Два лица экономической свободы

Яков Гилинский
                Два лица экономической свободы

Идеальный капитализм невозможен
так же, как и идеальный социализм,
и ровно по той же причине – из-за
несовершенства человеческой природы.

 Г. Садулаев

История человечества – история зла
на Земле.
            
В. Швебель

                Введение

У меня давно сложилась уверенность в принципиальной невозможности создать относительно благополучное общество, без массового насилия, без страшного неравенства (социального, экономического, расового, этнического, религиозного и т.п.), без «войны всех против всех» [Гилинский, 1995; Гилинский, 1995а; Гилинский, 2011]. Насилие сопровождает человечество всю его историю. Оно – неотъемлемый элемент общественного бытия. Со временем насилие приобретает системный характер, оно пронизывает все сферы жизнедеятельности общества, включая «культурное насилие» (J. Galtung), «воспитательное насилие» (W. Benjamin, N. Luhmann, K. Schorr), «насилие экономики» (N. Luhmann), «структурное насилие» (безличное, когда убивают не конкретные субъекты, а социальный строй, J. Galtung), криминальное насилие. Но и само «право поражено насилием» (W. Benjamin). В конечном счете, «насилие встроено в систему» (D. Becker) .

Идеалом для меня всегда были государства Западной Европы, где я чувствую себя «свободным человеком в свободной стране», и не боясь хожу по улицам в любое время суток. Но что-то стало меняться…

Конечно, насытившись развитым и недоразвитым социализмом, плановой экономикой, уголовным запретом частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества (ст. 153 УК РСФСР), «валютных операций» (ст. 88 УК РСФСР) и – как следствие – пустыми полками магазинов, при непременной оглядке на КГБ, я с понятной радостью встретил горбачевскую «перестройку», частную собственность, рыночную экономику, свободу слова и зарубежных поездок. Я и сейчас принципиальный, категорический противник возврата к «социалистическому» прошлому. Я и сейчас уверен, что М.С. Горбачев совершил чудо, повернув историю России в либерально-демократически-прогрессивном направлении.

  Однако современный отечественный опыт свидетельствует о том, что безусловно прогрессивный переход от казарменного полуголодного социализма с постоянным «дефицитом» всего и вся к рыночной экономике принес не только переполненные товаром магазины, заполненные иномарками улицы, возможность путешествовать по всему миру и обучать детей в Оксфорде или Гарварде, но и значительные негативные последствия: беспрецедентный разрыв между богатым меньшинством и бедным большинством населения (что отражается динамикой соответствующих экономических показателей – децильного коэффициента и индекса Джини); господство масскульта; призыв «обогащайтесь!» и воцарившуюся мораль «все на продажу» и «деньги не пахнут» с закономерным возрастанием негативных девиантных проявлений – преступности, коррупции, алкоголизации населения, наркотизма, торговли людьми, суицида.
Начитавшись либеральной и либертарианской литературы [Боуз, 2004;
Фридмен, Хайек, 2003; и др.], я стал ярым сторонником либерализма не только в политике и частной жизни (коим был всегда), но и в экономике с ее свободной торговлей, принципом laissez faire. Честно ответив на вопросы теста «Являетесь ли вы либертарианцем?» [Боуз, 2004, с. 33-336], я лишний раз убедился в том, что – да, являюсь.

                Размышления о капитализме

Однако последнее время я начал все чаще сталкиваться с разумным неприятием капитализма. Коллеги-криминологи давно пишут о капиталистических общественных отношениях как источнике преступности и иных негативных девиантных проявлений (пьянство, наркотизм, коррупция, проституция, суицид и т.п.). Это основатели «радикальной» («критической») криминологии – Я. Тэйлор, П. Уолтон, Дж. Янг [Taylor, Walton, Young, 1973]. Позднее Я. Тэйлор продолжал изучать экономические и политические предпосылки преступности в современном мире «свободного рынка» [Taylor, 1990]. Он не скрывал социалистические корни своих криминологических взглядов [Taylor, 1983].

Это многочисленные труды Н. Кристи, доступные на русском языке [Кристи, 1985; Кристи, 2001; Кристи, 2011]. В одной из своих работ Кристи обращает внимание на «образ новой действительности, где участие в трудовой деятельности – привилегия, где работа становится статьей дефицита… Теперь привилегия – это не свободное от работы время, а возможность найти применение своей жизни» [Кристи, 2001, с. 22-23]

Это работы немецкого представителя «критической криминологии» Ф. Зака. В опубликованной на русском языке статье Ф. Зак, критикуя современный капиталистический мир с его индивидуализмом, бесперспективностью для «исключенных», не имеющих даже шансов принадлежать «резервной армии индустриального труда», пишет: «Примат экономики губителен для общества в целом и криминологии в частности… В обществе с приматом экономики не мораль, а деньги играют главенствующую роль в регулировании поведения… Чем больше социальная среда перерождается в экономическую, тем более она поражена преступностью» [Зак, 1999, с. 92-105].

Один из крупнейших современных социологов И. Валлерстайн полагает, что мир разделен на «центр» и «периферию», между которыми существует неизменный антагонизм. При этом государства вообще теряют легитимность, поскольку либеральная программа улучшения мира обнаружила свою несостоятельность в глазах подавляющей массы населения Земли [Валлерстайн, 2003]. В другой работе он приходит к убеждению, что капиталистический мир вступил в свой терминальный, системный кризис [Wallerstein, 2000].

Все основательнее вырисовываются два лица свободной экономики,
свободных рыночных отношений.
С одной стороны – безусловный рост экономики; повышение уровня жизни и расширение возможностей «включенных» жителей развитых стран Европы и Северной Америки, Австралии и Юго-Восточной Азии; фантастическое развитие техники и новейших технологий.

С другой стороны – растущее социальное и экономическое неравенство; экономические преступления; формирование организованной преступности как криминального предпринимательства; все возрастающий удельный вес теневой («серой», «неформальной», «второй», «скрытой», «подпольной) экономики [Барсукова, 2004; Бурова, 2006; Клямкин, Тимофеев, 2000; Латов, Ковалев, 2006; Тимофеев, 2008; Неформальная экономика…, 1999]; растущее недовольство большинства населения господствующим (в политике и экономике) меньшинством и др.
Ю.В. Кузовков различает четыре основных типа социально-экономических систем [Кузовков, 2010, с. 759]. Две из них основаны на рыночной экономике: глобальный олигархический капитализм и национально-демократический капитализм (или национальная демократия). Отличием второй системы от первой является то, что: а) в правящей верхушке общества преобладает не олигархия, а национальная элита, думающая об интересах всего общества; б) в экономике основную роль играет средний и малый бизнес при отсутствии частнокапиталистических монополий; в) сформирован национальный (или региональный) рынок, защищенный от мирового рынка и глобализации посредством таможенных пошлин или, как это бывало ранее в истории, посредством естественных барьеров (горы, участки суши, большие расстояния). Две другие системы связаны с ограничением товарно-денежных отношений и с преобладанием не торговли, а распределения произведенных товаров. Это социализм и режим восточной деспотии. При социализме доминируют государственная и общественная собственность на средства производства, которыми управляет бюрократия. В режимах восточной деспотии средствами производства владеет олигархия, но ее рыночная свобода сильно ограничена со стороны государства (монарха или диктатора).

Так вот, «можно считать доказанным тот факт, что наибольший экономический и технический прогресс общества, равно как и наибольшая социальная гармония, достигается в условиях режима национальной демократии… Этот режим существовал в США в эпоху «американского экономического чуда» (1865 г. – начало XX в.) и в Западной Европе в эпоху «послевоенного экономического чуда» (1946-1967 гг.), и во всех этих случаях привел к беспрецедентному экономическому росту, низкой безработице (или к полному ее отсутствию) и социальному миру» [Кузовков, 2010, с. 760].

Вместе с тем, «глобальный олигархический капитализм – наиболее распространенная социально-экономическая система, встречавшаяся в истории. Эта система преобладала… в современном мире, начиная с последней трети XX в. В ее основе всегда лежала глобализация, а необходимым ее условием была свободная внешняя торговля, которая, по определению И. Валлерстайна, служила «максимизации краткосрочной прибыли классом торговцев и финансистов», то есть классом олигархии. Эта система вначале, как правило, приводила к товарному изобилию и кажущемуся процветанию общества. Но побочным эффектом всегда становился разгул товарных спекуляций, за счет которых обогащалась и приобретала все б;льшую силу олигархия, захватывая власть над обществом. Все эти явления вызывали рост коррупции в обществе, падение нравов, обнищание населения и прочие явления, приводившие к кризису коррупции. Таким образом, глобальный олигархический капитализм всегда неизбежно приводил к кризису, и в ряде случаев имел следствием разрушение государств и крах цивилизаций, в которых установилась эта социально-экономическая система» [там же, с. 761].

                Теневая экономика, организованная преступность

Теневая экономика не может не вовлекать в свою орбиту политику. Происходит сращивание теневой экономики и теневой политики, образуя теневую реальность, теневую действительность, невольными участниками (и жертвами) которой оказываются все граждане страны [Барсукова, 2007]. «Развитие теневой экономики создает угрозу стабильности таких фундаментальных институтов, как государство, правовая система, система общественной морали… В сфере внелегальных экономических связей… возникает и укрепляется некое теневое парагосударство – со своими "законами", со своей иерархией власти, со своей системой безопасности» [Теневая экономика… 2008, с.12].
Отсюда – коррупционные сети на высшем государственном уровне, управляемые суды, коррумпированные правоохранительные органы, политические убийства, выборы без выбора.

Организованная преступность как нелегальный бизнес, предпринимательство – business enterprise [Abadinsky, 1994; Albanese, 1995] давно приобрела международный характер (торговля наркотиками, оружием, людьми).
«Британские беспорядки – демонстрация уязвимости постиндустриального общества, опирающегося на финансово-ориентированную экономику. Социум, замкнутый на сверхпотреблении и сфере услуг в условиях ограниченности реального сектора, стимулирует непропорциональное развитие маргинального низшего класса… Криминал – стержневой регулятор "черной" экономики, сложившейся в постиндустриальном обществе и обеспечивающей заметную долю дохода для низших слоев. В Великобритании это, прежде всего, торговля наркотиками и оружием, а также рэкет. Молодежь, попадающая в криминальные группировки, скоро утрачивает мотивацию к нормальной работе. Недельный доход от силового прикрытия продажи наркотиков часто превосходит месячное жалование служащего сферы услуг» [Минаев, 2011].

«Кущевский феномен» выявил новую российскую тенденцию развития организованной преступности: тесное слияние организованной преступности, правоохранительных органов, властных структур и бизнеса. В регионах России объединились в контроле за всем и вся преступные организации, полиция, прокуратура, суды, местные органы власти (Кущевская станица, Гусь-Хрустальный, Миасс, Энгельск, Березовск, «Общак» Хабаровского края, «Уралмаш» на Урале, далее – везде…).
В современной России слияние организованной преступности («бандитов»), правоохранительных органов – «силовиков» (включая милицию/полицию) и местных органов власти признается на самом высоком уровне. Так, в послании президента России Д. Медведева Федеральному Собранию говорится: «За последнее время, к сожалению, произошел целый ряд трагических событий, в результате которых погибли, были убиты наши граждане. Их причинами являются, в том числе, и расхлябанность в деятельности правоохранительных и других властных органов, зачастую их прямое сращивание с криминалом» [Медведев, 2010].

О том же пишет Председатель Конституционного Суда РФ В. Зорькин: «Увы, с каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют «кущевской», – не уникально. Что то же самое (или нечто сходное) происходило и в других местах – в Новосибирске, Энгельсе, Гусь-Хрустальном, Березовске и так далее… Всем – и профессиональным экспертам, и рядовым гражданам – очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное» [Зорькин, 2010].

                Еще раз об «исключенных»

Напомню, одним из системообразующих факторов современного общества является его структуризация по критерию «включенность/исключенность» (inclusive/exclusive). Понятие «исключение» (exclusion) появилось во французской социологии в середине 1960-х гг. как характеристика лиц, оказавшихся на обочине экономического прогресса. Отмечался нарастающий разрыв между растущим благосостоянием одних и «никому не нужными» другими [Погам, 1999].

Работа Рене Ленуара (1974) показала, что «исключение» приобретает характер не индивидуальной неудачи, неприспособленности некоторых индивидов («исключенных»), а социального феномена, истоки которого лежат в принципах функционирования современного общества, затрагивая все большее количество людей [Lenoir, 1974]. Исключение происходит постепенно, путем накопления трудностей, разрыва социальных связей, дисквалификации, кризиса идентичности. Появление «новой бедности» обусловлено тем, что «рост благосостояния не элиминирует униженное положение некоторых социальных статусов и возросшую зависимость семей с низким доходом от служб социальной помощи. Чувство потери места в обществе может, в конечном счете, породить такую же, если не большую, неудовлетворенность, что и традиционные формы бедности» [Погам, 1999, с. 147].

Процессы глобализации конца XX века – начала XXI века лишь обострили проблему принципиального и устойчивого (более того, увеличивающегося) экономического и социального неравенства как стран, так и различных страт, групп («классов») внутри них. Глобализация – объективный процесс, влекущий – как все на свете – как позитивные, так и негативные последствия [Глобализация и девиантность, 2006].
Процесс «inclusion/exclusion» приобретает глобальный характер. Крупнейший социолог современности Никлас Луман пишет в конце минувшего ХХ века: «Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего (уже нынешнего. – Я.Г.) столетия примет метакод включения/исключения. А это значило бы, что некоторые люди будут личностями, а другие – только индивидами, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра;… что забота и пренебрежение окажутся по разные стороны границы, что тесная связь исключения и свободная связь включения различат рок и удачу, что завершатся две формы интеграции: негативная интеграция исключения и позитивная интеграция включения… В некоторых местах… мы уже можем наблюдать это состояние» [Луман, 1998].

Аналогичные глобальные процессы применительно к государствам отмечал отечественный автор, академик Н. Моисеев: «Происходит все углубляющаяся стратификация государств… Теперь отсталые страны «отстали навсегда»!… Уже очевидно, что «всего на всех не хватит» – экологический кризис уже наступил. Начнется борьба за ресурсы – сверхжестокая и сверхбескомпромиссная… Будет непрерывно возрастать и различие в условиях жизни стран и народов с различной общественной производительностью труда… Это различие и будет источником той формы раздела планетарного общества, которое уже принято называть выделением "золотого миллиарда". "Культуры на всех" тоже не хватит. И, так же как и экологически чистый продукт, культура тоже станет прерогативой стран, принадлежащих "золотому миллиарду"» [Моисеев, 1998, с. 360, 447].

Об этом же пишет Р. Купер: «Страны современного мира можно разделить на две группы. Государства, входящие в одну из них, участвуют в мировой экономике, и в результате имеют доступ к глобальному рынку капитала и передовым технологиям. К другой группе относятся те, кто, не присоединяясь к процессу глобализации, не только обрекают себя на отсталое существование в относительной бедности, но рискуют потерпеть абсолютный крах». При этом «если стране не удается стать частью мировой экономики, то чаще всего за этим кроется неспособность ее правительства выработать разумную экономическую политику, повысить уровень образования и здравоохранения, но, самое главное, – отсутствие правового государства» [Купер, 2003, с. 30-31].

Рост числа «исключенных» как следствие глобализации активно обсуждается З. Бауманом. С его точки зрения, исключенные фактически оказываются «человеческими отходами (отбросами)» («wasted life»), не нужными современному обществу. Это – длительное время безработные, мигранты, беженцы и т.п. Они являются неизбежным побочным продуктом экономического развития, а глобализация служит генератором «человеческих отходов» [Bauman, 2004, pp. 5-7]. И в условиях глобализации, беспримерной поляризацией на «суперкласс» и «человеческие отходы», последние становятся «отходами навсегда» (это перекликается с вышеприведенным высказыванием Н. Моисеева: «Теперь отсталые страны "отстали навсегда"»).
Применительно к России идеи Баумана интерпретируются О.Н. Яницким: «За годы реформ уже сотни тысяч жителей бывшего СССР стали "отходами" трансформационного процесса, еще многие тысячи беженцев оказались в России без всяких перспектив найти работу, жилье и обрести достойный образ жизни. Для многих Россия стала "транзитным пунктом" на пути в никуда» [Яницкий, 2004, с. 205].

Действительно, все свои действия человек совершает, в конечном счете, для удовлетворения тех или иных потребностей: биологических, или витальных (в пище, в питье, в укрытии от неблагоприятных погодных условий, в продолжении рода); социальных (в статусе, престиже, самоутверждении и др.); духовных, или идеальных (поиск смысла жизни, цели существования, стремление к знанию, творчеству, служению другим людям).

Потребности людей для каждого времени распределены относительно равномерно, а возможности удовлетворения потребностей – различны. Некоторая степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей человека (ребенок или взрослый, мужчина или женщина, с высоким интеллектом или не очень). Но главным источником неодинаковых возможностей удовлетворять потребности служит социально-экономическое неравенство, занятие людьми различных неоднородных позиций в социальной структуре общества (рабочий или бизнесмен, крестьянин или банкир, школьный учитель или министр). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения (можно говорить о едином социально-экономическом статусе) человека в основном зависят возможности удовлетворять те или иные потребности [Гилинский, 2009].
На роль социально-экономического неравенства в генезисе преступности, включая насильственную, обращали внимание еще в XIX веке. Так, по мнению Ф. Турати, «классовые неравенства в обществе служат источником преступлений…. Общество со своими неравенствами само является соучастником преступлений» [Гернет, 1974, с. 111]. А. Принс «главной причиной преступности считает современную систему распределения богатства с ее контрастом между крайней нищетой и огромными богатствами» [Гернет, 1974, с. 119]. С точки зрения А. Кетле, неравенство богатств там, где оно чувствуется сильнее, приводит к большему
числу преступлений. Не бедность сама по себе, а быстрый переход от достатка к бедности, к невозможности удовлетворить всех своих потребностей ведет к преступлению» [Гернет, 1974, с. 375].

Р. Дарендорф признает: «Социальное неравенство, пронизывающее сверху донизу все наше общество, восстанавливает одних людей против других, обусловливает конфликты и борьбу между ними» [Денисов, 1973, с. 56]. Д. Белл пишет, что человек с пистолетом добывает «личной доблестью то, в чем ему отказал сложный порядок стратифицированного общества» [Белл, 1966, с. 267].

Главным в генезисе девиантности, включая преступность, является не сам по себе уровень удовлетворения потребностей, а степень различий в возможностях их удовлетворения для различных социальных групп. Зависть, неудовлетворенность, понимание самой возможности жить лучше приходят лишь в сравнении. На это обращал внимание еще К. Маркс: «Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно также малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины». Более того, «как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или же еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах еще более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно» [Маркс, Энгельс, 1957, с. 446]. Так что по-своему правы были наследники Маркса, возводя «железный занавес» вокруг нищего населения СССР.

Для тех же, кто в современной России не очень доверяет К. Марксу, приведем аналогичное мнение Питирима Сорокина: «Бедность или благоденствие одного человека измеряется не тем, чем он обладает в данный момент, а тем, что у него было ранее и в сравнении с остальными членами общества…. Человек, увидев роскошные одежды и фешенебельные апартаменты, чувствует себя плохо одетым и бездомным, хотя с разумной точки зрения он одет вполне прилично и имеет приличные жилищные условия» [Сорокин, 1992, с. 273].

Социальная неудовлетворенность и попытки ее преодолеть, в том числе – незаконным путем, порождается не столько абсолютными возможностями удовлетворить потребности, сколько относительными – по сравнению с другими социальными слоями, группами, классами.
Поэтому в периоды общенациональных потрясений (экономические кризисы, войны), когда большинство населения «уравнивалось» перед  лицом общей опасности, наблюдалось снижение уровня преступности и самоубийств [Гернет, 1974, с. 306-310, 449-459; Podgorecki, 1969].
Один из докладов на XVI Мировом Конгрессе международного общества криминологов (Кобе, 5-9 августа 2011 года) назывался: «Neo Liberalism, Social Exclusion and Criminal Justice» («Неолиберализм, социальная эксклюзия и уголовная юстиция»). Мне показалась символичной
логика этого пути: от неолиберализма к массе исключенных и далее – к преступности и уголовной юстиции…

                «Новый капиталистический мир»?

Особенно задуматься над «прекрасным новым миром» заставляют труды С. Жижека [Жижек, 2008; Жижек, 2010; Жижек, 2011]. В «Размышлениях в красном цвете» (явный намек на коммунистическую доктрину), Жижек демонстрирует фактически завершенный раскол мира на два полюса: «новый глобальный класс» – замкнутый круг «включенных», успешных, богатых, всемогущих, создающих «собственный жизненный мир для решения своей герменевтической проблемы» [Жижек, 2011, с.6] и – большинство «исключенных», не имеющих никаких шансов «подняться» до этих новых «глобальных граждан».

С. Жижек называет несколько антагонизмов современного общества. При этом «противостояние исключенных и включенных является ключевым» [Жижек, 2011, с. 342]. В другой своей работе, посвященной насилию, С. Жижек утверждает: «В этой оппозиции между теми, кто «внутри», последними людьми, живущими в стерильных закрытых сообществах, и теми, кто «снаружи», постепенно растворяются старые добрые средние классы» [Жижек, 2010, с. 27]. Происходит раскол общества на две неравные части: «включенное» меньшинство и «исключенное» большинство. При этом оба мира неразрывно связаны между собой. Точно так же, как «пороки» капиталистических отношений с их «достоинствами»: «Парадокс капитализма заключается в том, что невозможно выплеснуть грязную воду финансовых спекуляций и при этом сохранить здорового ребенка реальной экономики: грязная вода на самом деле составляет "кровеносную систему" здорового ребенка» [Жижек, 2011, с.19]. Поэтому (и не только) – «даже во время разрушительного кризиса никакой альтернативы капитализму нет» [там же, с.21]. В результате автором предлагается «расширенное понятие кризиса как глобального апокалиптического тупика, в который мы зашли» [там же, с. 8].
Либеральная, неолиберальная идеология (и практика, реальность!) оказывается столь же утопической, сколь утопическими были многочисленные разновидности социалистической (коммунистической) идеологии (и практики, реальности!). С.Жижек прекрасно это понимает, как предвидит и попытку представителей глобальных граждан обосновать капитализм «с человеческим лицом». «Следовательно, пользуясь старомодной марксистской терминологией, главная задача правящей идеологии в нынешнем глобальном кризисе состоит в том, чтобы навязать нарратив, который будет возлагать вину за него не на глобальную капиталистическую систему как таковую, а на ее второстепенные случайные отклонения (слишком слабое правовое регулирование, коррупция крупных финансовых институтов и т.д.). Во времена реального социализма просоциалистические идеологи пытались спасти идею социализма, говоря, что провал "народных демократий" означает провал неподлинной версии социализма, так что социализм нуждается в радикальной реформе, а не в отказе от него. Забавно, что (зачастую те же самые) идеологи, которые высмеивали эту критическую защиту социализма как иллюзию и настаивали на том, что нужно винить саму идею, теперь обращаются к той же самой линии защиты: банкротство потерпел не капитализм как таковой, а его искаженная реализация…» [там же, с. 26].

В развитом капиталистическом обществе все большему числу людей угрожает маргинализация на рынке труда, полное исключение возможностей найти работу и общественная изоляция [Althoff, Cremer-Schafer, Loschper, Reinke, Smaus, 2001, S.29].

Можно, конечно, отмахнуться от трудов Жижека и его сторонников как «пережитков социализма/коммунизма», но как пренебречь современными реалиями: растущим и принимающим катастрофические масштабы социально-экономическим неравенством, миллионами «исключенных» и соответствующей реакцией – от «цветных революций» и «арабской весны» до массового осеннего движения 2011 г. «Оккупировать Уолл-Стрит» (движение поддерживают от 40% до 60% американцев!), перекинувшегося на Великобританию, Италию, Испанию и ряд других европейских государств, а также Японию, Корею, Австралию.

В результате, в частности, «британцы убедились, что в их стране образовался многочисленный и весьма пассионарный слой молодежи, Полностью отчужденный от остального общества и не испытывающий пиетета к либеральным, гуманистическим ценностям Соединенного Королевства. Общество не желало задуматься над тем, что творится в головах у людей, не знающих, что такое работа и зарплата, и чьи родители тоже никогда не работали…» [Остальский, 2011, с. 65].
И не является ли это следствием того, что, по Н. Луману, «эксклюзия интегрирует гораздо сильнее, чем инклюзия… Следовательно, общество… в самом нижнем слое интегрировано сильнее, чем в верхних слоях» [Луман, 2006, с. 45-46]. Думается, это важно учитывать при оценке как девиантных проявлений, так и иных социальных феноменов.

А в России? По различным данным, сегодня в России не менее 50-70% населения – «исключенные» [Бородкин, 2000]. А недавно в СМИ появилась их новая (не очень удачная) характеристика – «гетто». У находящихся в нем людей отсутствуют и солидарность, и ответственность, и надежда как-то выйти из тяжелой жизненной ситуации [Независимая газета, 2011].

«Росстат недавно опубликовал данные о состоянии кошельков россиян. В крайней нищете в России живут 13,4% населения с доходом ниже 3422 рубля в месяц. В нищете пребывают 27,8% с доходом от 3422 до 7400 рублей. В бедности – 38,8% населения с доходом от 7400 до 17 тыс. рублей. "Богатыми среди бедных" являются 10,9% с доходом от 17 до 25 тыс. рублей. На уровне среднего достатка живут 7,3% с доходом от 25 до 50 тыс. рублей. К состоятельным относятся граждане с доходом от 50 до 75 тыс. рублей. Их число составляет 1,1%» [Попова, 2011]. Итого: 41,2% нищих, 49,7% бедных (всего нищих и бедных – 90,9%), 8,4% – состоятельных и, очевидно, 0,7% – богатых…
Достаточно сказать, что к 2010 году продолжительность жизни россиян составляла всего 66,2 лет (61,1 у мужчин и 74,1 у женщин), это – 160-е место в мире. До 2003 г. мужчины в среднем не доживали до «заслуженного отдыха», ибо их продолжительность жизни – 59 лет – была одна из самых низких в мире наряду с некоторыми африканскими странами. Например, в Германии в 2010 г. продолжительность жизни составила 77 лет у мужчин и 82 года у женщин. Россия занимает одно из первых мест в мире по смертности (16,3 на тысячу жителей, 16-17 – только в Восточной и Центральной Африке, среднемировой показатель – 9) [Все страны мира…, 2003]. Валовой национальный продукт на одного жителя России составил в 2003 г. всего $8920 при среднемировом показателе $8180, в Люксембурге – $54430, в США – $37500, в Норвегии $37300, в Японии – $28620 [Доклад о мировом развитии…, 2005].
Двуликость свободной экономики, особенно в российских условиях, начинает все больше осознаваться отечественными учеными, журналистами, вообще мыслящими людьми. «Рабство якобы отменено, а на самом деле присутствует в нашей жизни в полной мере. Только на место личной зависимости встала зависимость экономическая или социальная… Из шести миллиардов людей, живущих сегодня на планете, лишь самое малое меньшинство имеет право на индивидуальность… Остальные превращены в безликую массу, которая используется в экономике, как мясной фарш в кулинарии… Родившийся рабом, на всю жизнь остается рабом промышленности, которая забирает его тело взамен на уголь или кирпич; родившийся среди серых заборов и фабричных корпусов навсегда остается в этом пейзаже, как раб… Различие между реальным социализмом и реальным капитализмом меньше их основного сходства в отношении к человеку как к рабу на промышленной плантации… Управляющему меньшинству принадлежат не только деньги и не только собственность, но и свобода… Колесо социального прогресса застряло в исторической грязи. Оно крутится на месте… Рабство остается рабством, даже если рабы ездят на работу в собственных автомобилях и отдыхают в Египте в отелях all inclusive» [Поликовский, 2012]. Последняя фраза – не про нас ли с вами, уважаемые читатели?

                «Что делать?»

Ясно, что необходимы нетривиальные идеи и решения сложнейших мировых социально-экономических проблем, связанных со «вторым лицом» современного капитализма. Но надежды на своевременность таких неординарных ходов (как создать не социализм и не капитализм!) невелики. «Хозяева мира» вполне удовлетворены status quo. «Исключенные» либо безмолвствуют, либо способны на «беспощадный бунт», не меняющий принципиально порождающих его отношений. Включенный «средний класс» и его идейные представители – либералы и либертарианцы – психологически не готовы отказаться от «благ» рынка и свободной экономики. Тем более, что им есть что терять, и не ясно, что они приобретут со сменой парадигмы и ее практических воплощений.
У автора нет рецептов. Есть уверенность в необходимости принципиальных изменений российского и мирового социального, экономического, политического status quo. И – большое сомнение в реализации этой необходимости (до наступления возможного омницида…).

Об этом же говорилось на 42-ой сессии Всемирного экономического форума в Давосе (2012), прошедшего под лозунгом «Великая трансформация: формирование новых моделей»: «Международное сообщество должно сформировать новые модели управления и предпринимательства, которые были бы направлены на решение проблем, волнующих сегодня людей… Англо-саксонский финансовый капитализм сегодня не в моде» [А. Минеев, 2012].

Как на один из примеров понимания ситуации и попытки предложить некие решения сошлюсь на программу «Огосударствление с предохранителями» Г. Попова, изложенную им в интервью «Голосу Америки» в связи с движением «Оккупируй Уолл-Стрит» [Попов, 2011]. Прошу извинения за длинную цитату. «Средний класс – это хребет современного общества. И его выступления – несогласие не монополистов, не пролетариев, а главной части, сердцевины общества. Это не безработные. Не обездоленные. Не пролетарии. Протестует средний слой. Хребет американского общества… На штурм Уолл-стрит идет Большинство. Оно не желает жить в мире финансовых пузырей и пирамид, наполняющих рынок не реальными деньгами, а разного рода фантиками… Движение еще не вполне осознало, что разгром финансового капитала неизбежно изменит все постиндустриальное общество. Превратит – говоря словами Ибсена – общество троллей в общество людей. Но первый тайм борьбы оно очертило правильно – финансовый капитал. Вот уже двадцать лет мы видим, как финансовые гении спасают нас и весь мир от катастроф. Но с железной неизбежностью возникают все те же повторяющиеся кризисы… Финансово-номенклатурная олигархия с ролью руководителя цивилизации XXI века не справляется… Не справляется – несмотря на то, что обеспечила себе уровень жизни в сотни, тысячи раз превышающий то, что имеют остальные члены общества. Моя идея состоит в том, что общество может существовать без частных банков и бирж. А ключевым звеном финансовой структуры становятся государственные банковские системы, а также системы обществ взаимного кредита и народных сберкасс… Финансовый капитал себя исчерпал потому, что все его концепции были использованы и все не смогли обеспечить выход из перманентного кризиса. Исчерпан весь потенциал денег и денежных механизмов, потенциал монетаризма. Более того, исчерпываются возможности и резервы вообще всего экономического подхода… Поэтому изгнание финансового капитала с его финансово-олигархическими и номенклатурными лидерами – потребность человечества в наступившем XXI веке. Взамен финансового капитала мною предложены два комплекса мер. Внизу и в середине – укрепление среднего и малого бизнеса, обеспечение реальной конкуренции, возвращение рынка. Вторая группа мер – создание государственного банковского сектора, преодолевающего все минусы частного финансового центра… меры по вытеснению финансового капитала обязательно должны согласовываться с мерами по обузданию бюрократии… Опасность огосударствления я полностью признаю и предлагаю целый комплекс мер, систему "предохранителей"… В России, с одной стороны, наиболее разнузданно господствуют и номенклатура, и олигархия. Но, с другой стороны, нет того среднего класса, который составил базу протеста против Уолл-стрит… Народ наш деморализован и дезорганизован. Уже не государственным социализмом, а двумя десятилетиями номенклатурно-олигархического командования в экономике, в культуре, в системе средств информации. Но я вижу и другое. Как растет в массе простых людей России ненависть ко всей системе жизни. Вот почему я думаю, что идеи "Захвати Уолл-стрит" не окажутся в России чем-то чуждым. В конце казавшегося тупиком тоннеля появился просвет. Какая-то Надежда. И я говорю: нам надо идти путем, на который вступает лучшая часть народных масс развитых стран. Лучшая часть интеллигенции. Дальновидная часть бизнеса. Захвати Уолл-стрит – и спаси в XXI веке и себя, и детей, и народ, и Россию, и человечество».

Нельзя сказать, что мнение Г. Попова единственно возможное и единственно правильное. Важно другое: надо обсуждать сложившуюся мировую социальную и экономическую ситуацию и «коллективным разумом» искать пошаговый и некровавый путь выхода из нее.

                Вместо заключения

Итак, с капитализмом все ясно… Как было все ясно с социализмом… Как мне ясно с Россией… [Гилинский, 2011]. Остается последний вопрос: что движет автором этих строк? Ненахождение в мире «новых глобальных граждан» и невозможность в него попасть? Или престарелый возраст, когда мизантропия обусловлена приближающимся естественным Концом? Или же взгляд на Человека и Социум без иллюзий? Ответ на этот вопрос предоставим читателю.
Литература
1. Аснер П. Насилие и мир: от атомной бомбы до этнической чистки. СПб., 1999.
2. Барсукова С.Ю. Неформальная экономика: экономико-социологический анализ. М.: ГУ-ВШЭ, 2004.
3. Барсукова С.Ю. Сращивание теневой экономики и теневой политики (на примере финансирования избирательных кампаний и деятельности политических партий) // Теневая экономика – 2007. Экономический анализ преступной и правоохранительной деятельности. М., 2008.
4. Белл Д. Преступление как американский образ жизни // Социология преступности. М., 1966.
5. Бородкин Ф.М. Социальные эксклюзии // Социологический журнал, 2000. №3-4.
6. Боуз Д. Либертарианство. История, принципы, политика. Челябинск: Социум, 2004.
7. Бурова Н.В. Нелегальная экономическая деятельность: теория и практика измерения. СПб: ГУЭИФ, 2006.
8. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос, 2003.
9. Все страны мира (2003) // Население и общество, №74, август 2003.
10. Гернет М.Н. Избранные произведения. М., 1974.
11. Гилинский Я. Онтологический трагизм бытия, или Размышления малицириста //Молодежь: Цифры. Факты. Мнения. 1995. №2-3.
12. Гилинский Я. Человек человеку волк? // Рубеж, 1995 (а). №6-7.
13. Гилинский Я. Социально-экономическое неравенство как криминогенный фактор (от К. Маркса до С. Олькова). В: Экономика и право / ред.А.П. Заостровцев. СПб: Наука, 2009.
14. Гилинский Я. Новый мир? Размышления профана (2011) // URL:
http://crimpravo.ru/blog/1016.html (дата обращения 27.01.2012).
15. Гилинский Я. Исключенные навсегда (2011) // URL: http://
crimpravo.ru/blog/1044.html (дата обращения 27.01.2012).
16. Глобализация и девиантность / ред. Я. Гилинский. СПб.: Юридический центр Пресс, 2006.
17. Денисов В.В. Проблема социального насилия в современной буржуазной философии // Вопросы философии. 1973. №11.
18. Доклад о мировом развитии 2005: как сделать инвестиционный
климат благоприятным для всех. Всемирный банк. М.: Весь мир, 2005.
19. Жижек С. Устройство разрыва. Параллаксное видение. М.: Европа, 2008.
20. Жижек С. О насилии. М.: Европа, 2010.
21. Жижек С. Размышления в красном цвете. М.: Европа, 2011.
22. Жирар Р. Насилие и священное. М., 2000.
23. Зак Ф. Экономические подходы в уголовной политике // Уголовное право, 1999. №1.
24. Зорькин В. Конституция против криминала // «Российская газета» – Федеральный выпуск № 5359, 10 декабря 2010 г.
25. Клямкин И.М., Тимофеев Л.Н. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М.: РГГУ, 2000.
26. Кристи Н. Пределы наказания. М.: Прогресс, 1985.
27. Кристи Н. Плотность общества. М., 2001.
28. Кристи Н. Приемлемое количество преступлений. СПб: Алетейя, 2011.
29. Кугай А.И. Насилие в контексте современной культуры. СПб., 2000.
30. Кузовков Ю.В. Мировая история коррупции. Интернет-версия.
2010 URL: http://www.yuri-kuzovkov.ru/second_book/ (дата обращения
28.01.2012).
31. Купер Р. Россия, Запад и глобальная цивилизация. В: Россия и Запад в новом тысячелетии: Между глобализацией и внутренней политикой. М.: George C. Marshall, European Center for Security Studies, 2003.
32. Латов Ю.В., Ковалев С.Н. Теневая экономика. М.: Норма, 2006.
33. Луман Н. Глобализация мирового сообщества: как следует системно понимать современное общество. В: Социология на пороге XXI века:
Новые направления исследований. М.: Интеллект, 1998.
34. Луман Н. Дифференциация. М.: Логос, 2006.
35. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.6. М., 1957.
36. Медведев Д.А. Послание Федеральному Собранию // «Российская газета» – Федеральный выпуск № 5350, 1 декабря 2010.
37. Минаев М.В. Постиндустриальный бунт (2011). URL: http://www.
globalaffairs.ru/print/number/Postindustrialnyi-bunt-15357 (дата обращения 28.01.2012).
38. Минеев А. Главный итог Давоса: капитализм вышел из моды //
Новая Газета, 02.02.2012.
39. Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. М.: Аграф, 1998.
40. Независимая Газета, 06.04.2011.
41. Неформальная экономика. Россия и мир / ред. Т. Шанин. М.: Логос, 1999.
42. Остальский А. Восстание дна // The New Times, 2011. №44-45.
43. Погам С. Исключение: социальная инструментализация и результаты исследования // Журнал социологии и социальной антропологии.
Т.II. Специальный выпуск: Современная французская социология, 1999.
44. Поликовский А. Рабы эпохи хай-тек // Новая Газета, 16.01.2012.
45. Попов Г. (О бунте среднего класса, 2011) URL: http://www.
OWS-2012-01-31-138407479.html (дата обращения 04.02.2012).
46. Попова Н. Конфискация IN REM: Свет в конце туннеля? Доходы богатых россиян выше доходов бедных в 800 раз. Почему? // Аргументы недели, 2011. №47 (237).
47. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
48. Теневая экономика – 2007. М.: РГГУ, 2008.
49. Тимофеев Л.М. Теневые экономические системы современной России: теория, анализ, модели. М.: РГГУ, 2008.
50. Фридмен М., Хайек Ф. О свободе. Челябинск: Социум, 2003.
51. Яницкий О.Н. Модерн и его отходы // Социологический журнал. 2004.  №1/2.
52. Althoff M., Cremer-Schafer H., Loschper G., Reinke H., Smaus G.
Integration und Ausschliessung: Kriminalpolitik und Kriminalitat in Zeitengesellschaftlicher Transformation. Baden-Baden, 2001
53. Bauman Z. Wasted lives. Modernity and its outcasts. Cambridge: Polity Press, 2004.
54. Goldstein A., Segall M. (Eds.) Aggression in Global Perspective. Pergamon
Press, 1983.
55. Lenoir R. Les exclus, un francais sur dix. Paris: Seuil, 1974.
56. Podgorecki A. Patalogia ;jcia spolecznego. Warszawa, 1969.
57. Taylor I. (Ed.) The Social Effects of Free Market Policies. An International
Text. Harvester Wheatsheaf, 1990
58. Taylor I. Crime, Capitalism and Community: Three essays in socialist criminology. Toronto: Butterworths, 1983.
59. Taylor I., Walton P., Young J. The New Criminology: For a Social Theory
of Deviance. L., 1973.
60. Wallerstein I. Globalization or the Age of Transition? A long-term view of the trajectory of the world system // International Sociology. 2000. Vol.15, N3.
61. Young J. The Vertigo of Late Modernity. SAGE, 2007.