Встреча 3

I
На звёздном небе долго висел «обрывок» месяца. Вскоре по всей линии горизонта стали расплываться различные цвета, словно там зарождалась радуга. Наступало утреннее время, а ночь всё никак не хотела уходить. Утро, как всегда, пришло внезапно. Ждёшь, ждёшь его, а оно – раз и наступило. Чуть розовые лучи раннего солнца осветили комнату. Куда попадали первые лучики, там всё просыпалось и начинало жить. За окном послышались первые робкие птичьи голоса, ещё чуть хрипловатые после ночи. А потом полились их звонкие песни с переливами, проникающие прямо в душу. Так бы и слушал их всё время, вылёживаясь в кровати, но ведь надо и вставать.
Приподнявшись на локтях, внимательно вгляделся в северо-западный угол горизонта. Местная примета гласит: если с «Гнилого угла» утром ветер тучи не пригнал, то, судя по яркому солнцу, день будет хороший. По устоявшейся многолетней привычке провёл комплекс упражнений для дыхания, для укрепления позвоночника, для гибкости рук. Почистил зубы, умылся, побрился. В комнату заглянула мать.
– Что так рано поднялся? Завтракать сейчас будешь?                – Доброе утро. Буду.
Через несколько минут мой ежедневный «спартанский» завтрак уже ждал меня на стуле возле кровати. Аромат свежего кофе приятно защекотал ноздри, вызвав лёгкое «бурчание» в желудке. С удовольствием съел корочку хлеба с сырым яйцом, вторую корочку с маслом запил стаканом крепкого горячего кофе.
Полежал немного в полной тишине, расслабляясь и намечая себе маршрут сегодняшней поездки. Не спеша, оделся и позвал мать. 
– Помоги мне, пожалуйста, сесть.                – Куда собрался-то с утра пораньше?                – К другу надо съездить, поговорить, посоветоваться. Там и на рынок заеду. Купить что-нибудь?                – Мясо посмотри. Если свежее будет, возьми немного. Сало тоже надо, привезёшь, так посолю. Да по сторонам смотри, когда едешь. Машин полно развелось, носятся по дорогам, как шальные.
Вместе с наставлениями подкатила к кровати мою инвалидную коляску. Подтянувшись с помощью петель, которые закреплены на кроватной раме Балканского, сел в кровати. «Рама Балканского» – четыре металлические стойки и две поперечины, соединённые между собой с помощью трубных кронштейнов. На поперечинах находятся колёсные блоки, через которые пропущены капроновые верёвки, на концах которых находятся петли. С помощью этого приспособления я по утрам делаю комплекс упражнений для рук, пресса, шеи дыхания; сажусь в кровати; перебираюсь в инвалидное кресло-коляску и обратно в кровать.
Не спеша, передвинул тело и ноги к краю кровати. «Забросил» себя в коляску. На руках подвигался взад-вперёд, нашёл удобное место для тела. Через грудь ремнём пристегнулся. Посидел немного, расслабившись, без движений, чтобы привыкнуть к новому, сидячему положению. Давление пришло в норму, исчезли чёрные мушки из глаз, стал видеть чисто и ясно. Включил аккумуляторы, тронул рычажок на пульте управления. Колёса сразу же отозвались, шевельнувшись.
– Деньги-то возьми и сумку. А телефон на стуле лежит, возьмёшь с собой?                –Да, да. Давай всё.
Уложив сумку на колени и повесив на рычажок телефон, подъехал к зеркалу.
Сзади подошла мать, расчесала мне волосы. Всхлипнула, прикрыв глаза рукой.
– Не надо, мам. Всё равно уже ничего не изменить и назад не вернуть. Прости. Поеду я…
Выкатился во двор. Яркое солнце ослепило на мгновенье. Погода стояла ясная и безветренная. На ярко-синем небе висела пара белых облаков. Воздух был так кристально чист, что сквозь него солнце отражалось в стёклах дома. Приветливо заскулили, вскакивая, собаки, учуяв, что я появился во дворе. Проезжая мимо, бросил каждой по куску хлеба. Надел затемнённые очки и через калитку выехал на улицу.
– Ну, езжай, с Богом. Смотри там, аккуратней.   
Кивнув в ответ головой, двинул джойстик вперёд.               
II
Согласно своему многолетнему ритуалу, остановился возле высоких сосен, которые окружают весь земельный участок, на котором стоит дом и все надворные постройки. Там, обернувшись на мгновенье, увидел, стоящую у калитки мать. Прикрыв глаза от солнца рукой, она смотрела мне вслед. «Эх, мама, мама! Сколько ж горя я тебе причинил со своей «поездкой за речку» и теперешней инвалидностью. Как же ты только всё это вынесла, перетерпела?». 
Повернув лицо к солнцу, и закрыв глаза, молча, прочёл молитву: «Отче наш! Иже еси на небеси! Не сочти слова мои за дерзость, пошли мне немного удачи в сегодняшнем дне». Тронул рычажок, и коляска покатилась по дороге.    
Тихое шуршание резины по песку, как-то по-особенному вливалось в уши. В душе моей растекалось спокойствие. Солнце приятно грело лицо. Мысли в голове потекли равномерно, в нужном направлении. Коляска шла ровно и мягко.
Громкий визг тормозов оторвал меня от дум. Какой-то «лихач» на иномарке на скорости разворачивался на перекрёстке. Подождав, когда он умчался в свою сторону, я выехал на асфальт. Коляска, набрав ход, покатила меня в сторону центра посёлка. Навстречу мне и обгоняя, мчались машины: «Тойоты», «Жигули», «Ауди», проскакивали «Москвичи» и «Волги». Машин было так много, что невольно набежала глупая мыслишка. «Вот люди! Всё жалуются, что денег нет, что их не хватает, а сами все ездят на своих машинах. Так откуда же деньги на авто берутся?». Здороваясь, знакомые водители коротко «бибикали». В ответ я кивал головой или поднимал вверх левую руку.
III
Поравнявшись с СТО, решил заехать туда. Здесь работали мои друзья. Мы вместе служили в одном полку, в одном взводе, относясь к «РОНу». После службы (по направлению) вместе участвовали в боевых действиях, но домой, по ряду причин, возвратились все врозь. Когда я, после госпиталя, вернулся домой, Игорь и Андрей уже, сориентировавшись в сложившейся обстановке, выкупили старенькое помещение гаража и открыли в нём станцию технического обслуживания.
Проработав вдвоём с полгода, они приняли к себе Толика на должность автоэлектрика и вулканизаторщика. Они и меня звали к себе, но я, понимая, что толку от меня в такой работе не будет, отказался. Тогда они сами ввели меня условно в свой штат, поставив на должность технического консультанта и по совместительству рекламным агентом. Купили мне «сотик», чтоб я был с ними всегда на связи. На такую работу я согласился, так как в инвалидном кресле мог выполнять такие функции. Да и старые связи помогали мне в такой работе. Получал я больше, чем зарабатывал. Конечно, я понимал: и почему парни мне выделяют такую зарплату, и почему они это делают, и был им за это очень благодарен…
 «Стошники» – Толик, Игорь и Андрей стояли у ворот мастерской. В руках у Андрея белел журнал.               
– Здорово были, господа-ремонтники. Никак решили свои мозги подправить, журнал почитать? Значит, время есть свободное. А я на рынок покатил, мимо еду, как не заглянуть. Да и попросить вас решил, чтоб колёса моему «джипу» подкачали. Не откажете? 
Парни заулыбались, потом рассмеялись. Это было наше давнее, своего рода ритуальное, приветствие. Игорь кивнул головой, и Толик зашёл внутрь мастерской. Вернулся, вытянув за собой чёрный шланг. Загудел компрессор, качая воздух. Через пару минут давление во всех колесах было приведено в норму.
– Сделано. Принимай работу, старшина.                – Спасибо, парни, спасибо. А что, Андрюха, кроссворд-то сегодня серьёзный?                – Есть немного. На обратном пути заезжай, посидим, чайку попьём. Подскажешь что-нибудь. Кстати, ты кто по гороскопу? Тут гороскоп есть на последней странице.                – Вообще-то я – Близнецы.                – Сейчас гля-я-янем быстренько. Та-а-к, встреча и приятное
знакомство. Парни, Серега нынче с блондинкой познакомится. Везёт же некоторым, а у меня сегодня день активной работы, но зато вечер душевного спокойствия. Игорь незаметно (как он считал) ткнул Андрея в бок кулаком. А сам с невинным видом спросил у меня.                – Ты назад-то, когда поедешь?                – Часа в три, четыре. Да не тычь ты Андрюху кулаком, всё нормально. Он же читает, что написано.                – Ну, раз всё нормально, то иди Андрюха работай, и мы за тобой. 
IV
Звук, проходящего поезда, слышен издалека. Вначале доносится громкий сигнал электровоза, потом наплывает гул пустых вагонов, и, наконец, звонкий перестук колёсных пар врывается в уши. Затем из-за поворота выкатывается весь состав.
Увидев и услышав всё это, я остановился напротив железнодорожного перехода. Промежутки между рельсами на переходе застелены бетонными плитами, поэтому у меня всегда есть возможность попасть на местный рынок. Моя коляска инвалидная справляется с этой задачей на все сто. Только одно неудобство было в том, что въезжать на переход было немного опасно – первая плита лежит с таким уклоном, что коляска «хочет» опрокинуться на спину. Поэтому всегда приходится просить кого-нибудь из мужчин придержать сзади коляску. Но сегодня, как назло, всё мужское население посёлка, видимо, находилось по домам возле жён. Я сидел перед переходом и терпеливо ждал. Тёплый ветерок приятно обдувал лицо. Повернувшись к солнцу и закрыв глаза, задумался. Почему-то сегодня меня воспоминания унесли в мои армейские и послеармейские годы. Вспомнился командир взвода, друзья-сослуживцы. Жгучей болью в сердце отозвалось воспоминание о последнем бое…
V
… Мы прикрывали группу, которая должна была освободить гражданских заложников и нескольких наших солдат, попавших в плен к противнику во время боя. Весть о заложниках шепнула нашим солдатам, зачищавшим деревню, старая женщина. Из двенадцати «роновцев» (РОН – рота особого назначения) в живых нас осталось только трое…                Натиск боевиков сдерживал один Андрей. Он метался в проломе бывшего склада, ни секунды, не оставаясь на месте, и просто удивительно, что ни одна пуля до сих пор не задела его. Щурясь и кашляя от едкого дыма, который стелился от горевшей сзади кошары, он делал основную на данный момент работу, заставляя левую фланговую группу противника залечь. Андрей, выпускал автомат из рук лишь за тем, чтобы достать с рюкзака, а затем поменять магазин или швырнуть гранату.
Я ему помогал огнём из своего «АКМ», укрывшись за обломками стены склада, не давая центральной группе противника высунуться из-за домов. Пламя уже по-настоящему подбиралось к Андрею. Он сместился от полыхающей стены на полметра, но горевший пол гнал его вперед, туда, где залегли боевики. У него начала тлеть на спине куртка, задымились брюки. Видимо, больше не в состоянии терпеть жар, Андрей выкатился наружу, предварительно бросив в сторону противника гранату…
Игорь установил мину возле пролома в стене, где раньше была дверь. Он прислонился к стене склада, снял с разгрузки последнюю гранату и зашвырнул её в окно. Взрывом он отвлёк часть боевиков от меня. Воспользовавшись этим, я перекатился за другой обломок стены. 
Наверное, Игорь представил, что сделает Андрюха, когда раздастся взрыв и огонь автоматных очередей на него ослабнет.
Таймер на мине продолжал отщёлкивать цифры. Сколько их ещё осталось до взрыва – десять, семь, пять секунд?
Игорёк медленно отползал, лежа на спине и отстреливаясь. Он сделал большое дело, вытянув на себя большую часть противника, которая в любую секунду могли изменить тактику, чтобы соединиться с фланговой группой и взять нас в тиски.
Андрей делал всё, чтобы отвлечь боевиков от группы, которая уже начала выводить заложников с территории склада. Он вёл огонь, поставив себя в безвыходное положение.
Раздался взрыв – последний аккорд Игоря. Мина смела боевиков,
которые осмелились, было вылезти из-за укрытия.
Игорь правильно рассчитал действия Андрея. Тот, используя дымовую завесу после взрыва, метнулся к оставшимся в живых боевикам за спину и, не скрываясь, накрыл их огнём из автомата. Он стрелял без промаха, что-то громко и несвязно крича. 
Позади противника, за колючим ограждением склада, имелся необъятный простор для маневра, для отступления. А нам же до отвода заложников отступать было нельзя. Группа боевиков из двадцати пяти или тридцати человек обходили нас, чтобы ударить сзади, а в случае нашего отхода начать преследование. Они тоже умели считать, и, видимо, уже определили, что оставшихся в живых русских осталось всего-то трое. Сквозь дымовую завесу я увидел, как освобождённых заложников проводили к пролому в заборе склада, подорванному гранатами. Один за другим они исчезали в дыре. По ту сторону забора, за оврагом их ожидал взвод автоматчиков с «Уралом». Их задача – доставить заложников на наш аэродром. 
Андрей занял такую же позицию, что и раньше, только по другую сторону склада: он полулежал за фундаментным блоком и был готов к своему последнему
бою.
– Уходите – сквозь зубы бросил он нам, не оборачиваясь.
Расчётливыми движениями он разложил перед собой последние два магазина к «АКМ», пистолет и четыре гранаты. Одну он сразу же швырнул в показавшихся из-за угла боевиков. Туда же послал и автоматную очередь.
– Уходите скорее, я вас прикрою...
С последними двумя автоматными рожками и тремя гранатами я переполз к нему. Я понимал, что с простреленным бедром буду мешать отходу, и принял своё решение, – остаться в помощь Андрею. Знаками я приказал Игорю, чтоб он немедленно уходил. Посмотрев на нас долгим, как бы прощальным взглядом, он отсалютовал сжатым кулаком и исчез в дымовой завесе, швырнув в сторону боевиков две гранаты.   
Повернувшись на яростные крики боевиков, Андрей опустошил
магазин и быстро вставил новый. Он крутнулся, пресекая попытку обойти его слева, и бросил туда гранату. Я стрелял короткими очередями, не выпуская противника из-за обломков склада. Мельком взглянул на часы. Где же обещанные полковником «вертушки»? Время их прибытия уже истекло три минуты назад…
Противник разделился на две группы. Человек десять, закрывая лица руками от огня, нырнули в разбитое и горящее здание второго склада, стараясь обойти нас стороной. Остальные вплотную подошли к южной стороне здания. Первая их вылазка оказалась неудачной: два человека были ранены, один убит. Ещё одну их попытку я пресёк короткой автоматной очередью. Патроны убывали с неимоверной скоростью. Вот уже подошёл к концу последний магазин. Автомат щелкнул затвором и стал бесполезной железкой. 
– Ну, вот и всё, Андрюха, остался только НЗ – пара гранат. Что дальше делать будем?                – Не знаю, только в плен не хочется.                – Н-да, жаль, не успели наши «летуны».                – Ну, что, тогда? Ставим сюрприз?                – А что нам ещё остаётся.
Боевики появились сразу с двух сторон – осторожно, держа нас на прицеле. Ту группу, что появилась слева, возглавлял, видимо, их командир, выделяясь и одеждой, и властным командным поведением. Они настороженно приблизились к нам.
Андрей стоял, прислонившись спиной к стене и к моему плечу. В правой руке он держал пистолет. Мой пистолет находился в моей левой руке, правой я зажимал кровь из простреленного бедра. Командир боевиков подошел совсем близко, глядя нам в лицо.
– Сдавайтесь, неверные.
Пистолеты упали на землю. Неотрывно глядя в глаза врага, мы подняли руки..., а наши пальцы сложились в знак победы – V – Виктория. Зажатые у Андрея под мышками гранаты с выдернутой чекой упали на землю. В глазах боевиков, застывших в оцепенении в шаге от нас, отразился ужас. Ногами мы толкнули гранаты в их сторону. Наши пальцы показывали боевикам победу над ними и над собой…
Иногда достаточно одного небольшого слова, незаметного движения – и отчаяние поглощает с головой, и весь мир заключается в двух словах: нет выхода. Если нет выхода, этот период надо переждать. В тот самый момент, когда человек осознаёт правильность этого решения и никакого выхода не ищет, а ровно пережидает захлестывающие волны, в тот самый момент к его сознанию подключается самый верный помощник и советчик: жизнь. И рядом с жизнью – руководящая Высшая сила. Ждать – не значит сидеть, сложа руки. Надо просто внутренне принять неизбежность захлёстывающих тебя волн. Главное правильно настроить себя внутренне. Очень часто я оказывался на краю пропасти, из которой действительно не было выхода. И когда я понимал, что подошёл к самому краю, что дальше идти некуда, и в сложившейся ситуации даже предположить нельзя, как нужно поступить – я складывал руки, подходил к краю и заглядывал в бездну, смиряясь с неизбежностью. Я предоставлял жизни право принять за меня решение и найти нужный выход. И каждый раз меня словно вытаскивали с самого края бездны, каждый раз меня отводили от пропасти, чтобы я вышел из ситуации живым и невредимым, только заглянувшей совсем близко в пустые глазницы смерти. Тот, кто хотя бы раз видел пустые глазницы смерти, больше никогда не сможет это забыть. Интуитивное спасение в самый последний момент – это было так характерно для моих поездок на задания, что я почти привык к зрелищу пропасти. Но я почему-то отчетливо остро запомнил самый первый момент, говорящий о том, что всё не так прекрасно в выдуманном мною неопасном раю. Тогда я ещё не осознавал всей степени опасности, которая мне угрожала, и не полностью разуверился в нём и в жизни. И только в этот миг я впервые ощутил странный холод в своём сердце. Холод – предчувствие чего-то очень плохого. Мысли стучали в моей голове как маленькие молотки, как тревожные, вздорные пульсы. И я испытывал такое одиночество, которого не ощущал никогда в жизни. И наваждение, с которым ничего не мог сделать. Я и не хотел его убирать. Оно проникло в мою кровь, как гнилой вирус, проникло, чтобы поднять над всем миром. Над привычными понятиями добра и зла. Много позже, когда фонтан событий в моей душе перегорел, как электрическая лампочка, я с удивлением остановился на том, как мог допустить (вернее, запустить) свою жизнь до такой страшной пропасти. Как невероятно глупо и жестоко я поступал. Ведь всё вращается в колесе, которое меняет места и обстоятельства…
 А в это время в небе раздался долгожданный звук вертолётов и шипящий пронзительный свист выпущенных «эРеСов»…
VI
Приятный женский голос вывел меня из состояния тяжёлых воспоминаний, заставив слегка вздрогнуть. Он возник как бы ниоткуда, так как передо мной никого не было.
– Простите, вам помочь?
Стряхнув с себя оцепенение, я повернул голову на звук голоса. И в тот же миг почувствовал, как кровь бросилась к моему лицу, и оно чуть покраснело. В голове молниеносно мелькнули слова: «Гороскоп, блондинка, встреча…».   
– Вам плохо? Может, вызвать «Скорую»?
Я потряс головой, избавляясь от наваждения, потёр пальцами виски.
– Нет-нет, спасибо. «Скорую» не нужно. А вот если у вас есть время, то, пожалуйста, помогите переехать через рельсы. Просто придержите коляску, чтоб она не опрокинулась. Толкать её не надо, моторы сами повезут. Вы только подстрахуйте меня.               Не спеша, переехали на другую сторону линий. За переходом, крутанув коляску на месте, развернулся. Захотелось взглянуть на лицо неожиданной помощницы и хозяйки приятного голоса. Внимательно поглядев на неё, я невольно побледнел. «Господи, но ведь так не бывает. Недавно я подумал об Ольге, и вот она стоит передо мной. Здесь, в нескольких тысячах километров от своего дома. Я или с ума схожу, или это – мираж, или это удивительнейшее совпадение с поразительным сходством».
Передо мной стояла молодая симпатичная женщина. На вид ей было лет двадцать – двадцать три. Не больше. И она была очень похожа на Ольгу…
Память метнула меня во времена армейской службы. Отдельные незабываемые эпизоды того времени промелькнули в сознании, словно кадры ускоренного фильма: я и Ольга с сыном на крыльце «Универмага», Ольга и Андрей возле ёлки в их доме, растерянный Андрюшка и бледная Ольга в зале магазина…
Видимо от волнительных воспоминаний внезапная жгучая боль растеклась по левой стороне груди. Рука невольно скользнула туда.
– Наверное, всё же надо вызвать «Скорую»?                – Да незачем. Всё уже прошло. Простите мою дерзость. Вы ведь не замужем?
Вопрос был настолько неожиданным, что незнакомка ничего не ответила, а только удивлённо посмотрела на меня и покачала головой.
– У вас нет кольца на пальце, да и руки у вас не похожи на руки замужней женщины. Честно говоря, весь ваш вид говорит о том, что вы свободный человек.                – А вы наблюдательны и проницательны. Впервые видите человека и так всё безошибочно угадали. Удивительно. Может нам стоит познакомиться?                – Лично я ничего не имею против этого. Только я ведь не гадаю, а определяю. Меня зовут Сергей. Не женат, не работаю, не  состою нигде на учёте, не судим, не пьяница…
Она звонко рассмеялась, взмахнув руками и проведя ими сверху вниз по своим щекам. От её такого жеста меня даже в жар бросило. Много лет назад я уже видел точно такой жест…
– Столько много «не». Да вы почти идеальный мужчина. А меня зовут Любовь. И у меня тоже такие же «не».
Теперь мы уже рассмеялись одновременно.
Через пару минут мы разговаривали, шутили и пересмеивались так, словно знали друг друга давно. Я отрегулировал реостатом скорость коляски под человеческий шаг, и мы, не спеша, двинулись в сторону рынка. Когда поравнялись с ним, я махнул рукой в сторону торговых рядов и сказал:
– Мне туда. Кое-что из продуктов для дома купить нужно. Рад
был нашему знакомству, может быть, ещё когда-нибудь увидимся. Вы ведь местная?
И сам себе ответил, опережая её ответ.
– Хотя нет. Местных я почти всех знаю. Живу в посёлке давно, вырос здесь. Скорее всего, вы приехали к кому-то в гости.
Люба улыбнулась. И улыбка эта была мне очень знакомой…
– Вы дайте мне свой номер телефона? Когда я буду в выходной свободной, то позвоню, и мы с вами договоримся о встречи. Так можно?                – Конечно, записывайте.
Продиктовав свой телефонный номер, я повернул коляску и покатил на рынок.
VII
– Привет, Серёга? Как здоровье? Как жизнь? Как дела?
Ко мне навстречу из продуктовых рядов шёл, улыбаясь, и сыпя вопросами на ходу, мой давний друг Володька. 
Мы знали друг друга с детства. Вместе учились в школе, потом в одной группе на водителей. Служили недалеко друг от друга. После армии Володя окончил техникум, и долгое время работал механиком в автобазе. Потом в стране началась перестройка, грамотные и честные специалисты стали почему-то не нужны, и Володя попал под сокращение. Протаксовал пару месяцев на своём «Жигуле», а потом устроился работать на рынке к частному предпринимателю рубщиком мясных туш. Когда мы с ним встречались, во время моих поездок на рынок, он частенько сам над собой посмеивался:
– Работа не тяжёлая, не пыльная, но мясная и сытая. Так что работать можно. Хозяин, мужик вроде нормальный, не жадный. Деньги платит без задержек, не обижает. Что ещё надо?
Мне всегда было приятно находиться рядом с ним. Было в нём что-то такое, что всегда настраивало собеседника на волну спокойствия и безмятежности. Его доброе, улыбчивое лицо всегда располагало к беседе. Улыбнувшись ему в ответ, ответил на все его вопросы одной фразой:
– Всё нормально, всё хорошо. Ты-то как сам? Как дети, здоровы? Жинка твоя как себя чувствует?                – Да что им сделается, слава Богу, все живы – здоровы. Старшую дочку замуж отдали, купили вот молодым квартиру, чтоб жили сами своим углом, да нам внуков рожали. Кстати, живут недалеко от тебя, возле магазина «Хозяюшка».                – Здорово! Поздравляю от всей души! Зять-то, кто? Наш, местный?                – Не, с Красноярска. Настя ездила сессии сдавать в институт, там и познакомилась с ним. Так-то вроде нормальный парень. Да лишь бы жили дружно. Серега, извини, мне пора, мясо рубить надо. Ты за покупками приехал или просто гуляешь?                – И так, и так. Володь, мать мяса свежего просила купить: свинины и говядины по полкило. И сала свежего килограмма два. Она сама солит, с пальцами съешь. Да чего я тебе рассказываю, ты ж сам не раз едал, знаешь. Отложи, я попозже к тебе заеду и заберу. А пока по рынку поезжу, посмотрю, что – почём, с народом пообщаюсь.                – Добро, всё сделаю, поезжай, развейся.
VIII
Рынок встретил меня своей привычной толкучкой и людским гулом. Здороваясь со знакомыми продавцами, проехался по «тряпичным» рядам, выглядывая для себя одежду. Приглянулись мне просторные спортивные летние брюки и тельняшка. Нарушая заведённую на рынке традицию, не торгуясь, отдал деньги, сунул пакет с вещами в сумку и покатил дальше. Куда-то и почему-то исчезло желание поговорить.
Непонятная грусть и тревога защемила под сердцем. Всё-таки воспоминания – штука не очень приятная. Даже сердце защемило. Э, нет, думаю, так дело не пойдёт. Чего это ты, Серый, весь расслабился? Тебе нельзя раскисать, ведь сам знаешь, что жизненная «чёрная» полоса захватывает сознание очень быстро и легко. А вот вырваться потом из её лап очень непросто, порою, даже трудно. Так что, прочь тоску, да здравствует жизнь. Вон она вокруг кипит, бурлит и движется по своей колее. Никак нельзя выпадать из «жизненной обоймы».
Мысленно поговорив с собой и поругав себя за хандру, решил,
что нужно съездить в кафе и немного перекусить. Время-то уже обеденное. Да и на сытый желудок жить гораздо веселей.
Подъехал к столику открытого уличного кафе. Увидев меня, ко мне подошла официантка.
– Танюша, мне, пожалуйста, салат, пельмени без бульона, компот, две корочки хлеба и стакан воды.                – Хорошо, дядя Серёжа, сейчас принесу. Как Ваше здоровье? Что-то Вас давно не было видно у нас. А вы сегодня бодро выглядите.
Разговаривая со мной, Татьяна быстро убрала со стола грязную посуду, протёрла стол. Дочка моего одноклассника, Андрея Смирнова, она работала в кафе и заочно училась в Ленинградском университете на экономическом факультете. Хорошая девушка, уважаю: всего добивается в жизни сама. Родители отправляли её учиться на очное отделение, а она не согласилась. Нет, буду работать и заочно учиться. Хочу сама получить образование: зарабатывать, оплачивать учёбу и учиться. Такая в жизни не пропадёт.      
– А вот и ваш обед, кушайте на здоровье.                – Спасибо, Танюша. Как твои дела? Как родители?                – Спасибо, здоровы.
– Давненько мы с ними не виделись, последний раз в прошлом году, на встрече выпускников. Тридцать лет прошло, как школу закончили. Да, бежит время.                – Родители работают. Папа всё также на машине в «РУСе», мама – в магазине продавцом. Надюшка поступила в институт, учится в Екатеринбурге, там и живёт у маминого брата. Людмилка ходит ещё в садик. На следующий год пойдёт в школу. У меня всё нормально: работаю, учусь, осенью поеду в Иркутск сессию сдавать. Ладно, заговорила я Вас, кушайте, побегу я, работа ждёт.
Плотно пообедав, запив стаканом воды таблетку и рассчитавшись, направил колёса коляски назад к продуктовым рядам, к Володьке. Подъехав к мясным рядам, невольно сморщился. Хоть вентиляция и жужжит целые сутки, а сырой запах свежего мяса и сала всё равно лезет в ноздри. Володька, вынырнув откуда-то из-за спины, приветливо улыбаясь, протянул
мне пакет.
– Я тоже долго не мог к этому запаху привыкнуть. Здесь всё, как ты просил, но по два килограмма. Хозяин так велел, узнав, что собираю пакет для тебя. Матери привет от меня передавай.                – Хорошо, передам. Сколько я должен?                – А, нисколько.                – Как это? Ты что, за меня платить собрался? Так я ещё вроде в состоянии сам за себя заплатить. А в долг я никогда не беру, ты ж меня знаешь…                – Да не кипятись ты. Тут вот какое дело: я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал. На днях видел я, как твой давний друган, тот, что из братков, Шауляй вроде, на днях с хозяином моим беседу вёл. О чём говорили, не слышал, но после этого Виктор Петрович – хозяин – сказал всем нашим, чтоб с тебя нисколько денег не брали, чего бы и сколько бы ты не купил. В такие дела я не лезу, меня это не касается, а если тебя что-то не устраивает, решай этот вопрос с ними. А по мне, Серёга, так пусть они платят, не обеднеют. Сам знаешь, какими деньжищами ворочают. А раз получился такой расклад, то значит они тебе что-то и за что-то должны. Ну, вот пусть и платят. Такое вот моё мнение, если оно тебя интересует, а дальше решай сам.
– Ладно, разберёмся. Спасибо тебе, Володь. Жене и дочкам привет от меня.                – Обязательно передам.
На рыночной площади у товарок купил семечек и мороженое. Остановился в тени под берёзкой, мороженое спокойно поесть, не на ходу, да пораскинуть мозгами – что и как, да почему? Как-то всё странно складывается: ну, помог я братве, пятнадцать лет назад, кое в чём, так они мне деньгами здорово помогли, после моего возвращения из госпиталя. Нужно было долечиваться, а лекарства тогда уж очень дорогие были. Денег мне взять негде было, вот они сами их мне и привезли прямо в больницу. Мать тогда ещё разрыдалась от радости, что деньги нашлись. На следующий же день в Братск ездила за нужными лекарствами. Я считал, что мы вроде и в расчёте. Нужно Шауляя найти, переговорить и узнать, что к чему. Неспроста это всё вдруг всплыло. Неужели им опять что-то нужно от меня? Ну, да ладно, чего думать и гадать, телефонный номер Шауляя у меня есть, завтра созвонюсь, договорюсь о встрече, а там всё и выясниться. Так, что-то ведь я ещё хотел на рынке. А что? Надо бы ещё по всем рядам проехать, может зрительно, что и вспомнится.
IX
Возле женских «тряпичных» рядов что-то ёкнуло внутри. Напряг память и вспомнил то, о чём нечаянно забыл. 
– Девочки, все здравствуйте, мне нужна хорошая женская шерстяная кофта.                – Привет, Сергей. Что-то ты давно к нам не заезжал. А кофту кому? Ты ж не женат? А какой размер кофты? А какой расцветки?
Такими шутливыми вопросами и подколками меня встретили там продавцы, торгующие тёплой женской одеждой. 
– Ну, всё, всё, девочки, приехали, остановитесь. Чтоб не было ненужных вопросов, и чтобы расставить всё на свои места, поясняю: кофта нужна для моей матушки. Ей уже за семьдесят.  Так что, милые мои девочки, ищем по всем вашим загашникам, но находим нужную кофту. Ещё вопросы есть?
– Так бы сразу и сказал, что для матери, а мы-то подумали, что ты коханочку себе завёл.
Это Людмила, бывшая моя одноклассница, опять пытается перевести разговор на задушевную тему. Но сегодня что-то удержало меня от шуток на эту тему. Сам не знаю почему, но я, резко бросил в ответ:
– Грешно, Люда, смеяться над инвалидом.                – Да ты что, Серёга? Ну, какой ты инвалид? Ты у нас парень хоть куда, положительный со всех сторон. Да за тебя ж любая, наверное, замуж пойдёт.                – Ты же не пойдёшь?                – Так ты же ведь не зовёшь?                – И не позову никогда.                – А это ещё почему? Что, я так плоха? Или совсем не нравлюсь, ни капельки? 
Другие торговки посмеиваясь, прислушивались за нашей
словесной перепалкой. Услышав от Людмилы такие откровенные вопросы, они, бросив поиски кофты, повернулись в мою сторону, с интересом ожидая, что же я отвечу.
– Ну, почему же? Нравишься. Только глупенькая ты, хоть и взрослая уже. Сама подумай, да разве хватит у меня совести «вешать» на твои хрупкие плечи и руки такую обузу, как я? Я же ногами-то не хожу, только в коляске. Да и какой с меня муж и помощник по дому? А ты – коханочка, замуж… Так, девушки, кофта-то для маманьки будет или нет? 
Перебрав и пересмотрев несколько кофт, сообща выбрали ту, которая понравилась всем и мне. Решили, что она больше подойдёт и по цвету, и по возрасту. Рассчитался. Уложили они мне все пакеты в сумку аккуратненько, по-хозяйски, и покатил я в сторону дома.
X
Асфальтированная дорога до СТО не заняла много времени, и вскоре я уже пил чай с парнями и подсказывал им, что знал, по кроссворду. Большой любитель до них, Андрюха, вписывая ответы и довольно улыбаясь, что почти всё разгадали, спросил:
– Слушай, Серёга, и откуда ты так много знаешь? Ведь ты нам частенько ответы правильные даёшь.                – А у меня дома есть словарь для составления и решения кроссвордов. Вот туда я часто и «ныряю», когда что-то не знаю. Там много чего есть умного и полезного. В следующий раз буду ехать к вам, привезу посмотреть, но только с возвратом.                – Вот хорошо-то, давно мечтал что-то подобное полистать, посмотреть.
Игорь подошёл, пощупал колёса на коляске, удовлетворительно кивнул головой.
– Держат. Норма.                – Да, хорошо идут, мягко. Слушай, Игорёк, у вас тут Шауляй не появлялся?                – Заезжал, дня два или три назад. Хотел за так схождение колёс проверить и шины накачать, но я ему сказал, что «дармовая лавочка» закрылась. Деньги в кассу – работа делается, а бесплатно не работаем. Что-то пробурчал невнятное и умчался. Тебе он нужен, что ли?                – Да, поговорить надо, непонятка одна возникла.
Парни сразу повернулись ко мне. Лица у всех сделались вопросительно-напряжёнными.
– Ну, вы чего? Я сам разберусь. И вот ещё что. Завтра, в одиннадцать утра, один солидный клиент пригонит к вам на профилактику свою «Ауди», так что не оплошайте. Кто-то, видимо, нас ему порекомендовал, и он подошёл ко мне на рынке. Я дал вашу визитку с адресом и пригласил приехать. Так, вроде всё. Благодарю за чай, за компанию покачу домой, приустал я сегодня что-то. 
XI
Катили меня колёса в сторону дома, а я размышлял и думал то об одном, то о другом. Мысли, как «скакуны», обгоняли одна
другую, создавая в моей голове путаницу. 
Ехать от СТО до моего дома всего-то коротких минут двадцать. Мог ли я тогда предположить, что короткая двадцатиминутная дорога домой обернётся в дорогу длиною в двадцать дней? Конечно, нет, но всё так и произошло…
Подъехал я к перекрёстку, остановился, пропуская поток машин, движущихся по главной улице. Слева стало чисто, встречные машины тоже проехали, и я подкатил к центру перекрёстка, глядя на машины, движущиеся справа. Левое боковое зрение вдруг выхватило маленькую девчушку, непонятно откуда появившуюся на левой встречной полосе за перекрёстком. Там же слева возник и мотоцикл «Урал», выехавший из проулка. Водитель, полуобернувшись, разговаривал со своим пассажиром, сидящим сзади, и, вероятно, ещё не видел девчушку. Расстояние между ребёнком и мотоциклом быстро сокращалось. Решение в голове созрело мгновенно. Крутанув реостат, тем самым, увеличив скорость коляски до максимального предела, я направил её к ребёнку. Мчался к ней, рассчитывая перехватить её перед мотоциклом, или вытолкнуть из-под колёс. Сокращая расстояние, я «резал» перекрёсток по прямой линии, понимая, что сам создаю аварийную обстановку. Но не было уже времени, чтобы что-то изменить. Мотоциклист, повернувшись на дорогу, увидел нас и понял, что столкновения уже не избежать. Он ударил по тормозам, от их скрипа, кажется, заложило уши. В последние секунды, выхватывая девчонку почти из-под переднего колеса мотоцикла, подумалось: «Вроде с девчонкой успел, а вот удрать с ней – нет» …
Удар пришёлся по заднему колесу коляски. Улетая в падении вместе с коляской на обочину дороги, крепко прижал к себе девочку правой рукой, прикрывая ей голову и шею левой…
XII
Резкие, громкие голоса ворвались в моё сознание и заставили меня открыть глаза. Но внезапно всё вокруг осветилось фиолетовым сиянием, а потом, через несколько секунд, в глаза мне ударил дневной свет. Щурясь, я оглядываюсь по сторонам. Похоже на больничную палату... Операционная, или... реанимационная? Смотрю откуда-то сверху на то, как четверо медиков в светло-зелёной одежде и белых марлевых повязках на лицах, борются за чью-то жизнь. Самого пострадавшего не видно из-за их склонившихся спин, а его лицо почти полностью скрыто кислородной маской. В палате громко и противно пищит медицинский прибор, рисуя на своём экране две непрерывные линии.
- Три минуты остановки сердца! - напряжённым голосом, громко сообщает один из врачей, бросив взгляд на его экран.                - Продолжаем реанимацию! - приказывает другой, видимо главный в команде реаниматологов, - дефриблирятор готов?                - Готов! - отвечает ему ещё один врач, держа за пластиковые чки контакты разрядника.                - Давай!                - Готовимся к разряду! Убрали руки! Внимание, разряд!                - Ду-тух!
Тело на каталке выгибается дугой и падает назад.                -...Бип!....Пииииииииииииииии....                - Нет сокращений!                Прибор, нарисовав на экране двойной всплеск, продолжает
противно пищать, таща по нему безнадёжные прямые.
- Массаж сердца!
Один из врачей, уперев ладони в грудь умирающего, снова начинает делать ритмичные толчки, наваливаясь телом.
- Сбили на дороге. Из повреждений - всего лишь удар головою.    - Четыре минуты! Внимание, разряд!                - Ду-тух!                -...Бип!...... Пииииииииииииииии....                - Нет сокращений!                - Массаж!                - Пять минут!                - Два кубика бикарбоната натрия внутривенно!                - Есть!                - Разряд!                - Ду-тух!                -...Бип!......... Пииииииииииииииии....                - Нет сокращений.                - Шесть минут!                - Разряд!                - Ду-тух!                -...Бип!.......... Пииииииииииииииии....                - Нет сокращений!                - Эпинефрим - пять миллиграмм! Массаж!!                - Семь минут! Критическое время остановки сердца!                - Продолжаем реанимацию!                - Восемь минут!                - Разряд!                - Ду-тух!                -...Бип!...... Пииииииииииииииии....                - Нет сокращений!                - Массаж!!                - Девять минут!                - Два кубика адреналина в сердечную мышцу.                - Бессмысленно! Такого не делают уже во всём мире!                - Вы слышали, что я сказал?! Укол адреналина в сердце!! Выполнять!                - Десять минут остановки сердца!                - Внимание! Укол адреналина в сердечную мышцу! ...Есть!               - Дефлиблиатор! Отошли! Разряд!                - Ду-тух!                - ... Бип!...................................................Бип!.... Бип!... Бип!....           - Сокращения на мониторе!! Есть сокращения!! Есть устойчивые сокращения!! Оно бьётся!! Бьётся!!
Внезапно свет начал меркнуть в моих глазах. Становилось всё темнее и темнее, а на плечи навалилась страшная тяжесть. Голоса медиков отдалились и стали звучать глухо, словно "из бочки". Стены и пол неприятно закачались, идя какими-то загигулистыми волнами.                - Капельницу...                Откуда-то из далёкого-далёка донёсся усталый голос.                - Ставьте капельницу.... Кислород не отключайте... Фуууухх.... Ну, и напугал же ты нас...               
И свет в моих глазах окончательно померк…
 …Ко мне по воздуху подплыла некто: бесцветная и прозрачная. Я видел только Её очертания. Она играла на какой-то трубочке. Я услышал волшебные и обворожительные звуки, которые как будто звали меня за собой. Решив, что всё, что происходит внизу мне не интересно, я повернулся и … полетел вслед за Ней к дверям. Пролетев сквозь них, мы очутились в длинном коридоре. За столом сидела женщина в белом халате и что-то писала.  Зазвонил телефон, она сняла трубку и, послушав, сказала: «Нет, не знаю, операция ещё не закончилась, перезвоните через час». В конце коридора светилось окно, мы полетели к нему. К моему удивлению мы пролетели сквозь стекло и очутились над огромным полем, которое было сплошь усыпано разноцветными цветами. Воздух был чистый и свежий, с каждым вздохом тело становилось ещё легче и невесомее. Что-то потянуло меня вниз за живот. Глянув недоумённо туда, я невольно вздрогнул, увидев, то у меня из живота тянется тонкая серебряная цепочка. Попытался оторвать или отцепить её, но ничего не получилось. Мне, правда, не было больно, цепочка мне не мешала, и я, перевернувшись на спину, полетел неведомо куда с нарастающей скоростью. Рядом летела Некто. Боковым зрением я видел, как внизу мелькали здания, улицы, деревья. С лёгким шуршанием цепочка вытягивалась из меня, не причиняя ни боли, ни неудобства. Внезапно всё вокруг почернело, наступила кромешная тьма, резкий холод схватил в свои объятия. Жуткий страх пронзил всё моё существо. Я ничего не видел, не слышал, только ощущал, что полёт в никуда продолжается… И вдруг… Гложет, выгрызает глаза нежданный свирепый свет. А вокруг – нечто страшное, но его невнятный образ, не успев родиться, расплывается, тонет в кровавых слезах. Оно невидимо, это страшное, но оно здесь, где и я. Его выдают гул, лязг, тревожные всхрапы. Ещё его выдают холодные хваткие руки, которыми оно вцепилось в мои локти и плечи… Свет... Мне кажется, или он меркнет, слабеет? Кажется. Он ведь и не был ни ослепительным, ни яростным, он был слаб и тускл. Этот свет, набросившийся на неготовые к отпору глаза с поспешностью злобного труса; напакостивший, но слишком немощный, чтобы вредить всерьез. И вот уже можно приоткрыть захлебнувшиеся жгучей краснотой веки. Приоткрыть, и не вскрикнуть от боли, и увидеть… Увидеть что-то, что есть там – низкое, бесформенное, скорее угадывающееся, чем видимое, пугающее смутно и беспричинно. Лучше не смотреть туда, лучше смотреть по сторонам, под ноги... А под ногами – трава, упругая и густая. А по сторонам – пурпурные стены плотно сдвинутых высоких щитов, а выше – лица. Вислоусые и бритые, бородатые и гладкобородые, молодые и старые – разные. Но есть, есть в них что-то роднящее. Глаза… Но не цвет, а взгляд, в котором тревожное ожидание и надежда. А выше, над лицами, – густой лес высоких копий. Они такие высокие, что кажется: это они, достав до низкого неба, искровенили его острым железом…                Это Воинство. Многое множество, гулко звучащее выдохами, конскими всхрапами, бранным лязгом, могучим гудом сдержанных голосов. Непомерное чудище, копейной щетиной подпершее тучи, кровяной щелью раздвинувшее себя, чтобы пропустить в последний путь одного - меня. Что же будет дальше???                Внезапно всё изменилось, и непонятно как, но я понял, что лечу дальше сквозь тоннель, стены у которого именно коричневого цвета. Впереди появилось слабое свечение, в котором я увидел себя одного, летящего ногами вперёд. Моя спутница – Некто куда-то пропала. А стены тоннеля при свете в действительности были светло-коричневого цвета, сложенные из крупного неотёсанного камня. Непроизвольно я сделал попытку поджать под себя ноги, перевернуться на живот, развернуться головой вперёд, но тело только слабо вздрогнуло, и всё осталось по-прежнему. Мягкое тепло стало разливаться по телу, проникая в каждую клетку…                Бледное свечение разгоралось, постепенно превращаясь в ярко-жёлтый свет. В свою очередь он перерастал в ослепительно-оранжевый. Резкая разовая боль в животе заставила увидеть, что цепочка угрожающе натянулась, видно было, что вот-вот, и она порвётся. Тело застыло неподвижно в горячем воздухе, освещённое со всех сторон ослепительным светом. Моментально создалось впечатление, что здесь нет ничего: ни боли, ни страха, ни желания покинуть это место. Здесь хорошо и приятно. Вокруг царили покой и гармония. Было тепло, легко, спокойно. Расслабленный, я парил в воздухе, мне было так хорошо, как никогда…                Оглушительный голос заставил моё тело содрогнуться. Оглядевшись, я ничего и никого не увидел. А голос гремел и продолжал проникать в меня. Казалось, что он (голос) везде, повсюду и занимает всё необъятное пространство, и будто бы ничто не существует, только голос. «Что он здесь делает? Ему сюда нет хода, время ещё не пришло. Вернуть обратно».
XIII                Я открыл глаза. Увидел белый потолок, нежно-зелёного цвета кафельные стены. Ощутил, что в рот вставлена тонкая трубка, которая мешает в горле. Почему-то трудно дышалось. Онемевшие губы и язык не шевелились. Рядом со мной стоял высокий металлический стояк, на площадке которого были вставлены бутылки с белой и жёлтой жидкостью. Из бутылки жёлтая жидкость капала в белый поплавок, затем в тонкую трубку, которая тянулась к моему плечу.  По рукам покатилась тупая боль, заставившая заработать сознание. Медленно, но сообразил, что нахожусь в палате. Но в какой же: реанимационной или в отделении? Шевельнул руками и понял, что они привязаны. Болезненно запершило в горле, наружу вырвался слабый стон. Через мгновенье увидел над собой женское лицо.
– Ну, слава Богу, очнулся. Напугал ты нас, Серёженька. Дышать уже легче, или ещё тяжело? 
Из-за трубки я ничего не мог ответить. Стал водить глазами на руки и на неё. Так несколько раз. Поняла она мои глазные жесты.
– Руки отвязать? Хорошо, только не дергай ими, капельницу не трогай. Ты меня понимаешь?
Несколько раз моргнул глазами, соглашаясь. Присев возле кровати, развязала руки. Приятная истома поползла от пальцев к локтям. Потихоньку приподнял руки вверх, согнул в локтях, разогнул и, вытянув вдоль тела, положил их на одеяло.
– Дышишь, вроде, ровно. Лежи спокойно, а я сейчас схожу к доктору, узнаю про тебя. Может, трубку вытащим.
Медсестра ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Оглядевшись глазами по сторонам, понял, что нахожусь в реанимационной палате. Через некоторое время услышал шум шагов. Врачи, медсёстры входили в палату. «Ух, ты, сколько вас! Реаниматор, кардиолог, хирург, медсёстры – целый консилиум собрался. Значит, что-то не то. Видно, плохо моё дело», – мелькнуло в мозгах.
– Так, очнулся, молодец. Давай-ка тебя послушаем, посмотрим. А там и решим, что дальше с тобой делать. Экстримал, ты наш.
Иван Иванович, врач-реаниматор, негромко шутя, убрал простынь с моей груди, приложил к ней фонендоскоп.
– Дыши, глубже, не дыши. Дыхание ровное, можно отключить кислород и убрать трубку.
Ирина, медсестра реанимационного отделения, перекрыла кислородный кран и аккуратно вытащила трубку. Скребущаяся боль улетучилась из моего горла. Облегчённо выдохнув, осторожно сделал два глубоких вдоха и выдоха. Перед глазами мелькнули и пропали чёрные точки, голова слегка «поплыла», но через секунды всё урегулировалось.
Следом хирург, Дмитрий Алексеевич, начал щупать мои рёбра и правую ключицу. 
– Как чувствуешь себя? Как дышится? Боль где-нибудь
чувствуешь?                – В горле скребет. В ключице есть тянущаяся вниз боль, а в рёбрах нет. А что, у меня переломы есть?                – На снимках нет ничего, но удар-то был сильный и весь пришёлся на правую сторону тела.                – Не понял. Какой удар, чем, кто? Ничего не помню. И почему я в реанимации?
Кардиолог, Елена Петровна, прилепляя к моей груди электроды-присоски от кардиографа, сказала:
– Ты не волнуйся, сейчас сделаем кардиограмму сердца, посмотрим результат, и всё тебе расскажем, разъясним. Ты ж не первый раз в больнице, потерпи чуток.
Аппарат равномерно, почти беззвучно, застрекотал.
– Дышим ровно, глубокий вдох, не дышать. Хорошо, дышим. Всё, порядок.
Пока Ирина снимала и укладывала провода и электроды, Елена Петровна просмотрела ленту кардиограммы.
– Я не вижу никаких новых отклонений. Весной ему делали кардиограмму, всё так же. Непонятно. Не вижу причины ни для случившегося, ни для его последствий. Очень странно.                – Да, что случилось-то? Мне кто-нибудь что-нибудь может объяснить?
Елена Петровна взяла стул, придвинула его к кровати и села.
– Сергей, я тебе сейчас всё расскажу, а ты слушай и воспринимай всё спокойно, без эмоций и без волнения. Хорошо?                – Да, легко. Что мы первый раз замужем, что ли?                – Уже шутишь, вот и хорошо. Слушай. На перекрёстке тебя сбил мотоцикл, люди вызвали ГАИ и «Скорую». Мотоциклиста забрали в милицию, тебя привезли в больницу. У тебя была кровь на рубахе, в области груди и ключицы. Когда рубашку стали снимать, ты вскрикнул и потерял сознание. Думали, что просто болевой обморок, стали приводить в чувство, а оказалось, что произошла остановка сердца. Завезли тебя в операционную и с помощью кардиостимулятора «запустили» сердце. Потом сделали рентгеновские снимки грудной клетки, рёбер, ключицы, там всё в порядке, переломов нет. А вот откуда у тебя кровь – непонятно. И неясно, почему произошла остановка сердца.
Тревожно стиснулось сердце, кольнув болью. Какие-то картинки мелькнули в глазах, в сознании. Прикрыв глаза, словно в медленном кино, и как бы сверху, увидел перекрёсток, машины, стоящий поперёк дороги мотоцикл, рядом на обочине инвалидная коляска на боку. В коляске, пристёгнутый ремнём, лежащий человек прижимает к себе ребёнка.
Мысль молнией пронзила сознание, возвращая нормальную работу памяти. Вопрос сам сорвался с губ:
– Девочка жива?                – Какая девочка? Привезли только тебя?
Я рассказал, как выхватил девчушку из-под колеса мотоцикла.
– Это, наверное, была её кровь. 
Рассказ дался мне нелегко, на лбу выступили капельки пота, слегка закружилась голова, появились приступы лёгкой тошноты. Сказал об этом доктору.
– Это прямые признаки сотрясения. Пройдёт всё, не волнуйся. Придётся тебе полежать немного в больнице.                – Немного, это сколько?                – Двадцать один день. Осталось двадцать. Сегодня переночуешь в реанимации, а если всё будет хорошо, завтра переведём в отделение, в общую палату. А на счёт девочки, я сейчас позвоню в ГАИ и всё выясню. Лежи спокойно, не волнуйся, отдыхай.
Все вышли из палаты. Елена Петровна, остановившись в дверях и обернувшись, сказала: 
– Я матери сообщила, как смогла успокоила её, она приходила, забрала из «приёмника» твою одежду, сумку, пакет с вещами. Завтра придёт к тебе. Телефон твой у меня, завтра отдам, но звонить не больше двух-трёх звонков в сутки. Договорились?                – Хорошо.                – Всё, до встречи. Завтра увидимся. Отдыхай.                – До свидания.
XIV
Ночь была очень длинная, но прошла спокойно для меня. Спать не получалось, так как после ухода врачей я уснул и проспал до одиннадцати часов вечера. В дверь заглянула дежурная медсестра и негромким голосом спросила:
– Не спишь? Что-то беспокоит?
Ответил тоже шёпотом:
– Доброй ночи, Вера. Всё нормально, не беспокойся. Выспался вечером, вот и не спится.
Вера зашла в палату, подошла к кровати.
– Давай-ка давление померим. Так, неплохо, сто десять на семьдесят.
Пошутила:
– Жить будешь. Голова-то не болит? Может, ночник выключить? Глядишь и уснёшь.                – Вер, ты ж меня знаешь уже много лет. Сколько я уже в больнице отлежал? И сплю я всегда три-четыре часа в сутки. Мне хватает. Знаешь, если можно и, если есть, дай мне какой-нибудь кроссворд и авторучку. Порешаю, отвлекусь, может и усну. Если врач пойдёт, услышу, слух-то у меня обострённый, сразу уберу под подушку и спать.
Вера взяла меня за запястье, посчитала пульс, при этом по-детски шевеля губами. Довольная кивнула себе головой. Улыбнулась.
– Вроде всё в норме. Ладно, жди, сейчас принесу. Только всё не решай, мне немного оставь.                – Договорились, всё лёгкое – мне, а всё трудное – тебе.
Через минут пять я, пристегнув резинкой авторучку к пальцам, уже «штурмовал» в кроссворде всё трудное, оставляя Вере простые и лёгкие вопросы.
И, конечно же, вскоре успокоившись и расслабившись, не заметил, как заснул.
XV
Разбудил меня негромкий голос Ивана Ивановича.
– Спит. Очень хорошо. Дыхание ровное, значит, чувствует себя
нормально. Ирина, как Сергей проснётся, позовёшь меня.                – Хорошо, доктор.                – Не надо звать доктора, Ирина, я уже не спю-ю. Доброе утро.
Открыл глаза, улыбнулся всем, покрутив осторожно головой из стороны в сторону. Поднял руки, согнул и разогнул, развёл их широко в стороны и положил вдоль тела. Понимая, что мои слова не увенчаются успехом, всё ж провёл пробную «атаку».
– Доктор, я чувствую себя нормально, ничего у меня не болит, ничто не беспокоит, домой отпустите.
Иван Иванович замер, глядя на меня, минуту-другую помолчал. Затем засмеялся негромко и проговорил:
– Нет, каков наглец. Вчера из-под колёс привезли, сегодня он уже шутит и домой просится. Молодец, уважаю. Точно жить будет. Так, Ирина, сегодня сделать повторную кардиограмму. Свозить его ещё раз на рентген, пусть снова сделают снимки правой ключицы и правой стороны грудной клетки. Результаты сразу же ко мне. Будет всё хорошо, переведу тебя в отделение в твою палату. Понял?                – Так точно, доктор.
Моя палата – это палата, где постоянно стоит кровать с рамой Балканского. Каждый год: весной и осенью я ложусь в хирургическое отделение, в эту палату, на профилактику. Капельницами и шприцами мне вводят нужные лекарства для стимуляции спинного и головного мозга. Такая профилактика стала мне необходима после моего последнего боя. И как тяжкая память о нём: двойной перелом шейного отдела позвоночника и пожизненное передвижение в инвалидной коляске. 
– И не приставай ко мне. Шучу.                – Да я всё понимаю. Спасибо вам, Иван Иванович. А вы не знаете, моя коляска-то цела или от неё ничего не осталось?              – Не знаю, Сергей. Ирина, ты позвони в «приёмник», выясни там.                – Позвоним.
У дверей обернувшись, доктор спросил:
– Ты меня извини за любопытство. Слышал от кого-то, что ты вроде в институт поступил, правда?                – Да, в Московский институт права, заочно на факультет психологии. Зашита диплома на следующий год.                – Правильно делаешь, образование всегда нужно. 
Дверь за ними закрылась, а я закрыл глаза и расслабил всё своё тело в ожидании предстоящих процедур. Услышал лёгкие шаги, повернул голову на звук.   
– Не спишь? Доброе утро. Как самочувствие?                – Здравствуйте, Елена Петровна. Нормально себя чувствую. Какие новости мне принесли?                – Хорошие, Серёжа, хорошие. Во-первых, девочка жива и здорова, находится дома. Кровь, точно её была на твоей рубашке, носик она разбила. В ГАИ дали их номер телефона, я разговаривала с матерью девочки. Там всё в порядке. Извини, я, без твоего согласия, сказала твои имя и фамилию.                – Что ж, что уже сделано, то сделано.                – Во-вторых, твоя коляска стоит в приёмнике. Я посмотрела её, вроде цела. Правда, одна «боковушка» с большой трещиной, а заднее колесо спущено и погнуто. – Ничего, это мелочи, дома наладим всё. Кардиограмму, когда делать будете?                – После завтрака и сделаем. Отдыхай.
Я выдержал долгую паузу, дождался, пока она дошла до дверей, взялась за ручку, и нараспев проговорил: 
– А кто-то мне мой телефо-о-ончик обещал? Вы не знаете?
Засмеявшись, она обернулась ко мн.
– Я помню. Вот сделают тебе кардиограмму, тогда и отдам.
Через два часа меня перевели в хирургическое отделение в общую палату.
XVI
Дни в больнице протекали с нудной однообразностью. Изо дня в день одно и то же: завтрак, обед и ужин; перевязки, таблетки и уколы; утренний и вечерний врачебный обход. Редко по пятницам, обычно по понедельникам, в отделеии проходила выписка, и счастливчики отбывали в свои родне пенаты. Все, лежащие и лечащиеся из нашей палаты, с нетерпением ждали своего дня и аса выписки. Но, как говорили врачи на обходах: «Торопитесь медленно. Как только – так сразу. Ни дня лишнего держать никто никого не станет. Лучше один день перелечиться, чем недолечиться».
XVII
В палате нас лежало пять человек: Сергей и Александр уже ходили потихоньку после операций, я, дед Михалыч и участковый милиционер Владимир считались лежачими больными. У Михалыча вырезали грыжу. Ходить ему ещё не разрешали, так как весу в нём было сто двадцать четыре «кэгэ», (о чём он всегда говорил с непонятной гордостью), опасались, чтоб не разошлись швы. Я выполнял все прописанные процедуры, от скуки решал кроссворды, сканворды и постепенно «заразил» ими всю палату. В «тихий час» у нас начинались своеобразные соревнования: кто быстрее и полностью разгадает два журнальных листа. Проигравший вечером варил чай на всю палату. Так и протекали наши дни больничного «заточения» тихо и спокойно, постепенно приближая наши часы выписки. Но однажды Владимир «взорвал» нашу тишину и спокойствие… Поступил он в палату с двойным переломом челюсти. Задерживали они (милиция) какого-то пьяного дебошира. Тот Вове и приложил кулак к челюсти. Во время операции на зубы Владимиру поставили шину, оставив небольшую щёлочку, чтоб пил жидкую пищу. Удивительно, но факт, Владимир наш спал и днём, и ночью. «Хоть в больнице отосплюсь», – так он сказал нам. «У меня участок из трёх деревень, звонят в любое время суток, вот и едешь на все деревенские разборки. Дома бываю по два-три часа. Ни что-то сделать, ни отдохнуть по-человечески. Жена то ворчит, то ругается, то говорит, чтоб увольнялся с такой работы. А я не хочу, чувствую, что я на своём месте». Будили его через каждые три часа – ставили укол антибиотика. Эта процедура выполнялась у него уже автоматически. Медсестра подойдёт к кровати со шприцом, потормошит его за плечо, Вова полусонный приоткроет одеяло, приспустит штаны, она ему укол поставит, и он спит дальше до следующего укола. И вот такой ритм видимо ввёл его в заблуждение. Или же он, заспавшись, попутал день с ночью, но произошло следующее…
Утро, мы проснулись. Кто уже умывался, кто посуду готовил к
завтраку, Вова спал. В палату зашла Варвара Викторовна, наша постовая медсестра. После отпуска она вышла на первую смену. Раздала всем градусники. И с градусником в руке подходит к Владимиру, тихонько толкая его в плечо, начинает будить. Наш Вова, очевидно думая спросонья, что ему пришли ставить укол, медленно откидывает одеяло и приспускает штаны…                В палате моментально установилась «гробовая» тишина. Все замерли, ожидая последующего. У Варвары Викторовны глаза сделались больше, чем пять копеек. Лицо у неё покраснело, и она как-то беспомощно и по-детски развела руками, глядя недоумённо на нас. И тут громкий хохот взорвал тишину палаты, и всего отделения. Ничего не понимающий Владимир с приспущенными штанами, вскочил с койки и замер, увидев перед собой медсестру с градусником в руках вместо шприца… Хохотали все до слёз, до икоты. Сергей, уронив тарелку в раковину, и согнувшись от хохота, выскочил из палаты в коридор. Бедный Михалыч гоготал, схватившись за швы, причитая сквозь смех и слёзы: «Господи, только б швы не лопнули. Господи, помоги!». Я вообще от смеха не мог произнести ни слова, слёзы бежали с глаз, словно на лук насмотрелся. Когда все немного успокоились и были способны внятно говорить, объяснили Варваре Викторовне, в чём дело, и почему у Вовы такая странная реакция на градусник. Тут уже и она насмеялась до слёз…                Дня три ещё палата начинала хохотать, а медсёстры улыбались, стоило им только зайти к нам утром с градусниками в руке. С того дня Владимир стал спать строго по ночам, а днём бодрствовал вместе с нами, читая книги или подсказывая кому-нибудь по кроссвордам…         
XVIII
Пришли выходные. Была суббота – приёмный для посетителей день. Владимир читал, сидя у окна (начал ходить), ждал своих – жену и сына, поглядывая на улицу. Сергей и Александр ушли прогуляться по парку, что возле больницы и заодно зайти в магазин за конфетами и печеньем к вечернему чаю. Михалыч разгадывал кроссворды, иногда подбрасывая мне заковыристый вопрос. Я же к себе никого не ждал, зная, что мать придёт в воскресенье.
Устроившись удобно, я с удовольствием в который раз перечитывал любимую книгу «Мастер и Маргарита». В ней Маргарита готовилась умчаться на метле на бал к сатане и устроить погром перед отлётом…
Вернулись с покупками Сергей и Саня. Следом в палату заглянула Юля – санитарка нашего поста и таинственным голосом проговорила:
– Серёга, к тебе посетитель.
Выдержала паузу и добавила с улыбкой:
– Девушка. 
В недоумении я отложил книгу на тумбочку. Обитатели нашей палаты зашевелились, приводя себя в порядок; зашуршали, убирая лишнее с тумбочек; заговорили, выясняя, кто ж это пожаловал ко мне. Ведь кроме матери никто меня не посещал. Всех друзей я обзвонил и сказал, что лёг в больницу на ежегодный курс лечения, и что им посещать меня пока не надо.
Раздался легкий стук, дверь открылась, и в палату зашла Люба. 
– Здравствуйте. А где у вас лежит Лавров Сергей?       
Все поздоровались вразнобой, а дед Михалыч своим трубным голосом прогудел в ответ:
– Проходите сюда. Его койка здесь, у окна. Я-то вишь, какой большой, вот его из-за меня и не видно. Проходите, садитесь. Тут и стул возле него есть. 
Люба подошла к кровати, села на стул. Смотрит настороженно и испуганно на меня, сама руками ручки пакета и сумочки теребит.
– Что-то случалось? Да? Почему в больнице?                – Сначала ты мне скажи, как ты меня нашла? Кто тебе сказал, что я здесь?                – Так я на следующий день после нашего знакомства утром позвонила, хотела сказать, что суббота будет свободная. Хотела о встречи договориться, а мне какая-то женщина сказала, что ты ответить не можешь, так как находишься в больнице, а твой телефон у неё. Но она сказала, что передаст тебе, что я звонила.    – Понятно. Это тебе отвечала Елена Петровна – врач-кардиолог, нашей семьи знакомая, близкая материна подруга. Они вместе много лет отработали в больнице, потом мать на пенсию ушла, а Елена Петровна ещё работает. Но она мне ничего не сказала. Вот ведь какая. Наверное, хотела, чтоб я сам твой номер увидел в телефоне и понял, что ты звонила. А я входящие даже и не посмотрел.
Пока я ей всё это объяснял, открыл телефон и просмотрел входящие номера.
– Точно. Вот он твой звонок. Не проверил, не перезвонил, бдительность потерял, расслабился здесь в больнице. Непорядок. Прости, что сразу не увидел твой звонок и не перезвонил.                – Это ничего. А что случилось-то?                – Да ничего не случилось. Просто лёг на профилактику. Каждую весну и осень ложусь сюда, и мне прокапывают и прокалывают полный курс лекарств и витамин. Скоро закончится курс, и домой поеду.                – Правда, ничего серьёзного? А то я почему-то испугалась.                – Не надо пугаться. Всё нормально. Ты же видишь, я вот, перед тобой, живой, целый, не загипсованный. Чего бояться-то? Всё хорошо.                – Я фрукты принесла – яблоки, персики и виноград. Только их помыть надо, они прямо с рынка. У вас в углу палаты раковина, там можно помыть?                – Можно, конечно. Да потом мужики сами помоют.                – А у меня что, не получится.                – Ох, уж эти женщины. Получится, всё у тебя получится, иди и мой. А то ведь не успокоишься. Большая тарелка в тумбочке. Возьми для фруктов.
Взяв тарелку и пакет с фруктами, она прошла к раковине. Михалыч шёпотом спросил:
– Кто такая?
Я, наблюдая за Любой, отмахнулся рукой, – потом объясню. В палату снова заглянула Юля.
– Сергей, тут ещё к тебе посетители. Пропустить или попозже?    – Не понял. Мать вроде завтра должна прийти. Ну, раз пришли, пожалуйста, пропусти. Кто ещё там?
В палату вошли и остановились у дверей женщина и девчушка пяти-шести лет. Я в недоумении посмотрел на них, на Юлю. Пожал плечами, не знаю, мол.
– Проходите, пожалуйста, вон он, у окна лежит. Пойдём, малышка, я тебя проведу. Тебя как звать-то?                – Наденька.
Юля, взяв девочку за руку, провела её к моей кровати. 
– Вот, Наденька, знакомься. Это – дядя Сережа – твой спаситель.
Следом за ними подошла и женщина.               
– А это, дядя Серёжа, – Наденька со своей мамой. Вот стул, садитесь, поговорите. А я пойду, работа ждёт. Сергей, если что-то понадобится, позовёшь.
Меня как кирпичом по голове стукнуло. Я внимательно посмотрел на девочку. Перед глазами промелькнула вся картина аварии, и я узнал эту девчушку. Это её я выдёргивал из-под колеса мотоцикла. Тогда не разглядел, обстановка была не та. Она тоже смотрела на меня своими детскими любопытными глазёнками. Подошла ко мне, тихонько потрогала меня за пальцы руки и спросила:
– Ты теперь болеешь, да? Тебе больно?
От такой наивной детской заботы у меня даже в горле запершило. Откашлявшись, я погладил её по голове и ответил:
– Теперь уже не больно. Меня тут доктор лечит. А вот страшно до сих пор, как подумаю, что могло быть, если б не успел к тебе.
Сидящая на стуле женщина тихонько заплакала, прижав одной рукой платок к лицу. Другой рукой она притянула к себе девочку и судорожно обняла её. Слова вместе с всхлипываниями с трудом выталкивались из неё.
– До сих пор не верится, что она так легко отделалась. Спасибо, вам, Сергей. До конца дней своих буду молиться за ваше здоровье. Наденька ведь одна у нас. У нас с мужем долго не было детей. Мы уже хотели из приюта взять малышку, но видно Господь сжалился над нами и послал дочку. А тут такое случилось… У меня чуть сердце не остановилось, когда соседка к нам домой Надю привела и сказала, что она чуть под колёса мотоцикла не попала, а какой-то мужчина на инвалидной коляске спас её, выдернув из-под колёс. И как она от бабушки со двора ускользнула, ума не приложу?                – На то они и дети, чтоб убегать от взрослых. Ну, да ладно, обошлось все, и слава Богу.    
Я перевёл взгляд на Любу. Она стояла у раковины, прижав руками тарелку к груди. Вода из крана бежала в раковину, тихо журча. Глаза её, открывшиеся широко, испуганно смотрели на нас. Значит, всё поняла, осознала. Вот и хорошо, мне больше ничего объяснять не надо.
– Любаша, где там фрукты-овощи? Угощай гостей. Да воду-то выключи, а то второй этаж с больными затопишь.
Все засмеялись, зашевелились, заговорили. Словом, обстановка разрядилась, напряжение спало. Люба принесла тарелку с фруктами, попутно раздавая кому яблоко, кому грушу, поставила на тумбочку.
– Угощайтесь, пожалуйста.
Выбрала красивую грушу, протянула Наде.
– Держи, малышка, кушай.                – Спасибо.                – Пожалуйста.               
Я тоже уже собрался вонзить свои зубы в выбранную грушу, как снова открылось дверь. В палату зашла Людмила Васильевна – медсестра нашего поста. В руке у неё грозно торчал шприц. Она направилась к моей кровати, помахивая им.
– Подожди, Сергей, не ешь. Тебе доктор «горячий» укол назначил. Делать будем раз в сутки, после обеда. Всё понял?        – Вроде да, один раз и после обеда.
Подошла к тумбочке, положила шприц. Повернулась к Михалычу и, сделав шутливо-строгое лицо, спросила:
– Так, это что у нас за ребёнок в палате? Почему так много женщин возле одного мужчины? Михалыч, ты, почему не следишь за порядком?
Тот, заулыбавшись, в тон ей стал объяснять:
– Так это ж Сергея, спасёныш. Это её он спас от мотоцикла. Вот и пришла к нему с матерью в гости, попроведать. А что за молодая к нему пришла, так мы ему потом следствие наведём.                – Наведи, Михалыч, наведи.    
Ушла медсестра, минут через пять, попрощавшись, ушли и Наденька с матерью. Люба присела на стул возле кровати.
– Теперь всё ясно, почему ты в больнице.                – Раз всё ясно, то и объяснять нечего. Кушай яблочко, а я грушу погрызу.   
XIX
Так в больничных буднях незаметно прошли восемнадцать дней моего пребывания в хирургическом отделении. Приближалась моя выписка.
После обеда, получив свою порцию «горячего» укола и немного спокойно полежав, позвонил парням в СТО. Объяснил им, что скоро домой и попросил подремонтировать коляску. Сразу посыпались вопросы. Мол, а что могло случиться с коляской в больнице? Пришлось частично правду рассказать, пояснив, что это не телефонный разговор.
Вечером приехали все: Андрей, Игорь, Анатолий. Как положено при визите в больницу привезли фрукты, печенье, шоколад и «минералку»
– Видели твой «джип», стоит в «приёмнике». Хотели сразу загрузить в багажник, но медичка не отдаёт. Говорит, чтоб ты ей расписку написал, что разрешаешь нам коляску забрать.               – Сейчас напишу. Только поскорее надо, завтра-послезавтра выпишут. Успеете?                – Да ладно тебе, старшина, чё уж обижать-то? Сегодня же за вечер отрихтуем и отрегулируем всё. Завтра привезём, как пасхальное яичко, всё будет блестеть и сверкать. Как же тебя, Серега, так угораздило? Это ж надо так, и именно с тобой. Как будто мало тебе за речкой досталось. Получается, что тебе опять повезло. Немного побыстрей бы, да чуть сильнее бы и …в «ящик», н-да…                – Ладно, парни, сам живой, девчонка жива, значит, слава Богу, будем жить дальше.
Написал для «приёмника» расписку, отдал парням. Посидели ещё немного, поговорили, и пошли они забирать мою коляску. Через час позвонили и сообщили, что ремонту немного и что завтра после обеда привезут коляску ко мне.
Михалыч беспокойно ворочался на своей койке. Что-то он никак места себе не находил. Володя, не выдержав скрипа его кровати, спросил:
– Михалыч, у тебя что, болят швы, или заели вши?
Тот ответил ему, как всегда, с подковырочкой:
– Это вас там, в отделение, могут ментовские вши заесть, а меня бабка каждую субботу в бане веником пежит. Значит, вшей у меня и теоретически, и практически не может быть. Так-то мильтончик на три деревни.
Палата взорвалась добродушным хохотом. Отсмеявшись, порешили чай сварить. Вова с невинным видом принёс чайник и поставил на нашу тумбочку.
– Тебе, Михалыч, сегодня особое уважение – чаёк на всех сваришь.
И опять все покатились от хохота. Ну, какой из него варщик.
Воду вскипятили, засыпали заварку, ждём, когда настоится. Михалыч кружку крутит и неожиданно так вслух:
– Мужики, а Серега-то наш, старшина. И воевал, оказывается. И догадываетесь где? Уважаю. У меня там же внучкин муж воевал целый год. Так он таких страстей порассказывал, жуть берёт. До сих пор иногда по ночам в голос «воюет». Но он у нас такой, что и приврать немного может. Ты скажи-ка, мне Серега, страшно там было?                – Ты ж знаешь, Михалыч, это только дурак смерти не боится. Конечно, страшно. Жить-то каждый хочет. А в двадцать-то лет особенно. Извини, Михалыч, эта тема для меня не разговорная. Саня, разливай, давайте чай попьём с бубликами.
XX
Утром следующего дня, при врачебном обходе, я выпросился у лечащего врача – Дмитрия Алексеевича – прогуляться после обеда на коляске по больничному парку.
– Так она же сломана. И кто тебе поможет?                – Друзья из СТО ещё вчера её забрали и отремонтировали. В два часа дня привезут сюда. Они мне и помогут, сесть в неё, проверить ход коляски – ведь мне в ней жить.                – Хорошо. Скажешь охраннику на выходе, что я разрешил. Не поверит, пусть мне позвонит.                – Спасибо, Дмитрий Алексеевич.                – Ладно, чего там. Только быстро не гоняй, а то я тебя знаю.
Ровно в четырнадцать ноль-ноль приоткрылась дверь в палату, и в образовавшуюся щель заглянул Андрей с улыбкой на лице.
– Карета подана, старшина. Какие будут дальнейшие указания?     – Не бузи. Закатывай её сюда. Ты один приехал?                – Нет, вместе с Игорёхой.                – Тогда давайте оба сюда. Поможете одеться и сесть в коляску.
Через двадцать минут я, одетый и пристёгнутый ремнём, сидел в своей коляске. Проехал по палате, проверяя ход и скорость коляски. Давление в колёсах держалось нормальное, коляска ехала мягко и легко.
Подкатился к кроватной тумбочке, взял телефон. Михалыч, кивнул головой, оглядев меня:
– Хорошая машина. Конечно, сто лет бы на ней не ездить. Но коли, уж так сложилось, то для тебя, Серега, эта машина – класс.            – Как всегда Михалыч, ты прав. Ладно, поехали парни на лифт и на улицу. Хоть воздухом свежим надышусь.
Нажав кнопку на стене, вызвал лифт. Валентина Викторовна отвезла нас на нём в подвал. Проехав через все запутанные лабиринты подвала, я вывел парней к больничной кухне, расположенной там же – в подвале. Подъехав к нужной двери, за которой была улица, остановился. Андрей покрутил головой:
– Как ты только ориентируешься в этих закоулках? Я бы ни за что в них не разобрался. Обязательно заблудился бы.                – Поскитался бы по больницам столько, сколько я, не дай Бог, конечно, и ты бы знал все уголки и закоулки. За этой дверью больничный двор. Я отъеду, а вы откройте дверь и подержите её открытой. Немного придышусь свежим воздухом, а то после палатной духоты можно запросто сознание потерять. У меня было такое, лет семь назад.
Подышав недолго уличным воздухом, выехал из подвала. Не спеша, проехали в больничный парк, к беседке. Парни сели на скамейку, я возле них. Немного поговорили о делах «стошных», о житье-бытие. Здесь же рассказал о случившемся со всеми подробностями. Затем, извинившись перед парнями, позвонил Любе. Услышав о том, что я нахожусь на улице, сказала, что через полчаса приедет.
– Слышали?                – Да уж. Но уедем, как только она подойдёт к беседке. А потом в палату ты как?                – Так же через подвал, на лифт и в палату.                – А раздеться, перебраться в кровать, помогут?                – Да, конечно, помогут, не волнуйтесь. Всё будет точно, как в обойме.   
Андрей с Игорем переглянулись и одновременно уставились на меня. Видно было, что они хотят меня о чём-то спросить, но не решаются. Но не нужно было быть ясновидящим или философом, чтоб понять, что их интересует.
– Мы просто знакомые. И ничего больше. И быть, между нами, ничего не может. Надеюсь, вам-то о причинах не надо разъяснять?                – А мы чё? Мы ничё. Верно, Игорек?                – Точно.
Вскоре мы увидели спешащую к беседке Любу. Подошла к нам, поздоровалась. Мы хором ответили. Я познакомил Любу с Андреем и Игорем. Посидев немного и поговорив ни о чём не значащем, парни тактично попрощались и уехали на работу.
XXI
Мы остались вдвоём. Первой заговорила Люба.
– Хорошо-то как. Солнце, свежий воздух, сосны вокруг. Такая обстановка располагает к беседе. Расскажи мне, что произошло на перекрёстке.                – Потом, не хочется сейчас о грустном. Люба, ты лучше расскажи мне о себе.                – А что о себе я могу рассказать?                – Откуда ты? Кто родители? Чем занимаются? Учишься ты или работаешь? Словом, чем больше, тем интересней.                – Сама я из посёлка. У нас большая железнодорожная узловая станция. Мама моя – Ольга Николаевна, работает в «Универмаге» заведующей отделом детских игрушек. Я, когда маленькой была, любила у неё в отделе на подоконнике сидеть и игрушки разглядывать.
У меня странно «ёкнуло» сердечко и быстро заколотилось. 
– Сейчас, даже смешно вспоминать о таком. Есть старший брат – Андрей. Женат, двое детей – Ромка и Галинка. Дом построил, живут отдельно. Но часто приходят к нам с мамой, помогать. Как придёт, обязательно что-нибудь поделает по хозяйству. И знаешь, он ведь уже взрослый, а иногда подойдёт дома к серванту, возьмёт с него игрушечную машинку, подержит в руках, погладит её, вздохнёт и поставит на место. Я сколько раз у мамы спрашивала, что это за машинка, чья она? А она мне в ответ, спроси, мол, у брата сама. Я и у него спрашивала. А он улыбнётся, погладит меня по голове, обнимет за плечи, прижмёт к своему плечу и ничего не говорит. Так и не знаю, что за тайна спрятана в той машинке.
Непонятное волнение рванулось в моё сердце, да так, что оно несколько раз кольнуло. Что-то смутное мелькнуло в сознании, но ясности не принесло. 
– Ты всё говоришь о маме, брате, а отец?                – Мы с мамой вдвоём живём. Я его смутно помню. Знаю только, что через пять лет после моего рождения мама выгнала его, и он ушёл от нас. Ещё говорила, что он по молодости сидел в тюрьме, вернулся. Они какое-то время жили вместе. Потом он запил и куда-то пропал. Наверное, уезжал к себе на родину. Не знаю точно. Затем опять вернулся. Прожил с полгода, стал скандалить. Почему-то всегда я становилась причиной ссор, это я уже помню. Ну, мама его и выгнала. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, на Новый год мама рассказала, что родила меня от большой любви.                – И родилась ты в двадцатых числах октября?
Взглянув на меня, как-то по-детски испуганно, Люба тихим голосом, почти шёпотом, ответила: 
– Точно, а ты откуда знаешь? Я ведь про это никогда не говорила.                – Извини, что перебил, продолжай, пожалуйста. Хотя нет. Поехали в магазин, купим сок, булочек, семечек. А потом и разговор наш продолжим. Идёт?                – Поехали. 
Продавщица, увидев в окно, что мы движемся к магазину, вышла на крыльцо. Я часто заезжал к ним за продуктами, меня здесь знали, знал и я их всех. Продавцы всегда выходили ко мне на улицу и помогали сделать нужные покупки.
– Здравствуй, Сергей. Давно ты к нам не приезжал. Как здоровье твоё?                – Здравствуйте, Надежда Ивановна. Спасибо, всё нормально. Как видите, жив, в меру здоров. А что давно не был у вас, так я вон в том корпусе лежу, на профилактике.                – А-а-а. Так ты сейчас в больнице. Тогда всё ясно.                – Надежда Ивановна, нам бы бутылочку вишнёвого соку, пару булочек с сосисками, они такие закрученные, и пакетик семечек. Можно?                – Так отправляй свою даму ко мне, сейчас всё соберу вам в пакет. 
Я похлопал рукой по карману, находящемуся на спинке коляски.
– Дама, вот здесь деньги возьмите. Там у меня кошелёк всегда живёт.
Рассмеявшись и взяв кошелёк, Люба ушла вслед за Надеждой Ивановной. Вскоре вернулась с пакетом в руке. Сама вся раскрасневшаяся, смущённая какая-та.
– Ужас какой-то, да и только. Что, да как? Кто я тебе? Что у нас с тобой? С тобой точно нельзя никуда появляться. Кругом у тебя
друзья, знакомые.                – Ну, что ты хочешь, я же вырос здесь. А на надежду Ивановну не серчай. Она тётка хорошая, только любопытная очень. Но ведь это женщина…
Потихоньку вернулись в парк, подъехали к беседке.
– Надежда Ивановна нам стаканчики пластиковые дала. Это, говорит, чтоб вы из-за бутылки сока не подрались. Чудная она и весёлая.
Съели по булочке, запивая соком. Потом в тишине немного пощелкали семечек, покормили ими прилетевших с крыши голубей.
– Итак, продолжайте, дама, рождённая от большой любви.
Мы посмеялись немного, и Люба продолжила свой рассказ.
– Мама в тот вечер мне много рассказала. Однажды осенью она встретилась с военным, он служил в соседнем военном городке. Они познакомились. Понравились друг другу, он стал приезжать к ней в магазин. Да, он служил водителем, на автобусе ездил.
Сердце в моей груди вдруг бешено заколотилось. Мысли лихорадочно запрыгали то в прошлое, то в настоящее. Люба сидела на скамейке, рассказывая о себе, при этом неотрывно смотрела вглубь парка. Это позволило мне украдкой внимательно взглянуть на неё. Странное и удивительное совпадение и в облике человека, и в истории его. Но мало ли в этой жизни совпадений? Бывают ведь и похожие случаи, истории, судьбы.
– Мама говорила, что они очень любили друг друга. Приближалось время окончания его службы. Наверное, они бы поженились, я так думаю, но тут внезапно и досрочно вернулся из тюрьмы отец. Он ей оттуда написал одно письмо за восемь лет, в котором сообщил, что к ней не вернётся, и что пусть она устраивает свою жизнь. А сам заявился прямо к ней на работу. Ну, и, конечно же, её военный уехал. А она осталась с отцом. А о последующем я уже говорила. Мама часто вспоминает того военного. Как начнёт вспоминать, так плачет. И я с ней плачу. Мне и её, и их жалко, что так неладно вышло. Но, как говорят старушки, видимо не судьба. Я отходила своё в садик, закончила школу. Три с половиной года отучилась в педучилище, в Чите. Полгода поработала в садике и поступила в пединститут. Теперь работаю в школе секретарём у директрисы и заочно учусь на факультете русского языка и литературы. Сейчас нахожусь в отпуске. Отдыхаю от работы и от учёбы. Сессия только в октябре, ещё успею подготовиться. А здесь живёт моя подруга, мы учимся вместе в институте. Она всегда меня приглашала в гости, вот я и решила в этом году к ней съездить. И вот я здесь, да ещё тут и с тобой познакомилась. Вот вроде и всё.
С треском раскрылось окно, заставившее нас вздрогнуть от неожиданности. Мы обернулись на звук. В окне нашей палаты виднелся Володя. Он махнул мне рукой и крикнул:
– Возвращайся в палату. Медсестра зовёт, градусники принесла.
Я посмотрел на часы. Оказывается, уже было начало пятого. За разговором не заметили, как время пробежало.
– Ну, что ж, поехали, раз зовут. Спасибо, Люба, за рассказ.
XXII
Той же дорогой, через двор, подвал, лифт, мы вернулись в палату. Михалыч, конечно же, не оставил такое событие без своего внимания и прокомментировал:
– Уехал с двумя парнями, а вернулся с дивчиной. Везёт же некоторым.
Владимир тут же ему ответил:                – Ладно, Михалыч, не завидуй. Скоро и ты домой, к своей бабульке, поедешь. Она заждалась тебя уж, поди.                – Тут ты, Володя, прав, залежался я здесь. Скорей бы домой.
В палату зашли медсестра с санитаркой.
– Погулял немного? Как чувствуешь себя после улицы?                – Да, спасибо, хорошо, проветрился немного. Такое ощущение, будто пьян от свежего воздуха. Чуть передохну и в кровать полезу. Вы мне потом поможете?                – Поможем, конечно.
И тут же подкинули очередную шутку.
– Только странно как-то это получается: как гулять, так с кем-то, а как помогать, так мы. Отдохнёшь, позови.
Они ушли, а я подъехал к кровати. Прикинул свои силы и решил, что стоит попробовать самому забраться в кровать. Отстегнул ремень, по очереди руками положил ноги на кровать.
– Кто поможет, подстрахует?
Люба сразу же отозвалась:
– Что нужно делать?                – Придержи кровать, чтоб не сдвинулась.
Встала между стеной и кроватью, упёрлась в них. Я включил мотор и подал коляску чуть вперёд, вдвинув ноги в кровать. Сиденье коляски упёрлось в матрас. Выключил мотор, поставил на тормоз. Руками поймал петли, висевшие на кроватной раме Балканского.
– Теперь прижми мои ноги к матрасу, а я на него заброшу своё тело.                – Держу.
Резкий рывок вверх, и тело, повиснув в воздухе на петлях, само развернулось вдоль кровати. Плавно разогнул руки и опустил себя на кровать. Очень медленно лёг на спину, с хрустом распрямляя позвоночник.
– Вот и всё. Я на своей лежанке. Спасибо, Любаша, за помощь. Дальнейшее сделать мне санитарка поможет, а ты иди домой. Если сможешь, приезжай завтра, после четырёх.                – Постараюсь. Всем до свидания.
XXIII
Только когда закрылась дверь, из меня вырвался стон.
– Разболелось всё. Позвоночник и шея устали, давно не сидел.
Михалыч, чтоб отвлечь меня от боли, заговорил:
– А здорово у тебя, Серега, получается. Трубы, петли, повис на руках, раз – и в койке. Наверное, трудно так, тяжело?                – Вообще-то сначала было трудно, затем руки подкачал зарядкой, а потом и привык. Да и за весом тела слежу, не переедаю, а то не смогу себя на руках поднять. Ну, вот и боль ушла. Спасибо, Михалыч, заговорил.
Володя позвал санитарку. Она помогла мне раздеться и правильно уложила ноги на специальные поролоновые подушки.
– Спасибо.                – Отдыхай, скоро ужин принесу.
После ужина я позвонил Андрею. Узнав, что он не дома, а ещё на работе, попросил его после работы заехать ко мне домой и взять у матери мой армейский альбом. А завтра утром, по дороге на работу, завести альбом мне в больницу. Он ответил согласием, и я занялся любимым делом – разгадыванием кроссвордов. Но что-то у меня сегодня не «клеилось» с ними.
Я мысленно вновь и вновь возвращался к Любиному рассказу и снова прокручивал его в мозгах. Что-то в её откровении мне не давало покоя, но я никак не мог понять, что. Михалыч, видя, что я, то решаю, то откладываю журнал на одеяло, шутливо спросил:
– Мужики, наш Серега, часом не влюбился? Что-то он места себе не находит.
Кто-то также шутливым тоном отозвался:
– А чё, она дивчина видная, не грех и влюбиться.    
Михалыч тут же продолжил тему.
– Эх, мне бы мою молодость назад. Где вы, мои молодые года?
В тон ему я ответил:
– На Большой Каретной. Твои молодые года, Михалыч, остались около твоей бабульки. Сам говорил, что ты однолюб.  Мужики, давайте хорошего чайку сварим и погреем души, а?
Все дружно согласились, и вскоре мы уже попивали ароматный чай.
XXIV
Утром, в среду, как заведено, медсестра пришла к нам в палату с градусниками и с утренней «дозой» – шприцами. Прошла к моей тумбочке, положила пакет.
– Андрюшку твоего на улице встретила, просил передать тебе.    – Спасибо, Людмила Васильевна.
Через некоторое время, умывшись, побрившись и приведя в порядок себя и кровати, мы дружненько постукивали ложками – завтракали. Помыв и убрав посуду, стали ждать утреннего врачебного обхода. Услышав громкие голоса в коридоре и многочисленные шаги, все притихли и замерли.
Обход. Наверно не только у меня одного в голове сразу мелькнула мысль. «Хоть бы выписали сегодня домой».
В палату вошли Дмитрий Алексеевич – хирург, Людмила Васильевна – палатная медсестра и Наташа – медсестра с перевязочного кабинета. Все поздоровались. Мы хором ответили. Доктор, остановившись возле коек, где лежали Александр и Сергей, сделал назначение медсестре:
– Обоих на физиопроцедуры, пять дней.
Подошел к Владимиру.
– Заживает? Уже легче? К тебе сегодня стоматолог придёт после обеда, сделаете снимки.
Прошёл к нашим койкам, где мы с Михалычем лежим.
– Так, Михалыча на перевязку со мной. Поглядим, как там дела. Как самочувствие, старина?                – Хорошее, доктор. Домой пора.                – Посмотрим на перевязке, там и решим. Если всё хорошо, начнёшь ходить потихоньку и понемногу. А там – день, два, три – и домой.                – Хорошо бы.                – Как ты себя чувствуешь, гонщик?                – Нормально, доктор. Спасибо.                – Васильевна, что там у него с курсом?
Та зашуршала журналом, ответила:
– Две капельницы, два внутривенного, два хлористого и витамины. Итого на два дня.
Посмотрел он на меня внимательно, улыбнулся и обрадовал меня.
– Значит, через два дня домой поедешь.                – Вот спасибо, доктор.                – Не за что. Всё, лечитесь и отдыхайте.
Ушли. Обход для нас закончился. В палате заговорили.
– Ну вот, Серега, и дождался ты выписки.                – Да уж пора. Хватит. И так двадцать деньков. Но, похоже, и вы долго не задержитесь. Раз физио назначили, значит, скоро на выписку. А Михалыч, как встанет «на крыло», так и домой. Так что скоро все по домам.
Пришли медсёстры и санитарки, увезли Михалыча на перевязку. Нам стали ставить капельницы, уколы. Начался обычный больничный день. Я позвонил Андрею, поблагодарил за альбом. Сообщил, что в пятницу выписываюсь из больницы. Попросил его в четверг, вечером, заехать, забрать все мои вещи и увезти их домой. Он спросил про микроавтобус, но я сказал, что домой сам поеду на коляске. 
В больничной суете незаметно подошло время обеда, а затем и «тихого часа». В палате все спали, – сказалось напряжение и волнение от утреннего обхода, и от обещаний о скорой выписке. Только мне никак не спалось.
Я перелистывал армейский альбом, подолгу задерживая взгляд на фото: мы с Ольгой, втроём – Оля, её сын Андрюшка и я, я с Андреем на плече… Смотрел фото и ждал пяти часов вечера. Обещала прийти Люба.
Вскоре и я задремал в палатной тишине. Проснулся от прикосновения к плечу. Открыв глаза, увидел медсестру с градусником, – значит, половина пятого.
В пять пришла Люба. Я пошутил, приветствуя её:
– По тебе хоть часы сверяй.                – Я ж обещала.
Прошла по палате, раскладывая всем по тумбочкам домашние пирожки.
– Пейте чай с пирогами, пока ещё горяченькие. Я их специально в два полотенце завернула, чтоб не остыли, пока довезу.
– Спасибо, что пришла. Я тебя сегодня долго задерживать не буду. Сейчас чай попьём, пирожки попробуем, оценим. Потом я тебе отдам одну вещь, приедешь домой, внимательно все просмотришь. Может быть, я ошибаюсь, а может, и нет. Жду тебя в пятницу, утром, часов в десять. Меня выпишут. Поедем ко мне домой. Не волнуйся, там посторонних не будет. Только ребята с СТО, ты их уже знаешь, и мать. Я ей вечером позвоню, сообщу о своей выписке и предупрежу, что будут гости.
В больнице чай с домашними пирогами, да ещё с горячими – это что-то!!!
XXV
Наступила долгожданная пятница. В это утро я волновался так, как никогда. И было это вовсе не из-за выписки. Всё время я думал о том, оправдаются или нет мои предположения? Ошибся я, или всё же интуиция не подвела меня? Своими дерзкими предположениями я не мог ни с кем поделиться, и от этого волновался всё больше и больше.
Полдесятого в палату проскользнул Андрей.
– Я не поздно?                – Нормально. Давай одеваться и садиться в «джип».
Оделся, сел в кровати, развернулся спиной к дверям. Андрей подвёз коляску к кровати, поставил на тормоз. Взял меня под мышки и пересадил на коляску. Пристегнул через грудь ремнём. Я отъехал от кровати к окну. Андрей застелил койку одеялом и подошёл ко мне.
Раздался стук. Скрипнула дверь.
– Можно?
Все вразнобой ответили:
– Конечно. Входи, Любаша.
Люба подошла к нам. По лицу её было видно, что она чем-то очень взволнована. В руке она держала фотографии. Когда она начала говорить, голос её слегка дрожал…
– Смотри, вот это моя мама… А это мой старший брат Андрей…
Я всё поняла. Ты, мама, Андрюшка, вы… Здравствуй, отец…
В палате наступила оглушительная тишина. У Михалыча от удивления приоткрылся рот. Володя удивлённо промолвил:
– Ну, надо же…      
Андрюха как-то по-детски беспомощно взглянул на меня, и, разведя руки в стороны, еле слышно промолвил:
– Это-о-о как же так?
Я кивнул головой и охрипшим от волнения голосом сказал:
– Всё точно, как в обойме... Разъяснения потом… Здравствуй, дочка…
И мы поехали домой, знакомить Любу с бабушкой…