Рийеис, которое на спокойной мирной планете могло продолжаться еще годы, сейчас закончилось. Планы Маргариты лопнули и исчезли дымкой. Увы, день Пристанище выдался кощунственно веселым, цветным, шумным. Издевательски чистое небо принципиально отрицало всякую драму. Полоска леса доставала бестолковой разноголосицей даже до подножия Рубежа. Ласковый, приветливый свет уверенно перебравшегося через зенит «Корабля» лишь ярче очерчивал трепетную жуть, перемоловшую волю Маргариты и Рийеис.
Их поджидали на каменистом острове, а Рийеис и Марселена забыли думать о коварстве и военных хитростях лабрисов. Разбитый, униженный семьей атженай противник, потерявший в пещере значительное число воинов и страшного колдуна, все-таки подготовил засаду у входа в туннель. Увидев женщин, двое лучников заложили стрелы. Шестеро латников подняли мечи. Восемь двухголовых ящеров зашипели, бронированными животами скользя по щебенке. Семеро защищенных легкими доспехами копейщиков немедленно бросились в атаку.
Враг был грозен, организован, полон решимости. Опустив руки, Маргарита сдалась, ожидая последнего, завершающего удара. Горе, отчаяние, безнадежность Рийеис оказались слишком великими, чтобы девушку сумели испугать лабрисы, ответственные за гибель Дижийен. Глупое, элементарное желание отомстить за маму исчезло. Перехватывая на лету стрелы, Рийеис взорвалась звездной яростью, а стремительно расправляясь с лучниками, заледенела в гневе. Битва напоминала скоротечную, хорошо спланированную казнь.
Крики растерзанных копейщиков и их еще сохранивших отвагу соратников сливались в один протяжный вопль. Смерти жестоких лабрисов дарили юной девушке неестественную, отстраненную от происходящего безмятежность и неописуемое облегчение. Это не она сейчас карала врагов, а семья атженай, «Корабль», Спящие, природная справедливость Пристанища. Так было правильно. Ни на кратчайший миг не выпуская из поля зрения беспомощную Марселену, Рийеис казнила, казнила и казнила. Калеча, уродуя, убивая, девушка чувствовала свою истинную, свою природную правоту. За планету. За небо. За семью. За Вселенную. За разрушенную жизнь, за погубленный счастливый мир и маленький мирок беглых землян на Пристанище. Рийеис двигалась точно и совершенно бесшумно; как Ольхон Атженай. Любые, самые короткие ее движения несли страдания, увечья, всегда заканчиваясь ужасной карой.
Отступив к скале, Маргарита набирала в горсть щебня, с необыкновенным злом и такой же необычайной меткостью бросая камешки во врагов. Замешательство прошло. Ее дикие хриплые возгласы и безумный взгляд были пострашнее ударов щебнем. В пылу битвы Марселена не замечала, как отклоняется направленное на нее оружие, обламываются острия, трескаются древки и отлетают изувеченные Рийеис копейщики.
Полагаясь на внезапность атаки, организованный отряд был смят, разделен, деморализован. Группа ящериц, буквально, оказалась размазана в мерзкую липкую кашицу, а подоспевшая на подмогу шайка визгливых мохнатых клубков распалась, потеряв способность и нападать, и бежать, и обороняться, и подчиняться, и… соображать. Лабрисы потерпели сокрушительное поражение. Став свирепой богиней битвы, Рийеис разила враждебных тварей наповал.
Опустив забрала и доселе не ввязываясь в адское кострище сражения, дольше остальных продержались белокурые гиганты, вооруженные широченными двуручными мечами. Вид щуплой, малорослой, очень юной золотокожей девушки, крушащей ряды союзников, внушал опытным воинам настоящий суеверный страх. Их теоретические знания о боевой магии основательно пополнились и подтвердились гибелью товарищей. Происходящее напоминало кошмар. Закованные в кирасы гиганты не сдались, не отступили, но, укрепившись спиной к спине, взмахами мечей грозили приближающейся Рийеис. Вряд ли сердца белокурых врагов теперь бились размеренно.
Понизив уровень зажатого в горах озера, открытые Джайгиром шлюзы автоматически захлопнулись. Пробегающая сквозь лабиринты Рубежа вода утихомирилась, теряя силу. Поток, вырывающийся из туннеля, тоже ослабел. Увлажняя тысячу тысяч старых русел, вода разбегалась по бескрайнему лесу, отсюда, от скал выглядящему темно-зеленой линией, проведенной под храмом неба.
Нарисовав, прочертив в воздухе какой-то знак, Рийеис сложила руки у груди, а когда она выбросила ладони вперед, то вставшие в круг кирасиры закачались. Теряя равновесие, латники загремели железом. Поблескивающее в свете «Корабля» облачко окутало, словно пеленая, сковывая воинов. Ловко уворачиваясь от выпада громаднейшего меча, Рийеис расшвыряла противников. Вспыхнувший прямо на щебенке огненный факел разделил врагов. Круг соратников, уверенно отвечающий на нападение с любой стороны, разрушился. Мощь кирасиров проигрывала скорости отработанных подсечек, технически невыполнимых прыжков и неуловимых разящих ударов. Нечеловеческая древняя магия сразу навязала многолетнему боевому опыту совершенно иную схватку, и не отпускала.
Слишком увесистые, мечи не успевали вертеться. Латы только мешали отражать молниеносные атаки. Огненный факел все время передвигался, путая военные планы врагов. Пальцы девушки резали, не касаясь плоти. Кулаки Рийеис, не трогая, прошибали железо. Умелые, храбрые и неповоротливые, кирасиры сражались до конца, поодиночке отдавая жизни маленькой хрупкой девушке. Бой завершился внезапно. Противников просто не осталось. Она перебила всех белокурых гигантов и вообще всех лабрисов, входящих в забытый орден. Будто не веря своей полной, безоговорочной победе, Рийеис подходила к каждому изуродованному мечнику, срывала остатки шлемов, внимательно изучала мертвые лица, трогала волосы, поднимала цепенеющие веки.
К исходу битвы девушка даже не запыхалась и… теперь она всерьез сожалела, что враги неожиданно закончились. Это чувство до ненормальности напоминало горечь маленького ребенка, которому не досталось, или не хватило обещанных родителями волшебнейших сладостей.
- Чересчур много о себе мнили. Мы пообщались с лабрисами, нашли общий язык, - мрачно объяснила Рийеис подошедшей Марселене.
- Тебе… все… все удалось, - подтвердила Маргарита, разжимая кулак, набитый щебнем.
- Нет ничего проще. Младенческие игры. У меня от рождения бездна обаяния, - бросила девушка, ухватив губами лиловую прядь. - Хотелось бы знать, кто у бездельников главный. Гнилой гриб? Какой-нибудь дурень с мечом? Или верзила в латах?
- Моя милая, ты ранена.
Непонимающе взглянув на Марселену, Рийеис посмотрела на себя. Поперек правой кисти алел короткий разрыв, задевая костяшку большого пальца, с которой обильно сочилась кровь. Располосовав куртку, костяной крюк шерстистой твари прочертил прямую линию вдоль левой руки от локтя до запястья. Только теперь девушка ощутила боль в груди. Латнику, действительно, удалось прорваться сквозь ее защиту, бросив в Рийеис рукоять обломленного меча.
Огненный факел провалился сквозь щебень. Приложив ладонь к ране, девушка остановила кровь и сразу, моментально потеряв боевой настрой, устало опустила плечи. В бою Рийеис вовсе не помнила о маме.
Она изменилась. Помня очень милый, очень детский вопрос Рийеис у бассейна с бурлящей жидкостью, Марселена подумала, что почувствовала себя взрослой после окончания школы, когда самостоятельно избрала будущую специальность и, не посоветовавшись с родителями, так же самостоятельно и самонадеянно подала документы в институт. Какое обыкновенное, какое безмятежное существование, на фоне злоключений сегодняшнего трагического дня похожее на счастье чистенькой сытой овечки. Неизвестно, стала ли Рийеис взрослой, как хотела, как мечтала, но после тяжелой утраты ее внутренний мир претерпел изменения. Пристанище для воинственной, жесткой Рийеис больше никогда не сможет ограничиваться утренними тренировками с отцом, домом, огородом и клумбами во дворе усадьбы. Маргарите пришло на ум, что понятный, объяснимый жизненный путь этой милой юной девушки стал сложным и абсолютно непредсказуемым.
Из трещины в горе на свет царственного «Корабля» выбрался Атженай. Узнать его было трудно. Сгорбленный, совсем старый, хромой, мокрый, маленький золотокожий человечек брел по затопившей каменистый остров мелкой воде, бережно прижимая к себе скомканную куртку Марселены. Вряд ли Атженай Ольхон понял, что здесь состоялся бой, вряд ли осознал присутствие Рийеис и Маргариты. Подволакивая ногу, он плелся вдоль отвесной скалы Рубежа в сторону усадьбы и смотрел вперед так дико, словно ждал начала планетарной катастрофы.
Грязное, сморщенное, чужое личико крошечного золотокожего ребенка показалось из куртки. Марселена ахнула. Целиком погруженный в скорбь, Атженай поскользнулся, шарахнулся вбок, удерживая драгоценный груз. Младенец надул щеки, безмолвно дожидаясь, когда потерявший связь с реальностью отец продолжит поход.
Они покинули пещеру вдвоем. Дижийен навсегда осталась на том берегу.
До стоянки неприятелей оставались считанные шаги, но спешка означала провал. Вид гигантского звездолета, висящего на почти вертикальной каменной стене и наполовину погруженного в воду, вызывал у богатыря ассоциации с поверженным в бою ночным хищником. Нисколько не разбираясь в космических кораблях и не подозревая о существовании судовождения как науки и профессии, Джайгир запрещал себе полагать, что пилоты не сумеют вернуть вражеское судно в строй. Нет-нет. Фантастически сложная машина, которая умеет преодолевать вселенские пропасти, конечно, способна вывернуться из самой безвыходной ситуации! Неизвестно, какое на борту оружие. В любом случае, звездолет, этот горький вестник поражения, не должен оказаться над осажденной усадьбой семьи атженай. Металлическое кольцо обязательно нужно уничтожить, для начала перебив охрану.
Как обычно, Джайгир рассуждал просто. Обнаружив звездолет лабрисов, богатырь мог присоединиться к вступившей в сражения семье только, если хорошенько пройдется по тылам врага. Дело, в общем и целом, не казалось невыполнимым. Они с отцом и Рийеис столько раз отрабатывали проникновение в укрепленный лагерь, что у Джайгира не было нужды задумываться над отдельными деталями военного плана. Вот присутствие громаднейшей металлической туши звездолета никогда ими не обсуждалось. Как расправиться с кораблем, хитроумные Атженай и Рийеис вряд ли знали. Тело этого зверя не рассечешь мечами. Разве поднапрячься и столкнуть корабль, окончательно утопив судно в воде? Увы, единственная законченная идея Джайгира была неразумной, по-детски нелепой.
Четкий квадрат вражеского лагеря образовывали высокие рифленые щиты из стали. В углах защищенного периметра стояли небольшие шатры, а в центре возвышалась ажурная башня, на вершине которой маячил человек и поблескивал шар, быстро крутящийся вокруг собственной оси. Повсюду лежали груды ящиков, тюков, запасных частей механизмов, контейнеров, мешков и рюкзаков. Подняв забрала шлемов, четверо тяжело экипированных бойцов о чем-то горячо судачили и подбадривали друг друга, энергично хлопая железными перчатками по защищенным металлом плечам товарищей.
Люди, мужчины, честные воины заслуживали самые искренние симпатии великана. Джайгир поймал себя на мысли, что в принципе не готов убивать людей. Богатырь хотел бы схватиться с каждым из тех, кто сейчас был перед ним, однако не нести смерть и увечья, а проверить собственные силы, учиться и учить. Эти враги из войска, напавшего на семью атженай, были людьми, но Дижийен… Вспомнив о получившей ранения, возможно, погибшей маме, великан застонал. Приятной мечте встать рядом с кирасирами, чтобы болтать, колотить по их плечам кулаком и получать дружеские тумаки в ответ, не находилось места в кровавой реальности! Нет-нет. Интерес, любопытство, оттачивание боевых навыков, тренировки с отцом и сестренкой остались в прошлом, выставляя лишь насущную необходимость защищать семью.
Заметив движение, великан спрятался за обломок базальтовой скалы. Снаружи рифленые щиты стерегли странные создания, состоящие из клубов дыма. Аккуратно обходя лагерь, существа бесшумно плыли над заваленным камнями берегом. Из шатра выкарабкалась тощая серая фигура с крупной, напоминающей шляпку гриба головой. Джайгир брезгливо поморщился, нахмурился, почесывая переносицу. Сгорбленное существо, кутающееся в лохмотья, сразу пробуждало в душе богатыря отвращение и небывалую ненависть.
Проковыляв по тени Рубежа, серая, плотно завернутая в грязную изодранную ткань фигура подошла к подножию горы, оказавшись от богатыря на расстоянии брошенного кинжала. Пристально разглядывая вражеский лагерь и звездолет, Джайгир совершенно не обратил внимания на узенькую, хорошо расчищенную площадку, приютившуюся под нависающей скалой. На изогнутой дугой перекладине укрепленного между камнями бревна висел незнакомый человек. Большеголовые сгорбленные существа размеренно терзали окровавленное тело, переламывая ребра и лентами сдирая кожу. Считая только что подошедшего, мучителей было девять. Вяло, редко реагируя на издевательства серых чудовищ, жертва выказывала слабые признаки жизни.
Сжав кулаки, богатырь перевел взгляд на дозорного. Наблюдатель на вышке вовсе не спал. Дозорный не приметил Джайгира в пути по базальтовому мосту, потому что упорно смотрел в другую сторону, вообще не рискуя оборачиваться на извергов!
Тихо вытянув из-за пояса томагавки, богатырь перебежал за соседнюю глыбу, проскочил вдоль горы и выпрыгнул на площадку, с обеих рук бросая оружие. Два серых чудовища упали с рассеченными головами. Остальные сгорбленные твари были так поражены внезапным появлением великана, что не сопротивлялись. На карикатурных человеческих лицах застывало удивление, прежде чем мечи Джайгира срезали шляпки омерзительных грибов. Попытавшись защититься от укрепленной магией стали лишь перепачканными в крови пальчиками, два чудовища продержались немногим дольше собратьев.
- Атженай Ольхон, - вдруг прохрипел истерзанный тварями незнакомец. Клочья бледно-золотистой кожи болтались на его израненной груди, словно надеясь стыдливо прикрыть оголенные, переломанные ребра.
Взрыв, грохот, горячий свет швырнули богатыря на камни, откалывая от стены Рубежа крошево. Слепящий луч опалил щеку Джайгира, перерезал бревно вместе с телом несчастной жертвы и скользнул к небу, с фантастической легкостью рассекая скалы.
Она плакала и остановиться не могла. Заворочавшись в корзинке, Жалвейнчик потянулся к Лукреции, не нашел кошечку в темноте и захныкал, требуя внимания. В тепле, сухости и безопасности девочке не хотелось поспать. Нервы звенели. Оглушенная горем, Тженейр заставляла себя вспомнить о задании папочки и полностью зависящем от нее братике, но пока получалось плохо. Тженейр знала, что мамочка погибла от удара вражеского копья. Первое сражение с лабрисами было выиграно невыразимо страшной ценой. Теперь семья должна, семья атженай обязана выжить ради того, чтобы хранить трепетную память о героической, о смелой Дижийен.
Девочка вытерла слезы ладошками. Мамочка, Жалвейнчик, Вомийборчик, Рийеис, папочка, Джайгирчик, Марселеночка, все они, конечно же, хотели бы от Тженейр взвешенных взрослых решений, а не глупого детского плача. Слезы, воспоминания и честные слова о последнем великом подвиге Дижийен станут уместными позже, в безмятежное мирное время. Не сейчас. Не здесь, в затопленном водой нутре гигантского инженерного сооружения, построенного неизвестно кем и неведомо когда под каменистым островом, лежащим у подножия Рубежа.
- Байтамчик, - позвала девочка.
- Байтам там, - откликнулся разумный зверь.
- Выпусти меня и покорми детей, пока я разведаю обстановку, - распорядилась Тженейр.
- Байтам покормит, - ответил зверь, перетекая в бесформенную шерстистую кучу с единственной гибкой лапой, заканчивающейся почти человеческими пальцами с почти человеческими ногтями.
Отойдя, девочка вспомнила о важном и вернулась.
- Пакетик с едой Жалвейнчика нужно чуть-чуть разогреть. Хотя бы до температуры тела, - назидательно сказала она.
- Байтам помнит, - сообщил зверь.
- Понимаю, - задумчиво произнесла Тженейр.
Специальная упаковка детской смеси, извлеченная из баула почти человеческими пальцами Байтамчика, произвела на Жалвейнчика глубочайшее, приятнейшее впечатление. Карапуз довольно заурчал, трогая ручонками и Байтамчика, и Лукрецию. Схватив губами кошачье ухо, малыш обнял Лукрецию. Со стороны выглядело так, словно Жалвейнчик решительно, по-мужски заслонил домашнюю, не особенно привыкшую к лишениям кошечку от всех теперешних бед и грядущих невзгод.
Встав на краю турбины, девочка усилила свечение птархэмов и отправила крылатых существ в неторопливое путешествие по объемистому резервуару. Штормовые волны покинули бак. Основная вода уже схлынула, растащив повсюду камни развороченных стен и оставив множество луж. Убежище, заботливо подготовленное семьей атженай, перестало существовать. Запасы исчезли. У входа в хитро изогнутую трубу валялись куски мебели и какие-то тряпки, случайно намотавшееся на останки разбитого ящика со съестными припасами. Консервы поток украл.
Тженейр прислушалась, поднимая голову к висящему на высоте огрызку лестницы. Верхний люк, защищенный надежным заклинанием папочки, разумеется, держался. Либо снаружи действительно доносились топот и неясные, неяркие звуки, похожие на однообразный шелест звеньев железной цепи, скользящей по металлу, либо девочке это просто показалось. Если захватившие усадьбу чудища не оставляют попыток вскрыть резервуар, то однажды враги догадаются поискать другой вход в гигантский бак. Сообразил же Байтамчик? Сообразят и лабрисы!
- Глупости какие, - прошептала Тженейр, борясь со страхом.
Сцепив пальцы в замок, она закрыла глаза, привычно стараясь ощутить себя рядом с родными. Откликнулась одна Рийеис. Телепатический контакт был необычно слабым, давая лишь скомканные образы и самое общее представление о дальнейших планах семьи. Дижийен погибла, и ужасная трагедия выбила из колеи всех. Дом потерян. Жизнь расстроена. Лабрисы жестокие, хитрые, умные. Напор неприятелей более чем обстоятелен и обдуман до мелких деталей. Сил для сопротивления почти не осталось. Отбить усадьбу и вызволить ребят из неуютного, сырого убежища сейчас физически невозможно. Рийеис, папочка и Марселеночка отправлялись куда-то глубоко в лес, намереваясь по дороге встретиться с Вомийборчиком, которому удалось сбежать от лабрисов.
Открыв глаза, Тженейр вновь прислушалась. Переданный сестрицей образ крошечного ребенка, завернутого в грязную куртку, девочка приняла как беспокойство за Жалвейнчика. Иного и быть не могло. Сражаясь, семья каждый миг помнила о них с братиком. Семья атженай обязательно вернется в усадьбу, но позже. До их прибытия действовать нужно самой!
Чуть-чуть, и наступит конец. Вновь осознанная реальность испугала Тженейр до трепета. Мамочки нет. Целое Пристанище подчинено врагам. Древние мегалиты во внутреннем дворе усадьбы разрушены, а магическая защита понемногу поддается лабрисам. Люк, ведущий в убежище, обнаружен и только папочкино заклятие еще сдерживает врагов. За слоем металла ходили безжалостные чудовища, собираясь погубить Жалвейнчика, Байтамчика, Тженейр и Лукрецию. Чуть-чуть, и неприятель ворвется в убежище!
Гордо расправив крылья, сияющий птархэм рухнул вниз. Сделав себя невесомой, девочка прыгнула на свет и мягко встала на ноги, расплескав мелкую лужицу. Папочка строго-настрого запрещал дочери подобные опаснейшие шалости, однако теперь, когда мирные времена закончились, играми и не пахло.
- Пусть прилетит корабль, - сказала Тженейр, быстрым шагом проходя между громаднейшими лопастями.
Овальная крышка, впустившая в резервуар Байтамчика и поток воды, вернулась на прежнее место, накрепко запечатав ход. Благоразумно не приближаясь к скользким краям пропасти, девочка развернулась, выскочила из трубы. Металл загудел от ее широких шагов. Послушный птархэм поспевал за Тженейр, держась над затылком.
Пока надежды девочки не сбывались. Найденный Байтамчиком переход оказался недоступен. Спускаться в черный провал, надеясь на смекалку дружественного зверя, откровенно не хотелось. В трубе, проглотившей холодную воду, вполне могли быть работающие механизмы. Крутящиеся лопасти, какие-нибудь маховики, шестерни, в наилучшем случае не дадут пройти. Папочка, мамочка и Джайгирчик, устроившие здесь убежище еще до рождения Рийеис, всегда утверждали, что резервуар, похожий на пещеру в груди Рубежа, имеет единственный вход, расположенный под брюхом установленного на базальтовые глыбы мегалита. Сегодня Байтамчик с легкостью доказал, как солидно они заблуждались, однако вновь найденный ход закрыт.
Идти по волнистой поверхности пола, лавируя между заполнившей впадины водой было несложно. Дотошно исследуя любой выверт на вогнутых и выгнутых стенах колоссальной емкости, Тженейр вздыхала и все чаще всматривалась в густую темноту, скрывшую люк на вершине огрызка лестницы. Когда там, наверху, засияет радостный лучик «Корабля», враг ворвется убежище. Обходя резервуар, девочка не уменьшала внимания, хотя отчаяние понемногу брало верх над взрослой сосредоточенностью.
- Байтам знает, - послышалось за спиной Тженейр.
Превратившись в большой шерстяной клубок с множеством лап, Байтамчик стоял у боковой части турбины, выгибающейся дугой. Постепенно расширяясь в разные стороны, сложнейшая инженерная конструкция тянулась вдоль тела трубы, на высоте перегораживая резервуар поперек.
Девочка подбежала к разумному зверю. Спустившись с трубы, Байтамчик не забыл прихватить с собой корзинку с Жалвейнчиком и Лукрецией, тючок с необходимыми вещами, сумку с запасом продуктов. Карапуз был уже переодет в симпатичный свежий комбинезон. Судя по сонному виду ребеночка и смачно облизывающейся кошечке, доброжелательный зверь перевыполнил задание Тженейр, и не только хорошенько, правильно покормил обоих детей. Пустой пакет из-под детской смеси висел на краю корзинки, а у лап Лукреции остался лежать комок сухого корма, но Байтама такие несущественные мелочи обихода, конечно, волновать не могли.
- Спасибо, Байтамчик, - горячо сказала девочка. - Получается, у тебя опять все сделано, а я не продвинулась в поисках даже на чуть-чуть. Глупости какие.
- Байтам знает, - повторил зверь, хватая когтями по ребру жесткости.
Незаметный, совершенно не прорисованный на металле люк повернулся с жалостливым скрипом. Первым юркнув в ход, крылатый птархэм озарил овальный, странно сбитый вправо-вниз туннель, плавно поворачивающий в непроглядную тьму.
Отпустив мальчика, Байтам шагал рядом с Вомийбором по лесной тропе, переставляя длинные, покрытые густым мехом лапищи. Беглецов не преследовали. Вражеский боевой отряд погиб. Звездолет лабрисов с генераторами вредоносного поля на борту был надежно похоронен под слоем погибших растений и грязи, а колдун, умеющий заклинать, призывать этот громаднейший удивительный корабль, сгинул в безумстве потока, сорвавшего с базальтовых высот Рубежа.
Кувырки доброжелательного зверя давно прекратились. Побег с залитой водой поляны удался на славу, но тяжелое болезненное головокружение не освобождало мальчика. Счастливый день Пристанища был вывернут черным колдуном, выжат во вражеском кулаке. Тусклое вечернее марево, промозглая ночная мгла, холодные утренние сумерки окружали чувствительного Вомийбора. Стоило ему вспомнить о семье, и слезы застилали глаза. Хотелось лежать в гостиной, жаловаться во весь голос, наслаждаться советами мамы, посмеиваться над легковерной Тженейр, слушать рассказы Джайгира; реветь навзрыд, колотить пятками и размахивать руками в ответ на каждое слово Рийеис. Нормальный, привычный телепатический контакт с родными стал каким-то подобием мутного, туманящего рассудок сна, приходящего в плохо осознанной яви. Тем не менее, мальчик узнал о ужасающей трагедии в пещере и плакал, почти не прекращая.
Он не представлял, куда и зачем направляется. Горе, слезы мешали думать, мешали идти, мешали видеть. Шумный, вопящий, разноголосый лес словно нарочно подбрасывал беглецам загадки. Байтам то и дело подхватывал Вомийбора, готового растянуться в луже на повороте тропинки, коснуться ядовитого листа, влететь головой в устроенное под веткой гнездышко острозубых ящериц, провалиться в вонючую кровавую ловушку, выкопанную ради пиршества прошлой ночью хитроумным везучим хищником. Так продолжаться не могло. Когда мальчик в очередной раз запнулся за полусгнивший ствол дерева, разумный зверь вновь обратился ковром, удачно подстрелился под упавшего Вомийбора и какое-то время катился прямиком по лесу, грубо проламывая дорогу в зарослях колючего кустарника.
Мама. Мама. Мальчик потерял себя, заблудился во времени и пространстве. Неплохо держась в плену у лабрисов, здесь он раскис, сдался. Когда Байтам, хорошо сократив путь, выбрался на новую тропу и перестал изображать из себя меховой шар, головокружение Вомийбора только усилилось. Слезы заканчивались. Грудь и горло стала терзать невыносимая рвущая боль. Мальчик был вял, рассеян, безынициативен и шел туда, куда вел его разумный зверь.
Потеплевшим краешком сознания Вомийбор догадывался, что семье атженай сейчас важно объединиться, а Байтаму, наверняка, известно место сбора. Не в состоянии определиться с направлением, мальчик предоставлял дружественному зверю право самому выбирать наиболее простые пути для достижения важнейшей цели. Со всем доверием младшего к старшему он пошел бы за Байтамом даже сквозь огонь.
Считая себя опытным путешественником, Вомийбор еще никогда не уходил далеко от каменистого острова, однако опасные, хищные уловки планеты изучил отлично. Природа Пристанища умудрялась устраивать непреодолимые препятствия даже на ровных отрезках проложенных когда-то и кем-то троп. Любое прикосновение к неизвестному растению, любой неосторожный шаг к темно-зеленой чащобе вообще могли привести к мгновенной смерти. Только ум, огромнейший житейский опыт, феноменальное чутье Байтама теперь спасали совершенно потерявшего контроль над собственными чувствами мальчика.
Долгий-долгий трагичный день уверенно склонился к вечеру. Уголочком глаза, крупинкой побежденного страшного горем ума Вомийбор отмечал, что уход «Корабля» за горизонт произойдет уже вскоре. Лес, это громаднейшее темно-зеленое чудо Пристанища, пока не хотел затихать. Веселящаяся, скачущая, вопящая, летающая, набивающая брюшки живность еще не спряталась в щели, норы, дыры. Ненавидящие свет хищники планеты, конечно, готовились к активной охоте. Казалось объятому скорбью мальчику или нет, из-под корней уже теперь доносилось нетерпеливое рычание, шелест бронированных тел и клацанье челюстей.
Исследовательский пыл Вомийбора очень робко и очень понемногу начинал бороться с запредельным человеческим горем. Мальчик снова стал принимать мир, обстановку, ситуацию, ближайшее окружение. Усадьба теперь была не ближе царственного «Корабля». Гордо поднимаясь над растениями, Рубеж виднелся, отдалившись настолько, что высоченную неприступную стену обгоняли в нетерпеливом стремлении к небу даже молодые деревья. Прежде Вомийбор не забирался так далеко от дома, всегда помня о точке невозврата, когда уже нельзя будет вернуться в усадьбу семьи атженай до наступления темноты. Пожалуй, сегодня мальчик прибавил втрое или вчетверо к знакомому, хорошо обследованному участку леса, прилегающему к каменистому острову.
Рельеф заметно выглаживался. Грубые базальтовые мегалиты здесь попадались чаще, возвышаясь и на пересечении троп, и на запутанных поворотах бесчисленных дорог. Мальчик с изумлением догадался, что сложнейшая сеть тропинок однажды кардинально перестраивалась. Части старых, заброшенных в незапамятные времена дорог теперь почти полностью поглотила буйная растительность, только эти ниточки все же оставались проходимыми и относительно безопасными. Нарочно пользуясь кусочками неплохо утоптанных завитков, хитрый Байтам существенно укорачивал путь.
Он двигался уверенно, не кружа и не сбиваясь, прочерчивая почти идеальные прямые там, где особенности живого покрова Пристанища разрешали хороший ход к цели. По всему выходило, будто разумный зверь предельно точно знал, куда направляется. К дому он явно не стремился, все удаляясь от каменистого острова и гор. Глядя в непроницаемые, но такие разные лица древних мегалитов, мальчик был готов признать, что Байтам осознанно ориентируется по базальтовым глыбам, как по настоящим верстовым столбам.
Не готовясь к подступающей ночи, лесная живность продолжала активную, крикливую, счастливую жизнь. Без пренеприятной встречи с выводком вонючих прыгающих жуков, естественно не обошлось. Выделяясь на фоне адской разноголосицы, по высоким ветвям с сумасшедшими криками метались какие-то незнакомые, особенно ненасытные мелкие тварюшки с длинными хвостами.
Почва, тем временем, совершенно выгладилась, избавляясь от малейших спусков и подъемов, предшествующих взлету к небесам неприступной стены Рубежа. Привычный растительный калейдоскоп быстро и разительно изменялся. Богатейшие семейства разноцветных, разнообразных грибов встречались на каждом шагу, имея размеры от детского мизинчика до великих объединений, готовых сравниться с постройками в усадьбе семьи атженай. Деревья сделались ниже, их ветви переплетались гуще, теснее, по-прежнему принадлежа не одному, а сразу нескольким толстенным стволам.
Нервно почесывающийся на ходу Вомийбор часто не узнавал яркие, пахучие, фривольно цветущие растения, встречающиеся на пути. Мясистые, аппетитно выглядящие грибы просились в рот проголодавшемуся мальчику. Запутанные ряды кустарников исчезали как класс. Вьющиеся лианы стали абсолютно неотличимы от перемешанных между собой ветвей деревьев. Вытесняя вездесущие травы, подлесок постепенно захватывал тонкий, темно-зеленый ковер влажного мха, под которым угадывались камни, камни и только камни.
Хорошо утрамбованные, надежные дороги сделались тоньше и вились все активнее, будто избегая каких-то специфических, особенно сложных мест, беспорядочно разбросанных по лесу. Даже учитывая пугающе быстрое приближение ночи, крупных животных прибавилось. Если там, у берега каменистого острова нельзя было пройти и двух десятков шагов, чтобы не спугнуть какую-нибудь удивительную пеструю мелочь, то эта плоская, выглаженная местность всецело принадлежала солидному травоядному зверью с ветвистыми рогами и крепкими копытами. Отлично известные Вомийбору животные скакали по сросшимся кронам, скользили по мху, летали между деревьями, пищали в дуплах. Невиданные, неизвестные любознательному мальчику тварюшки мелькали между стволами, сигали через его голову, копошились в больших черных ямищах, вырытых под корнями. Дорога была основательно истоптана. Повсюду виднелись следы увесистых животных, срывающих с каменюк мох ради каких-то особенных, изысканных лакомств.
«Корабль» висел уже над самым-самым лесом. Тени удлинились. Нервно реагируя на резкое, жуткое рычание, раздавшееся из чащи, Вомийбор коснулся неутомимо рвущегося вперед Байтама.
- Нам пора готовиться к ночлегу, - произнес мальчик.
- Байтам помнит, - ответил разумный зверь.
- Мне ничего толком не рассказывают, - огорченно заметил Вомийбор. - Смотри внимательно, Байтам. Негде спрятаться. Место ровное, стволы крепкие. Ночные хищники бегают быстро и отлично лазят по деревьям. У меня голова кружится. В боку ужасно колет. Ноги отнимаются. Нет сил идти.
- Байтам печален, - пробасил зверь, не сбавляя шага.
- Нас сожрут сразу, как только станет темно, - почесывая плечо, предсказал мальчик.
Байтам промолчал.
Уныло наблюдая за падением «Корабля», Вомийбор увидел крадущееся в густой тени клыкастое чудище. Вид у низенькой, плоской, вытянутой в длину твари был самый опасный. Свистя, клацая и шелестя, травоядные животные разбегались от хищника в разные стороны, хотя чудовище не делало резких движений, вряд ли собираясь охотиться до наступления ночи. Вообразив, что темнота застигнет их в пути и клыки твари готовятся к страшному пиршеству, мальчик застонал от ужаса. Ничего доброго встреча с хищником не сулила. Чудище нашло добычу. Тварь подождет, дождется и заберет свое.
- Байтам, - жалостливо пропищал Вомийбор.
- Байтам тут, - откликнулся разумный зверь.
- Куда мы направляемся?.. Успеем… дойти? - настойчиво расчесывая шею, спросил мальчик.
- Байтам знает, - бодро сообщил зверь.
Заскулив, Вомийбор понял, что напрасно целиком и полностью доверился Байтаму. Он умен, он мудр, он абсолютно честен и находится на стороне семьи атженай, но планировать не умеет. Байтам ошибся со скоростью продвижения по лесным тропинкам, не учтя головокружение и отваливающиеся ноги мальчика. Путешественникам все-таки придется в неравном бою сразиться с ночью, уже забравшей себе добрую половину Пристанища. Наверное, у разумного зверя есть способ защититься или спрятаться от хищников, а вот Вомийбор не доживет до утра.
Следующий выстрел взорвал базальт под ногами Джайгира, больно колотя осколками по коленям. Раскрыв свое присутствие раньше, чем хотел бы, отступать от планов по захвату вражеского лагеря великан все равно не собирался. Отец учил Джайгира видеть, думать, принимать решения на ходу, не останавливаясь в атаке даже, если произошло что-то фантастическое, что-то неожиданное, что-то из ряда вон выходящее. Бой начался и напряженные нервы, чувства богатыря привычно расслабились; помогая, а не мешая схватке.
Марселена рассказывала богатырю о существовании лучевого оружия, однако до сих пор Джайгир не подозревал о его настоящей мощи и оглушающем свисте, который издавала смертоносная нить. Нет-нет, от этих эффектно сверкающих стрел, с завидной легкостью рассекающих скалы, было почти невозможно увернуться. Тем не менее, богатырю удалось подбежать к рифленым плитам лагеря, не получив ранения.
Перерубив пополам две зыбкие, состоящие из клубов дыма фигуры, он вскочил на ограждение вражеской стоянки и, изо всех сил оттолкнувшись, в конце полета обрушил мечи на плечи не успевающего среагировать кирасира. Проминаясь, латы грохнули. Противник упал навзничь и острие моментально перерезало горло поверженного лабриса.
Джайгир отскочил к шатру. Горячий луч проделал дыру в стальной плите. Меняя направление, великан в несколько прыжков оказался у группы кирасиров, оживленно беседующих минуту назад. Его поджидали, опустив забрала. Обнажив широченные мечи, четверка воинов встала в широкий полукруг. Теперь каждый из них мог обороняться, не мешая соратникам, которым, в свою очередь было удобно контратаковать. За передвижениями Джайгира следили не нормальные человеческие глаза, а железные головы с узкими щелочками.
В пылу схватки догадавшись о приготовленной элементарной ловушке, он не стал тупо ломиться в центр. Слабость противников заключалась в значительном весе непрошибаемых драгоценных доспехов. Согнуться им было непросто и кувырок великана вызвал у лабрисов лишь одинаковые запоздавшие взмахи мечами сверху-вниз.
Перебив лодыжку крайнему бойцу, Джайгир взлетел и с злым воплем рубанул под шлем другого неприятеля, отпрыгивая прежде, чем неуклюжие кирасиры успели отрезать ему путь для отступления. Поддерживая товарища, раненого в ногу, воины стали менее опасны и очень вяло отражали стремительные, шумные нападения богатыря то справа, то со спины, то слева. Повалившись к подножию шатра, кирасир с перекосившимся после удачного удара великана шлемом вопил, не переставая. Играя мечами, Джайгир холодно отметил, что крики бойца, приглушенные металлом, затихают.
Кусая, отпрыгивая и снова кусая, он действовал как опытный в охоте зверь, выбравший незнакомую добычу. Джайгир не рисковал, не отдалялся от неприятелей и не останавливался, помня о лучевом оружии на вышке. Опасаясь зацепить горячей смертью товарищей, дозорный тоже не ленился. Лучи колотились в базальтовый берег, разнесли часть шатра, подожгли груду тюков. Осколки камней выбивали из доспехов противников бренчащие гимны схватки. Пока великан успешно уклонялся от несущих гибель нитей.
У лабрисов тоже были уши, глаза. Зрение ограничивали щелочки на шлемах, и эта же добрая защита делала слух врагов уязвимей. Дождавшись нового выстрела, от которого померк свет «Корабля» и в голове крепко зазвенело, Джайгир поспешил воспользовался возникшей заминкой бойцов. Пока глаза противников восстанавливались, а в ушах врагов раскачивался усиленный металлом гром, богатырь ураганом налетел на крайнего кирасира. Меч протиснулся между пластинами брони, ужалил лабриса в бок и повернулся, делая рану смертельной.
Он действовал быстро, напористо, яростно, сосредоточенно, словно настоящий ночной хищник Пристанища. Резкие вскрики Джайгира, скорость, удачливость, звериная тактика сказывались на нервах бойцов, заставляя ошибаться. Узнай богатырь, что в результате внезапной атаки он расправился с девятью колдунами за считанные минуты, а Дижийен, Рийеис, Атженай и Марселена долго сражались в пещере всего с одним-единственным мерзким сгорбленным существом, то великан мог бы сбиться с боевого настроя от распухшей гордости. Джайгир и так разгорячился, пугая неприятелей вскриками. Но, если бы враги сумели услышать ровное, размеренное биение сердца своего молодого и энергичного противника, то лабрисы, прежде всего, испугались бы его до странности безмятежного покоя.
Базальт опять взорвался острыми брызгами. Грозно зарычав, двое оставшихся в живых кирасиров попытались атаковать одновременно. Джайгир с легкостью ускользнул от тяжелых мечей и ударил сам. Сталь скрестилась со сталью, сила и навык выступили против боевого опыта и личной храбрости. Схватка не могла продолжаться бесконечно. Лабрисы устали раньше более молодого и не нагруженного латами противника. На бегу добив уже раненого воина, великан развернулся к последнему неприятелю, поднырнул под исключительно красивый круговой полет вражеского меча и обеими руками сделал выпады. Крик богатыря совпал с железным скрипом пробитых лат. Что-то бормоча, лабрис упал с дважды проткнутой грудью.
Пощады вражеские бойцы не просили и дрались до конца. Сражаясь, великан не задумывался, автоматически назначая кирасиров ответственными за мерзкие злодейства у скалы, однако теперь строжайше разделял противников, окопавшихся в лагере. Латники были лучшими противниками. Лучшими врагами. Приносящие человеческую жертву карлики и существа, сотканные из клубов дыма, ни в какой расчет не входили. Нет-нет, победа в правильном, в честном бою была убедительной! Долго, годами ожидая восторга от первой настоящей схватки, Джайгир почувствовал глубокое уважение к побежденным противникам и отсалютовал мертвым кирасирам мечами. Богатырь был абсолютно убежден, что эти умелые, храбрейшие, обученные, грамотные воины, сделали бы тоже, если схватка закончилась его поражением.
Слепящий луч расколол плиту ограждения и опасно сдвинулся к Джайгиру, поджигая горку ящиков. Пряча мечи в наплечные ножны, богатырь огляделся. Стремясь к перекладинам, взбегающим на вершину ажурной башенки, великан поздравил себя с правильным, с воистину гениальным решением. Футуристическое, потрясающе могучее оружие лабрисов, которое могло испепелить его, имело ограничения. Попадись Джайгир под громкоголосый луч на подходе к лагерю или в сражении с кирасирами, от него осталась бы жалкая горстка праха. Спрятавшись у самого подножия башни, удачливый богатырь оказался в зоне недоступности лучевого оружия.
Выудив из-за пояса рогатку, острую металлическую каплю из специального кармашка, великан отошел в сторону и быстро прицелился. Маленький заряд свалил бойца на сетчатую площадку, угодив в челюсть ничем не защищенному дозорному. Нелепое, страшное, раненое создание в лоскутах серых крылышек неожиданно выросло у Джайгира на пути, совершая магические пассы короткими ручонками с холеными коготками. Хриплый каркающий голосок был еще отвратительней, чем хилое серое тельце существа, кое-как укрытое дырявыми пыльными лохмотьями. В слишком крупной голове твари, напоминающей безобразнейший гриб с карикатурным человеческим личиком, торчала рукоять томагавка.
Воздух уплотнился, нагрелся, поплыл, подвинулся. Уступая розовой мгле, «Корабль» померк, закатился за гребни Рубежа. Мертвые кирасиры зашевелились, приподнялись, гремя латами. Вода вздыбилась, опрокидывая высокогорное озеро как корыто. Высоченная волна устремилась к берегу… Богатырь не стал тратить время на это знакомое с волшебством существо и, перерубая шею уцелевшему после расправы колдуну, быстро полез по лестнице. Морок отпустил, разом успокаивая воздух; возвращая «Корабль» на небо, воду в озеро, а мертвецов на камни.
Джайгира снова ждали. Дозорный встретил его точным выпадом копья сверху вниз. Увернувшись от острия, великан едва не сорвался. Дерзко подставляясь под следующую атаку врага, великан подлетел к верхней перекладине лестницы и живо схватился за опять собирающееся ужалить копье. В свете «Корабля» блеснул меч. Получив хороший укол в стопу, боец с воем распластался на полу площадки и был моментально проткнут насквозь сильнейшим ударом.
Сначала с верхотуры свалился труп дозорного, не удержавшийся на плохо огражденной сетчатой площадке. Затем с примитивной лесенки спрыгнул Джайгир. Присев, великан потрогал переносицу, воинственно поводил мечом и долго прислушивался, ловя каждый отзвук, рождающейся в ущелье между скалами Рубежа. Гигантское металлическое кольцо и створки шлюзовой камеры притягивали взгляды богатыря. Он понимал, помнил, предчувствовал, что в звездолете вполне могла прятаться целая армия лабрисов, вооруженных до зубов.
Нет-нет, захват вражеского лагеря состоялся. Обыскивая шатры и заглядывая за горки грузов, богатырь не находил противников. Сражение с лабрисами на берегу высокогорного озера завершилось впечатляющей победой Джайгира.