Люди наделены сознанием, волей и активностью, поэтому в обществе неравенство проявляется как система преимуществ. При капитализме эта система преимуществ и приоритетов очень сложна, но принцип ее действия прост — регулирование факторов социального выживания. Социальные преимущества могут быть связаны с выгодным положением в социальной диспозиции, легкостью перемещения в привилегированные общественные слои, монополией на социально значимые факторы и аранжированы всеми теми характеристиками, которые демонстрируют повышение степени социальной свободы и защищенности.
Идеологи классической школы (О. Конт, Г. Спенсер), «модерна» (М. Вебер, П. Сорокин, Т. Парсонс) и постмодернистской социологии (например, П. Бурдье) прямо говорят о фундаментальности и нерушимости принципа социального неравенства и его высокой функциональной значимости для социально-экономической организации общностей. Видоизменения претерпевают конкретные формы неравенства, а сам принцип неравенства в той или иной мере проявляется всегда!
«И если на какой-то миг некоторые формы стратификации разрушаются, то они возникают вновь в старом или модифицированном виде и часто создаются сознанием самих уравнителей» - утверждает П. Сорокин. Он связывает неравенство с иерархическим строением общества и называет ряд причин утверждения устойчивых социальных форм неравенства, расслаивающих общество по вертикали, среди которых рост численности, разнообразие и разнородность объединившихся людей, необходимость поддержания стабильности группы, спонтанная самодифференциация, функциональное распределение деятельности в сообществе.
Иной аспект каузальности просматривается в концептах теории социального действия Т. Парсонса. Он концентрирует внимание на уникальных и потому фундаментальных функциях социальной системы, которые по этой причине приобретают характер социальной монополии. Незаменимость, обязательность и качественное различие этих функций предопределяют специализацию и профессионализацию (закрепление) за ними обособленных социальных групп, где энергетически насыщенные (экономические, производящие) общности подчиняются информационно насыщенным (политическим, правоподдерживающим и культуровоспроизводящим).
В стратообразующей модели американского экономиста Э. Райта наряду с фактором частного владения собственностью как на средства производства, так и на производимые средства для жизни выделяется второй не менее значимый фактор — отношение к власти, которое конкретно трактуется как место в системе управления обществом. При этом большую роль играют сама идея многофакторности социального расслоения и признание дифференцирующей роли монополии капитала на социальную функцию общественного управления.
М. Вебер считал, что процесс социального расслоения и занятости в экономике более выигрышных позиций в обществе организован достаточно сложно, выделяя три координаты, определяющие положение людей и групп в социальном пространстве — богатство, власть, социальный престиж. Такая модель является не просто многофакторной, она знаменует переход от сфокусированного и линейного к пространственному исследовательскому видению проблемы, когда динамика социальных диспозиций фактически рассматривается как система векторных перемещений.
Таким образом, значение веберовского подхода состоит и в том, что он по-новому осветил так называемые объективные и субъективные критерии стратификации, что позже было сформулировано следующим образом — то, что люди считают критерием социального положения, становится реальным источником социального структурирования и регулирования отношений между ними.
П. Бурдье развил концепт роли престижа, репутации, имени, официальной номинации в идее символического капитала, который наряду с экономическим, культурным и социальным капиталами определяет влияние (власть) и позицию своего носителя в общественном пространстве. Представления Бурдье о структурировании общества придают новый ракурс развитию теории неравенства, с одной стороны, генерализируя идею влияния социального субъекта на социум (в понятии «капитал»), а с другой - формулируя идею многомерности социального пространства. «Социальное поле можно описать как такое многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из многомерной системы координат, значения которых коррелируют с соответствующими различными переменными», - считает он.
Русский философ Н. Бердяев считал неравенство одной из фундаментальных характеристик жизни, отмечая, что всякий жизненный строй иерархичен и имеет свою аристократию. Изучая феномены социального неравенства и структурирования, не только критически настроенные конфликтологи (от К. Маркса до Р. Дарендорфа), но и позитивно воспринимающие их функционалисты (от Э. Дюркгейма до Э. Гидденса), преимущественно обращались к сложным динамическим характеристикам, элементам и следствиям социальной иерархизации.
Одна из фундаментальных человеческих потребностей - в стабильности и предсказуемости («защищенности», по А. Маслоу), как показали А. Турен в «социологии действия» и Д. Хоманс в «обменной теории взаимодействия», она фиксирует створы каналов социальной мобильности, упорядочивая конкуренцию и задействуя особые фильтрационные механизмы системы социальных перемещений. Другая потребность - в социальном продвижении и признании, что в рамках разных исследовательских традиций подтверждают В. Парето, К. Кумар, П. Бурдье и даже И. Валлерштайн, - определяет интенсивность социальной динамики, распределение каналов социальных перемещений и пульсацию их наполнения.
Возмущения против неравенства в социальной практике редко носят вульгарный характер борьбы за торжество уравнительных принципов. Стремление к реализации «справедливости» как более адекватной системы неравенства прослеживается в формулах «Равная плата - за равный труд», «Каждому - по потребностям», «Свободу сильным - защиту слабым» и т.д., в которых альтернативные социальные требования демонстрируют общее стремление к парадоксальному (дифференцированному) равенству. Так, в каждом обществе создаётся несимметричная система социального неравенства, где привычные механизмы структурирования разных групп могут носить даже конфронтационный характер, хотя в значительной части они все же согласованы друг с другом.
Наиболее рельефными моделями социальной стратификации являются рабство, касты, сословия и классы. В них отнесение к определенному социальному слою сопровождается жесткой общественной регламентацией деятельности и поведения людей, но сами принципы общественного структурирования детонируют разрушение социального порядка. Именно так Э. Дюркгейм объясняет «несовершенство социальной солидарности».
Он рассматривает нарушение солидарности как естественный ход культурного процесса, вводя концепты «нравственного заражения», внутригруппового порождения талантов, окультурирования (общества стали умнее, богаче, многочисленнее и их вкусы и желания изменились вследствие этого»). Дюркгейм постулирует идею, которую позже подтвердили в своих исследованиях М. Мид и К. Клакхон — для того чтобы культурная и социальная ассимиляция стали возможны, общности, впитывающие и передающие друг другу социальные образцы, должны иметь общие культурные основания. Итак, в ситуации, когда происходит развитие культурного поля, а социальные функции уже закреплены, нарушается согласие между способностями индивидов и предназначенными им видами деятельности.
Другое известное объяснение модели объективной необходимости социального неравенства сформулировано Марксом. В его определении социальное неравенство выводится из экономических отношений при институционализации эксклюзивного права распоряжения полезным эффектом, который создаётся в обществе при использовании общественного труда для жизни и развития общества против индивидуального труда. Социальная монополизация дефицитных ресурсов в индустриальных обществах с монополией капитала конституируется рынком в системе монополии частной собственности на производимые в обществе средства для его жизни и развития.
Таким образом, социальное неравенство, классовое деление и эксплуатация как способ иерархического взаимодействия крупных социальных групп в эпоху монополии капитала, власти денег и анархии рынка рассматриваются как объективные следствия внутренних законов развития таких сообществ. Следовательно, развитие общественного труда и формирование в обществе монополии законов о прямых социальных гарантиях на базовые средства для жизни по количеству и квалификации труда, при сохранении рынка на производимое сверх гарантированных норм от их общего производимого в обществе количества, должно устранить капиталистическое расслоение на богатых и бедных! В этом случае будет социалистическое расслоение трудящихся и их семей по количеству и квалификации их общественно необходимого труда!
Заключение
Источником всех революционных социальных свершений является рост социального неравенства в обществе. Ни одну реформу невозможно оправдать морально в глазах народа, если она ведет к увеличению социального неравенства. Во все времена социальная справедливость является моральным императивом и она требует совершения поступков, полезных большинству общества. Погоня за личной выгодой разрушает условия развития социальной справедливости.
Нравственность и выгода, как многие убеждались на собственном жизненном опыте — антиподы. Где равенство, там нет выгоды, — говорили мудрецы прошлого. Где равенство — там умирает чувство зависти. Простой русский человек, в отличие от нашей интеллектуальной элиты либерального толка, убежден, что если в обществе нет справедливости, то оно превращается в разбойничью шайку или, точнее, в общество организованной преступности.
Помнится, в начале 90-х годов идеологи и пропагандисты капиталистического либерализма объявили социальную справедливость идеей вредной, несовместимой с рыночной экономикой. Они были правы: свободный рынок и социальная справедливость — действительно вещи несовместимые. Как говорили почти все идеологи капитализма, «справедливость - понятие не экономическое». У рынка, как механизма распределения ресурсов в товарно-денежной экономике, есть свои достоинства, но он не знает и не может знать, что такое социальная справедливость. На рынке царит принцип: кто кого победит в конкурентной борьбе, тот и прав! Пощады там нет.
«Конкуренция внутренне присуща животному инстинкту предпринимателя», - констатирует такой знаток психологии рыночных отношений, как американский экономист Джон Гэлбрейт, и добавляет: «Власть сильного на рынке остаётся вне сферы действия закона. Но это частично маскируется нападками на попытки слабого добиться такой же власти». Власть сильного на рынке бесчеловечна, а при частной собственности на производимые в обществе средства для жизни, особенно при нажитом богатстве неправедным путем, о справедливости и говорить нечего.
Развитие института частной собственности, особенно на производимые в обществе средства для жизни, принесло человечеству накопление богатства и правосудие, но она изгнала из него справедливость и солидарность людей. Человек человеку стал волком. Капиталистический рынок утверждает в отношениях между людьми частный, эгоистический интерес и отрицает объединяющий общий интерес. Тем самым он отвергает отношения взаимопомощи и взаимовыручки в отношениях между людьми. Вы можете на Западе лежать больным в комнате, но не вздумайте просить помощь у ваших знакомых или соседей. Вам ответят: «Это ваша проблема». В этом убеждается на собственном опыте почти каждый, кому удалось пожить в мире монополии капитала, власти денег и анархии рынка, к этому идёт и Россия.
Только в тех странах, где применили тезис Маркса о двойственности равенства рабочего времени, чтобы относительно равное количество честно и справедливо нормированного общественно необходимого труда по сложности, трудоёмкости, опасности для здоровья и прочее, определяло не только относительно равное количество труда, но и относительно равные нормы количества производимых трудящимся народом базовых средств для жизни в виде добротного жилья, качественных продуктов питания и фактуры для одежды, экономически бедных и несчастных среди честных и добросовестных трудящихся НЕ НАБЛЮДАЕТСЯ!
Особенно там, где мудрые законы принимает абсолютное большинство трудящегося населения страны и хорошо работают службы обеспечения законности и правопорядка! Где рынок сохраняется лишь на производимое сверх законных норм необходимых для социального благополучия общества.
Поэтому при социализме благоустройство жилья, качество приготовления блюд питания и изготовления одежды каждый может формировать для себя и своей семьи сам по зарплате от результатов квалификации своего труда и отношения к труду окружающих людей! А при развитии общественного труда жить в обществе и быть независимым от общества и друг от друга НЕВОЗМОЖНО! Поэтому экономическая зависимость каждого дееспособного здорового человека и нетрудоспособных членов его семьи от самодурства власть и богатство имущих недопустима!
Поэтому никакой социальной справедливости и не может быть без мудрых законов в обществе и хорошо работающих служб обеспечения законности и правопорядка! Ибо мудрость, это ум с добром, а ум без добра это подлая хитрость и сволочизм.
По способностям, по убеждениям, по развитию люди все разные, но все одинаково, для того, чтобы просто жить, должны иметь достойные человека пищу, одежду и кров!
И если люди с детства будут вынуждены жить сообща и дружно в равенстве и справедливости для добывания всего этого, то разве убеждения людей будут разными?
Но если люди с детства живут в разных условиях добывания необходимого для жизни, то и убеждения у них будут разные и ужиться вместе им будет труднее!
Чтобы люди обладали достаточным разумом и интеллектом и не было большого различия в человеческих страстях, люди с пелёнок должны жить в относительно равных экономических условиях для воспитания единства и солидарности, а если есть предрасположенность к лживости и сволочизму, то необходимы более строгие меры воспитания.
Даже дети воспитанные в одной семье, но если один будет избалован, а другой живёт в строгости воспитания дисциплины и порядка, честности и благоразумия, то будущая жизнь их будет диаметрально различной!
Возьмите судьбу детей Леонида Брежнева, Галины и Юрия Брежневых, совершенно разные судьбы! А дети Сталина, Хрущёва и прочих?
И таких примеров множество.