Часть 3
Концерт прошел успешно, с овациями, цветами, поздравлениями и всем, что в таких случаях полагается.
Вадик поехал провожать Асту.
Дома с ней случилась истерика. Выплакав и выкричав всё, что накопилось за время упорной работы, Аста, обессилев, уснула. Вадик сидел рядом, пристально вглядываясь в её лицо. Оно казалось беззащитно детским, с немного припухшими губами и милыми веснушками, которых раньше не замечал. Размазанный слезами макияж…
"В макияже была хороша! Интересно, почему пренебрегает им, ей бы очень пошло. Надо будет спросить об этом…
Хм, истерика…. А я как шарик с выпущенным воздухом …
Кричал, истерил во время репетиций, Аста мужественно держалась. Терпела моё непонимание, взрывы негодования, хамство. И на хрупких плечиках вынесла нас к победе…"
Мысли путались, многодневное напряжение давало о себе знать, он с благодарной нежностью чмокнул Асту в плечо и, упав рядом на подушку, отбыл в объятия Морфея.
Она проснулась от стука дождевых капель. Вадик осторожно заглянул в спальню, поинтересовался самочувствием и подал кофе в постель – всё для королевы!
В открытое окно доносился запах свежести и умытой листвы. На душе было светло и спокойно, впервые за несколько долгих месяцев.
Дождь, похлюпав по асфальту, прекратился. Решили прогуляться.
Аста с Вадиком не спеша углубились в аллею. Сегодня они наслаждались победой, её ароматом и вкусом.
Находясь на покорённой трудно доступной вершине по имени Успех, понимали, достижение скоро станет вчерашним днём. Счастье величина не постоянная.
Наверное, правильно. Человек должен развиваться, идти вперёд, дерзать, творить. Но сегодня хотелось просто гулять, просто разговаривать…
Вадик спросил:
- Почему сразу не подсказала, как играть? Пришлось вымучивать решение. Ещё немного и я бы загремел в жёлтый дом.
- Тогда я не знала, как играть, но где-то на уровне подсознания понимала – твоё творческое чутьё и талант приведут к верному решению.
- Можно ещё вопрос? Почему не пользуешься косметикой? Разумный макияж не вредит, а украшает женщин.
- Если честно, лень. На это нужно время, а я лучше утром посплю лишние полчаса. Потом, это абсолютно безразлично человеку, который для меня много значит, он принимает меня такой, какая есть.
Нокаута Вадик не ожидал. Значит, с ним спит, дерзает, творит, делит успех, но у неё есть человек - многозначник!
- А с этого места можно поподробнее?- ехидно елейно спросил Вадик.
- Зачем?
- Интересно. Мы не только творческий дуэт, но, как бы это мягче выразиться, ментально сексуальный. Я как голый в бане, а у тебя тайны мадридского двора.
- Эти тайны, не совсем тайны, уж Снегирёв-то точно в курсе. Не просвещал?
- Он джентльмен. Правда, мантру твердит: души у неё нет, и никогда не было. Тоже интересно, просвети.
- Многозначник, как ты изволил выразиться, появился в моей жизни на втором курсе. Я влюбилась в преподавателя. Банальная история, студентки часто влюбляются в преподавателей. Вот и я туда же. И не только я. Мы с девочками ловили каждое слово, каждый взгляд, каждое движение…
Он обратил внимание на меня. Случилась любовь. Не интрижка, не прелюбодеяние, а любовь! Любил бережно, чисто, не поддаваясь провокациям с моей стороны. Говорил, что у нас разное будущее. Он женат и не имеет права на счастье со мной, не может предать семью, не может испортить жизнь молодой неопытной девочке, которой надо сохранить себя для будущего супруга.
Вот так и любил светло и благородно. Я была счастлива и несчастна одновременно, но счастлива больше. Хорошее, что есть во мне - от него. Всё, что я умею делать, как профессионал – от него.
Потом он отказался принять участие в травле известного композитора. Открыто осудил компанию по расправе. В те времена подобные поступки рассматривались как антигосударственные. Его тоже начали гнобить. Мы, студенты, в едином порыве должны были заклеймить, осудить и подписать гнусную бумагу, несколько человек возражать не стали. Возражающим пригрозили прессингом.
Когда обстановка накалилась до предела, попросил, чтобы я подписала. Убеждал, по большому счёту, моя подпись для решения вопроса значения не имеет. Его не спасу, себе сломаю карьеру. Меня растопчут. Ему нестерпима мысль - превратиться в могильщика молодого дарования.
Подписала. После меня, облегчённо вздохнув, многие поступили так же. Знали про наши отношения и, если я при таких обстоятельствах сдалась, им сам Бог велел. Только Снегирёв остался непреклонен. Его чуть не исключили. Однажды, подшофе, ворвался в наш дом, обвинил меня в малодушии и предательстве. Родители, как могли, пытались успокоить его. Папа тяжело переживал, боялся за мою, ещё неокрепшую душу. Боялся, что не дрогну и попаду в мясорубку, а если дрогну, то кого он воспитал. Успокоился, когда узнал, что подлость моя санкционирована.
Снегирёв, уходя, в отчаянии прокричал: «Я так тебя любил, восхищался тобою! А ты курва гэбэшная!»
Незадолго до смерти, папа спросил: «Аста, ты подписала, потому что дрогнула?
Да.
Восхищаюсь мудростью и благородством твоего преподавателя. Почувствовал и предупредил предательство, понимал, что стоишь у последней черты. Не терзайся, он сам вручил индульгенцию, и ты осталась любимой, достойной дочерью и любимой, достойной ученицей. А скелеты в шкафу есть у каждого человека."
- Только мой покоя не даёт, выходит и пританцовывает, понимаешь, дразнит: предала, предала, предала! До первых петухов, как в Пляске смерти. Мне всю жизнь хочется уничтожить, убить, разломать эту шкафную гадину.
- Почему выбрала дуэт скрипка фортепиано?
- В дуэте - скрипка полёт души, а фортепиано - ритм сердца. Важно, чтобы ритм не заглушал полёт! И ты это прочувствовал, понял. Душа скрипки летала почти до рассвета. Стоило петуху взгромоздиться на жердочку, ритм сердца стал похож на угрожающий чеканный шаг сапог, в неумолимом крещендо всё более и более подавляющий полёт души. Нет аналогов нашей трактовке. Это наше выстраданное детище!
- Скелет, надеюсь, сдох? Мы очень старались, если у него есть совесть, обязан сдохнуть, если не от ужаса, то хотя бы от восторга.
- А что с многозначником?
- Уволили. Жена не выдержав напряжения, свалилась с инфарктом. Работал дворником. Потом положение в стране изменилось. Приняли в клуб аккомпаниатором.
- А ты хотел бы уехать?
- Прежде всего, я хотел бы знать, кто мне там обрадуется.
- Если заработать имя, то можно вполне прилично устроиться. Надо пробиться на международный конкурс, победить и всё получится.
- Победить и остаться там, правильно понимаю?
- Да.
- Не прими за фанатизм, но я не могу и не хочу. Твоих родителей нет, а мои живы. Я им нужен. Понимаешь, у них один свет в окне - Вадичка. Плохой, хороший, какого угодно принимают и любят. Им в старости в богадельню отправляться, потому что мне за бугром хорошо?! Нет. Есть вещи важнее личного комфорта, а потом, кто сказал, что мне здесь плохо? Я простой и приземлённый, успех прекрасно, будет ещё больший успех – отлично! Но я не Рихтер и не Гилельс, знаю свой шесток.
- Боишься расти, потому что это труд! Колоссальный труд, а ты лентяй! Так и просидишь в оркестре до пенсии!
- Не надо лепить из меня гения. Гениев развелось, пруд пруди. Куда ни плюнь - в гения попадёшь и всё больше непризнанные, истекающие желчью. Там за бугром, несомненно, оценили бы, возвысили и возвеличили, а здесь никак! Если ещё не поняла, я не из этой породы. Я весёлый, в меру трудолюбивый, в меру порядочный, в меру трезвый, в меру любвеобильный, если из оркестра выгонят, пойду в ресторан. Встану за синтезатор и буду денежки грести.
- Прекрати, ты другой.
- Это ты хочешь сделать меня другим, не спросив, хочу ли меняться. Не хочу! Я своей жизнью доволен!
- Зарывай талант, а лучше спусти в унитаз, он тебе ни к чему.
- Как мы не терпимы к возражениям, как нам не нравится, когда у кого-то есть свой взгляд на вещи. И особенно неприятно, когда кто-то вносит коррективы в созданную нами картину мира. Правда, Асточка? – нарочито сладеньким голосочком спросил Вадик.
Аста, молча, развернулась и ушла.
Как говорится, вечер перестал быть томным. Посему, Вадик купил бутылку коньяка и отправился к Снегирёву. У Снегирёва и заночевал.
Снова начались будни.
Вадик считал отношения с Астой завершенными. А что, собственно, было? Совместная успешная программа, с которой они иногда выступают. Ну и хорошо, есть своя фишка и достаточно.
Неожиданно умер многозначник.
После похорон Аста заболела. Сказали: нервное расстройство.
Вадик отправился с визитом.
Болящая встретила гостя равнодушно вежливо. Была спокойна, но спокойствием сломленного человека. Раньше её глаза стального цвета, излучали силу и авантюрную отвагу, а сейчас погасли, выцвели. На вопросы: чего хочешь? Зачем пришёл? Вадик находчиво соврал: долго размышляя над последним разговором - пришёл к выводу: действительно, надо расти, надо работать! Но работать хотелось бы в прежнем составе. Есть кое-какие соображения по поводу репертуара…
- Поздно, - бесцветным голосом ответила Аста.
-Удивляешься? Я хотела уехать от Него. Заработать имя и уехать навсегда. Жить, так как я жила, все эти годы стало невыносимо! Надо было срочно менять всё или погибнуть.
- И ты решила использовать меня, что называется, втёмную! Умница, молодец! Приметила, приручила, обучила и вперёд, путешествовать с обезьянкой. Объясниться, поговорить, услышать мнение, да он кто? Марионетка! Можно пустить в постель, распотрошить душу, измотать нервы, всё для высокой цели! Во имя разрешения своих проблем, наплевать, кого обезьянка любит, чем дорожит. Восхищен! Прав Снегирёв, ты курва! Только я подобрал бы несколько слов похлеще. Уйду, неравен час, сорвутся с языка. Идиот! С сочувствием припёрся!
Вадик хлопнул дверью, внушительный кусок штукатурки отвалился, с грохотом упав на пол. Аста некоторое время смотрела на углубление в потолке, потом взяла в руки псевдо пазл и горько усмехнулась: была любовь, надежды, мечты, потом всё отвалилось. От штукатурки углубление в потолке, а от любви и надежд вмятина на душе. Потолок можно замазать, пригласить маляров и все хлопоты. А что с душой? Как её ремонтировать?!
Может принять предложение Вадика, он, конечно, соврал о глубоких и серьёзных раздумьях. Как же, будет такой озадачиваться по доброй воле! Но рациональное зерно в его словах есть. Надо помириться и работать, работать…Больше ничего не остается. Материнство не светит, с браком ещё сложнее. Она бросилась к телефону, сняла трубку, но бессильно опустила руку, так и не набрав номер. Вдруг вспомнилось лицо Вадика, глаза слегка прищурены. Взгляд жестокий, холодный. Голос с металлическим оттенком. Чувствовала, хотел ударить, но сдержался, не потому что пожалел, а пренебрёг!
Значит в одиночестве, как бурлак баржу, тащить ей свою разбитую жизнь.
Кто-то сказал: "Любовь-это добровольное сумасшествие." Вадик с ума не сойдёт, и любой скелет закопает, прежде чем тот поселится в шкафу. У Вадика здоровый оптимизм и безвредный цинизм, с ним можно искать, находить, создавать. Но он ушёл навсегда!
Аста настроилась на рёв с воем, устремила взор к небесам, но, подумав, сказала себе: «Я первая скрипка в оркестре. И всегда буду первой! Никому, ничего не уступлю. Вадика – моё детище - верну. Заставлю работать, со мной он придёт к славе. Я так решила и так будет. Пусть поёт петух, и топают сапоги, вектор задавать буду я!
Набрала номер и позвонила, но на другом конце провода не ответили…