Глава 4. Семейное
На следующий день мой организм резко пошёл на поправку. Я, конечно, ещё не могла нормально разговаривать, объяснялась шёпотом. Зато поднялась с постели и первым делом испытала музыкальные инструменты. И рояль, и гитара были настроены превосходно. Во-первых, это были инструменты высшего качества. Во-вторых, не знаю, кто их настраивал, но это был мастер высочайшего класса. Да и подумать, разве для настройки инструментов царских дочерей позвали бы первого попавшегося халтурщика с улицы?
Весь день я то бренчала на гитаре в своей спальне, то выходила в гостиную и музицировала на фортепиано. Во время одного из таких импровизированных концертов явилась откуда-то сестрица Ольга, села напротив и недоуменно дослушала мелодию до конца. Я поймала себя на мысли, что играла мелодию романса XX века и для сестрицы эта музыка совершенно незнакома. Вот почему Ольга стала допытываться у меня, что это за мелодия и откуда я её знаю.
- Сама сочинила, пока валялась, - прошептала я и даже не покраснела. - Найди-ка мне нотную тетрадь, Я хочу записать!
- Ты что не помнишь, где у тебя лежат ноты? В секретере на второй полке!
- После болезни у меня бывают сильные провалы в памяти. Лекари об этом знает и обещает, что скоро всё наладится! Ты теперь тоже знаешь! Однако я не хотела бы, чтобы об этом знал бы кто-то ещё! Особенно папА! А ему донесут моментально! Я надеюсь, что ты не будешь впредь делать недоумённый вид, когда я что-то забуду или буду делать что-то не так. Наоборот, промолчишь и придёшь мне на помощь! Или даже подскажешь что-то, только увидев моё замешательство.
- Утром, когда ты спала, приходила маман. Заходила к тебе, постояла тихонько. Обещала сегодня снова зайти.
- А что ещё нового во дворце? В столице? в стране? В мире?
- Да так, ничего! Я занималась с учителями. А ты себя как чувствуешь? Может, пойдешь сегодня со мной на семейный обед?
- Пойду, пора выходить в люди!
Так я впервые прошлась по коридорам Зимнего дворца. Меня удивило, что на входе в наши с Олей покои стояли двое гвардейцев по стойке «смирно». А ещё удивило довольно оживленное движение по коридорам. Горничные, разная прислуга, придворные дамы и офицеры кланялись нам с Ольгой, когда мы проходили мимо них или шли им навстречу.
Вся царская семья была уже в сборе, за исключением самого императора и нас с Ольгой. Императрица (или моя маман, пора привыкать уже) пришла с камер-фрейлиной Юлией Барановой или в девичестве Адлерберг (это шепнула мне Ольга) , они о чем то тихо разговаривали. Наследник, или, по-местному, цесаревич, Александр беседовал с великой княжной Марией. Увидев нас с Олей, наши старшие брат с сестрой прервали беседу, улыбнулись нам. Маленькие наши братья сидели со своими воспитателями, среди которых выделялся симпатичный пожилой адмирал в ладно сидящем на нем новеньком морском мундире.
А тут подошёл и сам папА, но тоже не сам, а с двумя генералами.
- Министр двора Волконский Пётр Михайлович и министр путей сообщения Клейнмихель Пётр Андреевич. – шепнула Оля мне на ушко. – Папа часто приглашает их за семейный стол.
Я настолько засмотрелась на Петра Андреевича Клейнмихеля, что тот даже смутился и покраснел. Шутка ли: помнила его ещё из той жизни! Со школьной скамьи, когда учили наизусть стихотворение Некрасова “Железная дорога”. Там есть такой эпиграф: мальчик Ваня спрашивает отца-генерала, кто построил эту железную дорогу, на что папаша отвечает: “Граф Пётр Андреевич Клейнмихель!” Некрасов же в стихотворении опровергает слова генерала, доказывает, что дорогу строил народ (“А по бокам то всё косточки русские, сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?”). Помню, что потом уже, будучи студенткой консерватории, участвовала в семинаре по марксистско-ленинской философии, где обсуждали роль личности и народных масс в истории, и где, в частности, поминали этот стих Некрасова о Клейнмихеле и народе. Так что Петра Андреевича я приняла почти как родного, не зря он так смутился.
Обратила внимание, что перед приемом пищи надо произнести молитву. А во время самого обеда разговаривать нельзя, не зря один из маленьких получил замечание от воспитателя. А вот после основных кушаний, за чаем, можно было и побеседовать. Первым начал император. Обсуждали предстоящее путешествие по России цесаревича Александра и великих княжон Ольги и Александры, то есть нас. Вот поэтому Николай Павлович пригласил сегодня этих двух министров. Поговорили о царском поезде. Я с удивлением узнала, что сам поезд и все, что связано с его обслуживанием, охраной и обеспечением находится в ведении министра двора, а не министра путей сообщения. Ведомство Клейнмихеля только определяет маршрут, время следования и свободный “коридор” от других поездов, а также ведает порядком, обеспечением и безопасностью на станциях и вокзалах, куда прибывает состав.
Я достала из потайного карманчика свой блокнотик и записала несколько слов: “Волконский Пётр Михайлович? Клейнмихель? Некрасов? Адмирал?” А Ольга, сунув любопытный носик, тут же сказала:
- Адмирал Литке Фёдор Петрович, прославленный мореплаватель, воспитатель нашего брата Константина, которому определили морскую карьеру. Ты его имеешь в виду? А кто такой Некрасов?
- Да это мне посоветовали почитать одного начинающего писателя. Я сейчас вспомнила, а теперь записала, чтобы не забыть. Надо поискать его книги, говорят, интересно пишет.
- В дворцовой библиотеке надо посмотреть!
Я и забыла, что в эти времена вся издающаяся в российской империи книжная продукция снабжалась надписью на второй странице примерно такого содержания: “Печатать дозволяется, с тем, чтобы при отпечатании представлены были в цензурный комитет… установленное количество экземпляров… Цензор…” То есть все изданные книги попадали в дворцовую и некоторые другие библиотеки в обязательном порядке. Что ж, посмотрим на местную библиотеку.
- А давай как-нибудь сходим! – обратилась к Ольге.
- Обязательно, вот только надо время выбрать! Заразом навыбираем себе книжек на время путешествия, чтобы не скучно было.
После обеда мы с сестрицей расстались, ибо у неё были свои дела и заботы. А меня прям у столовой поджидала Лиза, которая тут же спросила, не передумала ли я насчёт экскурсии по дворцу, так как она уже договорилась с одним хорошо знающим дворец человеком. Услышав мой положительный ответ, Карамзина тут же затащила меня в какую-то караулку или приемную и попросила у вскочившего по стойке «Смирно!» молоденького подпоручика воспользоваться стоящим перед ним на столе телефоном. Сняла трубку и прокричала в неё:
- Барышня, пожалуйста соедините 24-11! - и, подождав некоторое время, сказала: - Здравия желаю, многоуважаемый Николай Васильевич! Это фрейлина Карамзина Елизавета вас беспокоит. Позвольте, пожалуйста, титулярному советнику Омегину отлучиться на часок. Его требует Их Императорское Высочество великая княжна Александра Николаевна. Да, спасибо! Пусть приходит к покоям великой княжны.
А мне Лиза сказала:
- Сейчас придёт чиновник из канцелярии министра двора. Он всё расскажет и покажет. Этот Георгий Васильевич очень хороший рассказчик и знающий специалист. У тебя есть вино или коньяк?
- Да, вон там в шкафчике початая бутылка коньяка стоит.
- Угостим Георгия Васильевича чаркой коньяка, он тогда рассказывает ещё вдохновеннее и понятливее, язык развязывается, как говорится.
Лиза налила большую чарку коньяка, неизвестно откуда вытащила тарелку с канапе.
Явился весьма невзрачный мужчина «за тридцать» с обозначенной лысиной, в весьма поношенном вицмундире, на котором явно обозначались «блестки» на некоторых проблемных местах. Первое, не весьма приятное впечатление, рассеялось, как только Георгий Васильевич одарил нас поклоном и с очаровательной улыбкой испросил разрешения поцеловать ручки мне и Лизе.
- Присаживайтесь, Георгий Васильевич, к столу! – пригласила. – Извольте откушать коньячку и канапок!
- Премного благодарен! Осмелюсь спросить, чем вызвано такое отношение ко мне?
- Я бы очень хотела как можно больше узнать о Зимнем дворце, его планировке, людях, службах и так далее. Буду премного благодарна, если вы сможете это рассказать и показать.
- Конечно я смогу это сделать, но только для этого требуется очень много времени. За пару часов ничего не получится!
- Тогда давайте растянем экскурсию на несколько дней. Я буду вызывать вас, когда будет время.
- Договорились. Сегодня, значит, расскажу вам в общих чертах, а на завтра и в последующие дни проведу вас по коридорам и помещениям. Продумаю сегодня же вечером, как лучше это сделать.
- Позвольте, Ваше Императорское высочество. - он взял лежавшую тут же на столе грифельную доску и принялся , чертить на ней, как я поняла, схему дворца.
- Только примите к сведению, Георгий Васильевич, что учителя и великие княжны беседуют между собой минуя титулы, только по имени и отчеству. Я требую, чтобы и вы соблюдали это правило. Вы для меня сейчас как учитель.
- Слушаюсь, Александра Николаевна! Так вот, Зимний дворец – это огромный жилищный комплекс, где обитает не менее 3 тысяч человек. Здесь и дворцовая церковь, и залы для церемоний, и личные покои императорской семьи, и покои, квартиры фрейлин и высших чиновников. Здесь и помещения, службы для охраны, прислуги и прочих людей. Зимний дворец имеет форму прямоугольника, почти квадрата с выступающими по всем четырем углам так называемым ризалитам. Ризалит по-итальянски означает «выступ». Это большое выступающее за прямоугольник дворца здание, в одном из которых живет царская семья. При смене правителя новый обычно осваивает другой ризалит, а старый как бы консервируется, превращается в так называемую запасную половину. Иногда там помещают именитых гостей королевских кровей.
Строительство Зимнего дворца началось по приказу императрицы Елизаветы Петровны. Спроектировал здания и возглавил строительство архитектор Растрелли. Оно строилось в стиле барокко, но при Екатерине Великой другие архитекторы переделывали отдельные элементы здания в стиле классицизма, а недавно, после пожара, ваш батюшка, приказал некоторые помещения восстанавливать в стиле историзма.
Сама императрица Елизавета Петровна умерла, так и не дождавшись окончания строительства. Достраивали Петр III и Екатерина II. Они заняли для жилья юго-восточный ризалит, который выходит на Миллионную улицу и Дворцовую площадь.
Сейчас ваша семья живёт в северо-западном ризалите. В южном фасаде жила ваша бабушка, покойная императрица Мария Федоровна, а с прошлого года там находятся покои великой княгини Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского.
Я чиркнула у себя в блокноте: «Где сейчас Макс? Почему его не было с Марией сегодня на обеде?» А Онегин продолжил:
- Весь третий этаж южного фасада занимает так называемый фрейлинский коридор. Но этот гадюшник, я думаю, вам покажет и лучше расскажет Елизавета Николаевна или какая-нибудь другая из фрейлин.
- Благодарю вас, Георгий Васильевич! Думаю, что на сегодня хватит. А вы, пожалуйста, хорошенько продумайте, что покажете и расскажете завтра.
Когда чиновник ушел, я спросила Лизу:
- О фрейлинском коридоре расскажешь мне как-нибудь потом. А сейчас ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, который меня мучает. Ты вот, как тоже попаданка, как относишься к моему нынешнему отцу-императору.
- Нормально отношусь! Это неплохой мужик, отличный семьянин, интересный собеседник, справедливый начальник. Он чересчур требователен в первую очередь к себе, ведет весьма скромный образ жизни. Не курит и не переносит, когда курят другие. Почти не пьёт спиртное. В общем, можно сказать, почти идеал мужчины. Не даром все последующие российские императоры брали с него пример, равнялись по нему.
- А почему же тогда у нас в учебниках написано было, что он самодур, жестокий реакционер, загубивший много талантливых людей? Я почему-то так его себе и представляла, боялась.
- Нечего бояться, если не будешь делать чего-то противозаконного или противного. В книжках, особенно у нас, писали много неправды!
А вечером, после традиционного семейного чаепития, папаша пригласил камер-фрейлину Прасковью Арсеньевну Бартеневу вместе попеть в кругу императорской семьи. Я уже знала что император любил петь совместно с Бартеневой и Адини, то есть со мной прежней.
Этим вечером мне почему-то не хотелось петь трио. Я предложила сначала послушать и оценить несколько моих новых песен, что было воспринято царем не очень-то радостно. Но, когда я сыграла на гитаре первые аккорды песни Олега Митяева «Поручик» ( ), а потом запела, то все, в том числе и сам Николай Павлович, недоуменно замерли, кое-где даже рты пооткрывали от удивления. Строки про Царское Село и про то, что пьяный поручик не помнит ничего, сначала вызвали улыбку у зрителей, но когда я запела про дуэль и платочек одной мадемуазель, лица большинства зрителей сразу помрачнели. Когда же упомянула про одно непогасшее окно, за которым кто-то молится о поручике, заметила, на щеке у Бартеневой крупную слезу.
Когда закончила, несколько секунд стояла гробовая тишина, а потом зрители разразились щедрыми овациями.
- Где ты, доченька, такую красивую песню нашла? – спросил пришедший в себя император.
- Сама сочинила, когда барахталась в бреду! Что, действительно полный бред?
- Наоборот, я бы сказал, гениальная мелодия! И слова! Мне только, как императору, не понравилось, что для поручика Отчизна – мачеха!
- Так уж получилось. – от скромности я потупила глазки. Мне нелегко петь, памятуя, что Адини раньше по русски разговаривала с трудом и теперь мне надо было не забывать даже в песне выдержать акцент по типу молодой Эдиты Пьехи. Акцент только усиливал эффект от песни.
- Ещё, ещё! – послышалось со всех сторон. И император тоже попросил:
- Ещё сможешь что-нибудь спеть?
-Смогу. – и опять начала перебирать гитарные струны. Почему-то захотелось спеть песню из кинофильма «Белое солнце пустыни» и «Двести лет» Вячеслава Малежика. Обе эти песни как будто обо мне написаны!
https://m.youtube.com/watch?v=wn0_MXfnwFA
Эти песни тоже вызвали бурю оваций.
Продолжение http://proza.ru/2023/05/12/1573