(side 3)
«Кто тебе судья в отмене прав, которых действие когда-то ты сам принял? Кто виноват, если ты самопроизвольно поставил себя вне системы? Судью отправил в длительный отпуск – кто виноват?
Вырвался? Прорезался?
И где искать твои же собственные же правила, законы твои, где? Успел ли ты их раньше запечатлеть где-либо? Где твоя Библия?
Уникальной минутой соития с природой восславился? А не слишком ли просто? В несколько минуточек вознестись…
«А и хорошо, - думал Волков, - хорошо, что в мире да и найдётся лазейка, для каждого найдётся экстравагантный ход. Хорошо - люди созданы Высшим, добротно - мало кто на кого похож. Исключительно все разные, и здесь – лазейки. В ревностях, в капризах: во вкусах нет запрета.
И тут, при том, при сем, всегда, - в любом ауте, цейтноте можно дать задний ход. Всегда. Всегда есть возможность покаяться. Волшебство!
Никто не собирается уточнять речи немого качества твоего покаяния. И тут – лазейка.
Хоть матом крой под позорный свой стул. Главное - красиво ударить лицом в грязь. Прилюдно, красиво и художественно. Ударить да скорчить эдакую прибитую мину вдрызг! Твои фантазии на волю твою.
«Вот тут она тебе - как никогда кстати».
В эдакой беде, да в лазейке клетчатой, покажи себя, например, чуть под другим углом. Пожалуй, даже и за просветлённого пройдёшь, а то – и: Свет!
Поди, разберись! Время шагает, не успевает за чудачествами человеческими. На то и время то.
А душа?
«Ах, да – душа!»
А душа без прейскуранта.
Душа комиссионная. Душа - во временное пользование ли?
И вот только если – да, то как? Как ее укрепить? Как, то есть, геолокацию ее, месторасположение зафиксировать?
Чтобы после и никогда более не переписывал никто, не переспрашивал, не наводили справок: где ты, да что ты, да чем ты, да смысл твой каков?
Чтобы: никто и никогда!
«Покаяние, слезы? Поверят. Выкупить не сложно. Размышления прочие - смех один!»
Волков не спал. Он не мог успокоиться, как казалось по причине, что наговорил чего-то лишнего в трёхдневной давности беседы с молодой парой, кафе.
Ворочался, рискуя развалить итак расшатанное основание кровати. И вот когда она крякнула: «ещё раз хоть раз, хотя бы, и - провалюсь!»
Лишь под утро удалось уснуть.
- Добрый день, Вениамин Маратович, - услышал он в трубку, когда спросонья автоматически поднял телефон.
- Алло, кто?
Это была София.
- День уже? – Он тер глаза.
На настенных - одиннадцать часов.
«Ого!»
Потягиваясь, кряхтя, продолжая тереть глаза, он выслушал слова девушки, которые складывались в фразы просьб и желаний одного содержания: усмирить ее парня, придумать способы воздействия, посоветовать на счет обязательного чего-нибудь. И все служило тому, как явиться в дом Волкова меньшими нервическими затратами.
На сегодняшний день дела обстояли так, что Лыкас ни в какие гости, ни в путешествия какие двигать не желал.
Гений Лыкаса не собирался вмешивать в цикл развития своей существительности происходящего никого.
«Вот тебе – лазейка!»
Он требовал пару-тройку дней отдохнуть так и сяк - вволю, и потом отправиться по назначению отделом кадров место токаря третьего разряда.
- Это же убьёт его, убьёт серой монотонностью, однообразием ежечасным, ежеминутным. Он не выдержит просто, - жаловалась Софи.
Волков, тем временем, спустив ноги, смотрел на клок пыли, который взбухшим длинным воздушно-лохматым веретеном лежал недвижимо, в ожидании, видимо, чего-то, - степеней осложнения плотности атмосферы вокруг, дабы ожить, пробудиться, хвостом вильнуть.
«Надо б - сегодня уборку», - решил Волков.
- Ну-у, - протянул он в ответ замолкшему девичьему голосу, - не говорите…
Она лишь на секунду смолкла, набирая лёгкие, чтобы продолжить, но тут прервалась, слушала.
- Не говорите, - продолжал реплику Волков, - всякая профессия – почётна. И, знаете ли, работа на заводе – это того… тоже…
«Дальше?»
Ему пришла на память юный период, тот, когда он сам ходил на фабрику. Чувствами, ногами, натянутым желанием ходил на обувную фабрику тачать тапочки.
Бамбуковые стельки, вспененный ЭВА, рельефность подошвы плюс жуткий запах бензина, этилацетата, ацетона...
В голове - воспоминания о девушке напротив: станок в станок. Она нравилась стройностью, фигурой, милым лицом - тоже, хотя удлинённым несколько носиком. Впрочем, это не сильно портило ее.
«Походка - ах!»
К ней, то и дело, - как бы она не пялила на юного Волкова прекрасные очи свои, - в перерывах подходил высокий дородный парень, - драгун (кличкой), рыжей шевелюрой, размашистым, развязанным ходом.
И вместе они удалялись, приятно улыбаясь, друг другу в притязательности друг другу - точно. Удалялись в столовую на перерыве в самые первые секунды звонка или прямо посреди смены могли пойти куда-то, пропадая где-то...
«И, знаете ли, - услышал он как-то из чужих уст, когда интересовался длительным отсутствием ее однажды, - столько времени, ну, никак не обедают».
Посмеялись.
Он видел потом сытое ее лицо. Утончённость скрыта, нечто архаически подгнившее проявлено. Утомлённость, утоленность.
Чуть сбившуюся косынку поправляла кратким ловким движением. Это все, что от нее оставалось.
Глаза, преисполненные оргазмом синей пыли потных раздевалок. Удовлетворение застило глаза. Этого в женских - не выжечь.
Она глядела на него (почему нет?) - мимо пролетавшего Волкова, любезного.
Да и ей, отчего б не оставаться любезной? Привлекательной, например, отчего оставаться не быть? Но не таким заинтересованно удлинённым взглядом провожала юнца. Будто извиняясь, бросала мимо как какой-то обходный лист, едва попадая в зрачки своим довольным, удовлетворённым видом.
Образ света лица ее долго не гас в мыслях, пока молодой Волков находился на фабрике. И чуть позже потом.
Он помнил, как выскакивал наружу, шагал, шагал куда-то вдоль ангаров цехов.
«И с кем?! С рыжим драгуном! Как она могла!» - Ценил он.
По разделочной дороге, мимо клумб со стройными заспанными тюльпанами шагал, - невесть куда. И думал, думал.
О жизни думал. Там в то подлинно неясное время, - без лазеек можно было легко все проклясть, продать хоть все дни подряд за три копейки.
И Сам Он будто молча смеялся.
О, Бог мой! Какой страшной степени неясность та была! Ювенальная неясность! Впереди – масса ошибок ещё, самых примитивных и неисправимых ошибок, которых и смысл не был исправлять тогда. И рост сам начался значительно позже, – где-то в конце туннеля…
И вот, даже если рассудить: чем оскорбила она? Фабричная девушка – чем? А ведь чем чем-то? Они ни разу не говорили друг с другом, лишь слыша тембры голосов через ряды станков.
Вот он – корень стеснения!
И Волкову год от года шло понимание, - автоматическое понимание, не верное, очевидно, но рельефное: женская суть – изящество прельщения, и только! И только.
Женская суть – окружение себя яркими вещичками, обстоятельствами, прояснёнными лишь в полдень, а то и к полуночи - после дождичка в четверг часто. Букетами мертво пахнущих цветов - окружение.
Чтобы любить не лучшего из лучших, но тот, кому ты обязана якобы. Кто сам влепился в твою поступь. И – без ума.
«Лазеечка!»
Оказался кто с тобой рядом «здесь и теперь», с кем ты тет-а-тет, кто сопровождает тебя сейчас и безусловно.
Рыжий драгун…
И вот, «здесь и теперь» - Софи! Волков и Софи.
- Вы не волнуйтесь, - отвечал он ей, - все устроим должным образом. Герой останется доволен.
- Я вам предлагала оплату труда, вы помните. Мне не жалко денег. Но вы же сами отказались, имея в виду какой-то свой интерес.
«В эту паузу она могла точно назвать версию моего интереса, но не затрудняла себя».
- В немедленном переезде в этот ваш недостроенный, недоделанный дом, так настаивали, а теперь…
- Что?
- Не стоит спешить, говорите. Не понятно.
Волков откашлялся в трубку. Секунду, сообразив, ещё раз откашлялся. Без стеснений.
- Молчаливый ваш парень – подлинный барекс! – Выдал он.
- Чего?
- Заменитель кожи, - уточнил Волков из памяти карьеры тапочного мастера.
- Ну…
- Но именно в таком состоянии с человеком можно еще что-то дельное произвести. Его мечты не должны сместиться в область заводских ремонтных дел. Сейчас время - остыть, в предприятии просветлённых задач.
- Существа – помощники мои, - продолжал он, чуть меняя тон, - Существа придут на выручку, но и они не поспешают. Время… Я думал…
- Что вы думали?
- Я ждал проявления его воли к изменениям.
София прекратила беседу. Волков был удивлён, он набирал ее несколько раз, но звонок сбрасывался.
- Обманите, привлеките, соблазните! – Умывшись, пообедав, приведя себя в порядок, бубнил он себе под нос.
«Как же она может убедить Олега пойти в гости на такой передел?
«Зачем?»- это уже не их ума дело. И не обсуждается уже никем. Здесь иные силы приступают».
«В конце концов, я тоже могу все беспринципно закончить. Ни перед кем не отвечать. В конце концов, со мной обращаться, не стоит так».
«Из каталепсии, - думал Волков, - просто обоих вывести из душевной каталепсии – того достаточно. Одного – из саркомы гениальности, другую - из гангрены терпимой зависимости. И это, как ни печатай – любви никакой. Вот только, что будет, если она это поймёт?»
***
Софи была удивлена, что Волков явился прямо к ней на работу, на участок. Он же заметил - что-то промелькнуло, - чем-то. В ее лице и что-то очень скорое, молниеносно захотело выпрыгнуть, чем-то высказаться, но брови сомкнулись, над высказыванием сомкнулись, - замок поставили. И она говорила уже не то, что желала бы сказать сначала:
- У нас тут конференция, а вы!
- Конференция? Собрание жилищного кооператива – это так называется?
- Вы - не во время.
- Я тем и жив, - сказал Волков, - что «не вовремя».
Софи поджала губки, ноздри дёрнулись в негодовании.
Он ждал. Она могла сейчас или потом сказать что-то самое главное, - единственно главное.
Девушка, между тем, пронеслась по низу взглядом, - по носкам Волковых идеально начищенных туфель, не находила слов, да и вовсе перестала искать.
«А ведь даже ты не знаешь, - неслась в нем мысль, - как я тебе необходим!»
Она подняла на Волкова глаза и разоблачила его тут же в его собственных несколько размягчённых мыслях. Взгляды их скрестились до некоего предела того, перед, чем останавливался Абсолют общения, до того, что Волков увидел крохотную мушку на горбинке собственного носа.
- Я вам теперь скажу сама, - дохнула она на него рывком тёплого воздуха, - как поступить скажу потом. А вы - не перечьте, ладно? Сделаете вы так?
Волков пожал плечами.
- Клянитесь, что сделаете?
Волков приподнял брови кверху в недвусмысленный знак полного недоумения.
«Она меня учить будет? Или это ловушка? Или это лазейка? Что?»
Белки со зрачками ее – земными, змеиными континентами ёрзали по чистым озёрам Волкова. Ее губы были близки, естественны, осязаемы почти, что кажется, более такого уж не повторится никогда.
Он запер глаза, вздохнул облегчённо и глубоко. В груди – прерывисто самопроизвольно продудел фагот.
Он никогда не верил в собственную эдакую чувствительность, сверх чувствительность, но она же давала повод…
«А, значит, сие имеет право жить!»
- Что это с вами? – Услышал он.
- Что?
- Вам плохо, что ли? – Она даже шагнула в сторону, театрально накреняясь и оглядывая прочный торс Волкова, как если бы того вдруг сложило пополам.
«Ну, это цирк! – Оценил он. – Лазейка».
«Не выдумывайте, вам это не идёт».
Софи выровнялась, будто услышала назидание, опустила взгляд. Думала секунду. Точёный, испытывающий и волнующийся одновременно бросила к услугам мага вид свой.
«Не возьмёшь же все-равно, - читал он, - хоть каким интересом, выгодой своей бесплатной… Я – не дамся!»
- Ну, так вот, - заговорила она, - если обещали помочь нам, Олегу моему так и делайте это. Делайте, мне все одно, ради своего тайного интереса. Да и пожалуйста. Хм, я не возражаю. Я дала вам на то согласие.
«Она, должно быть, не понимает, чем придётся заплатить, - подумалось Волкову, - а чем?»
«Мы кормились восемь дней, и находили, что с любовью в сердце сладка и сырая гиенина», - вспомнил от слова из книги, которую недавно пролистывал.
Длинная жердь олигохета – образ почвенного червя из сна возник перед ним.
Это был Он.
Контекстуальность повторяемости органов вдоль оси тела, когда все поделено равномерными перетяжками на отдельные участки – кольца – вид не из приятных.
«Вот она, и вот - Он! И им обоим сойтись!»
Вот она – восприимчива к выходу из лабиринта. И вот Он, - с Кем ещё придётся столкнуться. Всем. А там, глядишь: смысл кармической встречи меня и пары «Софи-Олег» прояснится. И мне местечко отыщется тоже».
Это единственный способ столкнуться всем вместе, - единственно законный, разумный, сойтись с Осведомляющимся. Без импровизаций, утопий, частушек, обмана чувств на чистой дороге.
София - хрустальное доверие, которое возьмёт с собой рюкзачком.
«Здесь главное – провести работу хирургически точно! А там – хоть пень колоду!»
- Здравствуйте, – Приветствовала Софи, когда второй раз в этот день, уже после рабочей смены, встретилась с Волковым.
- Идём? – Спросил он. И оба они направились к гению Лыкаса.
***
Минуя овраг, подходя уже к дому с гостями: унылого вида Лысак Олегом, плетущуюся позади него – Софиею, Волков чувствовал и практически видел ожидание Свидетеля дальнейших событий. ОН тянулся всеми силами к троице. Техника и слезы будущего Свидетеля, намешанные на сугубо своём творчестве – тоже отдельный интерес.
И как все это совместить: троицу, дело мастера, интерес Свидетеля – все должен был контролировать Волков.
Прошли через бурьян. Олег за спиной Волкова остановился, как вкопанный.
- Вы это сейчас серьёзно? – Спросил он.
София на полном ходу, думая о чем-то своём, налетела на жениха.
- Ну, уж пришли вроде, - спокойно ответил Волков.
Девушка, потёрла ушибленный нос и толкнула Олега в плечо. Тот, продолжая демонстрировать сомнения в здравости всего происходящего, не переча никому, махнув рукой, тронулся дальше, - вслед хозяину.
Волков толкнул дверь. Вошли. Глаза привыкали к темноте.
- У вас тут свет есть? – Спросил Олег.
- Допотопный выключатель, - ответил Волков, - он – там!
И указал за спину гостю.
Пока Лысак разворачивался, София нащупала коммутацию, щёлкнула.
Из средины потолка разнёсся желтовато-лимонный свет.
Старый сервант, круглый стол посредине, кресла. Более ничего.
Олег прошёл вглубь, огляделся.
- Что дальше-то будем делать? Мне завтра на работу, - объявил он.
- Можно, конечно, прочитать заклятие, потом – медитация и – разойтись! – Сказал Волков.
- А ты, - обратился Олег к девушке, - говорила, что со мной что-то не так? Это тут с вами обоими что-то не так! Какое заклятие?
Он попытался рассмеяться, но под ним вдруг треснула половая доска и по самое колено нога его мгновенно просквозила трухлявый подпол – и ахнуть не успел. Волков только и заметил арабеску ужаса в глазах, расплескавшийся жест, пытающегося уберечься человека.
- О, Боже! – Воскликнула София и бросилась к Лысаку. Крепко уцепилась в его руку.
Тот тянул ногу и корчился. Брючина была прорвана и видна, стала рана на ноге.
- Что же вы стоите? – Софи бросила хозяину дома, - давайте же что-нибудь: бинт, зелёнку, прижечь! У него – кровь!
Олег же сначала попытался сесть на пол, - на разбитый пол, потом, опираясь кистями рук, отползти в сторону.
- Не знаю, - бурчал он, - не знаю, я стараюсь сделать все для тебя, для тебя сколько стараюсь! Не для себя…, - обращался он к девушке, - чем это кончится, не знаю.
- Вы изменили вибрации, это хорошо, - сообщил Волков.
- Какие вибрации!? Бинт несите! – Крикнула девушка.
Волков направился к серванту, отворил стеклянные дверцы, вынул аптечку.
- Здесь все, - протянул Софии.
Та подскочила, едва лишь отпуская руку своего жениха, выхватила коробку.
- Вибрации, - кряхтел Олег, - какие вибрации…
- Вибрации амбиций и их реализации, - так называемой гениальности вашей! – Ответил Волков.
Софи трудилась над ногой жениха. Несколько раз пыталась стянуть с него одежду, но тот всякий раз отбивался.
Софи вдруг распрямилась и засмеялась, - громко, безумно. Глаза ее горели.
Парень, мгновенно забыв о боли, раскрыв рот, глядел на девушку. У Волкова по спине – мурашки.
- А помнишь, - заявила Софи высоким голосом, точно радуясь чему-то, - как мы - на яхте!... Чувство полной свободы, близость природы, острота движения. Неповторимо!
Олег перевёл взгляд на Волкова:
- Это чего?
Последний терялся в ответе.
- Ну! – Вскрикнула девушка и подскочила к отшатнувшемуся жениху, поднявшему локоть, на всякий случай, чтобы уберечься от случайного удара.
- Ты был тогда особенно мил. Я возилась с тобой, как с ребёночком, не понимая ещё и чуть, и чушь того ощущения, которым болезненно тянуло к тебе. Но именно тогда мне казалось – я была на седьмом небе!
- Когда это случилось? – Уточнил Волков.
- О чем вы, черт!? – Переспросил Олег, - какая яхта? Я - в глаза не видел!
Софи воодушевлённо поменялась взглядами с Волковым.
- Ну, поздравляю, - произнесла она, - кажется, действие начинается, а?
- Давайте, все по – порядку, - предложил Волков, - давайте повылазим со всех этих дыр, продезинфицируем рану, потом поговорим.
Нашли бинт, нашли йод.
Лысак корчился от неприятных действий. Но ничего ужасного не случилось с его ногой. Перевязали, усадили раненого в кресло.
Волков сказал:
- Теперь вы, Софи, рассказывайте: где и когда вы путешествовали на яхте?
- Я только не пойму, как он-то не помнит! – Говорила девушка, ярко жестикулируя, - можно подумать, что эта не дешёвая поездка ему не понравилась! Олег!
Лысак молчал.
- Может быть, - предположил Волков, - то вам приснилось?
- Вы понимаете, чт-т…!? Я не отличаю сон от яви?
- Ну-у…
- Он хочет сказать, что в этом чёртовом доме может случиться, черт знает что. Вот я ногу подвернул, тебе - яхта.
- И друга своего, значит, тоже не помнишь? – Задалась София.
Олег находился в полном недоумении, и ему только хватало сил переводить внимание с девушки на Волкова.
«Что происходит?»
- А внешность того друга какая? – Спросил Волков.
- Да, как вы – точь в точь. Только - молодой, красивый. Вы, наверное, были таким триста лет тому назад, - посмеялась она.
- Пожалуй, - сказал Волков, - да, синхронизация пошла. Я вам должен сразу объяснить цель своего интереса, который, впрочем, как пазы – один в один совпадает с вашим интересом.
- Я вообще тут не при чем, - вставил Олег, - но объясните уже, наконец, хоть что-нибудь!
6